– Как же я мог предать вас? – уточнил Ур-Гал. Он стоял над нами в окружении послушных марионеток. – Я никого не предавал. Я служу Хорджахасу и всегда служил. Не вам! Поэтому я не мог вас предать. Великий Император заслал преданных людей, вроде меня, в разные номы и города мира, чтобы мы вовремя могли предупредить его об опасности. Раньше я думал, что Убийцы Иентайеров опасны для Его императорского величия, но позже понял, что вы – шайка глупцов. Потом я услышал о великом шамане, который способен принести делу Хорджахаса погибель, и долго искал его. Наконец, появился Эн-Эламшур и помог вам – и мне! – его найти. Сначала я решил, что он никакой не колдун. – Ур-Гал рассмеялся. – Я ошибся! Зато будет что показать Хорджахасу!
Он снял с шеи амулет в виде золотистого диска. Что-то щелкнуло, и диск превратился в спирально закрученную металлическую нить. Ур-Гал бросил спираль на землю, но она, сохраняя форму воронки, осталась стоять вертикально вопреки всем законам подлунного мира…
Я шумно выдохнул, потому что узнал этот древний артефакт Гриик`хтахенов…
Над спиралью задрожал воздух, как над раскаленным горном, он сгустился и превратился в мутный матовый шар четыре локтя в диаметре. В центре шара засияло три желтых огонька.
Это было Око Первых Богов, такое же, как и то, что денно и нощно взирало на мир с вершины Храма в Х`рокхасе.
– Да-да, – сказал Ур-Гал. – Это Око Первых Богов, Ролас Безумный! Око, что перенесет нас в Х`рокхас без корабля и глупых капитанов. Пожалуй, я не стану убивать колдуна, он ведь без сознания… Пусть Хорджахас расправится с ним сам… Очень скоро вы предстанете перед его престолом. Вперед!
Шиокха-Дахана подняли нас на ноги. Меня швырнули прямо в Око. Два удара сердца я словно висел в пустоте, заполненной чужеродной желтизной, потом вывалился на твердую поверхность. Вслед за мной из портала выпали Эн-Эламшур, Энанна и Уату, который до сих пор не пришел в себя.
|
|
Я поднял голову. Прямо передо мной начинались колоссальные ступени пирамиды Высшей Справедливости, за ней – на возвышении в лучах тропического солнца белел дворец Хорджахаса…
– Добро пожаловать домой, Ролас, – насмешливо сказал Ур-Гал, появляясь из Ока вслед за нами. – Стоило ли возвращаться из мертвых только ради того, чтобы вновь потерпеть поражение?
***
Когда-то давно я помнил столицу Дильмуна и всей Империи живой, кипящей, энергичной. И пусть по улицам города шагали оживленные мертвецы, послушные воле хозяев, Х`рокхас полнился жизнью.
А теперь он превратился в нечто ужасное. Полуразрушенные здания, темные окна, пустынные улицы, заброшенные площади, высохшие каналы и деревья – вот что предстало моему взору. Не звучали голоса, не слышался смех, нигде не было ни одного человека. Смерть и разрушение поселились в этом месте…
Вдалеке глухо шумел океан. Я повернул туда голову, боясь увидеть новые свидетельства Шиокха-Неру. Крыши домов уходили вниз ряд за рядом и теснились у берега, возле которого чернели корабли.
Им не было числа. Корабли усеивали всю гавань и океан до самого горизонта. А у мола с подветренной стороны возвышалось, точно гора, громадное сооружение – колоссальный ковчег.
Вслед за нами из Ока вышли марионетки. Око погасло и растворилось в эфире. Ур-Гал поднял спираль и снова превратил ее в диск на веревочке, который вернул на шею.
|
|
Марионетки под предводительством Ур-Гала повели нас ко Дворцу. Шамана потащили за руки и за ноги. У Эн-Эламшур отняли его магические дротики и топор. Меня и Энанну лишили мечей, но Клинок Упокоения остался у меня за поясом: мертвые руки не ощутили его.
И я знал, как применю это оружие. Каким бы ни был могучим Хорджахас, Клинок Упокоения отправит его дух прямиком в Бездну.
