Всё в мире рано или поздно заканчивается. Закончился и Сумрачный лес, сменившись холмистой равниной. Тиорин, хоть и старалась держаться вдали от торных дорог, одним утром всё же встретила повозку, направлявшуюся в Линд, столицу Тайлинга. Человек, ехавший в ней — какой-то не очень знатный землевладелец — согласился подвезти её, и Тиорин была только рада. Путешествовать в повозке было куда быстрее, чем пешком, а мужчина оказался неразговорчив, как и его кучер.
Равнины Тайлинга ничуть не напоминали южные. Здесь все цвета как будто поблёкли, остыли. По утрам наползал белёсый туман, а небо почти всегда было затянуто тонкими светлыми облаками. Уже на следующий день вдалеке появились очертания города. Тиорин представила себе его шумные улицы, спешащих людей и поняла, что совсем не хочет снова оказываться в таком месте. Она поблагодарила попутчика и распрощалась с ним на берегу реки, вдоль которой с этого места шла дорога.
Если верить памяти и картам, которые она видела в столице, эта река называлась Холодной и текла с востока на запад. Она начиналась на Северном нагорье, протекала по половине герцогства и впадала в океан. Линд стоял в одном из её изгибов, там, где она уже становилась широкой. Тиорин же направилась вверх по течению.
После лесного полумрака и мягкой хвои под ногами было непривычно шагать под чистым небом по каменистой тропе, извивающейся вдоль реки. Её журчание, как и шелест листьев, дарило покой и не мешало ни думать, ни сочинять мелодии. Тиорин чаще останавливалась и снимала с плеча арфу, чтобы проверить, хорошо ли звучит мотив, сложившийся в голове. Песня была почти готова, не хватало совсем немного. Отчего-то ей казалось, что в тот день, когда она придёт на побережье, та сложится сама собой.
Она услышала море раньше, чем увидела его. Мерный шум набегающих и откатывающихся волн, крики чаек и только затем, когда тропа обогнула очередной невысокий холм — безбрежная водная гладь до самого горизонта. Тиорин замерла, затаив дыхание и счастливо улыбаясь. С моря дул ветер, принося мелкие соленые брызги. Он был таким сильным, что, казалось, раскинь руки, повернись к нему спиной – и он поддержит тебя, как поток воды.
Тиорин медленно шагала по тропинке. Натянутая струна, влекущая за собой, ослабевала, становилась едва ощутимой. Все верно — она дошла до края земли, дальше дороги нет, разве что обернуться чайкой, расправить белоснежные крылья и лететь на восток. Туда, откуда дует ветер, туда, откуда катятся соленые волны с пенными гребнями.
Тропинка шла вдоль обрыва и ныряла вниз. У края Тиорин остановилась ненадолго – слишком крутым показался спуск. Осторожно, делая маленькие шаги, она двинулась вниз. Было страшновато, но нога ни разу не сорвалась.
У подножия волны с тихим шелестом набегали на светлый, почти белый песок и откатывались обратно, оставляя клочки пены. Странное это было место – ни громких звуков, ни ярких цветов. Будто все оттенки здесь стерлись, выцвели под ветром и светом, который шел со всех сторон – небо было затянуто тонкими светлыми облаками, и нельзя было даже сказать, какое сейчас время суток.
Тиорин опустилась на песок, подтянула колени к груди. Мелодия, которую она так долго и безуспешно пыталась найти, теперь звучала у нее в голове. Еще не сложившаяся до конца, но совершенно точно та самая. Так смешно… Она бежала за этой мелодией на край света, надеялась найти в ней ответы на все вопросы, а сейчас, когда все, что нужно сделать, посидеть несколько минут, вслушиваясь в свои мысли, и заставить ее звучать под пальцами, Тиорин не чувствовала ничего, кроме спокойствия и тихой, задумчивой радости.
Она услышала почти невесомые шаги за мгновение до того, как краем глаза заметила движение слева. Серебристый лис, ничуть не боясь, сел на песок в паре шагов от нее и обернул лапы пышным хвостом. Тиорин никогда не доводилось видеть такого красивого зверя. Его шерсть мягко поблескивала, лежала волосок к волоску. Черные внимательные глаза казались почти человеческими. Тиорин отвернулась на мгновение, чтобы вглядеться в даль моря, где виднелись острова и поблёскивала искра одинокого маяка, а когда повернула голову обратно, там, где мгновение назад сидел серебристый лис, она увидела человека. Молодого мужчину со светлыми волосами и темно-серыми, почти черными глазами. Он откинулся назад, опершись ладонями о песок, запрокинул голову и вдруг широко улыбнулся, глядя прищуренными глазами куда-то вверх, в высокое небо, затянутое облаками.
— Давненько не видел здесь ваших. Дай-ка подумать… Несколько десятков лет.
