Воспоминания
Эрвин Аксер. Страничка из дневника................................................................. 7 Читать
Олег Басилашвили. Чудо режиссуры.................................................................. 14 Читать
Александр Белинский. Если бы не Георгий Александрович…....................... 28 Читать
Геннадий Богачев. Времени благодаря и вопреки........................................... 30 Читать
Римма Быкова. Всего только год!...................................................................... 36 Читать
Нина Василькова. Мой первый театр................................................................ 42 Читать
Екатерина Вачнадзе. Наше богатство.............................................................. 46 Читать
Владимир Ветрогонов. Разговор о режиссуре.................................................. 48 Читать
Валентин Гафт. Ему в театре нужна была личность..................................... 55 Читать
Михаил Гижимкрели. Участвующий в сумасшедшем деле............................. 59 Читать
Кама Гинкас, Генриетта Яновская. Театр с тоталитарным режимом.......... 61 Читать
Вадим Голиков. Портрет без ретуши................................................................. 80 Читать
Светлана Головина. С каждой датой мы мудрее........................................... 100 Читать
Анатолий Гребнев. Рядом с Товстоноговым.................................................. 106 Читать
Акакий Двалишвили. Поздняя благодарность................................................. 121 Читать
Татьяна Доронина. О моем любимом режиссере.......................................... 125 Читать
Изиль Заблудовский. Он был такой разный…................................................ 130 Читать
Татьяна Иванова. Вспоминаю о нем только с любовью….......................... 135 Читать
Валерий Ивченко. С ним было легко и просто…........................................... 137 Читать
Юрий Изотов. Я старался жить тем же, чем и он.......................................... 143 Читать
Елена Иоселиани. Товстоноговщина............................................................... 149 Читать
|
|
Валериан Квачадзе. Педагог............................................................................. 153 Читать
Игорь Кваша. Вместе в «Современнике»....................................................... 154 Читать
Александр Колкер. Опера «Смерть Тарелкина» в БДТ.................................. 159 Читать
Эдуард Кочергин. Нежный командир............................................................. 164 Читать
Владимир Куварин. Незабываемый человек................................................... 171 Читать
Нелли Кутателадзе. Великий мастер праздника.......................................... 175 Читать
Кирилл Лавров. Это моя собственная жизнь................................................... 193 Читать
Георгий Лордкипанидзе. Первым учителем считаю его…............................ 199 Читать
Натэлла Лордкипанидзе. «Искусство не учит, как поступать…»............... 203 Читать
Людмила Макарова. Из нашей памяти он никогда не уходил..................... 209 Читать
Нина Ольхина. Два автографа.......................................................................... 215 Читать
Ефим Падве. Лучшие годы моей жизни......................................................... 219 Читать
Геннадий Печников, Валерия Маньковская. Мы звали его в Москву.......... 222 Читать
Борис Покровский. Я общаюсь с ним.............................................................. 226 Читать
Елена Попова. Он дал мне шанс...................................................................... 232 Читать
Владимир Рецептер. Хроника юбилейного спектакля................................. 240 Читать
Юрий Рыбаков. Фрагменты воспоминаний................................................... 259 Читать
Людмила Сапожникова. Он не прощал безволия.......................................... 268 Читать
Лев Стукалов. Все было как открытие........................................................... 271 Читать
Татьяна Тарасова. При чем тут маленькие роли?......................................... 277 Читать
|
|
Натэлла Товстоногова. Он надорвал сердце…............................................. 283 Читать
Александр Товстоногов. Я стал его учеником............................................... 291 Читать
Андрей Толубеев. Восемь заметок и один рассказ.......................................... 300 Читать
