Слыша все эти новости, следующие одна за другой, мне было больно за этого человека, ставшего частью моей жизни. Помоги ему, Господи, в его скитаниях по этой неприютной для него земле. Несмирение, с одной стороны, и непреклонность, с другой, двух, в общем-то, неплохих людей дали мне грустную возможность поразмышлять о том, насколько опасны эгоизм и самолюбие и какую они приносят порчу в наши души.
* * *
После гроз ночных
Сверкают дерева.
Первый снег в горах –
Последняя их новость!
Я готов забрать свои слова
За свою ненужную суровость.
Пусть опять стрижи
Кружатся у лица,
В дальний путь взволнованно готовясь.
Жизнь моя, без края и конца,-
Ты моя единственная новость!
Око за око - и все слепые. Зуб за зуб - и все беззубые. Таков закон. А благодать отдаст даже тело свое ради ближнего, ибо такова любовь. Но закон царствует только на земле, а благодать, когда воцаряется на земле, то возносит на Небеса. Закон - для плотских, а благодать - для рожденных в Духе. Поэтому приверженцы плоти одержимы завистью и местью, а благодатные души исполнены сострадания и любви. Не ошибись в выборе, душа моя, ибо в этом мире выбор происходит каждое мгновение и склонение души даже на мельчайший волосок учитывает Господь. О мире всего мира жаждет молиться душа моя, а дух мой выходит из времени и живет всесильным словом Твоим, Христе (Мф. 24: 35): Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. И каждый малый человек - велик, ибо носит в себе Самого Тебя, Владыка, Подателя вечной жизни. И как только он осознает это глубоко, всем духом своим, то весь исполняется благодати и еще на земле живет как на Небе, «смертию смерть поправ», входя под покров светозарного бытия Твоего.
ОЧАРОВАННАЯ ДУША
По рукам и ногам вяжет меня дружба земная и не дает оторваться от земли. Благословенны все «враги» мои, ибо не давали мне забыть о Небе, не попуская покоя ногам моим и веждам моим дремания. И дабы не считал я себя мудрым, называли писания мои бредом и чушью. Чтобы не надевал я личину старца, высмеивали меня, как расчетливого спекулянта псевдодуховных изречений. Поистине благодаря «врагам» моим, вернее, благодетелям, разрушилась ложная опора души моей, опора на людское мнение, а Святое Евангелие Твое, Христе, стало жизнью ее. Потому не «враги» мне зложелатели, ибо сам я себе - наибольший враг и наизлейший зложелатель, лишающий сам себя спасения гадкой гордыней и тщеславием сердца моего. Господи, Спаситель мой, безпристрастной любовью научи меня любить ближних моих и благодарной любовью исполни сердце мое ко всем ненавидящим меня, даруй им мир Свой непреходящий, ибо они так возлюбили меня, что привели в мир неизреченного святого Царства Твоего, Христе, в ненасытный покой священного безмолвия.
Убедившись, что иеромонах Филадельф прочно обосновался на Решевей и с увлечением занялся пчелами, я отправился навестить отца. Он жил счастливо, совершенно удовлетворенный своей жизнью, радуясь уютной квартире и теплому климату. Послушницы иногда гостили у него, стирали ему одежду, убирали в комнате и помогали покупать продукты. Послушник Александр и Илья обустраивались в Ермоловском скиту вместе с приехавшими из северной обители монахами. Иеродиакон Савва уехал в монастырь к отцу Пимену и там исполнял послушание эконома. Еще одна грустная новость пришла от послушниц: они жаловались на то, что монахи недовольны их присутствием в мужском скиту и не оказывают им никакой помощи. Я пообещал переговорить об их положении с архимандритом и поспешил в Москву, где поселился на подворье монастыря, ожидая приезда игумена, намереваясь затем посетить отца Кирилла.
Там неожиданно мы повстречались с бывшим послушником Евгением.
- Отец Симон, я так рад вас видеть! Как здорово, что мы встретились в Москве! Давно хотел с вами объясниться... Благословите?