Тиорин ничего не ответила – слишком странными показались ей его слова, да и не была она уверена, что он заговорил именно с ней а не, скажем, с одной из пролетающих чаек. Тому, что лис превратился в человека, она не удивилась, хотя в другое время была бы изумлена, если не испугана. Ей сразу вспомнились слова Никты о духе с побережья, который был хранителем для людей, живущих там.
Юноша повернулся к ней и окинул ее взглядом лукаво прищуренных – лисьих – глаз. Только сейчас в её сердце шевельнулась тревога. Даже если дух казался дружелюбным, был ли он таким на самом деле? Никта говорила, что он никогда не показывается иноземцам, может быть, он не будет рад чужаку, пришедшему с юга.
— Я думал, вам здешние края не по душе – слишком суматошные и неспокойные. Но ты чем-то отличаешься от других, тех, что приходили раньше. Подожди…
Он быстрым движением оказался рядом с ней, легко коснулся пальцами подбородка и заставил поднять голову.
— Ты как будто… спишь с открытыми глазами.
Тиорин дернула головой, высвобождаясь и отстранилась, насколько это можно было сделать, не поднимаясь на ноги.
— А ты говоришь загадками, как старая колдунья, — произнесла она и сама удивилась своим словам.
Дух ничуть не обиделся. Он рассмеялся, склонив голову набок, и протянул ей руку.
— Я Меллир, хранитель этого забытого богиней уголка. Неудачное имя для колдуньи, не находишь?
— Тиорин, — она улыбнулась, ответив на рукопожатие. Ладонь Меллира оказалась неожиданно холодной, почти ледяной. — Почему ты заговорил со мной?
Он пожал плечами.
— Удивился. Говорю: давно не видел здесь вашего народа.
Тиорин недоумённо нахмурилась и потёрла лоб костяшками пальцев.
— Моего народа? Но я человек.
— Ты правда так считаешь? — в его глазах мелькнуло удивление. — Ты действительно думаешь, что ты человек?
Меллир задумался о чём-то. Тиорин не произнесла ни звука, недоумевая, что могут значить его слова. Через несколько секунд он шевельнулся, его глаза расширились, как будто он вспомнил что-то важное. Губы дрогнули, но слово с них так и не слетело. Тиорин смотрела на него с любопытством, ожидая, что последует за этим.
— Погляди туда, — протянул он руку.
Тиорин повернула голову и присмотрелась к домикам, которые жались к краю обрыва, а затем вздрогнула, как от громкого неожиданного звука. Она знала это место: берег, изрезанный крохотными бухтами. Видела его раньше — только помнила иначе, с высоты птичьего полёта. Именно оно снилось ей так упорно изо дня в день. Тиорин потрясла головой и сжала виски руками.
— Этого не может быть, я никогда не была здесь, никогда.
Меллир грустно улыбнулся.
— Тогда почему ты вся дрожишь? Если бы ты действительно была бы здесь впервые, ты осталась бы спокойна и спросила меня, что интересного в рыбачьей деревне, на которую я указал.
Тиорин зажмурилась, пытаясь найти хоть одно воспоминание, но виски привычно пронзило болью, и она застонала.
— Я не помню ничего, что со мной было раньше. Совершенно ничего…
Меллир встал на колени перед ней, бережно отвёл её руки. Тиорин смотрела на него широко распахнутыми глазами. Он коснулся её висков кончиками пальцев, и она почувствовала, как будто её обдало ветром.
— Тише, — прошептал он. — Я попытаюсь заглянуть к тебе в голову. Это не должно быть больно.
Она дёрнулась, и он опустил руки.
— Боишься?
Тиорин быстро поднялась на ноги, отряхнула юбку от мелких песчинок.
— Я… я не знаю, — она помотала головой. — Не знаю, почему слушаю тебя, почему тебе верю.
Она отступила на несколько шагов. Меллир, даже не попытавшись встать, протянул к ней руку.
— Подожди, крылатая, не убегай. Я могу тебе помочь. Даже если ты не хочешь, чтобы я разобрался, почему ты ничего не помнишь, я смог бы найти тебе крышу над головой. Ты пришла издалека, и у тебя здесь никого нет.
Тиорин замерла. Ей очень хотелось поверить ему.
— И ты… Не будешь снова пытаться влезть в мой разум?
Меллир вскинул руки, показал открытые ладони.
— Если только ты сама не разрешишь.
Он встал легко, будто был невесомым и подошёл к Тиорин. Она невольно отступила на шаг.
— Меня не нужно бояться, я дух-хранитель, мы не причиняем вреда людям.
— Даже чужакам?
— Даже чужакам, если они, как ты, не желают зла никому, кто живёт здесь, — Меллир протянул руку, указывая на дом на краю деревни. — Пойдём туда. Там живёт женщина, чей муж однажды не вернулся из моря. У неё есть молодой сын, тоже рыбак, но она слишком стара, и ей уже сложно одной справляться с хозяйством. Они хорошие люди и будут рады тебе.
