Немо почувствовал вибрацию сцепляющихся и сдвинувшихся шестеренок где-то внизу под ними и отступил на шаг назад, когда под ногами у них поднялся участок пола со слипшимся на нем сеном. За ним показались приведенные в действие шестеренками стальные пластины, которые начали сдвигаться и соединились, как пазл, превратившись в трап, выводивший на открытую площадку под конюшней.
Дункан сказал: «Он ждет вас, капитан».
Немо прошел по доскам, а затем зашагал по стали, спускаясь вниз, к бункеру для подводных лодок, протянувшемуся под Норфолкской береговой линией. Это была искусственно вырытая пещера, полностью закрытая, пролегавшая от магазинов и прибрежных кабаков, находившихся прямо над ней, до конца небольшого рыбацкого причала в полумиле к югу.
Сторона, обращенная к воде и к кораблям покрупнее, была прикрыта огромным тяжелым холстом, выкрашенным в такой цвет, чтобы он сливался с мраком темных участков под домами на берегу. Превосходный камуфляж.
Док для ремонта подводных лодок представлял собой широкое сооружение, спроектированное таким образом, чтобы обеспечить доступ к лодке отовсюду, как с левого, так и с правого борта, с лестницами и фермами опорных конструкций для подъема носовых и кормовых частей.
На некотором расстоянии от этого дока находились огороженные отсеки для ковки, обжига, изготовления спецстекла и металлоконструкций, полностью снабженные всем необходимым и готовые к работе. У отсеков в шесть ярусов друг на друга были уложены большие ящики с надписями «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ВМФ США», и стояли открытые бочки с металлическими обломками.
На лице у Дункана появилось смешанное выражение гордости и нервного ожидания. Школьника, ожидающего оценки.
Немо кивнул ему в знак одобрения, после чего стал обходить Наутилус с капитанским осмотром. Каждый его шаг был рассчитанным, взвешенным, неповторимым, он обошел весь док по кругу, заложив руки за спину, осматривая и принимая собственное творение.
Над ватерлинией возвышались иллюминатор, огромный, как глаз Циклопа, и неровный, с зазубренными краями, втягивающийся надфюзеляжный киль-плавник, но чудовищно грозные боевые и технические характеристики этой подводной лодки, описанные профессором Аронаксом в его дневнике, теперь являли собой съеденные ржавчиной отверстия и искореженные обломки.
75-метровый Наутилус был изуродован огнем из орудий и стоял теперь здесь, всеми заброшенный. Его железный остов теперь представлял собой полностью раскуроченный скелет, его клёпаная обшивка с превеликим трудом еще пыталась сохранить свою знаменитую сигарообразную форму. Военные корабли постарались разрушить его по максимуму, но море подобрало безжизненный его корпус.
На самом краю дока Немо опустился на колени, протянув руки к трещине в стеклянном куполе носовой части подводной лодки, теперь изрешеченном пулевыми отверстиями. Плечо ему пронзила острая, как молния, боль, и пальцы его, скользнув по железной обшивке, оказались измазанными в окровавленной ржавчине.
«Меч океана», сказал Дункан.
«Конечно, надеяться, что флот Соединенных Штатов будет содержать захваченное судно, уникальное и самое продвинутое в мире, в полном порядке, это значит ожидать слишком многого». Немо встал, вытирая руки. «Да, черт, уж слишком многого».
* * *
Цинциннати взял препятствие, искусно и ловко перелетев копытами над верхней планкой, после чего на полном ходу опустился на землю. Ноги Моргана [изысканная порода лошадей] не останавливались ни на секунду: пролетев в воздухе, конь вновь оказался на земле, а затем помчался к следующему барьеру. Грант немного приподнялся над седлом, сжав колени и наклонившись вперед, и, хорошо зная ритм движений свой лошади, стал сдерживать порыв Цинциннати.
Отстав от них на полминуты, то же препятствие взял и генерал Зигель на своем высоком арабском скакуне, тяжело приземлившись, а затем пришпорив животное. Зигель крепко сжал поводья, погнав лошадь вперед, но тут ей в бок вонзилась пуля, брызнула и потекла кровь.
