– За ним! – прошипел Гор. – Бей по голове! Марионетку оставь мне!
Следом за Гором я забежал в квартиру бабки. Там было темно. В нос ударил страшный смрад. Воняло как на скотомогильнике. Я даже не успел испугаться близости бабки-марионетки, в крови бурлил адреналин.
Раздался удар, и зашипело. К вони прибавился сладковатый запах.
– Не дыши! – крикнул Гор.
Ему удалось включить в комнате свет. Ее заполнял зеленый дым. В ту же секунду зазвенели разбиваемые окна на лоджии, дохнуло холодом и свежестью. Дым потянуло в разбитое окно.
Гор, прикрывая рот и нос рукавом, выглянул из окна. Я встал рядом, трясясь от возбуждения. С улицы донеслись удивленные и испуганные возгласы. Кукловод исчез.
У меня загудела голова, и перед глазами поплыло, хоть я и старался не вдыхать зеленый дым, что все еще сочился из маленькой бутылочки, разбитой об пол. Гор отошел от окна и открыл дверь в дальнюю комнату, выставив вперед пистолет. Он заглянул внутрь, затем вошел туда.
Ничего не произошло, и я пошел за ним, борясь с головокружением.
Пока шел к двери в другую комнату, увидел стул с обрывками веревок на спинке. На сиденье лежала тряпка, измазанная чем-то бурым. Мое богатое и неуемное воображение представило привязанного ребенка и бабку, что затыкает ему рот тряпкой, обрывая крик… Иногда прерванный крик похож на мяуканье, который слышит сосед…
Под стулом лежала причудливая конструкция из проволоки. Концы ее были в засохшей крови. К проволоке был приделана пустая пивная банка, из которой сочилась жемчужная жидкость и быстро испарялась на воздухе. Что это? Квинтэссенция?
– Лучше не надо, – послышался голос Гора, но я уже вошел в комнату.
Когда-то эта комнатка была маленькой уютной спальней с кроватью, шкафом и сундуком made in USSR. Сейчас здесь был ад.
Всюду – на кровати, полу, шкафу, у сундука – валялись большие черные пластиковые пакеты для мусора. Вонь стояла такая, что меня чудом не вырвало, глаза заслезились. В пакетах что-то было…
Гор толкнул ногой ближайший пакет. Пакет упал, и из него вывалилась бурая детская ручка с пергаментной кожей. Ручка была отрублена у локтя, кровь давно запеклась.
Я уставился на нее как на удивительный музейный экспонат. В голове образовалась пустота. В мешке виднелось еще кое-что – спутанные светлые волосы и маленькое ушко, тоже бурое… Кто-то другой, вселившийся в меня, протянул руки к мешку и вытряхнул содержимое.
На пол с сухим звуком высыпались части детского тела. Все они были бурого цвета, будто мумифицированные. Высохшее сморщенное личико напоминало лицо куклы, обгоревшей в огне. Не изменились только волосы.
Я резко выпрямился и диким взглядом оглядел черные мешки. В голове все еще звенела пустота.
Гор, хладнокровно перешагивая через чудовищные мешки, двинулся к шкафу. Попутно откинул в сторону пустой баул – знакомый мне баул. А ведь в него помещались дети! Тащить было бы тяжело, но для марионетки это, видимо, не проблема… Гор открыл шкаф и отскочил, потому что оттуда вывалилась баба Галя. Или то, во что ее превратили.
Она повалилась на мешки с расчлененными трупами, как чучело. Платок размотался, юбка задралась. Вместо ног торчали две серо-стальные трубки. От лица остались лишь серые, с зелеными пятнами щеки и нос, который начал гнить и проваливаться внутрь. Вместо глаз мертво поблескивало что-то вроде двух луп с линзами, ввинченными прямо в плоть. Вместо рта – пластмассовый диск с дырочками, как у старых телефонных трубок.