— Я буду должна тебе что-то? — спросила Тиорин, и Меллир обернулся на ходу.
— Нет, зачем? Что ты можешь дать духу?
Она улыбнулась, опустив голову. Он был прав, сказки о духах, просивших золото и драгоценности за помощь, теперь казались смешными. Зачем они тому, кто почти бесплотен и, кажется, не нуждается ни в крове, ни в пище.
— Ты придёшь ко мне, — вдруг сказал он, спокойно и просто. — Не завтра и не через день, но придёшь. Я буду ждать тебя.
***
Время как будто остановилось. Дни сменяли друг друга, как волны, накатывающие на берег. Тиорин порой казалось, что она жила здесь всегда, хотя прошло всего несколько дней. Она не чувствовала себя чужой. В доме, куда привёл её Меллир, ей были рады. Молодой рыбак целые дни проводил в море, а его матери нужна была помощь по хозяйству, и две девичьи руки пришлись кстати. Тиорин привыкла просыпаться на рассвете. Она часто уходила бродить по берегу в одиночестве. Тревога, разбуженная словами Меллира, вновь задремала и сменилась тихим спокойствием. Тиорин слушала рассказы старых рыбаков и шум моря и вплетала их в свои песни. Сочинять их здесь было легко, но они приходили и уходили, не задерживаясь в памяти. Этого было достаточно — они звучали пару раз для тех, кто хотел слушать, а большего Тиорин и не хотела.
Ту же мелодия, которая вела её к морю, Тиорин запомнила крепко-накрепко. Когда-нибудь она унесёт эту песню отсюда, а с ней — шелест сумрачного леса, безмятежное спокойствие каменной Айлэ, каменистую тропу среди неприветливых холмов и неумолчный шум моря.
В одну из ночей вернулся сон, такой же яркий и тревожный, как раньше.
Тиорин проснулась до рассвета и долго лежала в тишине, глядя в темноту широко открытыми глазами. Её казалось, что всё закончилось, когда она пришла сюда, но Меллир был прав.
Когда лучи низкого солнца рассеяли сумрак, Тиорин бесшумно выскользнула из комнаты. Она шла к обрыву — к тому месту, где увидела Меллира в первый день. С того утра ничего не изменилось — да и не могло — и дух действительно сидел на песке у самой воды.
— Я знал, что ты придёшь, — сказал Меллир безмятежно, как будто речь шла о чём-то простом и скучном. — Ты слишком любопытная, чтобы просто жить здесь, как все. Хотя не спорю, это место гораздо лучше многих других.
День обещал быть на удивление ясным, над их головами простиралось чистое голубое небо, только у самого горизонта виднелись лёгкие пушистые облака. Тиорин присела на песок рядом с Меллиром. Она подставила лицо свежему ветру, который растрепал её волосы и холодил кожу. Тревога, с которой она проснулась, быстро исчезала, но её было достаточно, чтобы прийти сюда. Кажется, Меллир и сам ждал её здесь. По крайней мере, он был ничуть не удивлён её появлением.
— Ты сможешь рассказать мне обо всём?
Меллир спокойно кивнул.
— Но ты должна сама этого захотеть.
Она мяла пальцами ткань юбки. Можно было встать, попрощаться и уйти. Тиорин знала, что Меллир не попытается её остановить, даже слова не скажет, но разве это что-то изменит? Возвращающийся сон или её собственное любопытство приведёт её сюда вновь.
— Я этого хочу, — медленно произнесла она наконец. — Я устала жить, не зная ничего о себе.
— Поверни голову, — Меллир прикоснулся к её вискам, как в тот раз, но сейчас она почувствовала только холод её кожи. — Ещё не поздно отказаться. Ты готова?
Она стиснула зубы и кивнула.
Воспоминания хлынули в голову, как полноводная река, прорвавшая плотину. Виски пронзило болью, и Тиорин тихо вскрикнула. Меллир прижал её к себе, начал успокаивающе гладить по спине. Она крепко зажмурилась, прикусила губу и уткнулась ему в плечо, пряча слёзы, выступившие на глазах.
Память возвращалась странными пульсациями, каждая из которых причиняла боль: далёкие западные острова, её народ — крылатые, как назвал их Меллир, отец, брат, вся её жизнь.
Когда боль, раскалывающая голову, утихла, Тиорин отстранилась, и Меллир не стал удерживать её. В его глазах было только сочувствие и сострадание.
— Почему я забыла всё это? — её голос задрожал и надломился. — Почему?..
Меллир коснулся рукой её плеча.
— Я не знаю. Мне почти ничего не известно о тех, кто живёт за морем. Они — вы — лишь изредка прилетали сюда, Сколько времени ты провела на континенте? Полгода?