Арабский скакун громко заржал, рухнув на ноги.
Они кувырком полетели по мокрой траве, арабский жеребец отдернул голову назад, широко раскрыв рот. Зигель вынырнул из седла, тяжело рухнув на землю, как раз в тот момент, когда лошадь врезалась в землю, расплескивая при ударе вокруг себя воду и грязь.
Грант, широко развернувшись, пересек на Цинциннати поле – собственность Белого дома. Он погнал свою лошадь галопом во весь опор, пригнувшись головой и телом от седла к телу лошади.
Новый выстрел. По звуку – скорострельная винтовка.
Грант быстро заставил своего коня опуститься на землю, правильно поджав ноги и прижав голову к земле. Он выскочил из стремени, перекатился и оказался с другой стороны животного, положив руки коню на шею, а затем крикнул: «Франц, ты ранен?»
Зигель, укрывшийся за вздымающимся животом арабского скакуна, проверил свой револьвер Гассера. «Нет – кажется, нет!»
Арабский жеребец завертел головой, пытаясь подняться с земли, и тогда Грант сказал: «Если он поднимется и помчится, ты потеряешь укрытие!»
Зигель наклонился к мокрому от крови коню, похлопав его. Поглаживая и успокаивая жеребца. В землю на расстоянии какого-то дюйма от них ударила пуля. Скакун замолотил задними ногами, яростно рубя ими воздух. Зигель, опустив пистолет, прильнул к широкому телу арабского скакуна, к его уху и развернул его к своему рту, дав возможность животному почувствовать его теплое дыхание. Лошадь немного успокоилась и осталась лежать.
«Не могу понять, откуда, черт, стреляют!», сказал Грант, вглядываясь в линию деревьев вдали, которая являлась естественным ограждением территории Белого дома. Густое и разросшееся ограждение весной, но теперь, зимой, эти деревья были голыми, в них невозможно было укрыться.
«Господин Президент! Сэр!»
Грант замахал рукой своим охранникам, помчавшимся к нему со стороны конюшен: «Ложитесь, черт, его нигде не видно!»
Он взвел курок извлеченного из плечевой кобуры морского Кольта и прицелился, но все, что он видел вокруг себя, растворялось в зимней серости, становясь нечетким, безликим и неприметным.
Из оранжереи выбежали охранники и побежали к нему, пригнувшись, а затем залегли у тренировочных препятствий, положив свои винтовки на деревянные столбики. Вновь раздался крик: «Г-н Президент – сэр!»
Грант приказал: «Всем лежать, и не стрелять, пока мы его не увидим!»
«По крайней мере, сейчас он уверен, что мы его не видим», сказал Зигель, прижимая полоску ткани, оторванную от своей рубашки, к ране арабского жеребца, впитывая его кровь.
«Пусть», сказал Грант. «Надо дать этой суке осмелеть. Подождем, пусть пальнет, сделай три выстрела вслепую. Слева, в центр и справа».
Зигель трижды выстрелил, а затем вновь припал к земле, скрывшись за своим конем. Прогрохотали ответные выстрелы. Пули ударили в грязь, перебив перекладины ограждения и попав в колено одному из охранников. Но благодаря этому все заметили вспышку выстрела из винтовки, чуть правее разрыва в деревьях. Стреляли из кустов, и теперь можно было смутно различить силуэт стрелка, скрывавшегося в кустах.
Грант откатился в сторону и открыл огонь. Цинциннати продолжал лежать на земле, пока Грант не выпустил все свои шесть пуль, после чего стал перезаряжаться. Охранники сразу же его прикрыли, выстрелы прогремели на милю вокруг, после чего прекратились. Зигель показал на первые деревья, там в тени что-то шевельнулось.
Грант дал охранникам знак, и они снова открыли огонь, стреляя по стволам и свисавшим ветвям. Часовые Союза с крыши Белого дома тоже стали обстреливать участок из своих Спрингфилдов, их пули вонзались в деревья, от которых стали отскакивать куски коры и сосновые шишки.
Стрелявший открыл ответный огонь с новой своей позиции, из-под голубой ели, откуда из тени выглянул ствол его винтовки.
