Диомид покивал. Похоже, он и не собирался меня в чем-то обвинять. Его ничуть не волновала гибель пяти человек.
– Тобой управляли духи. Я тебе верю. Но должен заметить, что они поступили в полном соответствии с твоими самыми тайными желаниями, которые ты запрятал глубоко в подсознании.
– То есть я хотел их убить?
– А как ты сам думаешь?
– Да, – после крохотной паузы ответил я. От Диомида прятаться было бесполезно. Да и не имело смысла. Он понимал меня лучше кого бы то ни было. – Я хотел убить Матвея. Но я не хотел убивать тех других…
– Попали под раздачу, – скороговоркой произнес Диомид. – И черт с ними. Какой человек – такие и друзья. Не терзай себя.
Он усмехнулся и подмигнул. Я ответил на улыбку, но внутренности у меня будто подернулись инеем…
– И вы меня похитили после того, как поняли, что тут поработали духи? – сказал я. – Нас не будут искать?
– Не найдут. Не беспокойся. Найти нас не под силу обычному человеку. Разве что другому шаману. Или… – Диомид не договорил и задумчиво уставился в окно, за которым разгорался день: пели птицы, шумел ветерок и громыхали грузовики где-то вдали.
Я не придал значения его оговорке. Всё-таки мне было неполных тринадцать лет, и на мою незрелую голову свалилось слишком много всего удивительного и пугающего.
– А сколько таких… как мы? – умирая от любопытства спросил я.
– Очень мало. Повезло тебе, что ты обрел учителя.
– Вы не спрашивали меня, хочу ли я учиться, – неожиданно для самого себя заявил я. Что-то в Диомиде меня отталкивало, а что – непонятно. В то же время он был единственной надеждой в моей жизни.
Диомид ничуть, казалось бы, не удивился зигзагу нашего диалога. Не удивился и не оскорбился.
– Хочешь опять угробить кучу народа, когда Тени в следующий раз овладеют твоим рассудком?
Я вздрогнул. Решительно отодвинул тарелку. Вот теперь аппетит у меня пропал окончательно. Хотя, возможно, оттого, что я наелся.
– Я понимаю, что дружки твоего Остапова не были ангелами, – сказал Диомид, когда стало ясно, что я так и буду молчать, изучая кружку с соком. – Но и они не заслужили смерти в огне.
Он вперился в меня жутким немигающим взглядом черных глаз. Я покосился на Диомида – в его глазах не отражался свет. Они принадлежали ночи.
Меня замутило. Вспомнились черные дымящиеся руины… Живое воображение нарисовало картину, на которой пятеро парней жарятся с дикими воплями в языках пламени, а кожа кипит, словно воск…
Внезапно Диомид погасил свой инфернальный взор и фыркнул:
– Ну как? Пожалуй, самое время спросить: готов ли ты учиться управлять своими жуткими демонами?
В ту пору я и понятия не имел, что за обучение мне предстоит. Опыт тринадцатилетнего мальчика создавал в воображении образы школьного класса, где я буду единственным учеником, сидящим за единственной партой со смирно сложенными руками, а Диомид будет учить с указкой возле интерактивной доски.
Я ошибался. Все уроки были практическими и весьма болезненными. Не было указки и школьной парты, зато были пыточные орудия в подвале.
– Ты использовал боль, чтобы вызвать духов, – сказал Диомид на первом занятии. Это было на второй день моей жизни в доме шамана. Мы стояли посреди гостиной. – Скорее всего, бессознательно, под контролем самих духов, которые частенько используют неопытных шаманов, чтобы вырваться в наш мир и наломать дров.
Диомид схватил мою левую руку и резким движением закатал мне рукав. На предплечье остался шрам от перочинного ножа интернатского охранника.