Тиорин кивнула. По её щекам текли слёзы, но она даже не вытирала их. Её сознание как будто разделилось на две части: одна тосковала по миру из вернувшихся воспоминаний, по дому, а вторая смотрела на них человеческим взглядом и оставалась холодна. Там, на каменистых островах, где прошла её настоящая жизнь, не было почти ничего, что Тиорин сейчас назвала бы прекрасным. Там она была одинокой — как и все остальные — но одиночество тяготило её. Именно поэтому она улетала к людям. Они были другими, более живыми, как ей казалось. Они смеялись, плакали, пели песни, любили. Ей и в голову не могло прийти, что отец или брат могут обнять её, как часто делали рыбаки со своими сёстрами и дочерьми. Отец… был против того, что она так часто улетала из дома. Тиорин поёжилась, вспомнив, каким холодным становился тогда его взгляд. И брат ни разу не заступился за неё. Крылатые неспроста жили так далеко от людей, о чём отец слишком часто напоминал ей. Такова была цена спокойствия и безопасности. И её полёты к берегу были опасны — не столько для неё самой, сколько для тех, к кому она могла привести людей.
— Ты можешь дотянуться до них, — тихо произнёс Меллир. — До тех, кто тебе дорог. У ваших была такая магия, естественная, как дыхание — вы можете чувствовать друг друга, как далеко бы ни находились.
Как она могла забыть об этом?
Она послушно закрыла глаза и попыталась нащупать отзвук чужого сознания. Голос, который был родным.
Брат летел над морем, над белыми гребнями волн, почти касаясь их рукой. Тиорин мысленно рванулась к нему, кажется, что-то крикнула. Она чувствовала себя беспомощной, словно связанной по рукам и ногам, бестелесным голосом.
— Кто здесь?
Она ясно видела его лицо, спокойные и холодные серые глаза.
— Лия?
Так её звали тогда, в прошлой жизни. От звука имени в сердце всколыхнулась радость, пробежала тёплой волной по венам.
И угасла, стоило брату нахмуриться и подняться выше, взмахнув крыльями. Он поднял руки, повернул быстрым жестом к ней открытые ладони, и Тиорин почувствовала, как её обдало холодом. Ещё один резкий взмах, и всё происходящее потускнело, потеряла чёткость.
— Что ты делаешь?! — сумела крикнуть она, но брат только покачал головой.
Видение исчезло так же быстро, как и возникло. С запозданием Тиорин поняла, что сама прервала его, слишком расстроенная и сбитая с толку, чтобы поддерживать связь. Но темнота под закрытыми веками была только мгновение. Другая нить, менее прочная, потянула за собой, и Тиорин ей повиновалась. Следующие видения вспыхивали перед глазами на секунду и гасли, сменяясь темнотой.
Элл, обнимающая седого мужчину с такими же, как у неё, смеющимися глазами. Отца.
Кей, шагающий по улице. Хмурый, в изорванной рубашке, испачканной грязью, копотью и кровью. Живой.
Дарт, мечущийся в бреду, с растрёпанными волосами, прядями прилипшими ко лбу, искажённым болью лицом.
Усилием Тиорин заставила видение вернуться. Силы покидали её, но упрямство никуда не исчезло.
— Я здесь!
Дарт открыл глаза. Он вглядывался в пустоту, пытаясь увидеть того, кто позвал его. У Тиорин сжалось сердце. Она потянулась к нему, но комната — даже не комната, а палатка, погружённая в полумрак — поплыла перед её глазами.
Мир качнулся ещё раз, и её захлестнула густая, холодная темнота.
***
Сознание вернулось не сразу. Тиорин медленно открыла глаза и увидела склонившегося над ней Меллира. Её голова лежала на его коленях. Тиорин почувствовала пальцы на своём запястье и, застонав, неловко высвободила руку.
— Я живая. Кажется, живая.
Меллир неуверенно усмехнулся.
— Рад слышать.
Она попыталась сесть, но стоило немного приподняться, как голова закружилась, и ей пришлось схватиться за плечо Меллира. Он заботливо поддержал её и с тревогой заглянул в глаза.
— Ты в порядке?
— Насколько возможно, — Тиорин поморщилась. — Сколько времени прошло?
— Немного, не больше четверти часа. Я испугался за тебя.
Голова постепенно перестала кружиться, в мыслях прояснилось. Лучше бы этого не случилось. Тиорин тихо застонала и закрыла руками лицо. Она думала, что стоит ей узнать, что было спрятано в её памяти, как всё станет простым и понятным, а на деле…
— Что я сделала не так? — спросила она, не отнимая ладоней от глаз. — Чем провинилась?
— Не думаю, что это имеет значение, — тихо произнес Меллир, но она будто не услышала.
— Я всегда представляла, что найдётся кто-то, кто меня любит и ждёт. Кто-то, кому я не безразлична.
