— Чтохужерака? Проказа!
Тяжёлоегрозноесловосвоимисильнымизвукамипрозвучаловкомнатекакзалп.
ПавелНиколаевичмиролюбивопоморщился:
— Ну, каксказать? Апочему, собственно, хуже? Процессидётмедленней.
КостоглотовуставилсятёмнымнедоброжелательнымвзглядомвсветлыеочкиисветлыеглазаПавлаНиколаевича.
— Хужетем, чтовасещёживогоисключаютизмира. Отрываютотродных, сажаютзапроволоку. Выдумаете, этолегче, чемопухоль?
ПавлуНиколаевичунепосебесталовтакойнезащищённойблизостиоттёмно-горящеговзглядаэтогонеотёсанногонеприличногочеловека.
— Ну, яхочусказать—вообщеэтипроклятыеболезни…
Любойкультурныйчеловектутпонялбы, чтонадожесделатьшагнавстречу. НоОглоедничегоэтогопонятьнемог. ОннеоценилтактичностиПавлаНиколаевича. Ужевставшивовсюсвоюдолговязостьинадевгрязно-серыйбумазеевыйпросторныйбабийхалат, которыйпочтиспускалсядосапогибылемупальтодляпрогулок, онссамодовольствомобъявил, думая, чтоунегополучаетсяучёно:
— Одинфилософсказал: еслибычеловекнеболел, оннезналбысебеграниц.
Изкарманахалатаонвынулсвёрнутыйармейскийпоясвчетырепальцатолщинойспятиконечнойзвездой-пряжкой, опоясалимзапахнутыйхалат, остерегаясьтолькоперетянутьместоопухоли. И, разминаяжалкуюдешёвуюпапироску-гвоздикизтех, чтогаснут, недогорев, пошёлквыходу.
БезголосыйотступалпередКостоглотовымпопроходумеждукойкамиинесмотрянавсюсвоюбанковско-министерскуюнаружностьтакумоляющеспрашивал, будтоКостоглотовбылпрославленноесветилоонкологии, нонавсегдауходилизэтогоздания:
— Аскажите, примерновсколькихслучаяхизстаопухольгорлаоказываетсяраком?
— Втридцатичетырёх, —улыбнулсяемуКостоглотов.
Накрыльцезадверьюнебылоникого.
Олегсчастливовздохнулсырымхолоднымнеподвижнымвоздухоми, неуспеваяимпрочиститься, тутжезажёгипапироску, безкоторойвсёравнонехваталодополногосчастья(хотятеперьуженетолькоДонцова, ноиМасленниковнашёлвписьмеместоупомянуть, чтокуритьнадобросить).
Былосовсембезветренноинеморозно. Водномоконномотсветевиднабылаблизкаялужа, водавнейчернелабезольда. Былотолькопятоефевраля—аужевесна, непривычно. Туман—нетуман, лёгкаямглицависелаввоздухе—настольколёгкая, чтонезастилала, алишьсмягчала, делаланетакимирезкимидальниесветыфонарейиокон.
СлеваотОлегатесноуходиливвысоту, вышекрыши, четырепирамидальныхтополя, какчетыребрата. Сдругойстороныстоялтопольодинокий, нораскидистыйивростэтимчетырём. Занимсразугустелидругиедеревья, шёлклинпарка.
НеограждённоекаменноекрыльцоТринадцатогоКорпусаспускалосьнесколькимиступенькамикпокатойасфальтовойаллее, отграниченнойсбоковкустамиживойизгородиневпродёр. Всёэтобылобезлистьевсейчас, ногустотойзаявляющееожизни.
Олегвышелгулять—ходитьпоаллеямпарка, ощущаяскаждымнаступомиразминомногиеёрадостьтвёрдоидти, еёрадостьбытьживойногойнеумершегочеловека. Новидскрыльцаостановилего, иондокуривалтут.
Мягкосветилисьнечастыефонарииокнапротивоположныхкорпусов. Ужениктопочтинеходилпоаллеям. Икогданебылогрохотасзадиотблизкойтутжелезнойдороги, сюдадостигалровныйшумокреки, быстройгорнойреки, котораябиласьипениласьвнизу, заследующимикорпусами, подобрывом.
Аещёдальше, черезобрыв, черезреку, былдругойпарк, городской, иизтоголипарка(хотяведьхолодно) илиизоткрытыхоконклубадоносиласьтанцевальнаямузыкадуховогооркестра. Быласуббота—ивоттанцевали…Кто-тоскем-тотанцевал…
Олегбылвозбуждён—тем, чтотакмногоговорил, иегослушали. Егоперехватилоиобвилоощущениевнезапновернувшейсяжизни—жизни, скоторойещёдвенеделиназадонсчиталсебяразочтённымнавсегда. Правда, жизньэтанеобещалаемуничеготого, чтоназывалихорошимиочёмколотилисьлюдиэтогобольшогогорода: никвартиры, ниимущества, ниобщественногоуспеха, ниденег, но—другиесамосущиерадости, которыхоннеразучилсяценить: правопереступатьпоземле, неожидаякоманды; правопобытьодному; правосмотретьназвёзды, незаслепленныефонарямизоны; правотушитьнаночьсветиспатьвтемноте; правобросатьписьмавпочтовыйящик; правоотдыхатьввоскресенье; правокупатьсявреке. Дамного, многоещёбылотакихправ.
Праворазговариватьсженщинами.
Всеэтичудесныенеисчислимыеправавозвращалоемувыздоровление!
Ионстоял, курилинаслаждался.
Доносиласьэтамузыкаизпарка, Олегслышалеё—ноинееё, акакбудтоЧетвёртуюсимфониюЧайковского, звучавшуювнёмсамом, —неспокойноетрудноеначалоэтойсимфонии, однуудивительнуюмелодиюизэтогоначала. Тумелодию(Олегистолковывалеётак), гдегерой, толивернувшиськжизни, толибывслепымивотпрозревающий, —какбудтонащупывает, скользитрукоюпопредметамилиподорогомулицу—ощупываетибоитсяверитьсвоемусчастью: чтопредметыэтивправдуесть, чтоглазаегоначинаютвидеть.