В жарком воздухе висел слабый, но явственный запах тления. Жужжали насекомые, вдали грохотал прибой. И – больше никаких звуков. Эта тишина была ужасна.
Я хотел поймать взгляд Энанны и дать ей какой-нибудь знак, что я с ней. Но она шла с опущенной головой, раздавленная предательством того, кого считала другом, и смертью грубого, но в глубине души доброго Каддиша.
Эн-Эламшур был, как всегда, невозмутим, смотрел прямо перед собой, шел размеренной походкой, со связанными за спиной руками.
Мы шли на смерть, и каждый из нас знал это. Но в отличие от меня Энанна и Эн-Эламшур еще не умирали, и мне хотелось хоть как-то поддержать их.
Перед аркой входа во дворец в несколько рядов выстроились Шиокха-Дахана. В полной тишине они тупо взирали на нас искусственными глазами, пока мы шли между рядов ко входу.
В огромном тронном зале вдоль стен в каменных чашах горел огонь. В конце зала на величественном троне восседал мой старый знакомец Хорджахас. Он ничуть не изменился за то время, что мы не виделись: молодой, смуглый, увешанный украшениями и бесстрастный. Будто не прошло несколько поколений… Были и едва заметные изменения: на его теле виднелись какие-то темные полосы, линии и завитки, а глаза заметно светились желтым светом… От его тела исходил некий темный дым. Друг моего детства обрел бессмертие.
|
|
Скоро с этим будет покончено.
Процессия остановилась у подножия трона императора.
– Владыка! – обратился к нему Ур-Гал. – Я нашел врагов! Тех, кто строил против тебя козни! Я нашел Роласа Безумного, который вернулся в этот мир в тщетном стремлении убить Бога! И я нашел колдуна, о котором говорит пророчество!
Хорджахас улыбнулся мертвящей улыбкой. Благосклонно кивнул своему приспешнику.
– Ты будешь вознагражден за свое рвение и верность, Ур-Гал, – проговорил он глубоким голосом. – А вы, – он перевел взгляд на нас, – вы никогда не сможете навредить тому, кто стал равным Первым Богам. И ты, Ролас, вернешься в Бездну навсегда! Квинтэссенция миллионов жизней наполнила меня океаном энергии. Смотрите!
Он расплылся, как призрак, и вдруг оказался рядом со мной. Я отшатнулся от неожиданности. Линии на его теле потемнели и зашевелились, будто змеи. Исходящий от него призрачный дым обрел очертания, и теперь казалось, что вокруг него двигаются полупрозрачные щупальца. От императора веяло могильным холодом, и на несколько ударов сердца мне стало страшно. Он не был похож на человека.
– Ролас! – сказал Хорджахас. – Ты слишком слаб, чтобы противостоять мне! Мне – Владыке Смерти!
Краем глаза я заметил, как побледнела Энанна. Эн-Эламшур выпятил челюсть и сглотнул.
Линии на теле Хорджахаса побледнели, он снова вернул себе прежний облик. Довольный впечатлением, усмехнулся.
На краткое мгновение повисла тишина. Потом Энанна громко и отчетливо произнесла:
– Ты просто сумасшедший, Хорджахас.
Я в изумлении оглянулся на нее. В голосе у нее не было страха – лишь презрение.
Хорджахас тоже удивился. Но это не продлилось долго. Он посмотрел на Ур-Гала и подмигнул ему. Ур-Гал крикнул Энанне:
– Ты более презренна, чем пыль на ногах Императора! Богохульница! Немедленно целуй его ноги, и тогда, быть может, ты будешь помилована и умрешь быстрой смертью!
Энанна гордо вскинула голову. Ах, как я гордился ею в этот миг!
– Нет! – сказала она.
– Энанна, – вмешался я, поскольку знал, какие пыточные машины скрыты в подземельях дворца владыки некромантов. – Не надо, Энанна…
Повинуясь беззвучному приказу, Шиокха-Дахана схватили ее за руки и наклонили к ногам Хорджахаса. Каким-то чудом Энанна вырвалась, раздался звучный шлепок, и Ур-Гал схватился за щеку. Энанна тяжело дышала, марионетки снова скрутили ее.