Грант прищурился в него, воспользовавшись для опоры шеей Цинциннати, чтобы не дрожала рука при стрельбе. Он выстрелил один раз. Подождал. Яростной вспышкой вверх ударила последняя пуля стрелка, попав в верхушки деревьев. С ветвей в панике разлетелись воробьи, бросившиеся во все стороны. Порхнув разноцветьем на фоне неба.
А потом – тишина.
Грант выпустил последние свои пули, выбрасывая стреляные гильзы.
Охранники побежали к деревьям, окружая участок с обеих сторон, а Грант с Зигелем встали и стали поднимать своих лошадей.
Хоть их и окружила охрана, Грант осмотрел царапину на левом боку арабского скакуна: «Пуля скользнула по мышце, но держится он хорошо. Я даже думаю, что ему не потребуется налагать швы».
Генерал Зигель кивнул в сторону деревьев: «Сэм, вон там».
Грант увидел, как по грязи за ноги тащат труп стрелявшего, из пулевого ранения у него в груди текла кровь.
Один из охранников, с винтовкой с прицелом на плече, сказал: «Отличный выстрел, господин Президент».
Грант спрятал свой Кольт: «Мне нужно знать, кто это, черт подери, такой, и кто его подельники. Имена, тех, кто жив, а не только мертвых».
Охранник быстро отдал ему честь и присоединился к другим, которые со всех сторон выбежали на поле, выкрикивая приказы и распоряжаясь – после того, как все уже закончилось. Деревья теперь кишели солдатами, которые совали штыки в кустарник, запустив туда целую свору воющих собак. Часовые на крышах закурили самокрутки, осматриваяся вокруг и держа винтовки наготове.
Зигель достал из седельной сумки арабского жеребца другую, кожаную сумку, после чего обоих коней забрал конюх и увел их отсюда рысью, вместе с быстро зашагавшими рядом гвардейцами.
Он сказал: «Если бы он хотел нас убить, он мог бы это сделать».
«Убитый никак не мог сделать те первые выстрелы с той стороны поля. Стрелявших было двое, и второй из них был принесен в жертву. Всегда лучше рассеять внимание противника», ответил Грант. «Смысл этого “покушения” заключался в том, чтобы посмотреть, обращаем ли мы внимание на поднимающуюся бурю».
Тут вдруг все, как один, взвыли собаки, и Грант сказал: «Единственное, что там, на деревьях, сейчас может оказаться, это какой-нибудь опоссум». Он обернулся и посмотрел на серые деревья и на перевернутого убитого, у которого обыскивали карманы. «Черт, наблюдатели могли сидеть там, в деревьях, все утро в ожидании моих ежедневных скачек, а за этими зарослями нет никакой ограды».
«Ее начнут теперь сразу же возводить», сказал Зигель. «Возможно, они и не знали, по какой причине я здесь, но они знали, что я буду вместе с вами заниматься верховой ездой».
«Ты уверен, что они целились именно в тебя?»
Зигель улыбнулся: «Я не хотел тебя обижать, Сэм».
Зигель протянул Гранту кожаную сумку, со следами лошадиной крови на ней: «Я сказал фон Бисмарку, что передам его коммюнике, но не стану им руководствоваться».
«Даже если это сделают Германия и другие страны?»
«Я генерал. Твоей Союзной армии. И никогда не перестану им быть». Зигель тронул Гранта за плечо: «Мы оба мишени, Сэм».
Грант сказал: «Черт, мы находились в самом яблочке мишени все последние тридцать лет, и гибель этих кораблей только ухудшила ситуацию».
«Сегодня это на первых страницах всех утренних газет».
«Точно так же, как завтра на них окажется этот мертвый ублюдок».
Зигель сказал: «Как и вероятность того, что это лишь усугубит напряжение – убийца, которого подтолкнули к этому морские чудовища».
«Мы принимаем необходимые меры, чтобы убрать этот конский навоз», сказал Грант. «И вернуть здравый смысл за стол переговоров».
«Г-н Президент, это было бы вашим самым большим достижением. Только постарайтесь сделать это быстрее».