— Ты можешь вернуться к ним, если хочешь. Твои крылья…
Тиорин покачала головой. Больше всего ей сейчас хотелось остаться одной, наедине со своими мыслями, которые ранили слишком больно.
— Я им не нужна, ни кому из них. Ты ведь видел?
Меллир кивнул, но не сказал ни слова, и Тиорин была благодарна ему. Мир рухнул в одно мгновение, казалось, не осталось ничего, за что она могла бы зацепиться.
— Я видел и другое, — сказал он после болезненного молчания, во время которого она безуспешно пыталась остановить слёзы и заставить себя дышать ровно. — Тех, кого ты полюбила здесь, на земле. Я никогда не слышал о том, чтобы у крылатой возникала связь с человеком. Сейчас ты не поверишь мне, даже не услышишь, наверное, но это невероятно. Если ты ищешь что-то, что ещё у тебя осталось — это они. Ты нужна им.
Тиорин покачала головой. Меллир откинулся на песок и смотрел на неё снизу вверх. Под его внимательным взглядом она невольно опустила глаза.
— Никому из них. Если они и дороги мне, то я для них никто.
— Человек в палатке, раненый воин. Он услышал тебя. У него нет ни искры магии, но он тебя услышал. Тот, кто едва помнит тебя, не смог бы этого сделать.
— Ты лишь пытаешься меня успокоить, — она нашла в себе силы грустно улыбнуться. — Я всё бы отдала, чтобы оказаться рядом с ним. Но… я даже не знаю, где его искать.
Меллир закинул руки за голову и закрыл глаза, как будто прислушивался к чему-то.
— В Сизых холмах, — произнёс наконец он. — Сражения сейчас идут там. Ох… — Его лицо исказилось. — Сколько боли и ненависти… Если я отсюда так ярко это чувствую, каково быть там, в самом центре?
Интермедия. Дарт
Инграт склонился над столом, растирая в ступке тёмно-красный порошок. Нижняя часть его лица была замотана тканью, взгляд сосредоточен.
— Не подходи слишком близко, — предупреждающе поднял он руку, когда Дарт вошёл в комнату. — Дышать этой дрянью приятного мало.
Дарт кивнул и опустился на стул у двери. Левую руку он держал неловко, неосторожное движение могло причинить боль, потому что недавняя рана ещё не затянулась.
— Готовишь яд?
— Именно. Нашёл старинный рецепт. По-хорошему, такие записи должны уничтожать, но мне повезло.
В глазах Дарта вспыхнул интерес, он подался вперёд.
— Ты хочешь сказать?..
— Его нельзя вывести из организма с помощью магии, и он убивает почти мгновенно, если попадает в кровь.
В голосе Инграта слышалась гордость, смешанная со злорадством. Идея оружия против магов давно витала в воздухе, но за всё время кровопролитной войны никто не смог придумать ничего действенного настолько, что на средство можно положиться. Убить мага было только подкравшись исподтишка или спящим, то есть почти никогда. Впрочем, из Роаннона их удалось прогнать — герцог был опытным военачальником, и под его предводительством людей Тессара оттеснили к северу. Вести сражения в Сумрачном лесу было невозможно, маги оказались в нём неуловимы, и они беспрепятственно ушли к границе Весты. Её правителю не исполнилось и двадцати лет, а Тессар умел войти в доверие почти к каждому, и мальчишка на троне не стал исключением. Однако стоит отдать ему должное: согласившись не противостоять Тессару в его действиях на границе, он отказался вмешиваться в сражения и, несметря на убеждения и чуть ли не угрозы, остался непреклонен. По правде сказать, в этом была логика — хоть герцог и был юн, он понимал, что исход войны ещё не определён, и если маги потерпят поражение, король жестоко подавит восстание в Весте.
— И как ты собираешься его использовать? — поинтересовался Дарт, который быстро вернулся с небес на землю. — У тебя ведь нет доверенных людей среди тех, кто подчиняется Тессару.
— Арбалетная стрела, — последовал короткий ответ.
Дарт поперхнулся. Такого от всегда осторожного Инграта он не ждал. Не нужно было быть мудрецом, чтобы понять всю безнадёжность идеи.
— Но… — он даже не мог подобрать слов. — Это невозможно. Тессара охраняют маги, да и сам он…
— Он будет выступать с речью на площади. Завтра вечером.
Дарт вспомнил строящийся там помост и медленно кивнул. Может быть, он погорячился.
— Защитный купол?
— Не думаю, — покачал головой Инграт. — Он не боится и, думаю, хотел бы показать это людям.
— Четыре мага по углам помоста, каждый с отменной реакцией. Стрела и высоту набрать не успеет… — Дарт осёкся и с изумлением воззрился на Инграта. — Ты же не хочешь сказать?