Я мимолетно подумал об этом веснушчатом парне с грубой, но честной манерой общения. Влетело ему, должно быть, за мое исчезновение. Да и не одному ему…
– Боль – не самый лучший способ призывать гремлинов, – продолжал Диомид. – Но самый простой. А плохой он потому, что боль трудно контролировать. Если ты не йог какой-нибудь, который может заворачивать левую ногу за правое ухо, а другой ногой стоять на раскаленных углях. Или не продвинутый шаман… Идем со мной.
Он повернулся и двинулся по мохнатому ковру мимо африканских масок, что таращились на нас, в сторону прихожей. Не оглядывался, как и тогда, в ночь нашей первой встречи. Был уверен, что я не отстану. Я и не отставал – поскорей хотелось начать обучение.
Диомид открыл дверь в подвал. За ней вниз шла узкая деревянная лестница. Мы спустились в подвал, Диомид щелкнул выключателем, и несколько сильных ламп осветили просторное помещение с низким потолком, укрепленным бетонными колоннами. Стены в подвале были обшиты досками, а посередине стояла причудливая деревянная конструкция – прямоугольная рама с ремнями на верхней поперечной перекладине. Перед конструкцией стоял небольшой столик, на котором находился прибор, отдаленно напоминающий паяльник. Только нагревательный элемент у него был не в виде стержня, как у обычных паяльников, а в виде широкой и короткой лопаточки.
Странный паяльник был подключен к удлинителю, чей шнур уходил к розетке в стене.
Кроме паяльника, на столике были разложены два флакона: один с прозрачной жидкостью, другой – с вязкой и зеленоватой. Рядом стояла баночка с ватой.
– Что это? – спросил я.
– Твоя школьная парта, – хмыкнул Диомид. Он положил ладонь мне на плечо. Ладонь была сухой и горячей. – Ну как? Ты готов, Вадим? Сегодня мы начнем учиться управлять болью. И обещаю, тебе будет больно. Если ты не сломаешься, – а ты не сломаешься, я уверен, – ты победишь боль и набросишь на духов уздечку.
Все эти разговоры о боли сильно напрягали. Колени у меня ослабли, под ложечкой возникло неприятное зыбкое чувство, как бывает, когда нога пропускает ступеньку в темноте.
Но я кивнул с храбрым видом.
Диомид снова ухмыльнулся – на мой взгляд, довольно зловеще. Мы подошли к «школьной парте». Диомид велел снять рубашку и ловкими движениями опытного инквизитора привязал мои руки ремнями к верхней перекладине пыточной конструкции.
К тому времени мне стало совсем плохо. Я откровенно дрожал, хотя в подвале было вовсе не холодно. Но не издавал ни звука. До последнего не верил, что Диомид причинит мне боль. Пугает, решил я. Попугает и отпустит. А я, преодолев испуг, научусь повелевать всеми Тенями в мире.
Я ошибся.
– Ну, – сказал Диомид. – Стены в этом подвале звуконепроницаемые, орать можешь сколько угодно. Но не рекомендую. От крика снижается боль, а ты должен прочувствовать ее полностью, всеми клеточками.
Он возился возле столика позади меня. Лязгнул переключатель, и запахло каленым железом. Я в панике оглянулся.
– Возьми вот это, – сказал Диомид.
Он сунул мне в пальцы левой руки что-то деревянное, маленькое, ребристое. То ли палочку, то ли ветку… Я не смотрел. Не мог оторвать глаз от дымящегося «паяльника».
– Это талисман, называется Зверь Крика, – пояснил Диомид. – Он вырезан из дуба моим учителем много лет назад. Ты не должен выпускать его из рук во что бы то ни стало. Понимаешь, Вадим?
Я кивнул, сцепив челюсти. Меня так и подмывало заорать, потребовать, чтобы Диомид немедленно меня выпустил. Но я ухитрился не только не издать ни звука, но и покоситься на талисман, торчавший у меня в руке, что была привязана к раме.
Талисман со зловещим названием Зверь Крика размером был с большой палец взрослого человека и представлял собой сидящего столбиком медведя с ощеренной пастью. Фигурка животного была вся исцарапана.