Геннадий Тростянецкий. Абсолютный театр................................................. 306 Читать
Михаил Туманишвили. Старое письмо............................................................. 318 Читать
Натэлла Урушадзе, Георгий Гегечкори. Все начиналось на родине…....... 320 Читать
Алиса Фрейндлих. Режиссер-садовник............................................................ 325 Читать
Ирина Цимбал. «Хотите совет?..».................................................................... 329 Читать
Медея Чахава. Он до сих пор с нами............................................................... 334 Читать
Реваз Чхеидзе. Его уроки незабываемы.......................................................... 337 Читать
Темур Чхеидзе. Один час с Товстоноговым.................................................... 343 Читать
Зинаида Шарко. Мое счастье........................................................................... 347 Читать
Татьяна Шах-Азизова. Шах и Гога................................................................. 366 Читать
Дина Шварц. Я пошла за ним........................................................................... 372 Читать
Елена Шварц. Воздух юности.......................................................................... 392 Читать
Исаак Шварц. Круг нашей жизни................................................................... 394 Читать
Ирина Шимбаревич. Лидер художественного заговора................................ 404 Читать
Георгий Штиль. Я знал только двух гениев................................................... 434 Читать
Сергей Юрский. Главный режиссер моей жизни........................................... 439 Читать
Публикации
«Разбойники». Режиссерская экспликация.................................................... 445 Читать
|
|
А. С. Грибоедов «Горе от ума» [1935 – 1936] Режиссерский план.............. 453 Читать
Что такое репетиция?........................................................................................ 459 Читать
«Смерть Тарелкина» (Запись репетиций Д. М. Шварц)................................. 462 Читать
«Жить, думать, чувствовать, любить»............................................................. 477 Читать
Ирина Шимбаревич. Уроки психологического превосходства.................... 482 Читать
Письма
1. Г. А. Товстоногов — Н. А. Урушадзе.......................................................... 499 Читать
2. Г. А. Товстоногов — Н. А. Урушадзе. 1946, 6 декабря............................. 502 Читать
3. Г. А. Товстоногов — Н. А. Урушадзе. 1947, 11 января............................. 503 Читать
4. Г. А. Товстоногов — М. Б. Храпченко. 1947, 29 апреля........................... 503 Читать
5. Г. А. Товстоногов — Н. Ф. Погодину......................................................... 505 Читать
6. Н. П. Акимов — Г. А. Товстоногову. 1962, 24 сентября.......................... 506 Читать
7. Г. А. Товстоногов — К. М. Симонову. 1964, 19 июня............................... 506 Читать
8. В. С. Голиков — Г. А. Товстоногову. 1966................................................ 507 Читать
9. С. А. Ерванд — Г. А. Товстоногову. 1968.................................................. 508 Читать
10. Г. А. Товстоногов — В. К. Кетлинской.................................................... 509 Читать
11. Н. В. Богословский — Г. А. Товстоногову. 1968, конец......................... 509 Читать
12. Г. А. Товстоногов — А. А. Гончарову. 1970, 7 февраля......................... 510 Читать
13. Г. А. Товстоногов — Э. Аксеру. 1970....................................................... 510 Читать
14. В. Н. Плучек — Г. А. Товстоногову. 1976, 26 мая................................... 511 Читать
15. О. В. Басилашвили — Г. А. Товстоногову. 1977..................................... 512 Читать
16. Г. А. Товстоногов — Е. Д. Суркову. 1979................................................ 512 Читать
17. Г. А. Товстоногов — Дж. Картеру. Конец 1979 – начало 1980............... 513 Читать
18. Г. А. Товстоногов — Р. С. Агамирзяну. 1981, 9 января.......................... 514 Читать
19. Г. А. Товстоногов — Т. Н. Чхеидзе. 1982, 12 января............................... 515 Читать
20. В. М. Ивченко — Г. А. Товстоногову. 1983, 23 апреля........................... 515 Читать
21. Г. А. Товстоногов — В. М. Ивченко. 1983, 1 мая.................................... 516 Читать
22. А. В. Бартошевич — Г. А. Товстоногову. 1983........................................ 517 Читать
