«Я считаю тебя подлой тварью и трусливой сукой, чувак».
«Не впервой», ответил Фулмер. Тело его напряглось, но он не стал делать никаких резких движений и даже не повысил голос: «У тебя единственный шанс с этой шафрой [йеменский кинжал], приятель. А потом я им же выпущу тебе кишки».
Тим схватил нож, но вдруг в этот момент на шею ему упала паутина и туго затянулась вокруг нее, прямо как толстая леска, удушающей гарротой. Задыхаясь, он растянулся на полу, и тут сверху на него полилась какая-то ядовитая кислота: она стала пожирать ему кожу, которая стала отслаиваться от мышц, а мышцы – от костей, оставив лишь голый череп, с остатками растворяющихся голосовых связок в горле и сворачивающимися волосами.
На штабеле ящиков с винтовками сидела на механических лапах какая-то паучья тварь, склонившаяся над трупом Тима, она присела над ним своим голубым стальным телом шириной в четыре фута [1 м 20 см], как горгулья, возвышающаяся на стене собора.
Рэд замер на месте. Не в силах пошевелиться. Прямо перед ним полз какой-то кошмар наяву, глубоко вонзаясь в деревянный ящик острыми металлическими когтями восьми поршневых лап, удерживаясь на нем и сохраняя равновесие.
Голова паука, отдаленно походившая на человеческую, напомнила Рэду сморщенную голову одного старика, которого он однажды видел в Эквадоре, но эта поворачивалась из стороны в стороны на шее-штопоре, выискивая перед собой противника. В центре металлического «лица» находилось большое глазное яблоко, похожее на линзу, а прямо под ним располагалась пасть твари, которую она широко разевала, открывая небольшие медные сопла для распыления яда и паутины.
Фулмер решился пошевелиться; тварь отреагировала, внутри нее сработал какой-то встроенный механизм. Он схватил кинжал-шафру. Она прыгнула на него. Он ударил им в металлическое тело, оно бешено засеменило лапами, разрезая воздух и дерево когтями, но он дотянулся кончиком кинжала до какой-то гибкой детали под раскрытыми челюстями паука.
Лезвие перерезало трубку, и из твари брызнула ядовитая кислота, обжигая Фулмеру шею, но затем он отбросил ее в сторону и бросился к штабелям с винтовками.
Разбив крышку одного из ящиков ударом локтя, расколовшим дерево, он сорвал клеенку и схватил магазинную винтовку Ремингтон. Ящичек с патронами рухнул и разбился одним ударом ноги. Он мгновенно зарядил оружие пулями и взвел курок.
Фулмер почувствовал что-то позади себя и обернулся. На фоне тусклого фонаря трюма чернели силуэты двух пауков, сидевших на одном из штабелей. Они склонились чуть вперед на своей пневматике, и из их разинутых пастей капала едкая жидкость.
Он выстрелил в обоих. Несколькими быстрыми выстрелами.
Один из них разлетелся на куски, а другой, завертевшись в воздухе, как консервная банка, слетевшая со столба забора, полетел вниз. Из его жвал тонкой пленкой хлынула паутина, превращавшаяся в затвердевающие прочные нити-шнуры. Он выстрелил еще раз, пуля высекла голубую искру, скользнув по боку твари, однако раздробила ей заднюю ногу, после чего он, увернувшись от разливавшейся паутины, отскочил в сторону, выпустив последнюю пулю, раздробившую паука пополам.
Машина еще работала, дрыгая лапами и выделяя застывающую паутину, а разбитые глазные линзы ее разлетелись по полу. Фулмер схватил еще одну коробку с патронами и, обогнув штабель винтовок, бросился в центр трюма.
Не убирая ни на секунды винтовки с плеча, как он делал это тогда, когда мчался на атакующих индейцев-пайютов у пристани на реке Карсон, стреляя с лошади на полном скаку; согнув руки наилучшим образом, так, чтобы поглощать отдачу от выстрелов, он безостановочно палил, перезаряжая рычажный затвор, словно слившись с винтовкой в единое целое. Но целился он не в людей. Это были какие-то странные машины, и безостановочное пламя его ствола стало каким-то извергающимся огненным дыханием дракона, убивающим одну механическую тварь за другой. Пули разбивали их, превращая в металлолом.