Грант рассмеялся справедливой искренности своего старого друга, а затем взглянул в сторону Белого дома.
На гравийной дорожке, огибавшей конюшни и доходившей до старой задней лестницы, ведущей в президентский кабинет, показалась Джулия Грант, в ярко-синем длинном платье, закрытом от шеи до лодыжек. Она прошла мимо толпы репортеров, охранников и сотрудников Белого дома. Вслед за ней бросились охранники.
Первая леди, сохраняя на лице улыбку глаз с врожденным изъяном (у нее было косоглазие) у всех на виду, двинулась дальше – к началу лужайки, протянув руки навстречу мужу. Она вся была воплощением гордости и силы, но шла к нему очень быстро.
Грант прошел через окруживших его вооруженных людей и, когда она подошла к нему, взял жену за руку, сжав ее, успокаивая, и хотел уже что-то ей сказать, но увидел стопку срочных «красных» телеграмм, которые она сжимала в согнутом локте. «Скажи мне, кто всучил тебе эти плохие новости, и к утру они будут сторожить курятник. Это не дело Первой Леди».
«Нет, дело, если об этом просишь ты». Джулия улыбнулась. «Мы и раньше сталкивались с трудностями, и всегда вместе стойко справлялись с ними».
Грант сказал своей жене: «Благодарю Бога, что ты всегда рядом со мной», а затем обнял ее.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
ВО ЧРЕВЕ ЗВЕРЯ
Наутилус двигался, и водолаз подплыл к нему под углом со стороны. Лицо его было скрыто целлулоидной конусообразной маской, и от нее к аппарату, стоявшему на доках, тянулась тонкая, как тростник, трубка. И хотя глубина тут была лишь около двадцати футов, вода была мутной. Оттуда, где поднималось и опускалось плоское днище подводной лодки, поднимался вверх и ил, смешиваясь с грязью.
Водолаз, тянувший за собой небольшой кессон, с закрепленным на нем куском тонкой стальной пластины, подплыл к зияющей в корпусе дыре, там, где он был пробит пушечным ядром. Поврежденный участок был прикрыт светящейся тканью, обрезанной точно по размеру.
Водолаз поместил поверх ткани пластину брони, которая в точности соответствовала форме пробоины, после чего специальным ключом ввинтил ее в корпус. Прижавшись ногами к Наутилусу, водолаз, применяя максимум силы при каждом повороте, закрепил пластину, а ткань, словно исцеляющая плоть, заполнила швы вокруг.
Водолаз всплыл на поверхность.
Первыми послышались слова Немо: «Конечно, надеяться, что флот Соединенных Штатов будет содержать захваченное судно, уникальное и самое продвинутое в мире, в полном порядке, это значит ожидать слишком многого».
Водолаз выбрался на эстакаду дока, с другой стороны Наутилуса, и снял с лица маску и трубку.
Немо продолжил: «Конечно, черт, уж слишком многого».
Дункан ответил ему: «Последние несколько лет мы были немного заняты».
«Почему бы не сказать прямо – “войной”?»
Дункан не стал реагировать на его слова: «Несмотря на все препятствия, я постарался позаботиться о Наутилусе».
«Не очень-то, я бы сказал».
«Капитан, то, что корабль вообще еще существует, можно считать просто чудом».
Немо спросил: «Чудом? И кого вы предлагаете мне за это благодарить?»
К ним подошла Сара Дункан, спортивного телосложения девушка лет двадцати, обошедшая боковой вход в док, где ее было не видно из-за подводной лодки. Направляясь прямо к Немо, она приветственно протянула ему руку, с волос ее и с мужского купального костюма с красной полоской, который она подправила, приспособив под себя, еще стекала вода. Она сказала: «Капитан, какой исключительно редкий момент».
Этот человек был не таким, каким она ожидала его увидеть, в разодранной и окровавленной одежде, со всклокоченной бородой и с копной волос в полном беспорядке. Она заметила фиолетовые синяки вокруг его запястий и лодыжек, грязную повязку на руке. Это был совсем не тот великий стойкий и непоколебимый борец, каким его всегда представляла себе Сара, но она не убрала протянутую ему руку, и ее восхищенная улыбка не исчезла с ее лица.