23. Н. Н. Алешина — Г. А. Товстоногову...................................................... 518 Читать
24. З. Я. Корогодский — Г. А. Товстоногову. 1983, 8 июня......................... 519 Читать
25. Г. А. Товстоногов — Й. Свободе. 1983, 12 января................................... 520 Читать
26. Г. А. Товстоногов — Р. Я. Райт-Ковалевой. 1983, 23 апреля................. 520 Читать
27. Г. А. Товстоногов — А. А. Котария. 1983, 31 января.............................. 521 Читать
28. Е. М. Падве — Г. А. Товстоногову............................................................ 521 Читать
29. М. А. Захаров — Г. А. Товстоногову. 1985.............................................. 521 Читать
30. Л. С. Броневой — Г. А. Товстоногову. 1986, 8 сентября....................... 522 Читать
31. А. Я. Альтшуллер — Г. А. Товстоногову. 1988, 23 августа................... 522 Читать
32. Э. Аксер — Г. А. Товстоногову. 1989, 11 января..................................... 523 Читать
Елена Алексеева. От редактора.................................................................................. 524 Читать
{5} От составителей
Воспоминания о Георгии Александровиче Товстоногове появлялись и раньше, а после его кончины в 1989 году настало время собрать их вместе, создать «Собирательный портрет». Первому эта идея пришла в голову Александру Аркадьевичу Белинскому, тоже театральному режиссеру, ученику Товстоногова. В 1998 году он стал искать театроведа, взявшегося бы за это дело, и передал его в конце концов действительно театроведу, уже занимавшемуся творчеством Товстоногова (речь идет о сборнике «Премьеры Товстоногова», вышедшим в издательстве «АРТ» в 1994 году). Но выпустить сборник воспоминаний к 1999 году, то есть к десятилетней годовщине смерти Товстоногова, не удалось, работа растянулась на годы — по объективным и субъективным причинам. «Собирательный портрет», однако, ничуть не устарел и не мог устареть. Все это еще наше время. Людей, которые написали или могли написать воспоминания о Товстоногове, или тех, кто посвятил ему или хотел бы посвятить отдельные сочинения в жанре публицистики, беллетристики, таких авторов собирательного портрета — много. К сожалению, не все они стали участниками этого сборника. Некоторые — по немощи, другие — по мощи. Одни благодаря хорошей памяти, прочие — благодаря плохой (в прямом и переносном смысле). Портрета, устраивающего всех свидетелей, конечно, не получается. Люди есть люди. Говоря о Товстоногове, они говорят о себе. В жанре лирической комедии, меланхолических заметок, проблемной драмы. Это создает ни с чем несравнимый драматизм истории и жизни Товстоногова.
Это не только его драма — художника, на жизни которого отразились события русской и советской реальности. Отдельные судьбы соединялись в общей, так и судьба Товстоногова слилась с общенародной. Радости, горести, правда и кривда, правота и обиды, победы и поражения шли на всех скопом и на каждого персонально. Воспоминания об одном выдающемся человеке вбирают в себя города, события, народы большой страны на протяжении почти восьмидесяти лет. А если учесть, что память — это не пассивное вложение, а действующий метод разума, то окажется, что втянуты в эти воспоминания, пожалуй, почти сто лет. Век. Масштаб долгожителя, пророка. Так что, несмотря на разноголосицу мнений, несмотря на разнозначительность и авторский эгоцентризм, портрет выходит крупный, в полный рост, вполне правдоподобный.
Это первый итог, о котором хотелось бы предупредить читателя (предвосхитить, но не навязать). Второй итог иным покажется слишком прагматичным. Воспоминания, собранные в общий портрет, представляют собой ценнейший Документальный материал, опять-таки о Товстоногове и об его времени. О театрах, которые в это время складывались и разрушались, о героях того времени, о закулисной стороне творчества, о некоторых тайнах прошлого, о подробностях известных событий и о фактах неизвестных. Тем, кто захочет окунуться в театральную эпоху послевоенного СССР, прямой резон взяться за «Собирательный портрет». Иные документы, то есть бумаги, на которых стоят печати и подписи, {6} видео-, аудиосвидетельства, не смогут дать столько пищи для пытливого разыскателя истории театра, сколько дают дотошные рассказы и мимоходом брошенные реплики. Да и для теоретических изысканий тут целина — сколько определений, выводов, попыток вознести и сбросить, развеять и посеять.
