О.В.Матвеев так же исследовал непосредственно историю кубанского казачества. В своем труде автор затрагивает вопросы зарождения казачества, участия казачества в войнах, в том числе Гражданской, казачьего хозяйства. Работа эта носит скорее научно-популярный характер, однако это не ее принижает несомненных достоинств. [42] Так же к истории Кубанского казачьего войска относятся работа В.Е.Науменко, Б.Е.Фролова по истории формирования войсковых регалий, и исследование О.В.Матвеева, Б.Е.Фролова по униформологии кубанских казаков. [43]
Отдельно следует сказать о работе «Кубанское казачество» И.Я.Куценко. [44] Безусловно, огромный фактический материал, представленный в исследовании имеет определенную научную ценность. Автор в этом обширном труде более двухсот страниц потратил на доказательство особой «коварности» царизма в «приручении» казаков, создании из них надежной опоры царизма. В стремлении доказать тезис об особой контрреволюционности казачества, некой особой замкнутости, автор допускает прямые ошибки и неточности. Так автор уверен, что «в начале XX века рядовому крестьянину стать казаком было невозможно», [45] тогда как на самом деле пополнение казачьего сословия зачислением преимущественно крестьян было постоянным. Указывая на то, что большинство казачьих хозяйств было кулацкими и середняцкими, автор, несмотря на многострочные доказательства «консервации» сословности, тем не менее пишет, что «казачье сословие неотвратимо раскалывалось, воспроизведя все группы классового деления, присущие для пореформенной России». [46] Эти нестыковки вполне естественны в случае, когда работа носит тенденциозный характер, автор всеми силами стремиться не к поиску истины, но к обоснованию заранее построенной схемы.
Вопросам социально-экономического развития Кубани посвящено исследование Г.С.Гужина и Л.А.Гущиной. В книге представлен значительный фактографический материал, освещающий вопросы формирования населения Кубанской области, демографической ситуации в отдельных селениях, развития промышленности и сельского хозяйства. [47] Сведения по истории заселения Закубанья казаками ККВ, социально-экономического развития можно почерпнуть в обобщающем труде «Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 г.» под редакцией В.Н.Ратушняка. [48]
Отдельным проблемам царской политике в области аграрных отношений, эволюции казачьей общины, войсковому торговому обществу, административных реформ в области посвящены статьи П.П.Матющенко, И.В.Ивченко, Г.Г.Мошкович, В.Н.Мальцева. [49]
Несомненный интерес представляют работы непосредственно по военной истории кубанского казачества. Статьи Е.В.Рукосуева и О.Б.Германа посвящены повинностям казачества и эволюции казачьей службы в сторону сближения с регулярной армией. [50] Можно отметить диссертационное исследование С.В.Телепень, затрагивающее историю Кубанского казачьего дивизиона в Польше. [51] Обращение к данной проблематике следует рассматривать как начало качественно нового этапа в изучении истории казачьих войск.