– Глаза портятся быстрее всего, – задумчиво сказал Гор. – Поэтому кукловоды сразу вставляют им искусственные. Язык тоже не может выполнять свою функцию… Так что вот вам динамик. Высокие технологии плюс некромантия. Кукловод, видно, решил деактивировать свое творение. Значит, она выполнила задание, собрала квинтэссенцию в нужном количестве.
«Я с внучком гуляю», – вспомнилось мне. Голос у бабы Гали был глухой, простуженный, и звучал – я это понял сейчас – как из телефона.
И тут пустота в моей голове взорвалась. Я издал невнятный рык и ринулся к выходу. Меня вырвало в соседней комнате, около пыточного стула, где умирали дети. Выворачивало с первобытным ревом. Где-то слышались голоса и топот. Вонь душила меня…
Я потерял сознание. И ночь для меня кончилась.
Та самая ночь, когда моя жизнь изменилась. Когда всё изменилось.
Я очнулся после глубокого обморока в больнице скорой медицинской помощи. В палате вертелись люди в белых халатах и полицейской форме. Как только я смог говорить, офицер настоял на допросе. Меня допросили прямо на больничной койке.
Я врал – и врал вдохновенно. Сказал, что услышал крики и шум в соседней квартире, пошел туда, дверь была не заперта. При моем появлении неизвестный бросил емкость с едкой жидкостью и выпрыгнул в окно, попутно разбив стекло. Потом я отправился искать в квартире соседку, чтобы помочь, если надо, и увидел то, что было в спальне…
К моему удивлению, офицер долго меня не мучил. Вероятно, учитывал мое плачевное состояние. Позже я узнал, что сбежавшего Кукловода срисовала компания молодых людей, возвращавшихся с вечеринки. Они заметили, как кукловод выбил окно и с ловкостью бывалого трейсера спустился по балконам. Никто не разглядел его лица. Но он стал подозреваемым номер один в зверских убийствах детей и бабы Гали, а также последующем глумлении над трупом.
Я не упоминал о Горе и очень боялся, что этот факт выплывет наружу. Но, похоже, Гора никто не засек. А сам он куда-то исчез из квартиры старухи. Наверное, скрылся в своей квартире, а потом говорил, что ничего не слышал и не видел.
Я не сказал полицейскому, что встречал бабу Галю с ребенком или баулами. Ни словом не упомянул и о странном преображении. Полицейские считали, что маньяк-психопат убил бабульку и провел над телом серию извращенных экспериментов. А тела детей мумифицировал. Ничего из того, что я увидел в спальне, в средства массовой информации не вошло. Было сказано, что маньяк убивал детей и складывал их на квартире одинокой женщины, которую он тоже убил. Никому в голову не пришло, что тело после «серии извращенных экспериментов» еще жило, ходило и даже разговаривало много дней и ночей.
Полицейские взяли мои контактные данные, попросили не уезжать из города и предупредили, что меня еще не раз пригласят для дачи показаний по этому делу. Уже забрезжил рассвет, я чувствовал себя разбитым и будто неживым. События ночи представлялись плодом больного воображения, ночным кошмаром, который хочется забыть. Мне хотелось поскорее увидеть родителей и сказать им, что я в порядке, что всё хорошо, еще до того, как они узнают о подробностях из СМИ. Мне удалось уговорить врачей отпустить меня, и я с облегчением вышел из здания больницы на улицу. Серая утренняя дымка висела над асфальтом, машины уже юркали туда-сюда, ревели полные автобусы – и куда это люди едут в выходные с утра?
После бессонной ночи тело было легким и словно не моим, в ушах тоненько свистело. Я боялся закрыть глаза, чтобы снова не увидеть работу Кукловода.
Из-за угла больницы вышли две фигуры – одна мужская, худощавая, в куртке; вторая девичья, стройная, в приталенном пальто, шарфе и вязаной шапочке. Гор и Даша подошли ко мне.
– Вы что, знакомы? – удивился я.
– Только что познакомились, – сообщила Даша. Она оглядела меня с тревогой. – Ну как ты?
– Нормально, – буркнул я. – А откуда ты узнала, что я в больнице?