Первый том «Собирательного портрета» состоит из трех разделов, которые, кстати, в разной степени документальны. Первый раздел — воспоминания. Некоторые воспоминания написаны, причем специально для этого сборника, некоторые — давно, иногда — только что; другие — записаны на диктофон, расшифрованы. Малая часть воспоминаний уже публиковалась целиком и не раз, что-то печаталось фрагментарно. Ведь сборник составлялся в течение почти десятилетия, за этот срок прошли несколько юбилейных дат Товстоногова, БДТ, были и печальные события, уходили не только герои, но и авторы мемуаров… Авторы воспоминаний живут в Санкт-Петербурге, в Москве и, что особенно ценно для полноты портрета — в Тбилиси, где прошла треть жизни Товстоногова, где он начинался. Поездка в Тбилиси, встреча с учениками Г. А. была бы невозможна в наши «дорогие» времена, если бы не помощь Г. Б. Хотяновой.
Второй раздел тома — публикации. На первом месте — режиссерские разработки, относящиеся ко времени обучения Товстоногова в ГИТИСе, который он окончил в 1939 году. Эти ученические экспликации показывают, в чем Товстоногов подчинялся времени, а в чем противостоял ему; где он не похож на себя в будущем, а где предощущается будущий первооткрыватель и пророк.
Далее публикуются в порядке хронологии другие документы из архива Товстоногова в БДТ — стенограммы собраний и бесед, интервью, большой монолог о себе, времени и театре, который представляет собой так называемый синхрон, то есть звуковую дорожку документального фильма «Жить, думать, чувствовать, любить». Завершается раздел публикацией небольшой части записей, которые на протяжении многих лет вела помощница Г. А. — Ирина Шимбаревич.
В последнем разделе книги — первая публикация писем из того же товстоноговского архива в БДТ. От первых посланий в Тбилиси и Москву из Алма-Аты в 1946 году до последнего — от Эрвина Аксера с планами и творческими предложениями в 1989 году. Конечно, это не все письма к Товстоногову и от него. Архив богаче и таинственней — часть писем пока что недоступна читателю по соображениям этическим. Да и список адресатов Товстоногова много длиннее.
Достаточно ли цельным получился портрет? Похож или не похож? На эти вопросы каждый отвечает по-своему. Во всяком случае, он получился не каноническим. Проступили новые черты, ушли в тень случайные. Последний штрих еще не нанесен.
Елена Горфункель
{7} Воспоминания
{9} Эрвин Аксер
Страничка из дневника
Что-то детское сохранялось в нем до конца его жизни, и до конца жизни он был человеком с подлинным мужским характером. Довольно беспомощный в быту (тут его выручали женщины), он во всем, что касалось творческих вопросов, проявлял необыкновенную проницательность и поистине мужскую твердость. Ему довелось побывать в разных странах, однако привычки гулять по родному городу он не имел. Был случай (он жил тогда в помещении театра), что он года два не выходил на улицу. Просто не испытывал потребности. Он хорошо разбирался в живописи, осмотрел многие галереи мира, но свою обожаемую машину украшал изнутри весьма курьезными талисманами. Покупал себе куртки экзотических расцветок и иногда даже носил их.
Его постановки, как те, которые он осуществил сам, отдав им многие месяцы упорного труда, так и те, которые готовились режиссерами-ассистентами, а они либо воплощали идеи своего руководителя, либо он отшлифовывал их работу, — все эти постановки носили особый отпечаток, всегда чувствовался его почерк.
Русские зрители считали Товстоногова режиссером-интеллектуалом, поднимающим острые, злободневные темы. Можно и так сказать, ведь решающее слово всегда за публикой. Однако, на мой взгляд, он в эти рамки не умещался. Товстоногов соединял в себе тонкое художественное чутье и склонность к барочному, порой даже резкому, эффекту. В нем слились славянский лиризм и южный, неукротимый сценический темперамент. Именно в силу этих качеств он обладал более широким кругозором, излучал более мощную энергию и достиг большего влияния, чем тот, кто способен обеспечить театру вполне современный и вполне интеллектуальный уровень.