Я молча слушал продолжение его вступления.
- Понимаете, все хочу у вас попросить прощения за то, что на Псху распускал о вас сплетни и дурные слухи... Прошу простить меня за всю клевету, которую я о вас говорил! На меня словно нашло какое-то помрачение. Жил как в чаду мысленном... Простите меня, враг попутал: я действительно верил, что вы агент КГБ и выведываете все о монахах на Псху! Все мне виделось наоборот. И в чем я только вас не подозревал... Теперь об этом даже стыдно вспоминать! - искренно покаялся он, когда мы стояли в коридоре подворья.
- Бог тебя простит, и я прощаю! А как ты сейчас живешь? Куда собрался?
- Милостью Божией, благодаря причащениям, молитвам и жизни в горах, на природе, вроде бы пришел в порядок. Делал все, как вы советовали, отче. Теперь я инок Иаков. Постриг меня в иночество отец Ксенофонт. Слава Богу за все. Уже нет тех жутких состояний, когда весь свет был мне в тягость, с которыми я тогда появился на Псху. Страшные дела, как город меня попортил, только сейчас все это ясно увидел... Будто прозрел, отец Симон, верите?
- Верю, верю, - улыбнулся я. - Не ты первый такой...
- Знаете, ведь я келью построил на Решевей, чтобы с вами соревноваться, по гордости, конечно, - продолжал инок. - Сейчас восстанавливаю свои документы. Паспорт-то я выбросил, а сейчас вижу, что он мне может пригодиться. Хочу попаломничать немного, в Лавру съездить, в Дивеево. Заодно нужно мать навестить. Помогу ей и обратно на Псху поеду. У меня к вам личный вопрос, можно?
- Можно, говори.
Мы отошли в сторону, пропуская верующих, идущих в храм.
- Меня что удивляет, отец Симон. Вы же помните мое ужасное устроение? Был я никудышный человек, да, собственно, им и остался, только немного выздоровел духовно. Спасибо вам, что тогда поддержали меня и укрепили в вере и молитве! С той жизнью в грехах давно покончено... А тут на подворье ко мне монахи подходят: «Ты, - говорят, - пустынник, в молитве понимаешь. Давай рассказывай, что знаешь! Учи нас Иисусовой молитве». А мне совестно советы давать, ну какой из меня пустынник? И людей обижать не хочется... Что делать?
- То, что ты помнишь свои грехи и каешься в них, это хорошо. Но если приобрел некоторый опыт в молитве, а он у тебя есть, то делиться этим опытом с братией - дело нужное. Помогай теперь другим, как когда-то помогали тебе! Если люди спрашивают совета, отвечай со смирением то, что знаешь из отцов и из опыта. Монахам в городе отовсюду тоска, потому и спрашивают о молитве. А если не знаешь ответа, говори просто: простите, не знаю.
- Ага, это мне понятно, так и буду поступать. Еще раз простите, отец Симон!
- С Богом, отец Иаков! Передавай поклон отцу Ксенофонту, когда увидишь его.
Так завершилось мое первое испытание клеветой, о которой я читал в книгах, но в жизни столкнулся первый раз. Отчасти мне стало понятно тяжелое состояние души клеветника, и сердце ответило состраданием к его терзаниям.
Игумен задерживался, и я решил съездить в Лавру к батюшке. Меня приютил в издательском отделе архимандрит Анастасий. От него я с сожалением услышал, что старец вновь лежит в Кремлевской больнице. Пока я раздумывал как быть, у преподобного Сергия в Троицком храме мне попался на глаза седой бородач - странник Анатолий, с четками на шее и на правой руке. Он поседел еще больше. Густая борода пышно лежала у него на груди.
- Батюшка, вот так встреча! А я, знаете, чувствовал, что вас здесь увижу. По вашим молитвам я сподобился побывать на святом Афоне! - Он с гордостью показал мне четки на руке и на шее. - Видите? Со Святой Горы! Вам даже икону Иверскую привез!