– Я позвонил, – извиняющимся тоном сказал Гор. – С твоего мобильника. Ты его забыл у меня в квартире… ну, когда мы вечером играли в карты.
Он вынул руку из кармана. В ладони был мой смартфон. Вероятно, я его выронил в той квартире… Я взял его не без трепета.
– Ты играешь в карты, Кирюша? – поразилась Даша.
– То есть в шахматы, я оговорился, – не моргнув, соврал Гор. – Ты увидел жуткие вещи, и я решил, что будет лучше для твоей психики быть в обществе близких людей.
– Со стороны Дмитрия это очень мило, правда, Кирилл? – сказала Даша. И одарила Гора очень ласковой улыбкой.
– Что теперь? – спросил я у Гора, который не отреагировал на улыбку Даши.
– Постарайся забыть, – отрезал он. – Перебирайся на другую квартиру. Я уже съехал. Внимание прессы мне ни к чему. Я даже не буду требовать от Лидии Анатольевны деньги, которые заплатил вперед.
– А как же Ку… маньяк? Он ведь сбежал!
– Его найдут, – уверенно сказал Гор.
– Кто найдет? Полиция? – насмешливо спросила Даша.
– Кто-нибудь да найдет, – пробурчал Гор. – Может быть, даже я.
Даша снова посмотрела на него восхищенно. Не знаю, о чем они говорили по телефону, а потом и за углом здания, но между ними что-то этакое проскользнуло. Что-то неприятное для меня.
– Придется возвращаться к родителям, – сказал я. – Представляю, сколько будет шума, когда они узнают, во что я влип.
– А ты им не говори всего, – посоветовал Гор и добавил шепотом. – Как ментам.
И как он догадался, что я наврал ментам? Или просто был уверен, что я его не выдал? Звучало лестно.
– Зачем к родителям? – удивилась Даша. – Они тебя уже не выпустят из своих любящих объятий.
– Новую квартиру я найти не успею за день. А в ту я и возвращаться не хочу.
Даша хитро прищурилась.
– А ты поживи у меня недельку. Найдешь квартиру за это время. У меня предки отчалили в Испанию на десять дней.
У меня отвалилась челюсть. Я пригляделся к Даше – не шутит ли? Нет, не шутила.
– Ладно, пока, – без выражения проговорил Гор.
Я хотел поговорить с ним без свидетелей, узнать, что он намерен делать дальше. И как быть мне – с этим знанием о чудовищной стороне жизни? Как мне жить дальше? В то же время я не хотел оставлять Дашу одну даже на секунду. После этого ее предложения… Черт возьми!
– Ну, увидимся, что ли, – сказал я Гору.
Он еле заметно улыбнулся.
– Может быть. – Он поднял голову к небу, свободному от туч. – День будет хороший.
И зашагал прочь, к припаркованной неподалеку машине.
Да, день обещал быть хорошим. События ночи тускнели в памяти. Но пройдет еще много времени, думалось мне, прежде чем я смогу по-настоящему успокоиться. Но даже когда успокоюсь, я никогда не стану прежним. Эта ночь изменила всё.
Но кое-что хорошее оставалось таким же замечательным. Я взял Дашу за руку, и мы пошли домой.
Часть вторая
ЭСТАФЕТА
В детстве мне часто снились яркие, потрясающие сны о приключениях в удивительных мирах. Когда я просыпался утром, то мечтал, чтобы следующей ночью мне приснилось продолжение. Но продолжения никогда не снились, и это было грустно. И вот теперь, после истории с Кукловодом, мечта идиота исполнилась, да совсем не так, как хотелось бы.