Празднование 200-летия Екатеринодара-Краснодара и 43-х кубанских станиц сопровождалось изданием многочисленных работ краеведов по истории отдельных населенных пунктов Кубани, в основном описательных и в содержательной части относящихся в основном к советскому периоду. [52] Среди не одного десятка научно-популярных и популярных публикаций следует выделить работу А.К.Басханова, М.Н.Басханова, Н.Д.Егорова по истории ст. Лабинской и Лабинского отдела. [53] Несмотря на компилятивность, исследование насыщено фактографическим материалом, выдержками из источников личного происхождения, красочно рисует взаимоотношения казаков и советской власти, проблемы иногородних. Вопросам формирования линейного войска на примере ст. Рождественской, Каменобродской, Сенгилеевской, Новотроицкой и Расшеватской посвящены серьезные научные исследования В.А.Колесникова. [54]
Таким образом, в современной историографии кубанского казачества продолжается успешное изучение социально-экономической проблематики, вопросов истории отдельных населенных пунктов. Вновь исследователи обращаются к военной истории казачества, проблемам истории казачьего войска, а не казачества вообще. Процесс казачьего возрождения и вхождения казачества в государственные структуры побудил более интенсивно изучать систему управления, войсковой организации казачества России. [55]
Говоря о работах авторов-эмигрантов, можно отметить следующее. В основном предметом изучения видных деятелей «Белого дела» были события революции и Гражданской войны. На страницах казачьей периодики разворачивается дискуссии о происхождении и сущности российского казачества. Часть авторов, печатавшихся в журналах «Вольное казачество», «Казаки» и «Казачья воля», видели в казаках древний нерусский народ. Представители второго направления, например В.Холмский, отстаивали версию о принадлежности казачества русскому, отчасти великорусскому народам. [56] При этом эти споры мало интересовали рядовое казачество, скептически относившееся к таким идеологическим баталиям. [57]
Иностранные авторы так же проявляют интерес к проблемам истории российского казачества. По сведениям немецкого историка Г.Удо только в Германии по данной проблематике защищены несколько десятков диссертационных исследований. [58]
Л.И.Футорянский отмечает также работы Девида Фрейда и Чарльза Оливера Гарбонеля, затрагивающие проблему участия казаков в подавлении революционных выступлений в России. При этом указанные авторы рассматривают казачество исключительно как реакционную полицейскую силу. [59]
Иноязычной литературе нередко присущи описательность, эмоциональность и стремление к красочным зарисовкам. Это в полной мере относится к работам Хиндуса Мориса и Ива Бреэре. [60] Однако в последнее время появились довольно серьезные исследования по данной проблематике. Следует выделить исследование Роберта МакНила «Царь и казачество», написанной на основе привлеченных материалов российских архивов, обширной научной литературы. Автор представил анализ процесса создания в сознании казаков мифологем, с помощью которых царизм управлял этой грозной силой. [61]
Интересна работа чешского историка С.Ауского «Казаки. Особое сословие». [62] В основном автор сосредоточил внимание на событиях революции и гражданской войны, однако дает небольшие обзоры развития управления, участия в войнах.
Глава 1. Образование Кубанского казачьего войска и развитие системы управления во второй половине XIX — начале XX вв.
Эпоха Александра II — эпоха масштабных преобразований, охвативших практически все сферы жизнедеятельности российского общества. Освобождение крестьян, изменение судебной системы, земская и городская реформы, кардинальное изменение порядка отбывания воинской повинности — военная реформа — эти преобразования определили судьбу России на десятилетия.
Историю создания Кубанского казачьего войска следует рассматривать в контексте общероссийской исторической парадигмы, то есть в общем контексте либеральных реформ 60–70-х гг. XIX в. В истории реформирования кавказских казачьих войск был ряд особенностей, обусловленных особым положением казачества в составе империи. Во-первых, казачье сословие имело внутреннее самоуправление. Во-вторых, казаки большую часть времени находились под юрисдикцией военного ведомства, поэтому на них не распространялись автоматически общероссийские изменения в законодательстве. В-третьих, отмена крепостного права, имевшая огромное значение для всей России, напрямую казаков не коснулась. Поэтому, рассматривая преобразования в казачьих войсках, иерархия реформ по значимости будет несколько отличаться от империи в целом.
1.1. Объединение Черноморского и Кавказского линейного казачьих войск и подготовка казачьих законоположений
В 1861 г. пост военного министра занял Дмитрий Алексеевич Милютин (1816–1912). Учитывая уроки Крымской войны, он проводит ряд важных реформ, закончившихся принятием закона 1874 г. о всеобщей воинской повинности. Для казачьих войск реформа порядка отбывания воинской повинности протекала в тесной связи с другими масштабными преобразованиями — порядка управления, самоуправления, административными изменениями.