И тут Диомид воткнул раскаленный инструмент мне под правую лопатку. Боль была неожиданной, резкой и страшной. Мне почудилось, что Диомид пробил меня насквозь.
Рот у меня раскрылся, и из глубины легких вырвался пронзительный вопль – я и не подозревал, что обладаю такими вокальными данными.
Запахло горелым мясом. Моим мясом!
Я стиснул кулаки и задрыгал ногами. Боль не проходила. Крохотная фигурка Зверя Крика врезалась в ладонь, ногти впились в древесину… Выронить талисман мне не грозило ни при каких обстоятельствах.
В подвале потемнело – и не только из-за того, что почернело у меня в глазах. Десятки Теней просочилось сквозь стены и запорхали вокруг. Я едва их видел. Глаза слезились, я скулил, а боль не утихала, даже наоборот, разгоралась, словно пожар…
– Скажи им: прочь! – шепнул мне на ухо Диомид.
Я промычал что-то невразумительное. Слова не шли с языка. Я мог только кричать, рычать, выть, но никак не говорить, как человек.
– Скажи им: прочь! – проорал мне в ухо Диомид.
Спина горела огнем. Он заклеймил меня… как скотину!
– Прочь! – невнятно выкрикнул я.
– Да не мне говори, – усмехнулся Диомид. – А духам! Так, чтобы они тебя услышали. Чтобы не смели тебя игнорировать. Чтобы знали, кто здесь хозяин и повелитель. И чтобы никогда не забывали об этом!
– Прочь! – заорал я Теням.
Они продолжали мельтешить под потолком. Но, кажется, их полет слегка изменился, стоило мне крикнуть…
Я заставил себя представить, как горели те люди, друзья Остапова. Наверняка им было больнее, чем мне. Намного больнее… Диомид прижег мне маленький участок тела, а им прижгло всё тело. Да, это намного больнее…
А мои родители? Каково было им? Даже думать об этом не хотелось.
Так мне и надо, злорадно подумал я. Должен ведь я понять, каково это? Или нет?
– Громче! – проревел Диомид.
– ПРОЧЬ!!! – завопил я, так что слюни брызнули фонтаном. Слезы тоже брызнули, откровенно говоря. Подвешенный на раме, я задергался от рыданий.
Тени не исчезли. До полного контроля в тот памятный день мне было далеко. Диомид махнул рукой – духи растворились в воздухе, насыщенном запахами каленого железа и горелой плоти.
Моей спины коснулось что-то влажное. Это Диомид протер ватой, смоченной прозрачным раствором, мою рану. Затем смазал жидкостью из второго бутылька.
Мне сразу полегчало.
– Что ж, неплохо, – подытожил Диомид, развязывая мне руки.
Когда ремни отпустили мои кисти, меня повело в сторону, и я чуть не рухнул на пол. Ухватился за деревянную раму и удержался.
– Ну как впечатления от первого урока? – поинтересовался Диомид.
Прошло минут пять или десять, прежде чем я смог заговорить.
– И нет другого способа? – пробормотал я под нос, не поднимая глаз, сидя на полу у пыточного механизма.
Диомид улыбнулся немного печально.
– Я тоже спрашивал об этом своего учителя. Смотри!
С этими словами он снял рубашку и повернулся спиной. Я с содроганием и восхищением увидел замысловатый рисунок на смуглой спине из множества продолговатых светлых ожогов. Они мелкой и ровной штриховкой изображали что-то вроде огромных крыльев… Ожоги покрывали обе лопатки и почти всю спину до поясницы.
Так мне тоже предстоит обзавестись этими страшными крыльями?
– На пляже с такой спиной не позагораешь, – буркнул я. Боль быстро стихала: мазь творила чудеса. – Только людей пугать…
Диомид расхохотался.