Я не верил своим ушам:
- Неужели так просто можно взять и поехать на Афон? Анатолий, расскажи поподробнее!
Он взял сумку, из которой торчал рулон белой бумаги. Мы вышли из храма и сели на скамейку. К ней сразу слетелась стайка голубей, безбоязненно расхаживая у наших ног. Странник развернул рулон фотобумаги: на меня глянули такие родные, такие проникновенные глаза Пресвятой Богородицы, что сжало всю грудь от сильного переживания.
- Спасибо, Анатолий! А как ты попал на Святую Гору? - разволновался я. - Не могу даже представить, что это возможно...
- Ну, батюшка, вы даете! Сидите на Кавказе и ничего не знаете... Сейчас, если есть деньги, куда хочешь можно поехать! А я попал туда просто: дали мне добрые люди поминальных записок в-о-о-т такую стопу. - Анатолий показал руками размер стопы. - В общем, целый чемодан. Вручили деньги и сказали: «Поезжай, раб Божий, на Афон. Отдай эти записки монахам в Русский монастырь!» Сделали они мне визу в Грецию на две недели, ну я и полетел...
- А как же ты без языка на этот Афон добирался? - Этот вопрос меня безпокоил больше всего. - Как с греками объясняться приходилось?
- Очень просто, руками и головой объяснялся! Греки умные, все понимают. Вот уж где я намолился, так намолился... Службы у них все ночные, как у вас на Решевей. Но зато праздничные всенощные какие долгие! Идут безпрерывно по десять-двенадцать часов! Хотя ничего не понимаешь, но достанешь четки и молишься, и молишься... Аж дух захватывает!
Я преисполнился уважением к Анатолию, к его рассказу об Афоне и к самим афонским монахам.
- Где еще довелось тебе побывать на Святой Горе? - нетерпеливо спросил я.
- В Ивироне был, у самой Матушки, Игумении Горы Афонской, - у Иверской иконы Матери Божией! - Странник счастливо улыбнулся, вспоминая свое паломничество.
- Да, Анатолий, завидная у тебя судьба- ты уже во всех святых местах побывал! А я еще нигде не был, - со вздохом поведал я.
- А чего вы теряетесь? Сделайте визу в консульстве в Москве - и вперед, с Богом, на Афон! Я о вас буду молиться, чтобы Пресвятая Богородица привела вас на Святую Гору... Я ведь вам пожизненно благодарен! Вот, здесь, - странник постучал в грудь кулаком, - Христос знает, какая у меня к вам любовь!
- Спасибо, спасибо, друг! Я подумаю, помолюсь... Может, и вправду попробовать? Когда-то мы с отцом Пименом просились в афонский монастырь святого великомученика Пантелеймона. Только тогда старец не благословил... Возможно, в паломничество он все же разрешит поехать, кто знает? - Мы помолчали, углубясь в свои думы. - А теперь ты куда собрался, Анатолий?
- Пойду опять в далекие страны: желаю Богу молитвой послужить! Хочу до самого Рима добраться, где святые апостолы проповедовали... - Он устремил мечтательный взгляд вдаль. - Сердце тянет помолиться у мощей святых Петра и Павла, побывать в катакомбах, где святых мучеников хоронили, у Алексия, человека Божия. Говорят, все это где-то в Риме находится...
- А не тяжеловато тебе? Ведь у тебя возраст уже такой, что не до путешествий, - посочувствовал я моему другу. Его очарованная душа находила во мне какой-то особый отклик.
- Батюшка, я не путешественник, а странник. Вы же меня благословили на странничество! Конечно, иной раз нелегко бывает: где и поработать приходится - то на огородах, то на кухнях, то на разных погрузках... Но с молитвой все иначе: помолишься, помолишься - и все идет как по маслу, слава Тебе, Господи! Бог - Он всегда помогает тем, кто молится, вы же знаете... К тому же везде попадаются добрые люди, не обижают! - Он достал из кармана потертой куртки хлебные крошки и высыпал их на асфальт. Голуби засуетились возле него, некоторые сели ему на плечи.