Расстреляв все патроны, Фулмер увернулся от какого-то матроса, рухнувшего в трюм с верхней палубы и громко кричавшего. В шею бедняге вцепился паук, обхвативший ему голову и брызгавший в лицо кислоту. Труп врезался в пол, и плоть его, булькая, растворилась в яде.
Фулмер с невыразимым бешеным воем стал молотить тварь прикладом винтовки, как дубиной, разбив ей металлическую шкуру и сбив ее с мертвого человека. Он перезарядился, взведя затвор, но остановился, увидев голову и горло Рэда, затягивавшиеся паутиной.
Рэд вцепился в эти нити, а тварь вскочила ему на затылок, мгновенно погрузив когти ему в мышцы и обхватив лапами-поршнями ему плечи.
Фулмер навел свой Ремингтон, разнеся на куски двух пауков на полу, одновременно бросившись к Рэду. Но выстрелить никакой возможности не было, иначе он убил бы своего друга.
Крики Рэда о помощи затихли, парализованные вцепившимся в него пауком, а из красных его глаз текли слезы; он вытянул руку, схватившись за руку Фулмера, притягивая его к себе.
Фулмер обрушил на паука всю силу своих ударов, перебив ему стальную лапу, и стал тыкать в тварь острым концом этой ноги, снова и снова. Ему удалось повредить что-то внутри этого механизма. Вспыхнуло заискрившееся электричество, и другие лапы хаотично задрыгались, внутренности паука заскрежетали.
Фулмер обхватил тварь за корпус и оторвал ее от Рэда, повалившегося на пол без сознания.
А вокруг роились механические твари, заползавшие внутрь через иллюминаторы, падавшие вниз с верхних палуб и спускавшиеся на паутинах, как марионетки на нитках, растворяя деревянные ящики в месиво струями разбрызгивавшейся ими ядовитой кислоты.
Их цель была совершенно конкретной: брызгая соплами, они пожирали кислотой оружие и патроны вплоть до самой гильз, а затем ядовитые брызги попадали на горячее стекло фонарей, висевших над винтовками. Китовый жир в них вспыхивал и вырывался из фонарных шаров, и языки пламени вились к жидкой смеси растворяющейся древесины, подбираясь к патронам с черным порохом.
Фулмер изо всех сил пытался вырвать Рэда из тисков машины, но ноги твари сжались, и пружины ее затянулись. Заключительным ударом винтовки, ему, наконец, удалось остановить вращение ее шестеренок, затем он взвалил Рэда на себя под руки и бросился к лестнице.
Из-за дыма было тяжело дышать, но Фулмер продолжал стрелять из Ремингтона, убивая пауков, прыгавших на него сразу по четыре штуки из темных углов. Он добрался до лестницы, выстрелил последним патроном в механические челюсти. Пуля вылетела из затылка металлического черепа, он схватился за поручни и начал подниматься, шатаясь из-за Рэда, висевшего на нем, стараясь не упасть.
Внизу, на расстоянии нескольких футов, загорелись ящики с оружием, уложенные в штабеля в этом трюме корабля Ее Величества «Маринер», поджаривавшиеся огнем. А затем они оказались полностью охвачены пожаром.
* * *
На Джесса вылилась жижа зловонной воды и соленого осадка. Он занимался тем, что подключал кислородную сеть к генератору воздуха Наутилуса. Он вытер лицо, выплюнув все, что смог. Туда, где он лежал под пересечением труб и различных механизмов, наклонился Немо.
Немо протянул ему длинный нож с рассеченным концом: «Сначала уголки».
Джесс взял нож. В дюйме от его носа находились большие панели, сделанные из розоватого, почти полупрозрачного вещества, с волнистыми прожилками, его пронизывавшими.
Джес прорезал в углах выемки: «Эти фигни тоньше свадебного платья шлюхи; они не удержат воды!»
«Это им и не нужно. Вода скапливается на поверхности, как в рыбьих жабрах, уходя обратно в океан, а частички воздуха улавливаются гребнями, а затем закачиваются в корабль».