С тех пор, как мы с Дмитрием Гором обнаружили в соседней квартире десять трупов, прошел почти год, но каждую проклятую ночь мне снятся кошмары. В этих снах я брошу по анфиладе заброшенных темных комнат без окон, с сырыми и облупленными стенами. Где-то вдалеке слышится топоток детских ножек, он приближается и приближается. Я ускоряю шаги, стараюсь дойти до выхода, но выхода нет. И вот свет, который еще есть в этой бесконечной веренице комнат, тускнеет еще больше. Я оборачиваюсь и вижу их – мертвых детей со сморщенными личиками, бурой пергаментной кожей, в лохмотьях… Они приближаются ко мне в полной тишине. Они смотрят на меня своими сгнившими глазами. Меня пробирает страх. Я поворачиваюсь и хочу убежать, но они окружают меня. Где-то в соседних комнатах ковыляет некое существо, и я знаю – это жуткая марионетка Кукловода. Свет гаснет, и я уже чувствую на своем теле холодные ручонки…
Я просыпаюсь в ужасе, иногда вскрикиваю, хотя не уверен в этом точно. В комнате, кроме меня, никого по ночам не бывает, а родители спят в другом конце дома. Я вспоминаю, где нахожусь – в доме родителей, но мне долго приходится убеждать себя, что рядом в полумраке никто не притаился и не смотрит на меня…
После прошлогоднего случая с соседкой и похищенными детьми родители не дали мне шанса снова жить отдельно в съемной квартире. Не подействовали даже аргументы, что мне, мол, тяжко по утрам ездить на занятия из пригорода. После бурного семейного совета мои интеллигентные и чрезмерно мнительные родители постановили: отныне – и, надо полагать, навсегда, – я должен находиться рядом, то есть в просторном родительском доме, куда наша семья переехала несколько лет назад, в тихом и мирном пригороде. Уж здесь-то, по мнению родителей, я не влипну в историю с маньяками и трупами.
Пригород был небольшой, состоял весь из частных домов, с трех сторон к нему вплотную подступал лес.
В принципе, я не сильно возражал. Нервы у меня были никакие. Я старался этого не демонстрировать, хотя получалось не всегда хорошо. Родители не знали, что же на самом деле я увидел в квартире соседки. Они думали, что всё было просто и понятно, хоть и жутко, конечно. Я якобы заметил незапертую дверь и вошел узнать, все ли в порядке. И наткнулся на десять трупов, которые выглядели вполне прилично, как в гробу на отпевании. О том, что там было в реальности, и о том, что мне снилось в кошмарах, они и не подозревали. Да и пусть. Не думаю, что их психика это выдержит.
Я придерживался официальной версии, которую изложил и полицейским, и журналистам. Просто я оказался тем самым парнем, который наткнулся на тела пропавших детей. Маньяк по этой версии успел скрыться. Ни о марионетке, ни о Кукловоде с Гором, ни о нежити с прочей мистикой я никому не заикался. Да и как о таком расскажешь? Путевка в дурдом будет обеспечена.
Первый курс журфака я закончил с вполне терпимыми оценками. Кое-кто из одногруппников заметил, что я стал другим – отчужденным, замкнутым и подозрительным. Но никто из них не представлял, до какой степени развилась моя паранойя. Я удалил все аккаунты в соцсетях, создал емэйл под другим именем. Я всегда приглядывался ко всем прохожим, и если кто-то задерживал на мне взгляд, меня это нервировало, как каторжника в бегах.
А всё потому, что я помнил: Кукловод видел мое лицо. Он меня запомнил. И он может вернуться, чтобы отомстить. И тогда мне будет очень плохо.
В глубине души, впрочем, я надеялся, что Кукловод не станет тратить на меня времени. Да и Гор должен предупредить, если что не так.
Кстати, о Горе. С тех пор, как он оставил нас с Дашей на площади перед больницей скорой медицинской помощи, я его ни разу не встретил. Он пропал и не давал о себе знать. Иногда становилось интересно: жив ли он вообще? Чем занимается? Так и продолжает охотиться на этих тварей? И как он может жить с этим знанием? Разве его не мучают кошмары, как меня? Встретимся ли мы опять?