- Спасибо тебе за икону и рассказ, Анатолий! Храни тебя Господь...
- И вас пусть хранит Господь, отец Симон! А Матерь Божия пусть на Святую Гору приведет...
Мы обнялись. Я оставил его, окруженного голубями. После этого разговора во мне возникла уверенность, что нужно попросить у батюшки благословение в паломничество на Святой Афон.
Наконец приехал отец Пимен и взял меня с собой к старцу. По дороге мой друг с сомнением качал головой, слушая историю паломничества странника Анатолия на Афон.
- Слушай, отец, ты же не Анатолий! Греческого языка не знаешь, как будешь один паломничать? Нужно обязательно с переводчиком ехать, если еще визу дадут. Не знаю, не знаю... Стоит ли бросать пустынь и становиться паломником? Пусть старец рассудит... А насчет сестер в Адлере не знаю, что и сказать: монахам тяжело жить рядом с молодыми девушками, что я могу сделать? Им нужно искать другое место.
Он долго исповедовался в палате, где лежал отец Кирилл, который теперь перешел на полный присмотр врачей, периодически проверявших состояние его сердца после операции.
- Рад, рад видеть вас обоих, отче Симоне! - приветствовал меня Старец своей умилительной улыбкой, снимающей с души все скорби. - Вы так и ходите друг за другом? Что ж братские отношения- дело хорошее, да... Всегда поддерживайте друг дружку... - сказал отец Кирилл, благословляя уходящего архимандрита... - А как дела в скиту?
Я исповедовал все свои ошибки, горячо каясь в неудачах - в неумении хранить мир среди монахов и направлять их к миру, а также в привязанности к одним людям и в неприязни к другим...
- Скорби побеждают меня, батюшка, снова и снова... Слаб я и немощен, чтобы мужественно и стойко претерпевать их. Как ни стараюсь, они овладевают мной, и пока единственный мой выход - уходить от людей или в верхнюю келью на Грибзе, или в пещеру на Пшице... Разве это не отступление монашеское?
Духовник слушал не перебивая, полуприкрыв глаза. Когда я умолк, после некоторого молчания он заговорил:
- Во-первых, нам не должно входить в разбирательство чужих дел и грехов, давать им ту или иную оценку. Поэтому ты запутался в двух соснах. Затем, тот, кто постиг, что в скорбях созревает и укрепляется истинная молитва, печалится, когда Бог не посылает ему скорби, а когда обретает их, то встречает с радостью. Это признак того, что душа избавляется от рабства мира сего и обретает в себе мир, «превосходящий всякий ум».
- Батюшка, простите, мне кажется, что это еще очень высоко для моего слабого духа... - в раздумье промолвил я.
- Высоко не высоко, а делать надо. Дух бодр, плоть же немощна (Мф. 26: 41). Делай понемногу, да вдруг и сделаешь... - Отец Кирилл улыбнулся. - Нужно всегда помнить, что привязанность - страшная вещь. Она убивает на корню все отношения с близкими, как и вышло у тебя в скиту. У того, кто растит в себе привязанности, благие обстоятельства убывают одно за другим, а дурные обстоятельства разрастаются, как мухоморы под дождем... У того, кто живет в привязанностях, молитва не изгоняет страхи, а те добродетели, которые придуманы умом и не стяжались потом и кровью, будут безполезны, как лопата без черенка...
- Что же делать, отче? Каким путем дальше идти? - Весь свой слух и внимание обратил я к словам старца.