— Хочу, — Его взгляд над защитной повязкой стал жёстким. — Если отвлечь их — удачно отвлечь — у стрелка будет несколько секунд.
— А потом от стрелка и отвлекающего нечего будет хоронить, — хмыкнул Дарт. — Ты действительно готов пойти на такое?
Инграт выпрямился и отложил пестик на лоскут ткани. Он повернулся к шкафу, выбрал круглую склянку, покрутил пробку, проверяя хорошо ли она притёрта к горлышку, а затем пересыпал яд туда и плотно закупорил. Смерть, запертая в прозрачное стекло. Дарт про себя улыбнулся этой мысли — неуместно пафосной — но внешне остался спокоен. Инграт избавился от повязки на лице и вдохнул полной грудью.
— Если бы был не готов, не маялся бы с этим, — он посмотрел склянку на просвет. — Но… тебе я приказывать не могу. Если ты прямо сейчас встанешь и уйдёшь, я не смогу тебя удержать.
Дарт покачал головой.
— Не уйду. Это единственный шанс разобраться с Тессаром, как я понимаю?
— Из тех, что в наших силах — да.
Это было самоубийством. Гораздо более надёжным, чем, скажем, верёвка или кинжал. Всё могло пойти не так, но даже если бы план увенчался успехом, ни один из них не прожил бы и пары минут после его исполнения. Дарт прекрасно это понимал, но Инграт был прав: других способов у них не было, да и вряд ли появились бы. Хоть магов и изгнали из Роаннона, на границе с Вестой они чувствовали себя в безопасности — могли отступить к побережью в любой момент. Но это и не было нужно. Сражаться среди холмов, не видя дальше, чем на сотню метров, воины короля не могли. Два отряда были уничтожены почти сразу, остальные же отступили под торжествующий клёкот драконов.
Причиной того, что Дарт остался в захваченном людьми Тессара городе, была его рана. Если бы не Инграт, который, к счастью, оказался рядом, она могла бы стать смертельной. Королевские отряды отходили спешно, и аптекарь объявил, что Дарт не переживёт путешествия. Так оно и было — рана вызвала горячку, и за жизнь Дарта никто бы ломаного гроша не дал. Несколько дней он провалялся в постели, лишь на минуту-две приходя в сознание, но снадобья Инграта сделали своё дело. О том, что он видел в кошмарах и бреду, Дарт не обмолвился ни словом,и Инграт не стал задавать вопросов. Единственное, что беспокоило его — имя Тиорин, которое Дарт произносил так же часто, как имя матери. К призраку прошлого добавилась девушка, которую он едва знал, но чувствовал вину за то, что подверг её опасности. Да и только ли вину?
***
Арбалет, к удивлению Дарта, был в отличном состоянии. Он был уверен, что после последнего сражения у него будет порвана тетива или сбит прицел, но удача была на его стороне, и чинить оружие не было необходимости.
Дарт поднял его, прицеливаясь, и выпустил стрелу в стену. Тетива щёлкнула, раздался привычный короткий свист, и стрела глубоко вонзилась в след от сучка на бревне. "Хорошо", — улыбнулся Дарт. Сила тетивы — что надо. Обычный человек против такого выстрела будет безоружен. Маг же… Об этом лучше не думать, как и о том, что последует за тем, как будет выпущена отравленная стрела.
Даже если ему удастся прийти на площадь и пронести арбалет незамеченным, даже если Инграт сумеет отвлечь магов и обеспечит обещанные несколько секунд, у него будет всего один выстрел. В лучшем случае, он попадёт в цель, в худшем — смерть их обоих будет напрасной.
Мысль о том, чтобы сказать о плане хоть кому-то из горожан, Дарту и в голову не приходила. Люди были слишком напуганы. Нападения не ждал никто, и город оказался беспомощен, сопротивления маги не встретили. Почти весь центр был сожжён, жители прятались в свои дома, запирая двери на два-три оборота и плотно затворяя ставни, и боялись выходить даже днём, не говоря уже о ночных часах.
Глава 13. Огонь и магия
О чём она думала, когда помчалась сюда, к Сизым холмам, надеясь найти Дарта? Одного-единственного человека среди кострищ войны.Тиорин надеялась, что, уйдя с побережья, будет всё так же чувствовать его. Пусть это будет отнимать силы, пусть будет требовать сосредоточенности и упорства, она на это готова. Но нить, связывающая их, истончалась, воспоминания, разбуженные Меллиром тускнели и магия — вместе с ними. Но Тиорин знала: на этот раз они не пропадут бесследно. Останутся навсегда в её голове, как напоминание о том, от чего она отказалась ради Дарта.