К тому времени, когда я соприкоснулся с театром Товстоногова, я был уже полностью сформировавшимся человеком, немало пережил и много чего повидал на своем веку. Я уже в значительной степени утратил юношескую свежесть восприятия, благодаря которой какая-нибудь роль или целый спектакль запоминаются на всю жизнь, а впечатления переворачивают душу и меняют видение мира. И все же несколько товстоноговских спектаклей глубоко взволновали меня. «Мещане», позднее «Дачники» и «Три сестры», и один из последних — «История лошади» — остались в моей памяти наравне с самыми замечательными постановками, которые мне посчастливилось видеть в молодости. Они остались в памяти нерасторжимо с исполнителями ролей, актерами БДТ, театра, вполне способного соперничать с лучшими театрами Европы. Ведущие актеры его отличаются блестящим талантом и высоким профессионализмом и не уступают прославленным на весь мир «звездам», а быть может, и превосходят их умением соединять искусство игры в ансамбле с индивидуальным мастерством. Ибо актерский коллектив, взлелеянный, сцементированный и руководимый одним режиссером, крупной, масштабной личностью, являлся, по-моему, самым {10} сильным магнитом БДТ. Режиссер этот, к тому же, оказался еще постановщиком, который вымел со сцены натуралистический мусор, решительно очистил репертуар от выспренних, ходульных вещей. Он обратился к лучшим традициям Московского художественного театра 1920 – 1930‑х годов и взял из методологии Станиславского наиболее ценное — то, что относится к актерскому мастерству.
Австрийский гений театра Рейнхардт любил повторять, что мерилом актерского дарования является его, актера, личность. То же самое относится к режиссеру, к художественному руководителю. Личность Товстоногова вылепила его театр, сформировала его актеров, определила весомость его суждений. Мы знали, чего от него ожидать, — в положительном смысле этих слов, поскольку точно понимали, чего он сам требует от себя. В этом художнике, наряду с детской впечатлительностью и наивностью, уживался отнюдь не равнодушный политик и гражданин со страстным темпераментом публициста. В России 1960 – 1970‑х годов выражение «гражданская позиция» парадоксально означало не конформизм, а все то, что удавалось «протащить», высказать, в отличие от официальной, иную, свою точку зрения, не обрекая при этом театр на катастрофу, а спектакль на снятие. Совершалось это при поддержке общественного мнения (нечто подобное все-таки имелось в стране, несмотря на зажим), путем дипломатических маневров, различных уловок, а также благодаря личным связям, игравшим большую роль, и, наконец, благодаря попустительству некоторых политиков. Театр в Советском Союзе значил примерно то же, что арена в Древнем Риме. Иные партийные деятели хаживали в театр ради собственного удовольствия и не слишком рвались урезать его и без того скудные права. С другой стороны, зрительская элита (как бы тогдашняя оппозиция, отстаивавшая не идеологические, а нравственные критерии, хоть и не менее важные), нередко сурово осуждала постановщика.
Товстоногова, как он сам не раз говорил, не привлекала роль мученика. Люди театра, если уж и становятся мучениками, то, как правило, не по собственной воле. Товстоногов восхищался Солженицыным, однако не завидовал его столь дорого оплаченным лаврам. Впрочем, писателем Товстоногов и не был. Он любил немедленный эффект, любил высокий накал состязания с публикой. Как истинный человек театра, он не чурался похвалы, не уклонялся от официальных признаний его заслуг. Но и риска не избегал, поступая так, как диктовали ему совесть и темперамент. Не единожды сгущались над ним тучи, как это было, например, с постановкой «Горя от ума», когда он поместил на занавесе в качестве эпиграфа цитату из Пушкина: «Догадал меня черт родиться в России с умом и талантом!» Спектакль навлек на театр громы и молнии, даже вызвал гнев самого Хрущева. А в репертуаре, между тем, появился ранее запланированный спектакль по пьесе Бертольда Брехта[i], автора, которого до тех пор в России не ставили и относили к числу не вполне благонамеренных. На генеральную репетицию пожаловал член Политбюро, пятый или шестой после самого Всевышнего. Он грозно вопросил: «Почему этот Гитлер держит руки на причинном месте?» — «Потому что у него была такая привычка». Вельможа строго заметил: «Но советский зритель к этому не привык, — и, помолчав, добавил. — И незачем ему привыкать». И еще строже помахав указательным пальцем, удалился.