- Иди средним путем, отец Симон. Средний путь назван золотым или царским путем, ибо ведет к умиротворению ума, очищению сердца и закреплению его в непрестанной молитве, за которой следует святое созерцание, если Бог того сподобит... Поддерживай не этот мир, суетный и привременный, но поддерживай и укрепляй Царство Божие в самом себе. О горнем помышляйте, а не о земном (Кол. 3: 2). Так спасешься сам и тысячи вокруг тебя, по словам преподобного Серафима, да... - Немного передохнув, отец Кирилл продолжил: - Даже если мы понимаем, что Евангелие истинно, но при этом не совершаем благие поступки и не ведем внимательной жизни, не уделяя должного внимания молитве, не храня ее благоговейно и впадая в многоразличные грехи, мы не сможем прийти к спасению, сами себе создавая все новые и новые препятствия. Внимательная жизнь, отче Симоне, означает, что мы не должны рассеиваться в любых обстоятельствах - ни в скорбях унывать, ни утешениями благодати упиваться, а хранить и беречь непрестанную молитву, которую Бог даровал, - это корень духовной жизни, да, корень духовной жизни...
- Почему же я периодически падаю, батюшка? Почему это происходит? - волнуясь, спросил я.
- Из-за неприметного роста гордыни в душе Бог попускает тебе эти падения. Это вот самая беда и есть... Чем больше у людей гордыни, тем жизнь хуже. Смотри сам, как оно идет от поколения к поколению: рост гордыни есть прямая причина деградации человечества... Только духовно свободный человек может помочь несвободному, опутанному грехами и заблуждениями человеку. Нам необходимо стать свободными и мужественными православными людьми в Боге, а быть равнодушными, слабыми и трусливыми нельзя. Ни в коем случае, да, да...
Сострадание и евангельская любовь к ближним заключены в самой основе духовной свободы, «которую даровал нам Христос». Только свободный духом может всем сердцем возлюбить ближнего, потому что он ни от чего не зависит! Так-то, отче Симоне... Именно поэтому святые помогают миру своей благодатью и молитвами. Прямая задача Церкви - сделать нас духовными существами во Христе, а не бренными жителями земли, привязанными к плоти и к суетной и ложной жизни. Этому следуй, отец Симон, и этому учи людей... Помни, что без любви нет спасения, а без отречения от привязанностей нет любви. Умение молиться непрестанно - это начало нашего спасения, а умение мужественно претерпевать брани - его завершение. Бог больше всего любит души, воспитывающие в себе эти качества.
- Спаси вас Христос, батюшка, за наставления и вразумления. Есть у меня еще один вопрос: недавно в Лавре я узнал, что можно, как паломник, съездить на Афон. Как вы благословите: ехать или не стоит? - Мне пришлось собрать весь дух воедино, молясь о решении старца и стараясь удержать волнение.
- А как у тебя на сердце? Что оно говорит? - Отец Кирилл испытующе смотрел на меня улыбающимися глазами.
- Я бы поехал не раздумывая, отче дорогой.
- Ну, на месяцок можно попробовать! Делай визу, а там посмотрим, там посмотрим, да... Ищи дальше духовное знание, отец Симон, не останавливайся. Может, на Афоне найдешь кого-нибудь из прежних отцов, которые вразумлены Духом Божиим. - Духовник прикрыл глаза, словно засыпая.
- Отче, родной, я от вас ни к кому не уйду и всегда буду вам верен! Вы мой единственный батюшка на свете! - от всего сердца высказал я свою любовь к старцу.
- Хорошо, хорошо... Бог тебя благословит! Поезжай в паломничество, разузнай, как там отцы подвизаются...
- Языка не знаю греческого, отче! От этого и нахожусь в смущении.
Я действительно не представлял себе, как добираться до Афона, если английский у греков не в ходу.
- Бог все управит, отец Симон, не переживай! - напутствовал меня Старец. - Возьми еще обязательно благословение у наместника.
В отделе внешних церковных связей Московского Патриархата визами ведал знакомый мне по патриаршим службам в Лавре архидиакон.
- На Афон собрался? Сделаем визу. На месяц хватит тебе?
Это было больше, чем я ожидал, рассчитывая на две недели.
- А как мне в Греции добраться до Афона и Русского монастыря?