– Ах ты… – прохрипел Ур-Гал. Пощечина Энанны каким-то образом рассекла ему щеку, откуда потекла струйка крови. – Ты… ты…
Он пошатнулся. Лицо его исказилось, кожа потемнела больше обычного, потом посерела. Глаза выкатились, из груди вырывались хрипы. Сосуды в глазах полопались. Ур-Гал повалился на каменный пол, корчась и хрипя. Мучения и конвульсия продолжались долго, пока, наконец, Ур-Гал не затих. Перед смертью он обмочился.
Энанна рассмеялась – звонко и зло.
– Мы тоже кое-что умеем, не так ли, император-безумец?! В моем браслете есть игла и капсула с ядом, смерть от которого весьма неприятна… Да ты сам видел ее только что! Предатель заслуживает презренной смерти в собственных нечистотах!
Шиокха-Дахана сорвали браслет с руки Энанны. Ее повалили на колени. Волосы ее растрепались, но она продолжала смеяться.
Хорджахас поглядел на тело верного прислужника. На его лице не было сожаления.
– Он больше не нужен. Зато ты, женщина, ты будешь наказана так, как не был наказан никто за последние тысячу лет. Я сделаю это сейчас, перед твоими глазами, Ролас, чтобы ты запомнил, что происходит с твоими друзьями, когда помогают тебе!
– Нет! – вырвалось у меня. Как жрец, я знал из древних сказаний, какое самое ужасное наказание придумали Эйконхаэры, пытку, в сравнение с которой пыточные машины в подвале были истинным благословением.
– Я обрекаю ее на Дахана-Йодох, Пленение Духа в Мертвом Теле! – сказал Хорджахас.
Я задергался в руках марионеток, пытаясь вырваться и убить Энанну любым способом, чтобы избавить ее от гнусного ритуала, омерзительней которого нет ничего на свете. Мне не удалось, и мои крики превратились в рыдания.
Эн-Эламшур растерянно переводил взгляд с Хорджахаса на меня. Он не знал…
– Она умрет в жутких муках, но сознание ее не померкнет, – продолжал Хор с жестокой улыбкой. – Оно не померкнет даже тогда, когда ее прекрасное тело начнет разлагаться и смердеть… Она будет вынуждена наблюдать за гниением своего тела. И будет испытывать ни с чем не сравнимые страдания. Это ритуал обречения человека на полное сознание после смерти тела.
У Эн-Эламшура вырвался крик ярости и ужаса. Он рванулся к Энанне, но не сумел сделать и шага. Марионетки повалили меня и его на колени. В этот миг я ощутил, как веревки на моих руках ослабли от рывков… Я затих, собрав волю в кулак. Нужно выждать момент.
Марионетки подняли Энанну на ноги и стали срывать с нее одежду. Она не сопротивлялась, понимая безуспешность этих попыток, и только гневно смотрела на Хорджахаса. С Энанны сорвали серьги и все украшения, но она не издала ни звука. Обнаженную, ее повели по коридору во внутренний двор.
Нас с Эн-Эламшуром вели следом. Хорджахас хотел, чтобы мы смотрели.
Стоявшие в коридоре марионетки обливали Энанну зеленой жидкостью – зельем для ритуала. Сердце мое разрывалось на части. Если б я знал…
Даже облитая зельем, с кровоточащими ушами, ведомая за руки мертвецами, Энанна была прекрасна. Как когда-то Лиша…
Позади послышались неровные шаги. Я оглянулся – шаман наконец пришел в себя. Марионетки и его потащили за нами.
– Уату! – вскричал я. – Энанна обречена на страшную смерть! Ты же колдун, сделай что-нибудь!
Колдун помотал окровавленной головой. Его лицо опухло, глаза заплыли. Он выглядел жалким и измученным.
– Я не справлюсь с духами… Я – ничтожество.
Энанну тем временем привязали к столбу в центре двора. Она повисла на нем с закрытыми глазами. Меня и Эн-Эламшура повалили на горячую землю. Я перевернулся на бок, чтобы скрыть от глаз императора ослабшие веревки. Мои пальцы коснулись торчавшего за поясом Клинка Упокоения.
