«Сейчас потеряю сознание», – мелькнуло в голове.
Гор схватил меня за руку, я навалился на него. До меня словно издалека донеслись слова о больнице.
– Не надо… – промямлил я. – Не надо больницы. Слышите? Это он, это Ролас, он хочет мне показать что-то… Что-то важное. Просто отвезите меня в отель и оставьте одного…
Не уверен, что они услышали мои слова. Сам я почти не слышал себя. Мне показалось даже, что проговорил эти слова про себя.
Но, как выяснилось, говорил я хоть и тихо, но внятно. Я осознал, что меня ведут к такси, которое поймала Винни. Ускользающее сознание фиксировало реальность урывками, как бракованная видеозапись.
Миг – и вот я сижу на заднем сидении такси, рядом Гор и Винни. Водитель таращится на меня в зеркало заднего вида: это коренастый, краснолицый молодой человек с короткой рыжеватой бородкой. На шее у него виднеется коричневое родимое пятно.
Еще через миг мы едем по бесконечным улицам в сторону отеля. Мне потихоньку легчало, звуки и цвета возвращались, к концу поездки я и вовсе пришел в себя, лишь ощущал жуткую слабость, будто болел малярией лет пять, а после пробежал марафон.
Я прислушался. Винни разговаривала с таксистом, который представился – его звали Тобиас. Тобиас волновался насчет меня и спрашивал – видимо, не в первый раз – уверены ли мы, что меня не надо срочно везти в госпиталь.
– Я в порядке, – сказал я нарочито громко и твердо. – Благодарю за вашу заботу, Тобиас. Мне просто нужен покой.
– Ну, так… – пробормотал таксист. – Тогда ладно. Вам виднее…
Он говорил на ужасном сленге, проглатывал слова, так что я едва его понимал. Зато наш «идеальный» английский, судя по всему, произвел на него впечатление. Скорее всего, он посчитал нас обычными яппи, которые, возможно, расслабились с утреца, затянувшись косячком, и одному стало плохо.
– Красивые фото, – перевела тему Винни, указав на несколько небольших и слегка пожелтевших фоток, наклеенных над лобовым стеклом.
На фото изображались пейзажи белоснежного пляжа с разных ракурсов, какие-то загорелые молодые люди с досками для серфинга. Прищурившись, в одном из этих молодых людей я узнал Тобиаса.
– Да, это Австралия, – таксист заметно воодушевился, – я туда лет шесть назад ездил… В 2010-м? Да, в 2010-м, в январе… Там у них это самый жаркий месяц, представляете? Время мы классно провели. Я тогда хотел вообще свалить отсюда и стать ветеринаром у оззи… То есть у австралийцев. Лечить кенгуру, коал этих прикольных… Не, серьезно, мисс, я люблю животных и обожаю Австралию…
– Почему же вы не уехали? – осторожно спросила Винни.
Водитель Тобиас закручинился.
– Да потому что я неудачник, вот почему!..
Он хотел что-то прибавить, но в конце концов с чувством махнул рукой.
– Неудачник, – повторил он. – Потому и таксист…
– Но это уважаемая профессия в этой стране! – возразила Винни.
– Да, – согласился Тобиас. – Но не это моя мечта…
***
Когда мы добрались до моего номера, Гор собрался было остаться и сидеть, как нянька, надо мной, однако я так зыркнул на него, что он молча ретировался. Я улегся в постель, чувствуя все ту же слабость. Сам не заметил, как уснул – впрочем, как и всегда.
И мне приснился сон – яркий, как сама реальность. Словно бы я стоял в странном полутемном месте, а прямо передо мной находилось огромное, с человеческий рост, зеркало. В нем отражалась моя собственная персона. Отражение дрожало, двоилось, черты моего лица слегка менялись, и выглядело это страшновато.
Я на секунду отвернулся, чтобы не видеть этих метаморфоз, потом поглядел в зеркало снова и увидел Роласа.
– Кирилл, – сказал жрец, – сегодня мы впервые говорим с тобой лицом к лицу. Ты должен сделать правильный выбор…
– Какой еще выбор? – проворчал я. – Нельзя ли поконкретнее?