– Это точно! Но мы с тобой шаманы, и у нас свой, особый путь. Когда придет время, ты будешь загорать там, где не загорал никто из обычных смертных.
Я не ответил. До этих времен еще дожить надо. Но и отступать я не собирался. Тени будут подчиняться мне так же, как Диомиду. Это решено.
Я разжал кулак, который до сих пор инстинктивно сжимал. На ладони лежал деревянный медвежонок. Мои ногти добавили еще пару царапин…
Но их было много и до меня. Диомиду досталось в свое время…
Учитель слегка кивнул и улыбнулся в ответ на мой вопросительный взгляд. Он набросил рубашку, повернулся и пошел к лестнице, бросив через плечо:
– На сегодня хватит. Идем обедать. И не забудь выключить свет.
Эти дни были страшными. Я с ужасом ждал наступления очередного урока. Привыкнуть к боли было невозможно. Каждый раз, когда Диомид привязывал меня к раме, я начинал потеть и трястись, внутренне готовясь к боли, и каждый раз она терзала мое измученное тело и вырывала крики.
Через неделю экзекуций я научился лишь мычать, кусая губы, а не орать благим матом. Отводил душу позже, когда, сжимая в ладони чертова медвежонка, вопил Теням, чтобы они проваливали.
Несмотря на весь страх и ужас обучения, прогресс был явно налицо. Тени неохотно, но подчинялись. Через две недели они исчезали, стоило мне подумать слово «Прочь!»
– Гремлины – духи низшего порядка или первого уровня, – объяснял Диомид. – Помнится, я тебе уже говорил в день нашей встречи. – Полтергейсты, что так пугают людей. Самые слабые из всех гигантской иерархии духов. Вызвать или прогнать их способен слабенький шаман. Есть еще другой вид духов первого уровня – симбионты.
– Что-то знакомое, – сказал я слабым голосом. Спина болела, украшенная более чем двумя десятками ожогов. Диомид наложил мне сухую повязку. – Слышал на биологии. Это такие организмы, которые живут с другими, но не вредят, а приносят пользу.
– Правильно, молодец! Духи-симбионты тоже живут с другими.
– Другими духами?
– Не совсем. Они соединяются с психоматрицами сознания, ну, или душами умерших людей, если находятся поблизости, и если душа находится в состоянии… я бы сказал, состоянии тревоги.
– Как это?
– Ты книги про привидений не читал? Или фильмы не смотрел? Человек умирает насильственной смертью, жаждет справедливости, или умирает, не сделав какого-то важного, с его точки зрения, дела. Душа тревожна. И уязвима для Симбионтов. Они соединяются с ней и образуют так называемые агрессивные призраки. Которые могут убивать. И это дает энергию как душе, так и симбионту. Собственно, речь идет не совсем о душах. Психоматрицы – это нечто другое. Лишь кусочек человека, огрызок, зацикленный на одной идее. Поэтому агрессивные призраки часто уничтожают даже тех, кого умерший когда-то любил.
Меня пробрала дрожь.
– И много таких призраков?
– Не беспокойся, не много. Да и опасности для опытного шамана они не представляют. Некоторые слабые шаманы даже зарабатывают, изгоняя призраков или гремлинов за деньги. Только у людей мало доверия к нам, потому что много развелось жуликов. На одного настоящего шамана – десятки тысяч мошенников.
– А духи второго уровня? Что они собой представляют?
– О, – сказал Диомид. Хитро прищурился. – Это Реаниматоры. Они вселяются в мертвые тела и поднимают их из могил. Или вселяются в неживые предметы. Чтобы вызвать Реаниматоров, нужно быть сильным шаманом.
У меня волосы зашевелились на затылке. Я уже жалел, что спросил о духах второго уровня.