Одна из марионеток уже несла к столбу бронзовый ошейник – он и запустит изменения в теле Энанны, которые превратят ее в живого и сознающего мертвеца. Времени оставалось все меньше. Я старался поскорей сбросить путы, но это было не так-то просто. Мне пришлось в бессильной ярости наблюдать, как по приказу Хорджахаса марионетки вспороли Эн-Эламшуру живот и с помощью специального артефакта вытянули дымок квинтэссенции из раны, чтобы провести ритуал.
Когда бездыханное тело охотника за нежитью швырнули в угол двора, как ненужную вещь, я окончательно освободился от пут, и узкая рукоять Клинка легла в мою ладонь.
Хорджахас стоял совсем рядом… Но и Энанна тоже была рядом. Я не промахнулся бы в обоих случаях… Но кого мне упокоить?
Я всю жизнь желал убить Хорджахаса. И сейчас у меня был шанс. Но тогда Энанна обречена, я ничего не смогу поделать. Клинок действует лишь раз. А изгнать ее дух из тела можно только, если разрезать тело на мельчайшие кусочки. И она почувствует всю эту запредельную боль, ибо сознание ее не погаснет, поддерживаемое силой ритуала.
Император будто прочитал мои мысли и расхохотался.
Медлить больше было нельзя. Ошейник был надет на шею Энанны.
Я вскочил, сбросив руки марионеток, что потеряли бдительность, и, крикнув во все горло, метнул нож в Энанну…
Я хотел бы, чтобы она поняла мой поступок. Чтобы последним, что видели ее глаза, был я. Чтобы она поняла и простила меня взглядом.
Этого не произошло. Клинок ударил ей в грудь, вспыхнул голубоватым пламенем и рассыпался в черный прах. Энанна уронила голову и умерла. Дух ее перешел в Бездну, избежав пыток Дахана-Йодох.
В полной тишине внутреннего двора, залитого безжалостным солнцем, возле столба с мертвой девушкой, Хорджахас рассмеялся пронзительным, безумным смехом.
– Клинок Упокоения действует лишь раз! Ты воистину глупец, Ролас! У тебя был шанс убить меня! А ты потратил его силу на девку!
Он развернулся и двинулся к проходу в коридор.
– Убейте их медленно! – приказал он марионеткам.
Кто-то вскрикнул. Я повернул голову, это был Уату. Его глаза горели лихорадочным огнем.
– Вот так, да, друг? – крикнул он. – Вот так, друг! Ты прав! Может и я смогу? Может, и я не ничтожество?
Его глаза закатились, он что-то бормотал на неизвестном мне языке. Хорджахас остановился и оглянулся.
Марионетки попытались было прижать его к земле, но вдруг замерли и, опустив пленника, отошли на шаг назад. Так же поступили и мои Шиокха-Дахана. Я был свободен, но не двигался, не отрываясь от шамана.
Хорджахас попытался приблизиться к нам, однако и он не мог шелохнуться. Магия колдуна сковала нас всех незримой силой.
Уату воздел руки вверх, не открывая глаз. Слова заклинания становились громче и пронзительней. Над шаманом в воздухе проступили призрачные черты некоего существа – огромного, похожего на осьминога, но с человеческим лицом. Почти тотчас видение увеличилось во много раз и метнулась в сторону берега, после чего исчезло, а шаман открыл глаза и простонал:
– Получилось! О боги, у меня получилось вызвать Духа Океана! Ну, теперь держитесь! Я выполню твою просьбу, Зиусудра-Ролас, и уничтожу эту обитель мертвых. Дух океана навеки скроет мировыми водами эту чудовищную страну. А ты, Зиусудра, еще можешь спастись на ковчеге. Быть может, когда-нибудь о нас сложат легенды. Быть может, мы станем богами, которых будут чтить бесчисленные поколения.
Я ощутил, что снова могу двигаться. Но Хорджахас и его нежить по-прежнему были неподвижны. Лицо императора исказилось от ярости, черные линии проступили сильнее.
– А ты, Уату? Идем со мной!