Немо пожал ей руку и на секунду замер от ответной реакции, почувствовав силу ее рукопожатия, а может быть, увидев ее точеную фигурку. Она была молодой и глупой девчонкой, наверняка упрямой и самоуверенной, и поэтому он ее сразу же инстинктивно отверг.
Сара сказала: «Я знаю все о вас, об этом корабле, обо всем, что вы сделали. Знаю все это так же хорошо, как знаю саму себя».
«В столь юном возрасте такие познания редки. И очень сомнительны».
«Я, естественно, не хотела вас обидеть», сказала Сара, разжав руку, а потом чмокнула отца в щеку. Она почувствовала на себе взгляд Немо, словно изучающий ее, как на стеклышке под микроскопом, когда она сняла с себя пояс со специально выкованными латунными инструментами, освободив себя от его веса и отбросив его в сторону. Сара ни на секунду не оставалась неподвижной и молчаливой.
«Вот не знаю, говорил ли вам папа, как это здорово, какая это честь для меня работать на Наутилусе. Он просто чудо, и, пусть это нескромно, но мы отлично поработали, основательно его подремонтировав».
«Неужели?»
«Пытались соответствовать вашему уровню, следовать вашим правилам, что, мне кажется, невозможно», сказала Сара, вытирая руки, длинные обнаженные ноги и копну коричневых волос. «Но я только что заделала огромную пробоину в боку субмарины, у иллюминатора по правому борту, и надеюсь, вы это одобрите».
«Герметично?»
«Как и все остальные, и это была последняя серьезная пробоина».
Сара обвязала полотенце на талии: «Вы знаете, какому артиллерийскому обстрелу подверглась лодка, но эта дама оказалась сильной. И каждый раз, когда я с ней работаю, я нахожу что-то такое новое, что достойно восхищения».
«И вы хотите сказать, что теперь она готова выйти в море, благодаря вашим усилиям? У вас с дочерью в некотором отношении много общего, Дункан».
Лицо Сары сделалось непроницаемым: «Нет, капитан. Моими усилиями удалось ее не угробить окончательно, но вернуть ее из небытия должны вы».
Они двинулись к субмарине, Дункан протянул дочери халат, который она не взяла. У воды Немо заметил небольшую коробку с воздушным компрессором, дыхательный аппарат и несколько трубок, тянувшихся от него. «Один центральный воздухозаборник гораздо эффективней. Хотя, это интересная попытка».
По лестнице ремонтного дока они вышли на верхнюю палубу Наутилуса и подошли к тому, что осталось от антенны на рубке, теперь расплавившейся и согнувшейся пополам, к корпусу. Немо поднял кусок металла, оберегая свое раненое плечо. «Я гордился успехами, которыми мне удалось достичь в создании наших устройств связи».
«Мы спасли все, что смогли», сказал Дункан.
«После того как корабль распотрошили и оставили гнить?»
Сара отвергла это обвинение: «Мой папа следил за тем, чтобы многое здесь было спасено, капитан». Она открыла главный люк. «Не возражаете подняться на борт?»
«Меня еще никогда раньше не приглашали на борт своего собственного корабля».
Дункан сказал: «Хотите знать, где вы сейчас могли бы быть? Взгляните на часы».
«В этом вы талант, как и во многом другом, Дункан. Мне даже послышался сейчас голос генерала Гранта», сказал Немо, посмотрев в кромешную тьму люка. «Я не забыл ни о своих обстоятельствах и условиях, ни о принятых на себя обязательствах».
Сара протянула ему шахтерскую каску с лампой-чайником, прикрепленной к козырьку: «Это вам».
* * *
Вода не издавала ни звука.
Никакого урчания переливающейся или текущей жидкости, ни единого движения. Абсолютно стоячая, мертвая вода; лампа на шахтерской каске Немо высветила склизкую от водорослей поверхность и следы сгнившей соли, обозначившие максимальный уровень океанской воды в затопленном внутри Наутилусе.