«Так значит, у этой черепахи на самом деле есть легкие и все такое?»
Немо ответил: «Если ты правильно все сделаешь».
Джесс выполз бочком из-под труб: «Думаю, мы это узнаем, когда окажемся под волнами, ползя по дну океана».
Джес быстро поднял нож к груди, острым лезвием наружу, уставившись мимо Немо в проход, ведущий на нижнюю палубу, где два китобоя-маори поднимали заклепанный стальной ящик, такой большой, что требовал усилий двух мужиков.
Их татуированные лица в тусклом свете казались какими-то бесовскими, и они остановились как вкопанные, услышав, как Джесс сказал: «Капитан, вы вовлекли свой корабль в очень крупные и очень хреновые неприятности».
Немо отреагировал мгновенно, выхватив нож, рассекший воздушный барьер между Джессом и китобоями. Несмотря на свою травму, он умело овладел кинжалом, мастерски защитившись и вынудив китобоев отпрянуть, недовольно раздвинув губы и обнажив острые, как пила, зубы. Джесс сплюнул от досады.
«Для охоты на дичь нам понадобятся гарпунщики», сказал Немо, «а эти двое способны работать за десять человек».
Джесс взял в руки большой железный ключ, держа его как боевой топор. «Ну а как же я, мне что, ждать теперь каждую секунду, что они мне перережут горло?»
«Все убийства», подбирая слова, ответил Немо, «любая казнь, будет санкционирована только с моего разрешения, таковы законы Наутилуса».
«Ха, какая приятная мысль, но она ни гроша не будет стоить, если они меня припрут к стенке в дальнем углу машинного отделения».
Немо обратил и нож, и свои слова китобоям: «Личные разборки не должны никак влиять на исполнение вами своих обязанностей, и в случае конфликта наказание, которое я вынесу, будет крайне суровым».
«Эти двое вообще понимают всю эту болтологию?»
Немо резко опустил нож, он мелькнул, разрезав карман куртки одного из китобоев, и выхватил оттуда 9-миллиметровый револьвер. Он спросил: «Matau?» [«Все верно?» (маори)]
Китобои пожали плечами, кинув в знак согласия, после чего двинулись дальше по проходу, удерживая массивный ящик над полом.
«Кэп, знаете, что такое Нукелави?»
- - - - - - - - - - - - - - - - -
* Наклави (Нукелави) – в фольклоре шотландских оркнейских островов, морское чудовище, наподобие жуткого кентавра без кожи. Подробнее см. Википедию.
- - - - - - - - - - - - - - - - -
«Конечно», ответил Немо. «Шотландский монстр, из болот».
«Без разницы, из Шотландии ли оно, или же из Египта, или с Луны, но хуже его не бывает. Оно слеплено из двух кусков, и все это сшито в оболочку открытого мяса и плоти. Так вот это и есть эти двое».
«Ну а сам-то ты?»
«Я невинный новорожденный младенец по сравнению с ними. И мне даже не нужно знать их языка, чтобы и так знать, что от них ничего хорошего ждать не приходится», сказал Джесс. «Я забью одного из них какой-нибудь дубиной или железякой так, что от него одно мокрое место останется, если придется, и попытаюсь сделать то же самое и со вторым».
* * *
Северное течение уносило спасательную шлюпку корабля Его Величества «Маринер» прочь от тонущих обломков и последних взрывов. Фулмер некоторое время глядел на то, как стала исчезать полоса пламени на горизонте, теряя цвет, а затем рухнул на корму с той самой винтовкой и флягой воды в руках.
Он затащил Рэда на среднее сиденье лодки, подоткнув ему под голову куртку как подушку. Рэд попытался было сказать «спасибо», но Фулмер остановил его, не в силах смотреть на свисающие лоскутами куски его кожи, оставленные кислотой, на то, как они трясутся и хлопают, соприкасаясь друг с другом, когда Рэд пытался что-то говорить. Фулмер молил бога о том, чтобы Рэд уснул, так как в шлюпке не было ничего – никакой медицинской аптечки, здесь немыслимо было приготовить грог или набить желтым табаком трубку; не было ничего, что помогло бы ослабить боль. Только сон.