– Колдун должен умереть, – с горькой улыбкой ответил Уату. – Я потерял всё, ради чего стоило жить. Мне пора в Бездну, к моей невесте.
Порыв ветра встрепал его косички, дернул меня за одежду. По поверхности океана заходили пенные волны. Океан заволновался. Перемена погоды была внезапной и сильной. В небе заклубились тучи, где-то зарокотал гром. Волны начали качать флот Хорджахаса.
Затянутое тучами небо потемнело. Сумрак пал и на Дильмун. Я услышал где-то вдалеке могучий гул; казалось, вода в океане засветилась изнутри.
Я растерялся. Посмотрел на неподвижного Хорджахаса, потом – на Уату, чье лицо расплылось в умиротворенной улыбке.
– А как же Император? – крикнул я. – Теперь, когда я истратил силу Клинка Упокоения на Энанну, он попадет всего лишь в Бездну, а не в Тартар, откуда нет выхода!
– Значит, ты встретишься с ним в другой жизни. – Тон Уату был спокоен как никогда. – Надеюсь, ты будешь более подготовлен.
Чудовищный ураган обрушился на остров; воздух потемнел; пальмы, росшие в садах Х`рокхаса, пригнулись к самой земле, словно волосы под гребнем. Бесконечная череда грозовых облаков, распарываемых молниями, с неслыханной скоростью неслись по небесам. Поверхность океана от горизонта до горизонта испещрили белые полосы пенных волн, а зеленая вода под ними освещалась нереальным, мертвенным светом из глубины. Грохот наполнил мироздание.
Пригибаясь под порывами сильнейшего шторма на моей памяти, я побежал по одной из центральных улиц в сторону порта. Мимо меня летели мелкие камни, вырванные с корнем кусты и осколки стен. Когда я почти приблизился к порту, то увидел, как на юго-западе вздымается океан в исполинской волне. Чудилось, будто сами боги подняли край земли и пытаются обрушить его на остров некромантов.
Теперь ветер дул мне прямо в лицо, мои легкие переполнились, я задыхался, и сознание мое мутилось. Из последних сил я преодолел последние шаги по пирсу, ведущему к ковчегу. Повсюду в гавани лежали беспомощные марионетки, не способные сбросить невидимые путы магии Уату. Ковчег закрыл собой небо, походя на огромную стену, что величественно качалась на волнах.
А колоссальная волна – выше самих высоких гор – всё росла и росла, закрывая треть небосклона. Изнутри эта литая зеленоватая масса светилась, и видны были темные щупальца неописуемых размеров. Верхняя часть волны высоко над городом начинала выгибаться вперед, и на ее поверхности, как в зеркале, отразился Х`рокхас с его улицами, парками, храмами и дворцами.
Меня обуял первобытный ужас. На долгие мгновения это видение, больше похожее на ночной кошмар больного лихорадкой, парализовало мои мускулы. Потом я стряхнул дурман и вскарабкался по лестнице до люка в ковчеге.
Закрывая люк, я увидел не менее устрашающее видение: Хорджахас сбросил чары колдуна и несся за мной с оглушительным нечеловеческим ревом, почти заглушившим бурю. Его окутывал дым и пламя, которые приобретали вид изменчивых щупалец.
Я захлопнул люк с бешено бьющимся сердцем и в иллюминаторе узрел, как волна обрушилась на остров. Дома и все величественные строения Дильмуна снесло, словно хворост при разливе реки; волна скрыла Хорджахаса и весь мир.
Тяжкий удар сотряс ковчег, я упал на деревянный пол. Ковчег трясло и крутило с легкостью, будто он был легкой рыбацкой лодочкой.
Дух океана, вызванный колдуном, крушил и разрушал остров, стирая с лица земли всё, что осталось от нечестивой, но великой империи Иентайеров.
***
Сон истончился, превратившись в полупрозрачную пелену, сквозь которую просвечивал реальный мир в виде моего номера в отеле. В ушах всё еще шумел вселенский шторм, какого не видели небеса, – бунт стихии, что уничтожил Атлантиду двенадцать тысяч лет назад и вызвал Всемирный потоп, оставшийся в памяти разных народов.