– Некоторые вещи лучше увидеть, чем услышать о них, – спокойно ответил Ролас. – Когда-то давно я уже совершил ошибку, но теперь ее не повторю. Поэтому я не завладел твоим телом, как это сделал бы Хорджахас. Ты сам должен пройти свой путь, и победа в его конце будет твоей победой – не моей.
– А поражение – моим поражением?
– Увы, да. – Ролас опустил голову. – Он очень силен, но не неуязвим. С ним не справиться в одиночку. Поэтому ваша первая задача – создать команду…
– У нас есть команда, – перебил я.
– К сожалению, она не полна. Есть Воин и Наставник. Есть Герой и Муза. Есть Советник. Но нет Колдуна…
– Стой-стой!.. – Я даром что спал – мозги работали вовсю. – Какие еще Воин да Муза? Какой еще на фиг Колдун?
– Великий колдун; я чувствую, он вернулся… – Ролас огляделся, стоя в зеркале и прислушиваясь к чему-то. Вокруг нас клубилась пустота. – Вы должны найти его. Без его силы вы не победите магию Хорджахаса и его опасного слуги…
– И как нам его искать?
Ролас закрыл глаза и улыбнулся.
– Довериться своему сердцу…
Я не удержался от ехидства:
– Ну ты, Ролас, очень мне помог. Довериться сердцу – надо же!.. Ты хоть скажи, о каких Воинах-Героях говорил? Муза – это Винни, я так понимаю? Не я, надеюсь? Наставник – это Иноземцев, больше некому. Герой – Гор… Советник… э-э-э… Кривой, наверное? Но я-то не Воин? Какой из меня воин?
– Ты прав, Кирилл, ты не воин, – ответил Ролас, и мне почему-то стало неприятно, хотя я и так знал, что воин из меня никакой. – Ты – Герой.
И, прежде чем я опомнился, отражение Роласа в зеркале начало тускнеть и таять. Полумрак вокруг меня сменился полной тьмой.
***
Это говорю я, Ролас Безумный из касты младших жрецов Первых Богов из столицы империи Иентайеров Х`рокхас на острове Дильмун. Слушай и услышь то, что я расскажу тебе, мой храбрый друг, и, возможно, моя история поможет тебе в битве с врагами.
Война, в которую ты оказался вовлечен, длится тысячелетиями – незаметная, но смертоносная. Я тот, кто начал ее, а ты, надеюсь, тот, кто ее завершит.
После собственной казни я попал в Бездну между мирами, в темную и безрадостную страну потерянных душ. Но меня держала сила Перста Первых Богов, спрятанного мной на Небесном корабле Гриик`хтахенов, где даже всесильная рука Хорджахаса не способна его достать, и я не потерялся в тяжкой мгле, не растворился в безнадежной пустыне за пределами всего сущего, не превратился в ничто, как многие другие души.
Пребывая в бесконечной полутьме потустороннего мира, я ждал своего часа. Ждать пришлось неимоверно долго, но меня согревало воспоминание о моей драгоценной Лише, которая осталась в подлунном мире, и лишь осознание ее мучений от моей гибели немного омрачало мои грезы…
И вот час пробил. Я почувствовал могучую силу ритуала призыва духов умерших – Энгра-Шиокха-Року, и энергия Перста Богов вырвала меня из болота смерти под теплые лучи жизни…
Я будто внезапно проснулся. В нос ударил неприятный запах: нечто вроде паленой шерсти. Я открыл глаза и увидел низкий каменный свод пещеры, едва освещенный одним чадящим догорающим факелом, воткнутым вертикально в песок в паре шагов от моей лежанки.
Лежанка представляла собой набросанные кучей в углу пещеры крупные охапки какой-то травы, а сверху была постелена овечья шкура, которая и исторгала этот тревожащий меня запах.