Соскочив со средней ступеньки основной лестницы, он погрузился во мрак высотой по пояс, вызвав рябь, плеснувшуюся о стены входного коридора. Немо увидел здесь фрагменты повреждений там, куда падал скользивший луч света: разнесенные в клочья люки, поврежденные огнем стены, стальную опору, вывороченную взрывом снаряда, со следами крови членов экипажа.
Он пробирался сквозь почти полный мрак, двигаясь вслед за светом, к тому, что осталось от его бывшей столовой. Здесь было еще больше обломков. Прекрасный стол со стульями, фарфоровая посуда стопками – все это было разбито и гнило. Он поднял погнутую вилку из чистого золота со знаком N наверху. Подержал ее некоторое время в руке.
Немо бросил в сторону золотую вещь и стал пробираться сквозь мрак к двойным дверям в противоположной стене столовой. У ног его проплыли два ушастых окуня. Он добрался до дверей и, схватившись за края, заставил их открыться. Обрушив ржавчину, Немо исчез внутри, а за ним, со всплесками воды, двинулись и Сара с Дунканом.
Это была библиотека на носу Наутилуса; а ее дальняя стена – самым большим иллюминатором субмарины. Нижняя часть этого помещения была в основном затоплена, и Немо оказался в окружении целых груд книг, фолиантов и карт, некоторые из них были сухими, другие гнили в морской воде, вокруг плавали какие-то отдельные листы.
Его гордость, книжные шкафы из бразильского розового палисандра, теперь были разбиты в щепки, со свисавшими с них клочьями тщательно вытканной из водорослей драпировки, еще сохранявшейся на их обломках. На нижней полке шевелил клешнями каменный краб, защищая уничтоженные произведения Шекспира от света каски Немо.
Он выхватил из воды пригоршню морских карт, которым было сотни лет, на пергаментной бумаге. Теперь они превратились в гадкое месиво. «Вы говорили, что многое тут спасли».
Дункан сказал: «И мы это сделали, начиная с самого корабля».
«Я стою по колено в этих ваших усилиях». Немо позволил месиву выскользнуть из своих пальцев. «Аронакс писал, что эта библиотека, плод многолетних моих трудов, станет гордостью любого дворца, а он ведь видел едва ли ее половину. От меня не просто дождаться комплиментов, но его слова не лишены смысла».
Во всплесках воды Немо пробрался к центру каюты – к оргАну, прикрытому белой защитной тканью. Словно каким-то призрачным фантомом он теперь поднимался из трясины. Он отдернул белую ткань, под которой оказались клавиши. «Что именно вы здесь использовали?»
«Нагретый каучук, нанесенный на поверхность шелка. Я сама разработала формулу, ткань абсолютно водонепроницаемая», ответила Сара. «Я покрыла ею все участки корпуса, нуждающиеся в починке, пытаясь защитить все, что осталось внутри».
Дункан уточнил: «Индийская резина».
Немо ответил: «Я понял суть этого вещества и вашу иронию, но с радостью пожертвовал бы всей этой музыкой в пользу научных трудов».
Сара сказала: «Вы еще не видели всего остального, что мы сделали, капитан».
«И что вы намерены делать со всем этим беспорядком, теперь, когда вы утверждаете, что субмарина герметична? Почему вы не продули балластные цистерны?»
Дункан ответил: «Послезавтра сюда должны привезти большие флотские насосы».
«На борту имеются внутренние помпы. Мы сможем избавиться от этого гадкого болота уже через час».
Сара сказала: «Питания нет».
Немо повернулся, и свет его шахтерской лампы резко ударил в глаза Дункану и его дочери: «Вижу, вы осмотрели все средства и системы управления, а также машинное отделение. Дункан, вы, должно быть, сделали тут пару вылазок на местности».
«Конструкция самая впечатляющая, какую я в жизни не видел».
«Капитан, мы отремонтировали на вашей подводной лодке все, что только нам было позволено», сказала Сара, прикрыв глаза.
«И кто же вам помешал?»
«Наутилус. Он утаивает множество секретов». Сара постучала пальцами по закрытой стальной диафрагме большого иллюминатора: «Он не открывается, как и многое другое здесь. Это ваш корабль, и он будет слушаться только вас одного».