Наступили летние каникулы, в город пришло солнечное и знойное лето. Я жил под крылышком родителей, иногда радуясь их заботе, иногда мучаясь. Как бы то ни было, со временем мне стало лучше, я уже не дергался от каждого шороха. Моя нежная натура вроде бы начала восстанавливаться. А потом всё рухнуло, и кошмар вернулся снова…
В тот день – на редкость жаркий и душный – я завтракал на кухне в одиночестве, уставившись в книгу. Родители с утра укатили на работу, оставив в холодильнике картошку фри, вчерашнюю утку и свежевыжатый апельсиновый сок. А также записку на столе, в которой подробно описывалось, как всем этим добром воспользоваться, не забыть разогреть в микроволновке и прочие ценные указания.
Рядом вертелся Билли, наш ротвейлер, здоровенная и добродушная псина. Он явно уже поел, но, судя по глазам и частому облизыванию, был не прочь поесть еще раз.
Прихлебывая сок, я поймал себя на том, что каждые несколько секунд поглядываю из окна во двор, где у нас рос садик, а за низким забором можно было разглядеть улицу. Стоило кому-то пройти или проехать мимо, как я машинально бросал туда взгляд.
– Всё-таки пора завязывать с паранойей, – сказал я Билли и себе. – Пошли погуляем.
При слове «погуляем» Билли ужасно возбудился. Я накинул на него поводок, нацепил намордник, чтобы соседи не возмущались, и вышел на улицу.
Мне сразу попался сосед – мой ровесник Женька Пономарев. Он жил через три дома, был высок, широкоплеч, статен и хорош собой. От него всегда пахло хорошим парфюмом, девчонки на него вешались, и от этого он был до безумия влюблен в собственную неотразимую персону. Когда я вышел с Билли, Жека вышел покурить и, как говорится, осмотреться.
– О, какие люди! – завопил Женька издали. Голос у него низкий, с хрипотцой, девчонкам такие нравятся. – Кирилл «Сижу дома в одиночестве» Ратников!
Я ответил натянутой улыбкой и протянул руку. Женька схватил мою ладонь и крепко сжал. Он всегда любил демонстрировать силу. Мне вспомнилась стальная хватка Гора. Что будет, если они встретятся?
– Знаешь, Жека, – сказал я. – Иногда посидеть дома – это самое то…
Женя запрокинул голову назад и сделал вид, что сейчас умрет от смеха.
– Ну не месяц же в четырех стенах сидеть? – завопил он. – Ты че там вообще делаешь? Рукоблудствуешь? Где твоя цыпа, кстати? Пару раз приезжала и пропала.
Даша и впрямь в последнее время редко давала о себе знать. Две недели назад мы поговорили по телефону, и она сказала, что уезжает на десять дней в Таиланд с двоюродной сестрой. С тех пор ни слуху, ни духу. Хотя роуминг наверняка дорогой; это мне, как парню, следовало бы позвонить. И аккаунтов у меня больше нет, так что ей и писать-то мне некуда… Даша так и не поняла, зачем было удалять странички, а я не смог дать внятного ответа.
В любом случае, даже несмотря на мои выходки, непонятные для нее, интерес ко мне у Даши явно поутих. Я-то надеялся на развитие отношений, особенно после того, как провел у нее дома несколько дней и ночей. Но и секс не сдвинул отношения с мертвой точки. Они даже немного откатились назад. Всё-таки мы были слишком разные: она – гламурная и адреналинзависимая экстремалка, а я – книжный червь и наследственный ботан.
– Уехала в Таиланд, – сказал я честно.
– Плохо дело, брат, – посочувствовал Женя. – Уехала в Таиланд и без тебя? Плохо. А жаль. Такая симпатяшка.
Всем своим видом Женя демонстрировал, что не понимает, как она не бросила меня еще раньше. И вообще, что нашла во мне, занудном, неинтересном типе.
Чтобы хотя бы ненадолго стереть с лица Жеки эту его понимающую ухмылку, я буркнул:
– Она меня звала, я сам отказался.
Получилось еще хуже. Женя закис от смеха.
– Не, ну нормально? Всё вообще хреново, брат! «Сам отказался»! Ты вообще о чем думаешь? Такая телочка к нему подкатывает, а он «отказался»! Блин, я от тебя в шоке, Ратников.