- Не знаю, не знаю, это не ко мне, отец. Поезжай на Афонское подворье, там тебе все расскажут... - мгновенно схватив суть дела, ответил архидиакон и поспешил по коридорам отдела с папками под мышкой.
На Афонском подворье Русского Пантелеимоновского монастыря мне приглянулся бравого вида монах лет тридцати в греческой рясе и камилавке. Он толково объяснил мне, как действовать в Греции, и на листе бумаги написал адрес подворья русского монастыря в Салониках.
- В аэропорту просто покажи этот адрес таксисту, и он доставит тебя, куда нужно! Это не очень далеко...
Я замялся насчет денег. Монах понял мой безмолвный вопрос:
- Не бойся! В Греции таксисты честные... Если какие-нибудь деньги у тебя есть, сразу поменяй на драхмы. Передавай отцам поклон от иеромонаха Пантелеймона...
Хороший, обаятельный человек почему-то надолго запомнился мне.
В Лавре наместник поначалу строго отнесся к моей просьбе:
- Отец Кирилл, говоришь, благословил? А что ты в Греции будешь делать? Там же ничего нет! Знаешь, что такое «грек»? Это - грех!
Такого толкования я прежде никогда не слышал, поэтому осмелился возразить:
- Отец Феофан, в книге «Жизнеописания Афонских подвижников благочестия XIX века» и в Афонском Патерике описано множество великих святых и достойных подвижников. Мне хотелось бы им поклониться. И еще я очень люблю Иверскую икону Божией Матери, в честь которой у нас скит назван в Абхазии. А эта икона находится на Афоне.
Настоятель заложил руки за спину и несколько раз быстрым шагом прошелся по кабинету.
- Ладно, убедил. Ступай к казначею. Он тебе выдаст нужные средства на билеты и дорогу. - Затем резко повернулся ко мне: - Слушай, у нас подворье создается в Геленджике. Давай принимай его!
- Отец наместник, где Геленджик и где Псху? Это очень далеко от нас...
- Как далеко? Ерунда... Твой скит на Кавказе, так? И Геленджик на Кавказе. Вот и следи за обоими скитами!
- Простите, отец наместник, боюсь, что не потяну... - Спасительная идея пришла мне в голову. - Разрешите с отцом Кириллом посоветоваться?
- Хорошо, советуйся...
Архимандрит широким размахом подписал мое прошение о денежной помощи, и я вышел от него, не чувствуя под собой ног. Дрожащими руками я набрал номер батюшкиного телефона в палате больницы.
- Батюшка, это вы? Простите, что безпокою... Наместник только что предложил мне принять строящееся подворье в Геленджике!
- А ты что ответил?
- Сказал, что с вами посоветуюсь... - В трубке послышался треск: похоже, отец Кирилл засмеялся.
- Ты пока давай на Афон, а там видно будет... Геленджик не твое место.
- Спасибо, спасибо, отче! Успокоили! Помолитесь обо мне...
Визу мне сделали быстро. Я попрощался с отцами в Лавре, взяв от них письма к знакомым монахам, и, не помня как, будто в мгновение ока, очутился в Салониках. Только что прошел небольшой дождь, который не прибил даже пыли. На замутненном желтоватом горизонте тянулись невысокие, выгоревшие от жары хребты, с зелеными пятнами виноградников и небольших рощиц. На окрестных холмах дома с красными черепичными крышами, словно привстав на цыпочки, загляделись в морскую даль. «На Таджикистан немного похоже, - подумалось мне. - Только дух лучше, православная страна как-никак!»
Рожденные от Бога, мы призваны Им жить Его жизнью, настолько свободной, что эта Божественная Свобода не вмещается в нас, ибо слишком тесны узы нашего тела, в котором мы ждем свою смерть. Но когда мы добровольно отказываемся от всего, неожиданным образом в нас вливается духовная сила, в которой и через которую мы обретаем духовную свободу в Духе, ибо Бог есть Дух. Даже когда я блуждаю во сне, знаю, что это сон, рождающийся в моем уме, который пребывает в Духе Твоем, а Ты окружаешь меня со всех сторон, сторожа мои сновидения. А когда пробуждаюсь я, то Твои объятия, Боже, встречают меня, куда бы я ни обернулся. Ты - жизнь моя, Господи, хочу навеки стать единым с Тобою!