Ядовитого морского паука, сотворившего с ним это, Фулмер сунул в грубый холстяной мешок, мокрый от крови матросов экипажа, и привязал его себе к поясу. Он спрятал его затем на носу шлюпки, бережно держа в руках Ремингтон, расположившись на корме, так, чтобы, если в мешке что-то зашевелится, дернется или начнет поливать их кислотой, он смог бы расстрелять его на куски.
Фулмер знал, что такое океан; когда-то море было местом его работы, точно так же, как и доставка почты в Пони-Экспрессе. Но ему очень не хотелось бы пропасть без вести, очень не нравилось это безвыходное положение, когда не знаешь, где находишься, и не знаешь, куда направляешься. Будь то в пустыне, когда пытаешься отыскать путь назад, вернувшись к старой фургонной дороге, которую занесло песчаной бурей, будь то на воде.
Но ничего нет хуже затеряться, дрейфуя в океане темной ночью, когда на небе ни звездочки. Вот в этом положении теперь и оказались Фулмер с Рэдом, истекающим кровью, двигавшиеся этой ночью вслепую. Потому что небо слилось с водой в единое целое, без горизонта; их окружала абсолютная пустота, и не видно было ей конца.
Крики о помощи, заставившие его вскочить с Ремингтоном в руках, оказались вовсе не криками. А каким-то свистящим хрипом, исходившим от чего-то спасительного, но рассеивавшимся и умиравшим эхом над водой на мили вокруг, отчего невозможно было определить, откуда же эти звуки исходили.
Свист стал громче, а затем утих, после чего раздался крик: «Эй, вы там, придурки?»
Фулмер крикнул: «Эй, повежливей, мы здесь! Можете к нам подплыть?»
Он услышал какой-то плеск в волнах, звук рук, подгребавших ближе. Рубящих в темноте холодную воду. К ним кто-то приближался, но кто именно – все еще не было видно. Фулмер ударил плашмя по воде веслом, склонившись над бортом лодки, стараясь сделать это как можно дальше и ближе к новым звукам гребущих всплесков и ругательств. Наконец, показалась крыша из обожженного олова и дерева, это была часть боковой каюты «Маринера», и голос, раздавшийся из нее: «Боже, чувак, ты что, собирался бросить меня тут одного плыть домой?»
Фулмер подал весло корабельному коку с «Маринера», который проплыл по краю обломков, схватился за него, и Фулмер вытащил его в спасательную шлюпку.
«Я смотрю, вы тут вдвоем постарались по-быстренькому раздобыть эту штуку для себя любимых!»
Фулмер сказал: «Мы готовились посадить в нее людей, но нас взрывом вышвырнуло с корабля. Рухнули в воду и потеряли все вещи и запасы».
Кок спросил: «У вас вода есть? Настоящая вода?»
«Только одна фляга. Кто еще выжил?»
Кок наклонился туда, где лежал Рэд, затем отвернулся, увидев его лицо, после чего взял флягу и отпил. Он сделал длинный глоток и вытер рот рукавом. «Хрен вас знает, да мне в принципе и все равно. Когда эти маленькие монстры бросились на нас, каждый был сам за себя, так ведь?»
Фулмер посмотрел на Рэда, который повернулся к ним, открыл один глаз и сказал: «Он спас меня».
Кок отшатнулся: «О Господи, я думал, ты ищешь место, куда выбросить труп! Но я знаю, вы успели прихватить с собой немножко тех красивеньких штучек, перед тем, как наступил полный звиздец».
Фулмер посмотрел на кока, взглянув затем на Ремингтон. «О чем ты?»
«Об алмазах. О шлифованных бриллиантах, они там валялись повсюду. Голубые в основном. Разбросанные повсюду, просто нужно было их подобрать, и всё».
Рэд спросил: «Откуда? Что ты имеешь в виду?»
«А, вот что вернуло его к жизни», сказал кок. «Вы были так заняты тем, что стреляли в этих заводных игрушек, которые на вас набросились, что не заметили бесценного дерьма, которое они высирали из себя? У них из брюх вываливались маленькие бриллианты. И вы не взяли ничего себе?»