Я сел и, ничего не понимая, огляделся. Краткий осмотр показал, что я пребываю в небольшой пещерке со стенами из уплотненного песчаника, коих много на моем родном острове. Рядом со мной кроме факела кто-то оставил разные вещи: глиняные чашки с темной жидкостью, бусы из разноцветных камней, витой острый рог длиной с ладонь, именуемый Клинком Упокоения, и что-то грязное, похожее на большую и мясистую ракушку.
Я тотчас понял предназначение этих вещей – всё это было необходимо для проведения Энгра-Шиокха-Року, призыва духа мертвых.
Я взял «раковину» и убедился, что это отрезанное человеческое ухо. Тот, кто вызвал меня, совершил осознанное убийство, и я смог вселиться в его тело. Меня распирало любопытство: кто же рискнул на этот нелегкий шаг? Кого терзала ненависть к Хорджахасу настолько сильная, что он положил на алтарь свое тело и дух?
Я осмотрел себя и обнаружил, что одет в новую набедренную повязку, нечто вроде рубахи с короткими рукавами и сандалии из сыромятной кожи. На голове – небольшой тюрбан. Я воззрился на собственные руки и в слабом свете факела заметил, что они смуглые, костлявые, а пальцы с давно нестриженными ногтями выглядят так, будто я голыми руками вырыл эту самую пещеру. Подбородок зарос черной кудрявой бородой.
Постепенно меня наполняли воспоминания этого смелого и жертвенного человека, добровольно согласившегося принять в себя неуспокоенный дух проклятого жреца.
Его звали Зиусудра, и он тоже был родом из острова Дильмун, пусть и был Иентайером лишь наполовину. Его мать была наложницей одного из наших военачальников. Покинув Дильмун, Зиусудра поселился в Шадуппуме, одном из многих городов-номов Междуречья. Посему он избежал судьбы тысяч соотечественников, которых Хорджахас призвал к Шиокха-Неру, массовому самоубийству.
Весть о страшном событии, превратившем Дильмун в остров смерти, ужаснуло Зиусудру – так же, как и многих других Иентайеров, живших в колониях Империи по всему миру.
Но в отличие от тех других Иентайеров Зиусудра решил действовать. И вызвал меня.
Сунув за пояс набедренной повязки Клинок Упокоения, необходимый для ритуала, я погасил факел о песок и вышел из пещеры. Меня обступила ночь – жаркая и душная, невероятно звездная, наполненная звоном цикад и запахом раскаленной за день земли. Ущербная луна заливала серебром далекие горы и полотно реки, частично заслоненное тенями финиковых пальм. Эта ночь напомнила мне ночи в родной стране, вот только я не вдыхал запаха морской соли, не слышал неумолчного прибоя и не ощущал влажных ласк ветра.
За ближайшим пригорком на листве тамарикса плясали отблески костра. Зиусудра пришел сюда в полдень накануне, и никого из людей и зверей поблизости не было. Вечером он провел ритуал и погрузился в глубочайший сон, в котором пребывал до недавнего времени. Вероятно, за это время кто-то разбил лагерь в одной из многочисленных пещер. И вероятно, это были разбойники.
Проявляя естественную осторожность, я пробрался поближе к огню в целях незаметно выяснить природу этих людей.
Я выглянул из-за кустов тамарикса и узрел крохотную полянку перед одной из пещер, посреди которой горел костер. Возле него сидя спал человек – юноша с короткими волосами, еще безбородый.
Я уже намеревался подойти к нему, когда хрустнули камни на осыпи. Обернувшись, я сразу получил сокрушительный удар по лицу и опрокинулся навзничь. Надо мной нависли тени.
И Зиусудра, и я, Ролас, были не чужды физическим упражнениям и умению битвы голыми руками. У меня, конечно, был Клинок Упокоения, но он никогда не ранит – лишь убивает, отправляя дух человека прямиком в Бездну; он действует лишь однажды, зато наверняка. Я поднырнул под ближайшего нападающего и, схватив его за ноги, повалил на каменную осыпь. Мой кулак врезался в заросший бородой подбородок, затем я перекувыркнулся и вступил в схватку с другим нападающим.