А Диомид как ни в чем не бывало продолжал:
– Есть еще духи третьего, четвертого и пятого уровня. Третий уровень – духи-Прорицатели и Джинны. Прорицатели, как понятно из названия, помогают заглянуть в будущее. Их вызывают медиумы и всякие пророки, часто неосознанно. Джинны отличаются умом и сообразительностью, и при должном умении можно заставить их выполнять желания. Но если у шамана не найдется сил и опыта утихомирить его, Джинн заберет человека с собой… Связываться с ними не стоит, честно тебе скажу. Четвертый уровень – это духи, которых могут вызвать и проконтролировать только великие шаманы. Это Элементали, духи катастроф и стихийных бед. За всю историю их вызывали всего несколько раз. Один раз погиб целый город от ярости огненного духа. Этот город назывался Помпеи.
Диомид помолчал, думая о чем-то своем. Видимо, вспоминал уроки со своим учителем, кем бы тот ни был.
– А другой раз водный дух уничтожил целую островную империю. Платон называл ее Атлантидой.
– Обалдеть! – вырвалось у меня. Я даже о боли забыл. – Значит, это всё шаманы виноваты?
– Ну, не то, чтобы виноваты, – пожал плечами Диомид. – Атлантиду, по-моему, стоило уничтожить. Судя по древним записям, атланты далеко продвинулись по части некромантии и субатомных технологий, и если бы кто-то из древних великих шаманов не вызвал Элементаля океана и не утопил весь остров, атланты сделали бы это сами. Только заодно прикончили бы и все другие развивающиеся страны – Древнюю Грецию, Египет, Империю Майя, Блуждающую страну Ариев, Шумер, Индию и еще пару других.
У меня разыгралось воображение. Каково это – вызывать Духа Океана? И стать причиной гибели целой цивилизации?!
– А пятый уровень? – опомнившись, спросил я. Здесь моё воображение отказывало. Представить духа сильнее Элементалей я не мог при всем старании.
Диомид улыбнулся.
– Это Великие духи. – Он помолчал, пожевав губами, затем добавил: – Говорят, один из них в начале всех начал создал Вселенную, просто вообразив ее в своем безграничном сознании.
Я раскрыл рот.
– То есть… Вы говорите о Боге?
– Так его называет большинство людей. Ведь кто такой Бог? Об этом прямо сказано в Библии. Бог – это дух.
– Но… Кто может вызывать и контролировать Бога?
– Насчет контроля не знаю, но вызвать Его и попросить помочь вполне можно, – сказал Диомид серьезно. – Если верить легенде, был когда-то один человек, который при помощи Великого духа раздвинул море, чтобы увести свой народ из рабства… Но мы увлеклись теорией. Практику еще никто не отменял. Поднимайся, мы должны тренироваться. И не забудь Зверя Крика.
– Забудешь его, – мрачно проворчал я.
С обреченным видом идущего на эшафот я спустился вслед за Диомидом в подвал. При виде деревянной рамы меня затошнило. Я пересилил себя и принялся расстегивать рубашку.
– Не нужно, – остановил меня Диомид.
Я удивленно вскинул на него глаза.
– Сегодня мы переходим на второй уровень нашего обучения, – сказал Диомид. – Боли больше не будет. Просто встань вот здесь и возьми Зверя Крика… Помнишь, что было, когда ты сжимал его в ладони? Помнишь боль, что ты ощущал? Закрой глаза и представь эту боль. Пусть она течет по твоим жилам… по руке в Зверя Крика. Пусть вся эта боль сконцентрируется в талисмане. Пусть она там останется навеки, послушная твоей воле.
Если бы у меня было менее богатое воображение, и то я бы без труда представил всё, что говорил мне Диомид. Я почти физически ощущал боль, что струилась по жилам – в моем воображении она представлялась мне багрово-красной жидкостью, слегка фосфоресцирующей в полумраке моих внутренних органов.
Я стоял с закрытыми глазами, сжимая деревянного медвежонка. Багряная жидкость скопилась в талисмане и свернулась клубком… Она была готова вырваться при первом моем требовании…
– А теперь скажи духам: придите! – шепнул Диомид.