Но у видений больше не было надо мной власти. Я вспомнил, кто я: Кирилл Ратников, оперативник Фонда контр-Кукловодов. Но, прежде чем я окончательно пробудился, в голове раздался голос Роласа:
– Овладев телом Зиусудры, я совершил ошибку. Я руководствовался своими решениями и страстями. У меня был единственный шанс покончить с Хорджахасом раз и навсегда, но прошлое помешало мне сделать правильный выбор. Из-за моей слабости пострадало слишком много людей. Я не стану отнимать у тебя свободу выбора. Я надеюсь на тебя, Кирилл Ратников, надеюсь, что когда настанет час, ты поступишь правильно…
Голос затих, и я каким-то образом понял, что больше Ролас Безумный никогда не заговорит со мной. Сегодня он сказал мне всё.
Спустя несколько минут, на протяжении которых я потягивался в постели, вошла Винни. И даже не постучалась.
– О, прости, я уже несколько раз заглядывала, но ты спал… Мы с Дмитрием волновались. Все хорошо?
Я не сразу ответил. Пристально посмотрел на нее. Она мало походила на Энанну, но сомнений не оставалось: дух Энанны вернулся из Бездны и продолжил борьбу. Следом за Винни вошел Гор. Хмуро-сосредоточенное выражение лица было точь-в-точь как у Эн-Эламшура. Ему бы заплести косичку…
– Я чувствую себя прекрасно! – провозгласил я. – Все хорошо!
Винни улыбнулась.
– Что показал тебе жрец?
Я сел в постели, спустив ноги на пол, и подтянул к себе трость.
– Что дружба, как и любовь, побеждает смерть… – Я хихикнул, смущенный пафосной, пусть и абсолютно истинной фразой. – Всё расскажу, только попозже. Жрать хочу – не могу! Вы уже поужинали?
Винни и Гор переглянулись.
– Мы собираемся завтракать, Кирилл, – сказал Гор. – Ты провалялся без памяти почти сутки. Сейчас утро.
Меня эта новость ничуть не расстроила.
– Тогда пошли завтракать, а потом… Что у нас по плану, Винни?
– Парк развлечений «Торп».
– Во-во! А потом поедем в парк.
За завтраком я начал рассказывать об удивительных приключениях, показанных мне Роласом, произошедших в древнем Шумере в девятом тысячелетии до новой эры. Друзья слушали так внимательно, что забывали есть. Когда вышли из отеля, я всё ещё рассказывал. Гор поднял руку, и возле нас тотчас остановилось такси.
К нашему всеобщему удивлению, таксист попался вчерашний – Тобиас. Он вытаращил глаза и почесал бороду.
– О, привет! Доброе утро! – обрадовался он.
Когда мы уселись позади, мне в глаза бросилась его родинка на шее… Как раз там, куда Каддишу попал клинок Ур-Гала… Мне вспомнилось, как Каддиш прикрыл собой Уату.
– Парк развлечений «Торп», – сказала Винни.
– Как вы сегодня, сэр? – обратился водитель ко мне. – Хорошо себя чувствуете?
Он поглядел на меня в зеркало заднего вида, поправил австралийское фото и начал вращать руль, чтобы объехать стоявший перед нами автомобиль.
– Спасибо, я в норме… – сказал я. – И, знаете, Тобиас… Насчет нашего вчерашнего разговора… Вы вовсе не неудачник. Вы – герой. Просто верьте в себя и скоро исполните все мечты.
Тобиас удивился, но явно был польщен.
Винни незаметно погладила меня по руке.
– Теперь ты тоже поверил в реинкарнацию? – спросила она негромко.
– Я уверен, что мы живем не раз. И что из Бездны есть выход. И ты найдешь его обязательно, если у твоей жизни есть смысл и цель.
– Ролас здорово вправил тебе мозги, – заметил Гор. – Ты прямо светишься.
– Да, – поддакнула Винни.
Я хотел ответить что-нибудь остроумное, но внезапно на ум пришла одна мысль.
– Нам предстоит встретить нового члена сопротивления.
– Кого? – спросили Винни и Гор хором.