Фулмер выхватил у него из рук флягу, проверив воду: «Вероятно, я был слишком занят».
«Да у тебя их тут полно, просто завались, чувак». Кок кивнул в сторону мешка, сунутого под выступающий нос шлюпки. «Что это у тебя там, рождественский ужин?»
Фулмер сказал: «Я выжил в кораблекрушении, и я уже не раз через это проходил. Слишком много вопросов, и еще больше сомнений. Этот мешок ответит сам за меня».
Кок встал на носу, с морем и ночью за спиной – это было бесконечное поле, темнее, чем он сам; если б кто-нибудь из них отступил хотя бы на шаг назад, они потеряли бы друг друга из виду. Кок наклонился к Рэду, который по-прежнему еще лежал на боку, но следил за происходящим. Одним глазом, второй был сожжен, и страдая от невыразимой боли.
Кок сказал: «У тебя до сих пор на руке татуировка Наутилуса. Ты прямо как скот, клейменный капитаном Немо».
«Кажется, я только что спас тебе жизнь, не так ли?»
«Это был рыцарский поступок. Это же кодекс чести ковбоя, с Пони Экспресс? И все же ты не любил расплачиваться по покерским долгам, такие слухи ходили на корабле».
Фулмер сказал: «Еще раз, я вытащил тебя из воды».
«Из воды, да, это правда. Ты из Пони Экспресс, а я из французского Иностранного Легиона, но, кроме того, я был корабельным коком, так что от меня ничего скроешь. Но мы оба знаем о воде, о том, как она ценна, когда ее нет».
«Дороже бриллиантов?», рискнул Фулмер.
Кок ответил: «Я пил из фляги и знаю, что воды в ней осталось едва-едва на двоих на следующие несколько дней, и ни фига не на троих».
Рэд сказал: «Нам нужно было оставить тебя тонуть?»
«Ну, так, конечно, разумнее, чем делиться водой с трупом», сказал кок, неожиданно подбросив ногой вверх приклад Ремингтона, перевернув винтовку и схватив ее. Одним быстрым движением Ремингтон оказался у него в руках, и он навел его прямо промеж глаз Фулмера.
«Половина воды твоя, а половина бриллиантов мои».
Фулмер сказал: «Это мой друг».
«Ты дурак».
Рэд вонзил нож коку в спину, между нижними ребрами, и далее, в легкие. Тот ахнул, подавшись вперед, удивленно открыв рот, крик его захлебнулся в крови, и он зашатался, повалившись на борт шлюпки.
Фулмер ударом ноги столкнул кока в воду, а затем обернулся и посмотрел на Рэда, по-прежнему державшего в руке небольшой кинжал.
Рэд сказал: «Я… еще жив… амиго».
Фулмер поднял флягу и сделал длинный глоток воды: «Глотнешь?»
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
КРЕПОСТЬ
Мастон вскрыл детский гробик, сгнившая крышка которого в его руках развалилась, и стал вынимать из него продольные слитки золота и серебра, аккуратно выкладывая их перед Сарой. Она стояла у стола, с черным оттиском карты мира под стеклом, демонстративно плотно завернувшись в накидку и не пытаясь дотронуться до лежавшего на нем золота.
Он указал на серийные номера одного из слитков. «Денверский плавильный завод, а это означает высшую пробу».
«И кого вы это зарезали, чтобы их заполучить?»
«Никого я не зарезал». Мастон взял в руки серебряный слиток. «Эти субъекты были обычными презренными ворами. Я применил к ним их же подход, конфисковав эту партию, и вот теперь передаю ее вам, как мне и было предписано».
«А эти “субъекты” знали, что у вас есть ноги?»
Мастона кто-то позвал, он кивнул и отвернулся от Сары, оставив ее в центре помещения длиной с городской квартал, с драгоценными металлами и окруженную военными.
Здесь было душно и жарко, и это помещение в прошлом входило в состав Ричмондской подземной железной дороги для беглых рабов, но теперь это был укрепленный сталью бастион, тайный склад оружия, уставленный от пола до потолка оружием, боеприпасами и всеми видами полевого снаряжения.