И она спешила к нему. Нить — Тиорин сама не знала, почему называла связь нитью — вела её за собой, но с каждым днём, с каждым часом становилась всё слабее, пока наконец не истаяла. Это случилось вчера, и сначала Тиорин не придала этому значения. Она спешила по дороге, скользящей вдоль русла ручья. Сумрачный лес, который она оставляла слева, уже стал всего лишь тёмным пятном у горизонта. Она шагала налегке — арфа осталась в селении на берегу моря. Тиорин было жаль оставлять её, но нести громоздкий инструмент и постоянно заботиться о его сохранности было бы трудно. Одна из девушек, живущих по соседству, давно поглядывала на арфу, и, когда Тиорин разрешала, играла на ней, бережно касаясь струн. Если уж пришлось арфу оставить, то можно было утешаться мыслью, что инструмент достался той, кто оценила его по достоинству.
Собирался дождь, и Тиорин торопилась добраться хоть до какого-нибудь укрытия. Её мысли занимали более прозаичные вещи, чем магическая связь, и она успокаивала себя тем, что, найдя хорошее место для привала, она обдумает всё и снова нащупает потерянную нить.
Но прошло больше часа с того момента, как она нашла сухую пещеру в одном из холмов, а попытки найти хоть отголосок сознания Дарта оставались бесплодными. Раз за разом Тиорин закрывала глаза и пыталась сосредоточиться на еле слышных чужих голосах в своём разуме, но всё было бесполезно. Наконец она разрыдалась от бессилия, лёжа на земляном полу и уткнув лицо в сгиб локтя. Так, в слезах, Тиорин и заснула.
Утро не принесло ничего хорошего: стало холоднее, небо было затянуто плотными облаками. Тиорин наскоро перекусила хлебом с сыром — ими с ней поделилась добрая женщина, у которой она ночевала день назад — и выбралась из пещеры наружу. После вечернего дождя дорогу развезло, и идти приходилось медленнее, то и дело перебираясь на траву рядом с ней.
Ближе к полудню Тиорин решила подняться на холм в надежде, что увидит вдалеке крыши города, который, кажется, должен был быть недалеко. Влажная трава скользила под ногами, и пару раз она чуть не упала. Помогала держаться на ногах только мысль о том, как безнадёжно будет испачкана юбка, если упасть в грязь. С вершины холма открывался вид куда дальше, чем от его подножия, и город действительно был виден. От этого зрелища Тиорин пробрала дрожь. На горизонте поднимался тёмный дым от пожара. Город горел. Этого следовало ожидать, она достаточно далеко зашла к югу, но Тиорин всё же стало страшно. С такого расстояния нельзя было ничего услышать, но ей показалось, что она различает треск огня и крики испуганных людей.
Высоко в небе кружила чёрная тень, похожая на птицу, но гораздо больше самого крупного орла. Дракон, чудовище из сказок, обретшее плоть и кровь.
Чем ближе Тиорин подходила к городу, тем сильнее становился страх и ощущение безнадёжности. Сначала в воздухе почувствовался запах гари — ветер дул с юга, затем послышался и шум. Тиорин расслышала в нём драконий клёкот, но саму тварь увидеть не могла.
Она вошла в город и невольно изумилась пустоте на улицах. Казалось, что он вымер, хотя разумом Тиорин понимала, что люди всего лишь спрятались по домам от греха подальше. На стук в дверь не отозвался никто — боялись — и она не могла их винить.
***
Тиорин брела по улице, не поднимая глаз. Дождь барабанил по мостовой, по плечам, по голове, покрытой капюшоном плаща. Ноги давно и безнадёжно промокли, а пальцы рук немели от холода. Она без особой надежды оглядывалась, ища хотя бы открытую лавку с освещённой витриной, но безуспешно.
— Не двигайся! — раздался резкий окрик.
Тиорин вздрогнула и остановилась. Она испуганно огляделась и увидела на противоположной стороне улицы человека в чёрной одежде. Она должна была испугаться, вскрикнуть, но усталость была слишком сильной, чтобы страх переборол её. Незнакомец поднял руки, и только сейчас Тиорин поняла, что он обращался не к ней, а к парню, притаившемуся на крыше соседнего двухэтажного дома. Тот прятался за скатом, сжимая арбалет. Произошедшее далее случилось так быстро, что Тиорин успела только отшатнуться в тень дома. Парень стремительно поднялся и, почти не прицеливаясь, выпустил стрелу. Магу не пришлось даже защищаться — она прошла в футе от его плеча. Не успел наконечник звякнуть о тротуар, как маг сделал неуловимое движение пальцами. Парень захлебнулся криком и, вскинув руки, схватился за горло, как если бы ему не хватало воздуха. Он отшатнулся и оступился, потерял равновесие. Нелепо взмахнул руками в попытке удержаться и упал. Тиорин крепко зажмурилась, но звук удар и тошнотворный хруст заставил её вздрогнуть и крепче прижаться к стене.