«Ну, и что мы теперь будем делать?» — спросил я Товстоногова. «А ничего, — ответил он. — Это так, для острастки».
{11} В другом случае, при постановке пьесы Уайлдера «Наш городок», мы столкнулись с религиозными мотивами. До того я их как-то не замечал. Товстоногов, впервые увидевший пьесу в Нью-Йорке, тоже не обратил внимания на опасные акценты. Но когда с ленинградской сцены прозвучал вопрос из будущего, с расстояния в тысячу лет, обращенный к сегодняшнему зрителю: «Помните ли вы, господа, чем была христианская религия?» — зрительный зал замер. Слышно было, как муха пролетает. Цензоры, присутствовавшие на спектакле, встревожились не на шутку… Бывал, бывал Георгий Александрович легкомысленным! Полагаю, что его легкомысленность объяснялась нежеланием сосредотачиваться на опасностях, верой в свою звезду, а нередко — гражданским темпераментом или страстной увлеченностью творческой задачей. Талант и умелая дипломатия, воля сильной личности плюс немного везения, всегда сопутствующего истинному таланту, помогали ему выбраться из любой западни. Но, поддерживая дипломатические отношения с сильными мира сего, он неизменно оставался предан своему делу.
В частной жизни Товстоногов был необыкновенно обаятельным человеком. Неутомимый рассказчик анекдотов и всяких забавных историй, ясно осознававший весь сюрреализм советского бытия, он подкреплял свои «байки» замечательной актерской игрой и радостно смеялся, когда видел, что до слушателей «дошло». Он с упоением предавался «пиршеству ума» — красочным повествованиям, острым дискуссиям о Боге, о происхождении русского языка, об искусстве, о театре, о Сталине, которого он превосходно копировал, об актерах и об актерском мастерстве, о кино, о нравах партийного «высшего света» (все это по ходу рассказа представлялось в лицах), а еще о художниках, балете, режиссерах, встречах с выдающимися людьми — и так далее, и так далее, и так далее, пока рассвет не окрасит Неву, и не сведут мосты, что даст возможность гостям, живущим на другом берегу, вернуться домой.
Когда встречи происходили в более широком кругу, Товстоногов, сын русского дворянина и грузинской дворянки, не упускал возможности произнести тост — торжественный, длинный, уснащенный всяческими ораторскими фигурами, и, как положено мастеру, с совершенно неожиданной «концовкой».
Воспоминания о ком-нибудь из близких людей неизбежно являются воспоминаниями о своей собственной жизни. В моей судьбе Товстоногов сыграл большую роль. Он дал мне возможность взойти на богатую традициями русскую сцену, к тому же, сцену русского театра, к тому же, ведущего театра страны, доверил мне свой несравненный актерский коллектив, окружив меня при этом заботой и всемерно помогая советами. И он же подарил мне нечто гораздо более ценное — свою дружбу, длившуюся до конца его жизни и продолжающую жить в моей душе.
А познакомил нас случай, подобный тому, как это вышло у меня с Карлом Хейнцем Штроуксом, выдающимся театральным деятелем, который тоже стал моим другом и открыл мне дорогу на немецкую сцену. Да, случай порой оказывается предназначением. Две эти личности относятся к тому небольшому кругу людей, которым я необыкновенно благодарен. Оба — и это придавало нашим дружеским связям особую ценность и сообщало особую щепетильность — оба являлись представителями народов, отягощенных большой виной в отношении моего народа. Я отдавал себе отчет в том, что моя режиссерская работа как в Германии, так и в России (особенно, когда речь идет о человеке моего поколения) в глазах моих соотечественников могла выглядеть (а возможно, и выглядела) {12} неоднозначно. И если я, как многие польские артисты, не хотел считаться с этим обстоятельством, то такова была моя личная позиция, не имевшая ничего общего с расхожими представлениями. Дружеские связи — отдельная статья. Я считаю их важнее и ставлю выше других нравственных обязательств.