От стола картографов к Саре подошел Грант, в окружении советников и охраны, всегда готовой отреагировать. Он прошептал им какие-то свои указания и откусил конец сигары, прежде чем к ней обратиться: «Вы сообщили, что Наутилус в исправном состоянии, и вот теперь у вас имеется и топливо».
Сара, наконец, взяла один из слитков: «Да, сэр. Восемь унций достаточно, чтобы лодка могла держаться под водой целый год».
Он подписал кипу бумаг: «Года у нас нет». Он передал их одному из своих секретарей с незапоминающимся лицом: «А команда?»
«Капитан доверяет уголовникам и тем, в кого стреляли».
Грант спросил: «В такой же степени, как и вам?»
Сара ответила: «Это еще предстоит увидеть».
«Мистер Дункан».
Дункан поднял лупу со стола с картой, поместив небольшой оловянный Юнион Джек [флаг Великобритании] в выделенный на карте район, обозначавший территориальные воды Соединенных Штатов. Он положил руку на плечо своей дочери.
«В этом месте», сказал Грант, «затонул британский корабль, выживших не найдено. Мы дадим вам эти координаты, и это будет первая точка наблюдений Немо».
Глаза у Сары расширились. Она посмотрела на Гранта, который продолжил: «Вы понимаете, конечно, что это может означать. Мы привели в боеготовность военно-морской флот, и если британцы нападут первыми, выполнит ли свою задачу Наутилус или нет, не будет уже иметь никакого значения, он станет военным кораблем. Моим военным кораблем, вы это тоже, надеюсь, понимаете?»
Сара ответила: «Немо никогда такого не допустит, сэр».
«Его и не спросят».
Она тут же забросала Гранта словами: «Я уверена, что на лодке имеется какой-то механизм самоуничтожения, поэтому любая попытка захватить управление Наутилусом в море окажется бесполезной».
«Тогда найдите и отключите его. Если Наутилусу снова суждено стать боеспособным оружием, он будет сражаться за нашу победу».
Дункан отвел взгляд от Сары, и она сказала: «Я вам прямо скажу, сэр. Немо невероятно высокомерен, он деспот, но он в то же время и гений. Я никогда не видела ничего похожего на то, что создал он, и я знаю, что у него есть способы, когда только он один может определять использование своей подводной лодки».
Грант сказал: «Вы слишком много говорите, прямо как ваш отец».
«Задача по обнаружению врага будет Наутилусом успешно выполнена, и мы избавимся от этих нападений», сказал Дункан, вынув из своего жилета кольцо Союзной армии генерала Зигеля. Оплавленные его участки были теперь поправлены, а основание верхушки кольца было чуть увеличено, с небольшой шипом, выступавшим сбоку. «Но политика означает искусство быть готовым к наихудшим вариантам».
«Вот почему мы и находимся здесь, в этом помещении», сказала Сара.
«Ты здесь в безопасности, милая».
«Отрадно слышать».
Она взглянула на кольцо: «Ты никогда раньше не дарил мне украшений, и этот подарок не к ним относится, не так ли, папа?»
Грант сказал: «Это кольцо одного из наших людей, уже павшего в этой битве. Я могу позволить дать вам одну минуту на размышление».
«О чем?»
Дункан нажал на штифт в этом кольце, и сбоку из него выдвинулась игла размером с пчелиное жало. Он сказал: «В основание шляпки кольца введено производное от яда черной вдовы».
Слова Дункана повисли в воздухе на фоне недоуменного выражения лица Сары, но после паузы он тихо добавил: «Милая моя, если Немо выйдет из-под контроля, сначала позаботься о собственной безопасности, но ты должна применить это кольцо, а затем найти способ покинуть Наутилус».
«Ты знаешь эту подводную лодку так же хорошо, как и он», сказал Грант. «Бьюсь об заклад, ты сможешь управиться с нею, если понадобится».
«Не знаю… не могу себе представить––»
Жало автоматически втянулось обратно, прежде чем Сара успела произнести: «Но я никого еще никогда не убивала––»
Дункан сказал: «Нет-нет, оно не убивает. Оно сделает его – недееспособным».