В полумраке ориентироваться было сложно. Я раздавал удары наугад, многие попадали мимо цели, отчего я терял равновесие. Нападавших было больше, и через несколько ударов сердца меня осилили, повалили на землю и связали руки за спиной.
– Проклятый чужак разбил мне губу, – проворчал хриплый голос на языке аккадду, который был мне знаком, пока меня тащили к костру. Юноша, оказывается, лишь притворялся спящим и сейчас с улыбкой шел нам навстречу. – За это я желаю разбить его череп и выпить кровь!
– Разбил губу? – прозвучал другой голос, насмешливый и – женский. – Не уподобляйся женщине, Каддиш Могучий! Мстить за столь малое столь многим – призрак ревнивицы, но не мужа!
Раздался дружный смех. Меня швырнули на землю возле костра. Прямо перед моим лицом валялись обглоданные кости и пустая чарка с вином.
– Смейтесь, уроды! – заревел Каддиш; теперь, в свете костра я мог разглядеть его огромную фигуру, бычью шею, курчавую черную бороду и звероподобное лицо, украшенное множеством шрамов. Его череп был лыс, волосы едва пробивались сквозь толстую кожу. – Этот чужак – Иентайер! Он совершал богомерзкий ритуал в той пещере! Я видел, и Матио видел! Убьем его, Энанна!
Возле него столпились другие люди, человек шесть-семь, одетые в разноцветные набедренные повязки. Далеко не все они имели верхнюю одежду, зато все могли похвастать недавно бритыми головами. Память Зиусудры подсказала мне, что так должны выглядеть бывшие рабы – либо беглые, либо освобожденные волей их господ. У рабов волосы обриты ото лба до темени, и, едва освободившись, каждый из них стремится как можно быстрей сбрить все волосы, дабы начать жизнь с чистого свитка.
Я с трудом перевернулся на бок и поглядел вверх. Юноша с любопытством таращился на меня, сверкая веселой улыбкой на смуглом лице. Рядом с ним стояла единственная женщина в этой компании – та, чей голос я слышал. Она была весьма молода и недурна собой. Короткие смоляные волосы, курчавясь, падали на высокий лоб, открывая уши, украшенные множеством серебряных серег. Видимо, она освободилась от рабства раньше остальных, раз волосы отросли так сильно. Овальное лицо и пронзительные черные глаза, татуировки на скулах в виде молний, полные губы и жесткий взгляд – она была и похожа и не похожа на женщин Междуречья. Юбка из единого куска ткани, сложенного причудливым способом, повязка на груди и ремень из кожи, на котором висели деревянные ножны с коротким мечом, оставляли большую часть ее бронзового тела открытым. В Х`рокхасе, где женщины ходили в туниках, эта воительница сошла бы за рабыню или девушку из низшего сословия, но ее манера держать себя и удивительное подчинение ей этого сброда указывало на ее необычное происхождение и судьбу.
Звероподобный Каддиш встал между воительницей и мной.
– Скажи свое имя, чтобы я знал, кого убиваю! – пророкотал он, вынимая кривой нож.
– Ролас из касты младших жрецов, прозванный безумным после неудавшегося покушения на императора Хорджахаса, – ответил я на языке Иентайеров. Эти люди должны были знать основной имперский язык.
– Проклятый Иентайер, – прорычал Каддиш на аккадду. – Сейчас ты умрешь!
Он замахнулся кинжалом, лезвие блеснуло в свете костра кровавыми отблесками.
Девушка перехватила его руку. В свете костра на ее запястье блеснул браслет. В Междуречье даже рабыни не ходили без украшений…
– Стой! Он уже умирал…
Она казалась взволнованной, грудь ее вздымалась.
– Что за чушь ты несешь, Энанна? Он – живой человек, а не мерзкая оживленная марионетка Шиокха-Дахана!
– Он на нашей стороне, Каддиш! – твердо промолвила Энанна. – Он начал нашу войну! Это жрец-отступник с Дильмуна! Мне о нем рассказывала бабушка!
В толпе бывших рабов зашумели. Тревожные и взволнованные голоса заглушили треск сучьев в костре.