Я промолчал. Мне было плохо, и я уже пожалел, что вышел из дома. Билли дергал за поводок, намекая, что надо бы подвигаться для приличия.
Женя побуравил меня своими голубенькими глазками и внезапно сменил тему:
– Я тут с утра созвонился с двумя чиками. После обеда собираемся махнуть на озеро. Тачка есть, я отвечаю. Возьмем че-нить с собой выпить, пожрать и вперед! Оттянемся по полной. Только предупреждаю, одна из телок, Диана, моя, понял? На нее не прыгать. Хотя… – Он снова загоготал своим хриплым голосом. – Ты от таких телок отказываешься… Так что я особо не переживаю, блин…
Женя хлопнул меня по плечу – чувствительно. У него постоянно было желание подкалывать и всячески угнетать собеседника. Но это желание не шло ни в какое сравнение с тем цирком, что он устраивал при наличии аудитории. Сейчас мы были вдвоем, если не считать Билли, так что мне еще повезло.
Меня распирало желание врезать ему по ухмыляющейся морде. И крикнуть, что он не представляет, отчего я боюсь выходить из дома. Он понятия не имеет, что я пережил. Как бы он повел себя в этой ситуации? Не факт, что по-геройски.
Но мне не хотелось выставлять себя еще большим чудаком, чем на самом деле. И я согласился. Договорились встретиться у его дома полтретьего пополудни.
В три мы уже выезжали из поселка на джипе «Мицубиси-Паджеро», который принадлежал отцу Жени. Его отец был в командировке, а мать с дочерью уехали к Женькиной тете на пару дней, поэтому у моего соседа была возможность делать всё, что в голову взбредет. Рядом с ним на переднем сидении сидела Диана – стройная и большегрудая девица с кудрявой шевелюрой и скучающим выражением лица. На заднем сидении в моей компании очутилась Катя – тоже стройная, но с грудью поменьше на размер, зато более симпатичная и милая. У нее были длинные каштановые волосы, как у Даши, вздернутый носик с веснушками и огромные мечтательные глаза. На ней красовался синий и очень короткий сарафанчик, который мне приглянулся. Мы улыбнулись друг другу и вроде бы остались друг другом довольны.
Женька остался при своем репертуаре и, пока мы ехали по лесной дороге, то и дело отпускал восхитительные, с его точки зрения, шуточки. Мол, чем мы там сзади занимаемся и знаю ли я, что делать с молодой симпатичной девушкой.
– Катюха, – вопил он, таращась на нас в зеркало заднего вида, – ты, если че, разговаривай с Кириллом о книгах. Он у нас ученый. Другие темы ему неинтересны. Но парень он не промах, так что советую тебе с ним заобщаться.
Я вяло отбрехивался, а Катя поглядывала на меня сочувственно. Видно, была в курсе, что за фрукт наш Жека. Она вообще оказалась молчаливой и скромной, не то, что Диана. Та хохотала над тупыми шуточками Женьки, а потом ни с того, ни с сего начинала хмуриться, фыркать и жаловаться то на ухабистую дорогу, то на жару. Одним словом, я был рад, что Диана и Женя нашли друг друга и что мы с Катей были не с ними.
– А я, кстати, люблю читать, – парировала Катя грудным голосом. – И если ты, Пономарев, что-то имеешь против грамотных людей, так это потому что сам ни бэ, ни мэ.
Женька после этих слов поутих. Я перехватил несколько напряженных взглядов в сторону Кати, но не придал им значения. Мне было приятно, что Катя заступилась за меня и утихомирила этого клоуна всея Руси.
– Знаю я, как ты любишь книги, – буркнул он напоследок и больше до конца поездки к нам не обращался.
Когда мы уже довольно далеко углубились в тенистую глубину леса, мне на глаза попалась одинокая избушка, будто из сказки. Сделана она была, впрочем, не из целых бревен, а из досок, но выглядела как домик какой-то ведьмы. Вся обросла мхом, краска на досках облупилась, крыша кое-где провалилась. Судя по целым оконным стеклам, белым занавескам и белью на веревке, в избушке кто-то жил.