Я пробормотал слово одними губами. Орать не стал. Духи услышат в любом случае. Дело не в громкости приказа, а в силе воли.
И они явились.
– Горжусь тобой, Вадим, – сказал Диомид, глядя на водоворот Теней на потолке. – Горжусь, как гордился бы…
– …Павлов своими собаками? – хмыкнул я. – Я читал в учебнике биологии. Звонок звенит – слюна льется. Только в моем случае вместо звонка талисман, а вместо слюны Тени.
Диомид одарил меня непривычно ласковым взглядом. Он хотел сказать совсем другое. А я не хотел этого слышать, хотя и был благодарен ему за то, что он делал – пусть и методами, которые заставили бы поседеть любого учителя. У меня уже был отец, больше мне не нужно. Слишком тяжело терять родителей, одного раза достаточно…
– Молодец, – он потрепал меня по макушке. – Ты прошел экзамен.
– А дальше что?
– Много чего. Следующий этап – ты должен вызывать Тени лишь подумав о талисмане. Достаточно его образа в уме. На сегодня достаточно. Предлагаю поехать в город и хорошенько развлечься!.. Как насчет аттракциона? А потом мы съедим бургер – очень жирный, очень вредный и очень вкусный!
Я чуть ли не бегом бросился вон из подвала. Настроение было радужное – впервые за долгое время.
Дни и ночи бежали друг за другом бесконечной пестрой чередой. Как и говорил Диомид, вскоре мне было достаточно представить талисман, ощутить мысленно его шершавую поверхность в руке, чтобы приходило воспоминание о боли, и со всех темных углов начинали выползать Тени.
Через несколько месяцев Диомид забрал у меня Зверя Крика и запер в шкафу. Он больше был не нужен. Зато я получил взамен другой талисман – в виде костяного кружка, на котором очень искусно был вырезан человеческий глаз. Талисман держался на толстой нитке, чтобы повесить на шею. По словам Диомида, он должен был усиливать мою силу и заодно защищать от вредного влияния других шаманов. Если таковые попадутся.
К тому времени я много узнал о Диомиде. Он работал в частном медицинском центре мануалом-терапевтом и костоправом. О нем ходили легенды. Что неудивительно для шамана. Конечно, его пациенты вряд ли догадывались, что он умеет вызывать духов. Работал он лишь первую половину дня, но получал достаточно, чтобы жить в свое удовольствие.
Я же все это время нигде, разумеется, не работал и не учился, если не считать обучение шаманским премудростям. После того, как я наловчился вызывать и прогонять Тени одним щелчком пальцев, а то и просто мыслью, мы стали практиковать медитации. Фишка заключалась в том, чтобы сидеть неподвижно и расслаблено и концентрировать сознание на одном образе. Образом мог быть любой предмет, хоть унитаз, или даже процесс, как, например, дыхание и пульс.
Задача вроде бы простая, но, как оказалось, концентрироваться на одной вещи дольше нескольких минут было невообразимо трудно. Мозг то и дело хотел отвлечься на какую-нибудь ерунду.
Но вода камень точит, как говорится. Постепенно я научился держать в уме одну вещь так долго, как это от меня требовалось. Казалось, образ выжигал в мозгу дыру, которая уже не могла зажить. Однако стоило мне приказать себе отпустить образ, как он тут же растворялся в небытие.
Вся эта плавящая мозги ерунда была важна для того, чтобы повелевать Тенями. Они воспринимали образы моего ума на расстоянии, потому что шаман и духи связаны прочнее, чем эмбрион с организмом матери. После того, как я вызывал Тени образом Зверя Крика, я заставлял их делать конкретные дела другими образами.
Можно подумать, что с такими возможностями шаман не будет даже подтираться самостоятельно, каждый раз вызывая духа. К сожалению, Тени, подобно другим низшим духам, узко специализированы. К примеру, лучше всего они умеют устраивать бардак, поджигать, вносить неразбериху, кидать вещи и разводить грязь. А вот прибраться их не заставить никакими силами. То есть они этакие злобные детишки.