Мне вспомнилось искаженное мукой лицо и черные глаза, в которые было трудно смотреть. Кто же ты, и как тебя найти?
– Великого шамана, – ответил я.
ПРОБУЖДЕНИЕ ЧЕРНОГО ШАМАНА
В детстве, когда мне было лет восемь, я убежал из дома. Меня нашли только на третьи сутки, в лесу, в десяти километрах от дома, исхудавшего, грязного, но живого и невредимого.
Я не знал тогда, почему ушел из дома и где был эти трое суток: память об этом времени начисто выветрилась из головы. Но зато я точно уверен, что именно с тех пор стал видеть Тени.
Они явились однажды ночью, вскоре после моего побега из дома. Накануне я сильно ушиб лодыжку, бегая на улице с соседскими ребятами, но родителям не сказал, потому что они и без того жутко волновались из-за меня. Лодыжка болела нешуточно, а я терпел сколько мог. Уснуть удалось далеко за полночь, но через пару часов боль меня разбудила снова. Я лежал в постели, в полутемной комнате, освещенной лишь слабым светом уличных фонарей, и скрипел зубами от боли, ощущая пульсацию крови в опухшей лодыжке.
И тут тень, отбрасываемая стопкой учебников на столе, шевельнулась. Я заморгал, решив, что мне почудилось; по спине и шее прокатился холодок, и даже боль в ноге на минуту забылась. Нет, мне не почудилось: тень действительно двигалась сама по себе, все остальные тени были на месте. Ненормальная тень совершенно бесшумно поползла вверх по стене и перекатилась на потолок, причудливо изогнувшись. Там она зависла на какое-то время, будто задумавшись или наблюдая за мной…
Я смотрел на нее, холодея от страха, который разбавлялся немалой долей любопытства. Что она будет делать дальше? Мне она почему-то не казалось опасной.
Потом я увидел другую Тень, что кралась вдоль плинтуса. Она на мгновение притаилась возле шкафа и беззвучно скакнула по стене на потолок, к первой Тени, после чего обе закружились друг возле друга, словно игривые котята.
Мне захотелось заорать, позвать предков. Но я этого не сделал. Отчего-то был уверен, что, стоит включить свет, и Тени исчезнут, как исчезают все обычные тени. Кроме того, Тени хоть и крутились надо мной, ничего плохого мне не делали.
Они исчезли через полчаса или около того. Я еще долго пялился в полумрак, было тихо и спокойно, и я уже сомневался в том, что видел. Наконец, сам не заметил, как уснул.
Наутро пришлось признаваться в боевом ранении: лодыжка распухла так, что и штаны не натянешь. Мама сделала компресс и тугую повязку, и боль немного утихомирилась. Передвигаться, однако, удавалось только на одной ноге, прыгая, как кузнечик-инвалид, и хватаясь за стены. Про Тени у меня язык не повернулся рассказать. Да я уже успел убедить себя, что мне приснилось.
Но на другую ночь они явились снова. На этот раз к мельтешению черных силуэтов на потолке и мебели присоединились звуки – невнятный шепот, такой тихий, что не услышишь, если не прислушаешься. Я почти не испугался, даже ждал их в какой-то степени.
На третью ночь они не появились вовсе. Я долго лежал с открытыми глазами в ожидании ночного представления, нога почти не болела, отек спал; не дождавшись, уснул. В течение двух месяцев никакие видения меня не тревожили, и я о них начал забывать.
Один раз, впрочем, не выдержал и поделился с соседским пацаном, моим ровесником по имени Стас, который поднял меня на смех, сказав, что всякую чертовщину видят только шизофреники, а значит, я – шиза, и место моё в дурдоме. После этого я старался никому про Тени не заикаться, чтобы не попасть в дурдом.
Через два месяца Тени вернулись. В ту ночь мне, как и в первый раз, не спалось. На этот раз я разбил на катке колено, и оно противно ныло. Теней было больше, чем прежде, штук пять, хотя черт их разберет… Они мельтешили надо мной, а я лежал и думал, как мне будет житься в дурдоме.