СВЯТАЯ ГОРА
Господи, для Тебя все люди- словно малые дети. Но ты серьезно внемлешь и малому ребенку, как умудренному старцу. А о тех, кто убелен сединами, ты заботишься как о младенцах. Почему Ты более всего возлюбил детей, Христе мой? Потому что души их, подобные дыханию только что распустившейся розы, привлекают милость Твою и любовь. А души измученных своими грехами и заблуждениями Ты видишь немощными и слабыми, и потому лелеешь их, словно больных младенцев, в объятиях Своего милосердия. Ты, Христе, вечно юн, как вечно юная вечность Твоего блаженства, не ведающая старости детей земных. В такую юную вечность роди меня заново, Боже, несказанным рождением от Духа Святого. Ибо в чем корень старости душевной? В горьком эгоизме, в который вновь и вновь впадает дух мой, где и находит свою смерть. Знаю, что лишь смерть эгоизма положит конец моему страданию, когда, возрожденный Тобою, Христе, услышу глаголы уст Твоих: «Все Мое - твое! Ты был мертв и ожил, и пришел к Нам!» И тогда радости нашей никто не отнимет у нас, ибо Ты даешь прозреть духовным очам в благолепном видении Твоем.
Жужжащий говор аэропорта остался позади. Таксист повез меня по улицам города: чистые и опрятные, оттененные высокими платанами и заполненные множеством магазинов и кафе, они выглядели уютными и мирными. Часто встречались красивые церкви иной, восточной архитектуры, напоминающие те, которые я видел в Ново-Афонском монастыре. Лица прохожих удивляли своим славянским видом, не похожим на их описания в книгах по греческой мифологии. Во всем проступала иная христианская культура, очень своеобразная и глубокая.
В одном из районов города таксист высадил меня из «Мерседеса» на узенькой улочке, помахал рукой: «Сто кало!» На звонок в дверь мне открыл седенький, немного согбенный от старости, худенький монах, подпоясанный какой-то веревочкой. «Должно быть, этот старичок - сторож при подворье...» - подумал я, осматриваясь. Меток представлял собой двухкомнатную квартиру на первом этаже. В комнате стояло несколько двухъярусных коек.
- Снимай рюкзак. Что, паломничать приехал? - спросил меня старичок, обратив ко мне светлое приветливое лицо с мягкой вьющейся белой бородой.
- Паломничать, отче. В нашем монастыре хочу помолиться. К Иверской иконе Матери Божией сходить, а там как Бог даст... - в общих словах передал я свои намерения.
- Так, так... А кушать будешь? Тогда помогай мне. Помой помидоры и огурцы да хлеб нарежь. А я пока картошку сварю. Скоро братья приедут, тоже кушать захотят... - старческим голосом дребезжал он.
«Какой необыкновенно добрый дедушка, и еще веревочкой подпоясан...» - думал я, нарезая помидоры и огурцы.
- А вы давно в монастыре, отче? - с любопытством спросил я.
- Давно, давно, - тихо засмеялся монах.
- А игумен у вас строгий?
- Строгий, строгий игумен, хе-хе-хе... - Монах поставил на стол сковороду с поджаренным картофелем, затем полил помидоры и огурцы оливковым маслом.
- Читай молитву!
Когда мы потрапезничали и помыли посуду, мой сосед по метоху ушел в другую комнату, закрыв дверь.
В прихожей зазвенел звонок. Из двери выглянул старичок:
- Пойди открой, наши монахи приехали!
В комнату шумно вошли трое или четверо рослых монахов.
- А отец игумен у себя в келье?
- Какой отец игумен? - не понял я. - Этот старичок?
- Ну конечно! Кто же еще? - рассмеялись они. - Ты что, игумена не узнал?