Воспользовавшись заминкой, Энанна разрезала стягивающие мои запястья веревки. Я встал, растирая кисти. Рабы отодвинулись от меня, их руки сами собой потянулись за оружием. Они не доверяли мне.
– Я умер и возродился в этом теле, – пояснил я. – Магический ритуал вернул меня к жизни. Тело, которое вы все видите, принадлежало Зиусудре из Дильмуна. Отныне оно мое. Я не умру до тех пор, пока все наследники Первых Богов не падут в Бездну!
Моя речь произвела впечатление. Рабы забормотали, зашептались. Каддиш смотрел на меня, разинув рот. Энанна смело вышла вперед и заглянула прямо в глаза. В этот момент я понял, почему ей подчиняются. В ней не было страха.
– Я зовусь Энанна, – сказала она. – Это Каддиш и Ур-Гал. – Она оглянулась на улыбчивого длинноволосого юношу. – Ур-Галу всего пятнадцать дождей, но он горит желанием убивать Иентайеров. Это Матио, Роа, Гарку, Ленгор и Таргон. Все мы – бывшие рабы, а отныне – свободные люди. Мы боремся против Иентайеров-наместников, которые повелевают нашими номами. Мы зовем себя Убийцами Владык Смерти. И если ты тоже жаждешь убивать Владык, то нам по пути.
– Нам по пути, – подтвердил я.
Энанна обернулась к своим людям. Никто не проронил ни слова.
– Тогда – добро пожаловать, Ролас!
Она, а следом остальные, вернулись к костру. Я последовал за ними, но меня придержал Каддиш, положив горячую ладонь на плечо.
– Значит, ты хочешь убивать Владык Смерти, Ролас? – прошипел он мне на ухо. – Но даже когда мы прикончим всех Иентайеров, останется еще один, правда ведь?
Я одарил его тяжелым взглядом. У Каддиша вытянулось лицо, он убрал руку, но по-прежнему ждал ответа. Наверное, в этот миг он начал понимать, как трудно угрожать человеку, который уже был по ту сторону смертной тени.
– Не останется, – ответил я.
***
Остаток ночи я провел в пещере с бывшими рабами. Сон не шел ко мне – я спал слишком долго. Со времени моей казни прошло много лет, и Хорджахас наверняка обрел неимоверные силы. В темноте пещеры, слушая храп и сопение людей, я думал о моей возлюбленной Лише. Она должна была умереть, но я не встретил ее в Бездне – в этой унылой стране каждый бесконечно одинок. И вот я снова жив, но лежу во мраке одиночества, как и в Бездне…
У входа в пещеру негромко переговаривались Ур-Гал и Матио. Когда восток заалеет первыми всполохами зари, им на смену придут Каддиш и Роа. Энанна уже дежурила этой ночью, а меня на первый раз от обязанностей сторожа освободили.
Все эти смелые люди бросили вызов самому могучему народу на земле. Они скитались из нома в ном и убивали наместников Дильмуна. Они уже потеряли много братьев не по крови, но и не думали останавливаться. Их держала клятва и оковы чести.
Не в силах уснуть, я вышел из пещеры на свежий воздух. Ур-Гал радушно пригласил меня присесть на каменный выступ рядом с собой.
– Хочешь? – Он протянул бедренную кость дикого козла. – Там еще осталось мясо.
Я отказался. Матио засмеялся.
– Этот мальчишка постоянно жрет, да только еда не идет ему впрок. Как был худым засранцем, так и остался!..
Ур-Гал замахнулся на него костью. Но бросил не в него, а в догоревший костер.
– У тебя есть план, Ролас-отступник? – спросил он.
– Мне нужно добраться до Дильмуна. И убить Хорджахаса. Вот мой план.
– Неплохой план, – Ур-Гал пожал плечами. – Значит, тебе нужен корабль. Мы вот идем в ном Гуабу, там есть порт, и туда приходят корабли Иентайеров… Приходили. Последнее время их не видать…
– Почему?