Убраться, построить дворец или осушить море может джинн, но, во-первых, вызвать его нам с Диомидом было не под силу, а во-вторых, связываться с джиннами – себе дороже.
Кроме медитаций, Диомид тренировал меня физически. Утро начиналось с пробежки вокруг дома, отжиманий, качания пресса и подтягиваний. Шаман, говорил Диомид занудным голосом, должен держать себя в тонусе. Потом мы спарринговали – на кулаках, деревянными палками и специальными полутораметровыми плетками из кожи с вплетенными в нее тончайшими металлическими волокнами. При должном умении такая плетка могла разрубить человека надвое, и при этом ты едва двигаешь кистью. Плетка наматывалась вокруг кисти и пряталась под рукавом, при необходимости вылетая от одного движения, как атакующая змея. Такое оружие плюс Тени позволяли нам спокойно гулять по ночам по самым разным местам в самых разных городах.
А мы любили бродить по ночам. У меня и раньше была любовь к ночи, но при жизни с Диомидом она окрепла. Мы часто гуляли по пустынным окраинным улицам чуть ли не до рассвета, если было не слишком холодно, и разговаривали обо всем на свете.
Мы часто переезжали. Это было необходимо, поскольку со временем люди начинали проявлять нездоровый интерес к странной семейке. Иногда просто ездили по всей стране. Побывали в степях Казахстана, посетили Байкал, вокруг которого просто изумительная атмосфера тишины и покоя…
В каждом новом городе, куда мы переезжали, Диомид находил частный дом; он не переваривал квартиры, презрительно обзывая их «скворечниками». Он находил также работу – и всё без особых затруднений.
Это были самые прекрасные со времен гибели родителей дни. А счастливые дни бегут быстро, не успеваешь оглянуться, как они собираются в месяцы, а из месяцев набегают года.
Я и сам не заметил, как мне исполнилось семнадцать лет. С Диомидом я жил уже пять лет.
Как-то летним утром я сидел в одних шортах в гостиной очередного хорошо обставленного дома в приличном районе очередного города нашей необъятной родины. Диомид еще спал – ложились мы с ним поздно и вставали тоже. Сегодня я проснулся раньше него, еще не было и одиннадцати.
Прямо передо мной на стене висел огромный телевизор, с которого вещала бархатным контральто симпатичная дикторша музыкального канала. У нее были большие глаза и груди, которые старательно выставлялись напоказ с помощью глубокого декольте.
Рядом с теликом висело зеркало. Понятия не имею, зачем его туда повесил хозяин дома, сдававшего нам его в аренду. Однако в нем отражалась моя собственная семнадцатилетняя персона. Глянув случайно на себя в зеркало, я обнаружил, что рожа у меня донельзя глупая, и по ней блуждает масляная улыбка.
Рассердившись на самого себя, я переключил музыкальный канал на новостной и подошел к зеркалу. За последние пять лет я здорово вымахал и теперь смотрел на Диомида свысока. Волосы стали темнее, чем в детстве, и довольно сильно отросли. Лицо осталось худым и бледным, как, собственно, и тело. Ежедневные тренировки помогли мне кое-как нарастить пару жалких килограмм мышечной массы, и даже пресс проступал, но, по-моему, для мужика семнадцати лет этого было недостаточно.
Я почесал щетину на подбородке – еще один повод для гордости. Повернулся спиной и поглядел на симметричный рисунок ожогов на спине. Издали его можно было принять за художественное тату или боди-арт.
Девчонки проявили бы немало внимания, если бы увидели эту «красоту». Я бы им наврал, что это тату древнего племени в Полинезии, где я прошел обряд инициации… Правда, я не умел врать, да и вообще красноречиво говорить. И вряд ли я осмелился бы показать ожоги кому-нибудь, кроме Диомида.