– Кто это здесь живет, в этой глуши? – тихо спросил я у Кати.
– Баба Клавдия, – так же тихо ответила та. Чтобы посмотреть на избушку, она на минуту прижалась к моему плечу грудью. – Сумасшедшая старушка. Когда-то здесь было много домов, но болото подступило слишком близко, и большинство жителей переехало. А баба Клавдия уперлась: мол, родилась здесь, здесь и умру. У нее много детей и внуков, они за ней приглядывают, привозят продукты и топят печь зимой.
– С ремонтом, видно, не помогают, – проворчал я.
Катя хмыкнула. Я повернулся к ней, и наши лица оказались в паре сантиметров друг от друга. Катя улыбнулась и отодвинулась.
– Фу, ну и дыра! – протянула жеманно Диана, сморщив тонкий нос. – Как тут вообще можно жить, не пойму. Жесть полная! У этой бабки крыша протекает так же, как и в ее хибаре.
– И, главное, не боится ничего, – подхватил Женя. – У нас тут тоже не всегда тихо. Вот за весну, как снег сошел, нашли в лесу несколько жмуриков.
– Ой, не надо про это, Женя! – возмутилась Диана. – Мы отдыхать едем или как?
Я вспомнил разговоры местных о трупах, найденных в лесу весной. Болтали, как водится, разное; что правда, что вранье – не разберешь. Никто толком не знал, убийства это были или просто бездомные замерзли зимой.
– Всё хорошо? – спросила меня Катя. Я поторопился сменить выражение лица. Упоминание о трупах меня напрягло. Возможно, это… Хотя нет, просто кто-то замерз насмерть с перепоя, а я уже вижу происки Кукловода… Я улыбнулся Кате, она – мне. Наверное, она ожидала, что я продолжу разговор или подвинусь поближе, но я не мог выдавить из себя ни слова.
Я так и сидел, пока впереди не показалась зеленая гладь озера, в которой отражались облака и деревья, росшие на берегах. Не знал, что сказать. Или сделать. Катя определенно меня волновала и в то же время заставляла робеть. Я понимал, что это недостойное поведение для парня, встречающегося с другой девушкой, но поделать с собой ничего не мог.
Остановившись на пологом берегу в тени раскидистого клена, Женя выскочил из машины. Снаружи донесся его бодрый голос:
– Даже если это и убийства, Диана, хотелось бы мне встретить убийцу на узкой тропинке. Посмотреть в глаза. Я б его перевоспитал так, что и в тюрьму не надо. Сразу побежит в церковь исповедоваться и помогать сирым и убогим…
– Ой да ладно, Пономарев, серьезно, что ли? Ты-то сам хоть раз в церкви был за последние пять лет? Или хоть раз помогал сирым и убогим?
– Говорят, он ходит в маске, – продолжал Женя, игнорируя подругу. – Повадка труса, на мой взгляд, в маске ходить.
– Откуда ты узнал, что убийца ходил в маске? – удивилась Катя.
Мы уже выбрались из салона и вынимали из багажника старую палатку, чтобы расстелить ее в тенечке.
– У меня кореш в местной прокуратуре, – подмигнул ей Женя. – Сказал, один из пострадавших был еще жив, когда его нашли в лесу зимой. Кто-то его здорово порезал. Этот доходяга бормотал что-то вроде «Полосатое лицо. У него полосатое лицо». Никто не врубился, конечно. А я думаю, это была маска. Псих этот убийца, короче.
– Хватит уже про убийц! – истерично взвизгнула Диана. – Еще одно слово, Женя, и я пешком домой пойду!
– Ага, как же! – фыркнул тот, но развивать тему дальше не стал.
Он залез в багажник и зазвенел чем-то. В руках у него был ящик, в котором позвякивали штук десять бутылок с пивом и две с коньяком.
– Ну че, друзья, по маленькой перед заплывом?
– Женя, – манерно растягивая слова, воскликнула Диана. – Ты ведь не собираешься пить? Ты же за рулем!