– Говорят, у них там на острове произошло что-то жуткое, – сказал Матио. Он понизил голос, будто нас могли подслушать. – Один знакомый моряк сказал мне, что крыло смерти простерлось над Дильмуном. Отныне там живут лишь призраки и злые духи, что носятся в облаках зловония от повсеместного тления… Этот моряк и вся команда едва не лишилась разума, когда они вошли в порт Х`рокхаса. Они бежали оттуда, словно за ними гнались все демоны нижнего мира!
Он замолк, и снова ночь наполнилась трелями цикад.
– Шиокха-Неру, – пробормотал я. – Массовое самоубийство. Хорджахас добился своего…
– Они все покончили с собой? – удивился Матио. – Туда им и дорога.
– Но остались наместники номов и прочие Иентайеры в Междуречье, – возразил Ур-Гал.
– А этих прибьем мы! – радостно заявил Матио. – И скоро мир забудет о Владыках Смерти.
– Пока жив Хорджахас, радоваться рано, – предостерег я.
Матио отмахнулся от меня. Он был простым человеком, метафизика и некромантия были выше его понимания.
Поговорив немного и выяснив, что еще случилось в мире, пока я был мертв, я ушел в пещеру и, как ни странно, уснул.
Проснулся утром вместе с остальными. Мы позавтракали остатками хлеба и мяса и двинулись в путь. Весь день шли вдоль берега Евфрата, то и дело натыкаясь на рыбацкие поселения. Рыбаки охотно делились уловом, едва увидев недавно побритые головы. Слава об убийцах Иентайеров шла впереди нас, и я не особо удивился, когда Энанна шепнула мне, что нас никто не выдаст даже под пытками. Владык Смерти боялись и ненавидели во всем мире слишком долго и слишком сильно.
Пришла пора расплаты.
На ночь мы расположились на берегу реки, в заброшенной хижине, сплетенной из камышей. Ур-Гал и Матио – неразлучная парочка – не поленились сбегать к ближайшей пальмовой роще и вернулись с кучей фиников.
– Костер разводить не будем, – сказала мне Энанна. – Слишком близко от Гуабу, завтра мы уже придем туда. Люди наместников патрулируют местность на конях с двумя-тремя марионетками. С такими группами трудно сражаться.
– Где ты научилась сражаться, Энанна? – спросил я.
Она нахмурилась: наверное, мой вопрос всколыхнул неприятные воспоминания.
– Я не всегда была рабыней… Родилась в племени Аз-занду, на берегу Теплого моря на севере. В нашем племени девочки учились сражаться наравне с мальчиками. Потом на нас напали Иентайеры. У нас не было шансов против их воскрешенных воинов. Живые мертвецы убили лучших из нас, в том числе моих родителей. Молодежь погнали в рабство. Моя подруга Кидира сопротивлялась особенно яростно. Ее умертвили на моих глазах, а потом сделали из нее марионетку…
Энанна подняла на меня глаза. Она ничем не выдала боли, что наверняка терзала ее изнутри.
– Иногда я спрашиваю себя, – продолжала она. – Почему люди так жестоки друг к другу?
Я вздохнул и пробормотал:
– Я тоже задавал себе этот вопрос, Энанна… И не нашел ответа.
Нам с Энанной выпало дежурить первыми. Мы сидели у самой кромки воды: Энанна – лицом к воде, я – к суше. Напасть на нас могли с обеих сторон. Мы не разговаривали, потому что голоса над водой слышны далеко и могут привлечь ненужное внимание.
Когда кровавая луна поднялась над равниной за рекой и стала светлеть, Энанна зябко поежилась и проворчала:
– Пора уже Каддишу нас сменить. Его не разбудишь – так и будет дрыхнуть до восхода…
Она уже привстала, когда я ухватил ее за локоть. Энанна удивленно воззрилась на меня, и я приложил палец к губам.
– Что… – начала она.
– Не слышишь?
Вероятно, теперь и до ее слуха долетели эти звуки: тихие мягкие шаги за стеной из камышей, которая прикрывала наше убежище от взглядов с равнины.