Немо ответил: «Все мои творения включают специальные технические средства, предотвращающие их использование в военных целях, если они будут захвачены правительственными силами».
«И вот на этом мы и застряли». Дункан улыбнулся сквозь аккуратно подстриженную бородку: «Каковы будут указания, капитан?»
Стоявший посреди плавающих и плескавшихся обломков своей былой славы Немо сказал: «Несмотря на все осквернение и пренебрежение, Наутилус по-прежнему остается электрическим существом, с запасом аккумуляторов. Смотрите и учитесь».
Сара улыбнулась, и свет с ее каски двинулся вслед за Немо, когда тот стал подниматься по винтовой лестнице на мостик.
Вокруг индуистского бога Варуны с поднятыми вверх четырьмя руками – настенного компаса подводной лодки – плавали мифические морские животные. Немо вставил золотого морского конька, вытащив его из своего сапога, в отверстие рядом с корпусом компаса, у головы Варуны.
Колючий хвост гиппокампа, погруженный в стену, превратился в небольшой изогнутый переключатель. Глаза морского конька тускло затрепетали, затем стали ярче, после чего замигали сигнальной вспышкой, когда с нижних палуб раздался гул запасного питания аккумуляторов.
Немо взошел на подиум центрального поста управления на мостике, заняв свое законное место в капитанском кресле, украшенном девизом «MOBILIS IN MOBILE».
Вернувшись на мостик своего корабля, Немо осмотрел подиум на предмет повреждений. Его стороны представляли собой щитки питания и управления, окружавшие этот командный пост, подобно крыльям аналоя священнослужителя, усеянным индикаторами, переключателями и рубильниками. Немо повернул выключатели.
Оставшиеся в библиотеке Сара с отцом сняли шахтерские каски и потушили керосиновые лампы, когда затрепетали трубки на потолке и матовые шары на стенах, пытаясь зажечься. Стали нагреваться спирали. Некоторые из них взорвались, в то же время в другие стало поступать питание, заставив их замерцать.
Осветив Наутилус.
По очереди начали частично оживать панели мостика: сначала отдельные огоньки, затем заискрились выключатели. Пошел дым. Затем, загоревшись, заработала половина индикаторов.
Немо включил дренажные помпы. Субмарина заполнилась звуком застоявшейся воды, изгоняемой с Наутилуса – это бортовые отверстия начали извергать в океан тысячи галлонов болота.
Сара с отцом перешли из библиотеки в столовую, болото вокруг них стало быстро мелеть. Разбухшая мебель, месиво размокших книг, бумажная масса, картон и отдельные страницы – все это стало оседать по углам, когда в стоках у оснований панелей закружились водовороты.
Поскакали врассыпную крабы.
Немо спустился по винтовой лестнице, соединявшей первую палубу с мостиком. «Как вижу, на Наутилусе поселился целый номенклатурный каталог морских существ. Их нужно собрать и выпустить в море. Мистер Дункан, полагаю, у вашей лодыжки Carcharhinus limbatus».
«Черноперая акула », пояснила Сара.
Дункан вздрогнул от испуга, и Сара схватила его за руку, когда он посмотрел вниз, обнаружив там небольшого акуленка, трепетавшего в последних дюймах океанской воды и оказавшегося на палубе в ловушке. Он поднял черноперку за хвост и отвел руку подальше, когда детеныш попытался его цапнуть.
Немо сказал: «Он приветствует вас, Дункан. Теперь, когда вы столкнулись с одним только видом акул, вам осталось познакомиться всего лишь с трехсот пятьюдесятью других. Пока я не открою новые, конечно». Он обошел Сару. «Возьмите ведро и помогите своему отцу». Он подошел к небольшой нише в библиотеке, в глубине которой располагалась дверь в прозрачном смотровом куполе.
Обрамленная золотом и запачканная грязной солью, металлическая арочная дверь была украшена тонко выполненной, в мельчайших деталях, инкрустацией Посейдона, рассекающего волны. На ней не было ручек, лишь небольшой круг драгоценных камней.