– И что? Ты видишь где-нибудь гаишника? А я за рулем всегда нормально. Старый конь борозды не портит.
– Это ты у нас старый конь?
– Это я в смысле опыта. Я с пятнадцати лет за рулем, это тебе не шуточки, поняла?
Возражений больше не последовало. Мы выпили по бокалу пива, закусили курицей гриль, потом опрокинули еще по бокалу пива и съели еще по кусочку гриль. Девушки не возражали против подобного хода событий, и я не видел ничего зазорного против того, чтобы расслабиться. Атмосфера располагала к отдыху, погода просто умоляла забыть о неприятностях. Два бокала дали о себе знать – я почувствовал, что все мои проблемы вполне решаемы. Ни о каких ужасах думать не хотелось.
Девушки созрели для купания. Обе забежали за джип, переоделись в купальники и с поразившей меня смелостью нырнули в воду. Мы с Женей выпили еще по бокалу темного, скинули шорты, оказавшись в купальных плавках, и последовали за девчонками. Когда-то я ходил на плаванье в городской бассейн, поэтому плавал неплохо. Вода оказалась прохладной, но терпимой. Я плескался с Женькой и девчонками и ощущал, что вот это – настоящая жизнь молодого человека, а вовсе не страхи и ожидание ужасов со стороны потусторонних сил.
В конце концов я забил на всё. Мы вылезали на берег, грелись на солнце и снова с воплями и визгом залетали в озеро. На Диане был красный купальник, который ей, по-моему, не очень-то шел; у нее оказались слишком массивные ляжки, уже с признаками целлюлита. Зато Катя в бикини цвета индиго выглядела настоящей русалкой. Я с восторгом и страхом понял, что она всё больше и больше волнует меня.
Поскольку мы с Женей старались произвести на девчонок впечатления больше, чем они на нас, то и устали больше. Примерно через час мы вылезли на берег, совершенно измотанные.
– Предлагаю перейти на коньяк, – сказал Женя. – Пиво пусть сосут бабы. Это не мужской напиток.
Я был с ним полностью согласен. Мы опрокинули несколько чарок. Голова у меня закружилась. Жизнь представилась прекрасной штукой, любые проблемы – надуманными и легкопреодолимыми. Даже Женя показался меня отличным парнем. Мы с ним поговорили на самые разные темы и пришли к одинаковым выводам. Вскоре Женя закемарил, лежа на брезенте старой палатки. Голова у меня уже кружилась не на шутку, и я решил хорошенько поплавать, чтобы протрезветь.
Когда-то в бассейне я выдавал неплохие результаты. Сейчас я мощным брассом обогнул мыс на озере и поплыл к противоположному берегу. Я и не представлял, что наши девчонки надумают порезвиться в озере без излишнего внимания с нашей стороны и заодно безо всякой одежды.
Я услышал смех и крики, которые далеко разносились по воде. Потом я понял, что Катя и Диана продолжают веселиться в воде в соседней заводи – причем делают это без купальников. Я резко притормозил и затаился за густым кустом, росшим на мысе. Диана со своими массивными ляжками и грудями меня не заинтересовала, зато Катя заставила меня задрожать и затаить дыхание за кустом. У нее было потрясающее тело, и, благодаря случайности оно представало передо мной так, что я видел слишком много и одновременно слишком мало.
Признаться честно, по отношению к Даше я никогда не чувствовал ничего подобного. Отношения с Дашей были слишком последовательными, слишком закономерными и предсказуемыми, так что подчас навевали скуку. То, что сейчас я почувствовал к Кате, было похоже на взрыв. Я недаром прочитал много книг, поэтому понимал, что это самая настоящая страсть. Но и поделать с этим ничего не мог.
Совершенно протрезвев, я некоторое время следил за Катей, которая продолжала рассекать ровную поверхность озера. Каштановые волосы мокрым водопадом ниспадали ей на обнаженные плечи; она смеялась, такая живая и в то же время недосягаемая, а вода и солнечные лучи ласкали ее гладкую кожу, а я готов был кричать от дикого желания, наблюдая за ней из-за укрытия…