– Всадники наместников? – прошептала Энанна, наклонившись ко мне так близко, что я ощутил тепло ее тела. – Они обматывают копыта лошадей шкурами, чтобы передвигаться бесшумно…
– Вряд ли… – пробормотал я, но она уже не слушала. Легкой тенью пронеслась к хижине, там сразу заворочались.
Все убийцы Иентайеров проснулись быстро, лишних вопросов не задавали, а только покрепче ухватились за оружие.
Шаги чужаков замолкли за камышами. Мы молчали и старательно прислушивались. Сколько их? Кто они? Кем бы они ни были, они также хранили молчание.
При свете луны было видно, как у Каддиша раздуваются ноздри в предвкушении битвы, как у Ур-Гала сверкают глаза, как бугрятся напряженные мускулы остальных бывших рабов, ставших на путь войны.
Затем за камышами раздался низкий и страшный звук – некое могучее клокотание, которое не могло родиться в глотке человека или зверя. Никто из воинов не слышал прежде этих звуков.
Никто, кроме меня…
– Уходим! – прошипел я. – Мы не выиграем этой битвы!
– Ты с ума сошел? – прошептала в ответ Энанна. – Куда нам идти?
– В реку! Будем плыть в надежде, что они не последуют за нами!
– Кто они? – не выдержав, злобно рявкнул Каддиш.
В этот миг камыши разлетелись, и в образовавшийся проем на нас с клокочущим ревом вылетели три чудовищные тени. Лунный свет озарил трех исполинских гиен, в холке достигавших четырех локтей. Их истерзанные морды были закованы в бронзовые клетки-каркасы, зубы удалены, а вместо них вставлены металлические клыки. Вместо глаз на нас взирали линзы из горного хрусталя. Это была работа мастера Иентайера…
– Они – это Шиокха-Джаро, – промолвил я на удивление спокойным голосом. – Воскрешенные звери-марионетки.
Каддиш выслушал меня с безумным от ужаса лицом. Потом заревел, как раненный бык, и, подняв меч, ринулся на чудовищ. Храбрый воин, подумал я, обнажая свой клинок, который мне подарили мои новые друзья. Но жить этому храбрецу осталось совсем немного…
– СТОЙТЕ! – проорал я гиенам на языке Владык Смерти.
Шиокха-Джаро словно споткнулись, но длилось это не дольше одного удара испуганного сердца. Гиены не узнавали во мне хозяина, имеющего право повелевать. Бывшие рабы воспользовались заминкой и дружно набросились на гиен. Почти сразу после атаки удар гиены отшвырнул прочь Ленгора – и больше он не поднялся.
– Бейте по глазам! – скомандовал я.
Воины набрасывались на чудовищ, исполняя сложный и смертельный танец на берегу под призрачными лучами луны. Они действовали как единое целое… но этого было недостаточно.
Вот Таргон ударил клинком по лапе гиены, лезвие застряло в массивной кости. Гиена рывком подтянула Таргона к себе, клацнули металлические зубы, и Таргон с удивлением посмотрел на вывалившиеся из распоротого живота внутренности.
– Проклятая тварь! – заорал Матио.
Он рубил мечом по гиенам с такой силой и яростью, что воскрешенные монстры даже слегка отступили. Однако не так просто убить то, что уже мертво. Чудовища снесли ему голову одним ударом настолько быстро, что обезглавленное тело Матио не сразу перестало сражаться и еще некоторое время размахивало клинком, прежде чем рухнуть на песок, заливая его кровью.
– Матио! – вскрикнула Энанна, бросаясь на гиен.
Она успела ударить несколько раз, потом отлетела к кромке воды от мощного удара. Одна из гиен прыгнула к ней, чтобы довести начатое до конца, но я преградил ей путь. Я не сомневался, что проиграю битву, ибо никто из смертных не побеждал Шиокха-Джаро, сотворенных из гигантских гиен, которые существовали еще во времена легендарных Эйконхаэров. Жаль было умирать так скоро после воскресения, но что поделать? На сей раз я собирался умереть достойно, с мечом в руке, сражаясь, а не лежа в оковах под тяжестью скалы…
Словно издалека доносились до меня крики и звуки ударов Каддиша и Ур-Гала. Они сражались отчаянно, уже понимая, что обречены.