Маг взмахнул рукой, и дом охватило пламя. Тиорин обдало жаром, она бесшумно скользнула в переулок, молясь богине, чтобы остаться незамеченной. Её сердце бешено колотилось, его стук отдавался в ушах ударами тяжёлого молота. Пламя, пожиравшее дом, казалось живым. Оно танцевало на крыше, вгрызалось в стропила, но не перекидывалось на соседние постройки.
Только оказавшись на одной из главных улиц, Тиорин смогла отдышаться. Она и пары часов не находилась в этом городе, но уже ненавидела его до глубины души. Ненавидела, хотела сбежать как можно скорее, но боялась сделать это. В голове застряла упрямая мысль, что скоро должно случиться что-то важное.
Люди медленно стекались к площади, и Тиорин не придумала ничего лучше, как присоединиться к толпе. Они были напуганы и молчаливы, держались небольшими группками — поближе к родным и друзьям. В центре площади возвышался помост, по углам которого стояли четыре фигуры в чёрном. Маги. Тиорин пробрала дрожь, когда она вспомнила о парнишке, который пытался застрелить на улице одного из колдунов. Одного их вида было достаточно, чтобы отбить у людей всякое желание напасть или сделать хоть что-то в этом роде. Все старались держаться подальше от помоста, и Тиорин неожиданно для себя самой оказалась в первых рядах. Она крутила головой, стараясь понять, что происходит, но не делала даже попыток заговорить с кем-нибудь. Точнее, она попробовала заговорить с одним мужчиной, когда только оказалась на площади, но он смерил её таким холодным взглядом, что она поспешила отойти подальше.
Её внимание привлёк человек, стоящий у самого края площади. Сначала Тиорин не поверила своим глазам, решила, что обозналась, но стоило присмотреться, как сомнения исчезли, это действительно был Инграт. Стоял, невозмутимо сложив руки на груди и напряжённо вглядываясь то ли в происходящее на помосте, то ли в толпу сбоку от него. Сначала это показалось Тиорин невероятным, невозможным, но она почти сразу вспомнила, что один или два раза, когда пыталась дотянуться до Дарта, тогда ещё бредившего в лихорадке, слышала голос, показавшийся знакомым. Если она пришла сюда, повинуясь зову нити, а Инграт остался с Дартом, когда тот был ранен, встреча с ним переставала быть невозможной. Становилась маловероятной, не более.
Тиорин поспешила через толпу. Толкнула кого-то, наступила на чью-то ногу, смущённо извинилась несколько раз, и наконец оказалась рядом с ним.
— Мастер? — осторожно окликнула она Инграта и пожалела об этом в следующее мгновение, когда он обернулся.
В его глазах сверкнуло раздражение, смешанное с изумлением, но Инграту удалось усилием погасить его.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, почти не размыкая губ, и, не дожидаясь ответа, приказал: — Убирайся. Быстро.
Тиорин хотела было ответить, но осеклась. На помост взошёл статный мужчина в чёрном камзоле. Он заговорил негромко, но по толпе пробежало волнение, и разговоры утихли.
— Люди Граана, я пришёл сюда, чтобы поговорить с вами. Не казнить, не убивать. Поговорить. Вы боитесь меня, называете чудовищем, убийцей… Что ж, я не буду спорить с этим, — Тессар развёл руками, показывая свою искренность. — Я действительно убивал, но задумайтесь: сколько человек погибли здесь от моей руки? Пятеро, шестеро?
— Считай и тех, кто сгорел в собственных домах! — раздался возглас из толпы.
— Этого можно было избежать…
Голос Тессара стал низким, бархатным. Он говорил так спокойно, так легко подтасовывая факты, что Тиорин поймала себя на мысли, что слушает его и почти верит. Она встряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Что бы он ни говорил, за его спиной оставались пожарища и мёртвые тела — убитые люди, которые были чьими-то друзьями и близкими.
Инграт нетерпеливо покачивался с пятки на носок. Судя по брезгливости на его лице, речь Тессара на него не действовала совершенно.
— Что ты забыла здесь? — вдруг спросил он, даже не пытаясь скрыть раздражение. — Молчишь? Тогда слушай — один раз и кратко. Объяснять времени нет. Что бы я ни сделал, стой здесь. Не кидайся на помощь, не делай никаких глупостей — убьют, не моргнув глазом. Даже если меня ранят, даже если…
— Что вы задумали? — выдохнула Тиорин и с испугом огляделась, не слушает ли их кто.
Инграт криво усмехнулся.
— Полнейшее безумие, — ответил он. — Так что что бы ни произошло, не лезь ни к кому под руку.
Тиорин медленно кивнула. Она понимала, что Инграт ничего ей не скажет. Его губы вновь сжались в прямую линию, взгляд стал непроницаемым. Она попыталась проследить, куда он смотрит, и начала вглядываться в толпу. В какой-то момент её глаза встретились с глазами человека, стоящего там, и сердце пропустило уда