В конце 50-х гг. XIX в. ясно обозначились недостатки в системе управления казачьими войсками и устройстве местных учреждений. Отсутствовали унифицированные программные документы по управлению войсками, назрела необходимость усовершенствования местных органов управления, необходимо было создать механизм взаимодействия с не казачьими структурами. В течение предшествующих 20 лет казачьи дела сосредотачивались в одном учреждении — Департаменте военных поселений. За это время были разработаны и изданы «Положения» по отдельным войскам, установлены способы приращения капиталов, разработки полезных ископаемых на войсковых землях и многое другое. Поэтому с упразднением Департамента военных поселений все вопросы по казачьим войскам сосредоточились в созданном 17 декабря 1857 г. Управлении иррегулярных войск (далее — УИВ). 29 марта 1867 г. оно было переименовано в Главное управление иррегулярных войск (далее — ГУИВ).
В 1856 г. наказной атаман войска Донского генерал-адъютант Хомутов ходатайствовал о разрешении учредить комитет по составлению нового положения о войске с учетом всех поправок и дополнений. При рассмотрении этого ходатайства в УИВ выяснилось, что текущие изменения и дополнения вошли частью в Свод военных постановлений, частью в ПСЗ, часть попала в Приказы военного министра, что создавало существенные затруднения в работе местных администраций. Было принято решение испросить высочайшее соизволение на подготовку новых положений о казачьих войсках, учреждения местных комитетов для этой подготовки (по Черноморскому и Кавказскому линейному казачьим войскам (далее — ЧКВ и КЛКВ) — г. Ставрополе), что было сделано 10 октября 1859 г. Сроки для данной работы определялись в два года — с 1 янв. 1860 по 1 янв. 1862 гг. Уже 18 октября 1859 г. последовало испрашиваемое соизволение.
На Северном Кавказе начало пересмотра казачьих законоположений совпало с крупными военно-административными реформами. 8 февраля 1860 г. последовал царский указ о наименовании правого крыла Кавказской линии Кубанской областью, а левого — Терской. Все пространство от главного хребта к северу, а именно — Кубанскую и Терскую области и Ставропольскую губернию следовало именовать Северным Кавказом.[1] 23 мая последовал указ об именовании командующего войсками правого крыла Кавказской армии — Начальником Кубанской области, левого — соответственно, Терской, с сохранением по военной части званий Командующих войсками в области расположенными.[2]
Далее последовал приказ № 464 от 13 октября 1860 г. за подписью главкома Кавказской армией генерал-фельдмаршала кн. А.И.Барятинского с проектом преобразований Черноморского и Кавказского линейного казачьих войск. Согласно приказу, «для большего единства управления», Черноморское войско отныне должно именоваться Кубанским, и к нему отходят первые шесть бригад Линейного войска; оставшиеся четыре бригады, в свою очередь, отныне именуется Терским. В управлении ККВ руководствуется для части бывшего Черноморского войска — Высочайше утвержденным положением 1 июля 1842 г., для бригад бывшего Линейного войска — положением 14 февраля 1845 г. Главные управления войска остаются в г. Екатеринодаре, звание наказного атамана ККВ присваивается начальнику области и командующему войсками, в области расположенными. Непосредственное управление войском возлагается на начштаба ККВ с правами, предоставляемыми ему по должности в случае отсутствия наказного атамана. Главное военное и гражданское управление подчиняется во всех отношениях начальнику области, который по всем предметам, превышающим его власть, входит с представлением к главкому Кавказской армией. Таким образом, приоритет в администрации предоставлялся гражданским властям в лице начальника области.
Документ во всех отношениях важный, детально описывающий порядок и ход эксперимента, поскольку мера эта вводилась временно, на два года — по 1 янв. 1863 г. В течение этого времени должен был быть составлен проект положений о вновь созданных войсках. Содержал он и любопытные казусы. Так, §11 гласил, что в случае отсутствия начальника области, наказной атаман относится по всем служебным вопросам к помощнику командующего войсками этой области, который в таком случае вступает в права начальника области.[3] Как видно из вышеизложенного, командующий войсками совмещал должность начальника области, и ему же было присвоено звание наказного атамана. Естественно возникает вопрос, как, в случае отсутствия начальника области, наказной атаман будет подчиняться помощнику командующего войсками, если начальник области и наказной атаман одно лицо?