Я швырнул метательный нож, что дала мне Энанна накануне, в искусственный глаз гиены. Хрустальная линза треснула, и гиена почти удивленно повела мордой. Если лишить ее зрения, у нас есть шанс… Но нет, мы не успеем, ведь их трое…
Гиена взмахнула лапой и клацнула зубами. Я отскочил, ноги провалились в воду. Мой меч вонзился в шкуру, ничуть не повредив гиене. Я выскочил из воды, поскользнулся и начал падать. В этот миг гиена швырнула меня оземь, чуть не вышибив дух.
Я лежал на земле, чувствуя щекой влажный песок и глядя на разорванное тело Гарку и голову Роа. На лице его застыло удивление.
– Снова смерть… – прошептал я. – Смерть, что в конце времен заберет даже богов… Шиокха, повелительница мира, я снова иду в твои объятия…
Затопали копыта, и кто-то оглушительно засвистел. Гиены повернулись к новому противнику. Задыхаясь, я привстал.
Всадник, примчавшийся со стороны равнины, спешился. В одной руке он держал боевой топор, в другой – дротик. Еще несколько дротиков торчало у него за спиной в колчане. Пришелец двигался спокойно и неспешно; гиены и те на какое-то время оторопели от подобной наглости.
Еще один глупый храбрец, подумал я. Однако через два удара сердца произошло нечто удивительное.
Пришелец словно взорвался серией точных атак: ударил ближайшую гиену топором по шее, не защищенной бронзовым каркасом, и метнул два дротика в двоих оставшихся чудовищ.
К моему величайшему изумлению монстры затряслись и рухнули на землю. Они больше не шевелились.
Энанна, Каддиш, Ур-Гал и я потрясенно смотрели на поразительного воина. А тот выдернул дротики и выпрямился; наконечники дротиков тотчас приклеились к топору.
– Пусть меня проклянут Ануннаки! – прохрипел Каддиш. – Кто ты такой?
– Меня зовут Эн-Эламшур, – спокойно сказал пришелец. – Я охочусь за нежитью.
***
Пришелец был высок и худ, длинные черные волосы он заплел в косу, короткая щетина покрывала впалые щеки, черные глаза смотрели на нас из-под густых бровей пристально и оценивающе. На нем кроме набедренной повязки красовалась рубаха без рукавов, перехваченная на поясе широким кожаным ремнем, на котором висел в ножнах кривой клинок.
– Ты колдун? – спросил Каддиш, не торопясь убирать меч.
– Нет.
– Но это была магия! Как ты убил этих тварей?
– Да, это была магия, но я не колдун. Убивать нежить меня научил один колдун из далеких северных земель. Его истинное имя трудно произнести, и я просто называл его Иноземцем.
Энанна, я и Ур-Гал встали перед пришельцем вместе с Каддишем. Эн-Эламшура, казалось, вовсе не смущал наш подозрительный вид и обнаженное оружие. Он с безмятежным видом заткнул топор в специальную петлю на поясе и, опустив руки, смотрел на нас.
– Как ты нас нашел? – спросил Ур-Гал, прищурившись. – Да еще и появился в самый важный момент?
– Я шел по следам этих тварей с вечера. Выслеживал их. И я не пришел вовремя, иначе ваши друзья не погибли бы.
– Ты сражаешься с Иентайерами? – спросила Энанна.
– Я сражаюсь с нежитью.
– Всю нежить в этом гребанном мире создали Владыки Смерти, – прорычал Каддиш. – Убей Иентайера – очистишь мир от нежити!
– Пока что я не встречал Иентайеров, – сказал Эн-Эламшур. – Я посвятил свою жизнь борьбе с нежитью, которая убила мою семью. Вот с такими тварями!
Он указал на поверженных гиен.
Каддиш медленно, не спуская глаз с Эн-Эламшура, убрал меч в ножны. Остальные тоже заметно расслабились. Энанна горестно зашептала молитву, разглядывая останки наших друзей.