Товстоногов, наполовину грузин, был русским режиссером. К Грузии поляки, как известно, всегда питали симпатию. Так что дружба наша обретала в наших глазах еще большую ценность, поскольку ради нее требовалось преодолевать известные преграды, а это, как мы знаем, всегда нелегко.
Однажды — дело происходило в 1969 году — на банкете после премьеры польской пьесы «Два театра» Георгий Александрович произнес тост. Чтобы понять его смысл, надо пояснить, что в то время руководимый мною театр, да и я лично, испытывал определенные трудности — не очень серьезные, но неприятные, связанные с политическими событиями в Варшаве. Характер их не имеет значения. Существенно то, что в ПНР, как, впрочем, и в СССР, никогда нельзя было предугадать, не перерастут ли мелкие неприятности в крупные, а крупные — в грандиозные. Примеров хватало. О наших проблемах я, разумеется, Товстоногову ничего не говорил. Из чего вовсе не следует, что сам он о ситуации не был информирован.
Традиционный прием по случаю премьеры происходил в здании театра. Присутствовала и польская делегация, так как спектакль входил в программу Дней польской культуры в СССР. Были тут и партийные функционеры.
«Это функ?» — спросил у меня Товстоногов, присмотревшись к одному из польских гостей. — «Как вы это узнали?» — поразился я, ибо у данного товарища был вполне европейский вид. — «По глазам», — ответил Товстоногов и мгновенно изобразил физиономию функционера, с общим для всех них, и левых, и правых, выражением — этакое сочетание полуулыбки, философской задумчивости, деловой озабоченности и чиновной благости. Он, в самом деле, был замечательным актером, зорко подмечавшим самое характерное в человеке.
Я помню первые слова его речи: «Сегодня родился спектакль…» Затем начался монолог, вроде бы далекий от основной темы. Сюжет вился крутыми тропами, подводя нас то к одной остановке, то к другой; не миновал он и самого представления, актеров, зрителей, все более кренясь в сторону автобиографических замет. Я слушал со все возрастающим интересом, пытаясь угадать, куда же клонит оратор. Слушали напряженно и актеры, и гости эту речь, которой наверняка предстоит завтра стать предметом обсуждения в Ленинграде, Москве, а может, где-нибудь еще дальше.
Оратор, между тем, подбирался к сути, начиналась кода. Говорил он приблизительно следующее: «Судьбы людей складываются прихотливо. Взять к примеру меня. Сегодня я — режиссер и, возможно, не худший, пользуюсь признанием соотечественников, меня и мой театр знают в разных странах: в Польше, Англии, Америке. Кроме того, я являюсь руководителем этого не самого плохого театра в России; короче, дела у меня совсем даже ничего. Да, я еще преподаю в государственном институте Театра и музыки[ii], выпускающем актеров для театров всей страны. Насколько я помню, там я тоже состою в руководстве. Я не являюсь членом партии, но являюсь членом Верховного Совета. Вероятно, занимаю еще ряд должностей, выполняю какие-то обязанности. К чему я упоминаю обо всем этом, заведя речь о дружбе? А ведь именно о ней я и хотел с вами поговорить. Итак, вы видите, мне грех жаловаться на судьбу, но я знаю, и вы тоже знаете, что со мной, как с любым другим, всякое может случиться. {13} “Нынче ты на возу, завтра под возом”, — гласит пословица. В этом смысле судьба ни для кого не делает исключений. Люди всегда этого боятся. Только не я. Да, уверяю вас, у меня нет повода для страха. Я ничего не боюсь, потому что у меня есть друг. Его зовут Эрвин Аксер. Он живет за две тысячи километров отсюда, но горе тому, по чьей вине хотя бы волосок упадет с моей головы. Я не сомневаюсь, что он этого никому не спустит».