И с девчонками я не общался. Трудно завести знакомства или подружиться с кем-нибудь, когда постоянно переезжаешь.
А между тем тяга к противоположному полу давала о себе знать. Вот и сегодня уставился на эти аппетитные дыньки у ведущей…
Вздохнув, я зашлепал в свою комнату и взял со спинки стула футболку. Она была испачкана в чем-то желтом, а кое-где были красные капли вроде капель крови. Это еще что такое?
Я присмотрелся: что-то вроде засохшей глины – это желтые пятна, а красные? Где это я успел так вымазаться? Или я хожу во сне? Решил, что измазался ночью и ничего не заметил. Выругавшись сквозь зубы, взял из шкафа другую футболку, а грязную забросил в корзину для белья.
Для этого мне пришлось пересечь гостиную. По телику транслировали новости.
– …А на прошлой неделе был убит Лукьяненко Владимир Олегович, известный в криминальных кругах под прозвищем «Леший». Он являлся руководителем крупной криминальной группировки, занимающейся шантажом, вымогательством и торговлей людьми. На него только в позапрошлом, 2008 году, было совершено более десятка покушений со стороны конкурирующих группировок. Ни одна не имела успеха, кроме последней. Несмотря на круглосуточную охрану, Лукьяненко был убит в собственной ванной, смерть предположительно наступила от асфиксии, вызванной попаданием воды в дыхательные пути. Версия несчастного случая или самоубийства следствием исключена. По данным осведомленного лица, это дело рук наемного убийцы, который фигурирует под кодовым именем «Призрак оперы». Напоминаем, что аналогичные убийства, когда преступление совершено в закрытом помещении при наличии вооруженной охраны, имели место в прошлые года. «Призрак Оперы» подозревается в гибели как минимум еще пяти человек, из которых двое занимали видные посты в Государственной Думе, а трое представляли собой верхушку криминальной структуры страны. В каждом из этих случаев убийство происходило в тщательно охраняемых помещениях, из-за чего киллер получил среди журналистов второе прозвище «Русский Синоби». Дело таинственного киллера «Призрак оперы» передано на рассмотрение в федеральную службу безопасности…
За окнами зарокотал мощный двигатель, загромыхали ворота. Кто-то приехал к соседям. Я вырубил телик и выглянул в окно.
Насколько я мог разглядеть из-за высокого забора, к соседям приехал грузовик и сейчас медленно заезжал во двор.
В доме по соседству никто не жил. Значит, сделал я вывод, кто-то всё-таки приехал. От нечего делать и желания поглядеть на новых соседей, я вышел из дома во двор, открыл калитку и оказался на узкой улочке.
Грузовик к тому времени уже стоял во дворе с заглушенным двигателем. Двое крупных ребят в спецовках выгружали из грузовика мебель. Им помогал светловолосый и краснолицый мужчина лет сорока в белой рубашке с короткими рукавами. В сторонке, возле росших у забора лип, стояли две женщины.
Точнее, только одна была женщиной, примерной ровесницей блондина; она имела узкие плечи в веснушках и широкие бедра, втиснутые в светлые шорты, а платиновые волосы были собраны в пучок на темени. Вторая выглядела не старше меня и сразу привлекла мое внимание.
Она показалась мне ангелом, что спустился с небес в этот светлый и жаркий день, чтобы усладить мой взор. Я, конечно, и раньше общался с девчонками, некоторые из которых были очень даже красивыми. Но такой я не встречал никогда.
Она была среднего роста, со светло-русыми волосами. На ней красовалась белая маечка и белые же шортики… Да у ангела и не могло быть одежды иного цвета. Ее фигуру – женственно округлые бедра, тонкую гибкую талию, точеные ноги и небольшую, но совершенную грудь – можно было бы описывать бесконечно, но так и не передать тот неуловимый флёр красоты, свежести и грации, что буквально сбивает с ног молодых увальней вроде меня.