«Это означает, что он будет парализован? Как вы можете меня об этом просить? »
«Я прекрасно понимаю, о чем прошу», сказал Грант, осознав, что глаза у Сары такого же зеленого цвета, как и у его дочери. «И, черт возьми, мало что на свете мне так ненавистно, но ваша миссия теперь становится боевой операцией, и ты обучена и подготовлена к этому».
Сара покачала головой, словно пытаясь рассеять то, что только что услышала. «Да, но только к тому, чтобы вернуть Наутилус в море, что было для меня честью».
Грант сказал: «Немо может быть заодно с диверсантами, стоящими за этим безумием, может вовлечь нас прямо в огонь. И никогда не упускай из виду, кто он».
«Но я же не солдат! Совсем и нисколечки!»
Грант сказал: «Но ты будешь нашими глазами и ушами в океане, и тебе, возможно, придется действовать. Возможно».
Дункан взял ее за руку: «Дорогая, мы всегда будем с тобой, вот для чего Теле-Фонограф, но если ты не готова к этому, то ничего страшного».
Сара ответила: «Так значит, это теле-устройство должно наблюдать и сообщать!»
Грант отрезал: «Забудь о дружбе между нашими семьями. Теперь ты официально назначена специальным агентом Соединенных Штатов Америки, и твой Главнокомандующий дает тебе задание. И да, тебе может угрожать опасность».
«Дочка, я уверен, капитан не свернет с верного курса; и останавливать его этим не придется».
Сара прислушалась к словам отца: «Но мы должны быть готовы и к худшему…»
Грант раскурил сигару: «Минута закончена. Что скажешь, дочка?»
Она посмотрела на влажные глаза своего отца, затем на отмеченные на карте места всех кораблекрушений и самые последние позиции военных кораблей противника. «Я осознаю, что поставлено на карту. Чертовски многое. Просто я и представить себе никогда не могла, что это бремя ляжет именно на мои плечи».
«Адовая игра, это уж точно», сказал Грант, «но ты не будешь одна».
Сара мрачно опустила глаза, но затем в знак согласия раскрыла дрожащую руку. Отец осторожно положил ей в ладонь кольцо Зигеля, и она сжала его в кулачке.
* * *
Сара отодвинула часть стены, толкнув ее сзади, и вышла из прохода, оказавшись в покрытом красным бархатом коридоре, который вел к «неприметному» выходу из «Дома изысканных наслаждений». Она не обратила никакого внимания на острую смесь опиумного дыма, сирени и шепота шлюх, раздававшихся из кабинетов по сторонам коридора. Все ее мысли были заняты этой скрытой крепостью внизу, своим отцом, Президентом Грантом и золотом, оттягивавшим ее седельный мешок.
Глаза ее слезились от опиума.
Когда она вышла наружу, ее в полном смысле слова опьянила холодная ночь, и китайский мальчик передал Саре поводья ее коня. Она закрепила на седле мешок, вскочила на жеребца и затем быстро поскакала по переулку к Ричмондским пирсам.
У пустой кареты стоял второй всадник. Он подождал, до тех пор, пока не услышал последний хлопок накидки ускакавшей Сары. Он проверил пистолет, лежавший у него в кобуре быстрого доступа, вскочил на своего высокого пейнтхорста [конь пегой масти] и поскакал за ней следом.
_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________
ОКЕАНСКИЙ МЕЧ
Она сразу же увидела пистолет. Голубая сталь, спрятанная в складках плаща, оружие прямо под рукой у Мастона, зашагавшего к ней через конюшню, со странной, не улыбающейся улыбкой.
Сара повернулась спиной к Мастону, заводя лошадь в стойло на ночь. «Приехали забрать золото, как вам было приказано?»
«Нет, лишь обеспечиваю безопасность, его и вашу».
Она угостила жеребца виргинским яблоком, нежно погладив коня, начавшего его есть, после чего накрыла стойло камуфляжной сеткой. Все это время каждая ее клеточка била тревогу в отношении Мастона, стоявшего в каких-то трех футах от нее и не убиравшего руки с пистолета. Нервы Сары были на пределе, она не нуждалась в его помощи, и вообще не хотела, чтобы он здесь находился.