Тени крутились особенно долго и весело, затем собрались на шкафу, слившись в одну непроглядно черную кляксу. До меня долетал тихий невнятный шепот, а через пару минут из шкафа с грохотом вылетели вещи. Я подскочил в постели, сердце затрепыхалось в глотке. Было снова тихо, я от страха обливался потом.
Через стенку донеслись голоса предков, щелкнул выключатель. Отец и матерью приоткрыли дверь в мою комнату и тихонько позвали. Я отозвался дрожащим голосом. Отец включил свет, я прищурился. Тени пропали.
– Что там у тебя стряслось, Вадим? – спросила мать. – Что за шум? Это ты раскидал вещи?
– Да нет, Лида, – отозвался вместо меня папа. Он заглядывал в шкаф. – Тут полка сломалась, видишь? Шуруп вылез. Заводской брак, чтоб его…
– Наверное, испугался, да, сына? – Мать подскочила ко мне и принялась обнимать. Я сразу перестал трястись и, скорчив рожу, стал отбиваться от телячьих нежностей. Никогда их не любил.
Отец приделал полку на место, мать собрала вылетевшие вещи, и инцидент был исчерпан. Родители пожелали мне спокойной ночи во второй раз, выключили свет и прикрыли дверь. А я остался лежать с ноющим коленом и мыслями о Тенях.
Теперь я уже не думал, что я шиза и Тени мне мерещатся. Они существовали в реальности и выбросили вещи из шкафа. Злосчастный шуруп тут был ни при чем.
Они вернулись почти через год, когда я вывихнул руку, катаясь на велике. К тому времени я уже догадался, что Тени приходят, когда я испытываю боль. Их было еще больше, вели они себя еще агрессивней и, в конце концов, сорвали люстру.
К счастью, люстра свалилась не на меня, а на пол возле изножья кровати. Грохот наполнил весь дом. Родители прибежали с вытаращенными глазами. Я тоже был испуган сильнее прежнего и попытался рассказать о Тенях. К моему удивлению, родители не пожелали выслушать меня до конца. Отец отмахнулся, а мать сказала, что мне приснился плохой сон, что люстра упала, потому что ремонт сделали некачественно. При этом мама зыркнула в сторону папы с весьма недовольным видом. Но позже я обратил внимание, что родители иногда шушукаются о чем-то и замолкают, едва я захожу в комнату. Пару раз ловил на себе их испуганные взгляды, после чего поклялся себе не заговаривать о Тенях. Тем более они пропали. Я был достаточно большим, чтобы соображать, что со мной творится нечто необычное и нехорошее. Никому из моих приятелей в школе не приходили по ночам всякие темные сущности с хулиганистым характером.
Я был странным, не таким, как все, и в этом не находил ничего хорошего и лестного для себя. Со временем моя странность стала проявляться не только в способности видеть и слышать Тени. К примеру, я заметил, что меня боятся собаки и кошки. Свирепая немецкая овчарка соседки тети Ольги, терроризировавшая, бывало, всех на нашей улице, при виде меня завела привычку поджимать хвост, отбегать подальше и глухо выть. Наш кот Барсик сбежал из дома насовсем; отыскать его так и не удалось.
Поведение животных в моем присутствии не могло не привлечь внимание окружающих людей. Раньше всех забеспокоилась тетя Ольга. Она пришла к моим родителям и заявила, что в меня вселился бес и что надо его изгонять. У тети Ольги, мол, есть знакомый экстрасенс и по совместительству экзорцист, который за умеренную плату может изгнать беса из невинного дитяти. Сама Ольга при этом не откажется от скромного подарка за роль посредника.
Мои предки ее очень культурно выставили. Но я видел их беспокойство. Я пугал не только животных, даже люди с некоторых пор не были способны долго смотреть мне в глаза. Я подолгу, пока не было родителей поблизости, разглядывал себя в зеркало: пытался понять, что со мной не так. Из зеркала на меня глядел самый обыкновенный пацан с самой обыкновенной внешностью: темные волосы, брови и ресницы, глаза тоже темные, почти черные, кожа бледноватая; мне никогда не удавалось загореть, я лишь краснел на солнце, потом снова белел.