«Вот, какие здесь игумены! - поразился я. - Вот это смирение, о котором я читал только в древнем Патерике...»
Когда настоятель монастыря вышел из своей комнаты, я со стыдом упал ему в ноги:
- Простите, отец игумен, не узнал вас...
- Ладно, ладно, Бог простит! Хе-хе-хе... - осветясь тихим добрым смешком, ответил он.
Эта первая встреча ярким и сильным впечатлением, родившимся из удивления пред высокою мерою монашеской жизни на Афоне, глубоко проникла в мое сердце - встреча не с величественным, грозным хозяином монастыря, с проницательным зорким оком, а со смиренным и кротким старцем, заботливым и добрым отцом своего многочисленного монашеского семейства.
Сизые и бледно-зеленые горы Греции с сухими, желтыми, давно убранными полями мелькали по сторонам нашей машины. На солнце блестели солнечные батареи, стоявшие на крышах домов, окруженных садами, оживляющими монотонный пейзаж. Разрешение на посещение Афона монахи помогли мне сделать в Салониках. Вместе с игуменом, сидевшим рядом с водителем-монахом, мы прибыли в небольшой городок Уранополис, последний перед Афоном, и, выждав очередь, состоящую из большого скопления лесовозов и джипов, заехали на паром. Мои попутчики отправились в буфет пить чай, а я подошел к борту и стал жадно всматриваться вдаль, ожидая из-за поворота береговой линии увидеть шпиль Святой Горы.
Слева потянулся высокий берег с песчаными отложениями, и скалами из желтоватого песчаника и высокими, густыми светло-зелеными соснами. Когда впереди в синей дымке показалась вершина Афона, я перекрестился, не веря своим глазам. Хотелось встать на колени и так плыть в Пантелеимоновский монастырь, но постеснялся паломников: пестрая толпа народа сновала по кораблю, среди которой выделялись статные молодые монахи-греки и седобородые старцы. Мои попутчики подошли к борту парома, разглядывая проплывающие берега. Показалось первое красивое ущелье с оливковым садом и заброшенной одноэтажной кельей.
- Это все русская территория, еще царем куплена! - объяснил мне один из монахов.
- А что за келья на берегу?
- В честь Иверской иконы Матери Божией. Там никто не живет...
Я задумался: «Странно, келья есть, а люди не живут! Я бы с радостью пожил в ней...» - Такие размышления не хотелось высказывать вслух.
- Это что, вон, смотри, какой большой скит на горе! - Монах указал рукой на высокий берег. - Скит Новая Фиваида, раньше там больше двухсот монахов подвизались, целый город монашеский был! А теперь никого нет...
Мы проплыли разбитый причал, над которым в густой зелени сосен возвышался большой трехэтажный корпус с главами церквей, молчаливо свидетельствующий о запустении: обвалившиеся балконы, окна без стекол, заросшие, одичавшие оливковые сады. Рядом возвышался огромный недостроенный храм, который только подчеркивал грандиозность разрухи и заброшенности. Вскоре начались греческие монастыри, подобные древним крепостям, с башнями и желтыми византийским флагами с двуглавыми орлами. Все это скрасило первое мимолетное грустное впечатление.
Я отошел в сторону от шумливой, окутанной сигаретным дымом греческой толпы паломников. Люди вокруг говорили, смеялись, шутили и безпрерывно щелкали фотоаппаратами. Отец Анастасий на дорогу дал мне свой маленький фотоаппарат, но я не решился достать его, чтобы не потерять счастливых мгновений приближения к Русскому монастырю. Слышны были разговоры на греческом, румынском, болгарском, кое-где на английском. Русские паломники тогда еще редко встречались на Афоне. Греческие монахи, окруженные своими почитателями, сидели на скамьях на открытой палубе, ведя степенные разговоры. Те же, кто подобно мне, впервые увидели Афон, столпились у борта парома, с жадным любопытством разглядывая берег с монастырями и кельями, весело обмениваясь впечатлениями.