Как представляется, необходимо подробнее остановиться на данной важнейшей реформе в жизни кавказских казачьих войск. Хронология событий такова — запрос наказного атамана войска Донского на пересмотр казачьих законоположений, запрос на имя государя от Управления иррегулярных войск на учреждение местных комитетов для данной работы и последовавшее высочайшее соизволение, учреждение местных комитетов в казачьих войсках.
Для кавказских казачьих войск, после завершения Кавказской войны в 1864 г., следовало учредить комитет в каждом войске и подготовить соответствующие проекты. Однако вместо этого создаются новые административные единицы, причем в состав Кубанской области входят земли, заселенные враждебно настроенным населением, требующие «умиротворения» и построения нормальной жизни и «начал администрации». После этого создается новое Кубанское войско из механически соединенных частей и начинается заселение и хозяйственно-экономическое освоение Закубанья.
Создание Кубанской области можно объяснить и стремлением кавказского начальства «ускорить» покорение Кавказа, и «географическим стремлением» к некой целостности, что хорошо видно на карте. А вот создание Кубанского войска вызывает ряд вопросов. До сих пор появление нового войска связывали с необходимостью «большего единства управления, сообразно с настоящим положением Северного Кавказа и с общею системой администрации»,[4] то есть в духе объяснений самого кн. А.И.Барятинского.[5] Либо увязывали с «изменившимися политическими обстоятельствами» после 1859 г., когда основной задачей стало скорейшее покорение Западного Кавказа.[6] Каковы были истинные причины создания войска?
Можно ли увязывать создание Кубанского войска с созданием Кубанской области? Естественно, что казачьи части в рамках одной области выгоднее объединить в одно войско. Но в этом случае область должна была стать казачьей, то есть «войсковой землей», чего не произошло. Возможно, создание войска имело и другие причины, и область, возможно, появилась именно для создания нового войска, а не наоборот.
При создании новых административных единиц менее всего учитывались интересы казачьего населения как военного сословия. Еще в 1858 г. главком Кавказской армией предполагал разделить Ставропольскую губернию на две части и соединить их с землями Черноморского и Кавказского линейного войск. Мысль эта была поддержана генерал-лейтенантом Г.И.Филипсоном, и по его указанию редактором временного отделения по устройству Кавказского и Закавказского краев коллежским асессором Сухаревым был составлен соответствующий проект. В г. Тифлисе был составлен особый комитет под председательством генерал-адъютанта Милютина, который, однако, пришел к выводу о невозможности такого разделения в тот момент, указывая на необходимость колоссальной законодательной работы.[7]
Здесь же уместно упомянуть о проектах переноса административного центра из г. Екатеринодара. План этот возник в 1858 г. (NB — в этом же году разрабатывался проект разделения Ставропольской губернии). Место выбрал генерал-адъютант кн. И.Н.Орбелиани в месте слияния рр. Кубани и Лабы. Реализация переноса черноморской столицы была отложена, чтобы «… не отвлекать ни войск, ни денежных средств от военных действий и колонизации страны».[8]
В чем крылась причина планируемых преобразований в конце 1850-х гг.? В стремлении разрушить автономность и самобытность черноморцев. Казаки Черномории имели особый порядок управления и отбывания воинской повинности, эксклюзивные источники доходов и финансовых средств, своеобразный порядок землевладения и землепользования. Преобладающая часть населения Черномории было малороссийского происхождения, и, находясь боле полувека в относительной изоляции, приобрела ряд специфических особенностей в культуре, языке, самосознании. Российский офицер, прибывший на Кавказ в середине XIX в., М.И.Венюков так писал о черноморцах: «В бывшем Черноморском войске, состоящем из малороссиян и хранящем предания Запорожской Сечи, эта отдельность (от России — А.М.) принимает вид национальности и выражается нерасположением к иногородцам, которых казаки недружелюбно называют москалями».[9]
Особенности в порядке управления воспринимались кавказским чиновничеством негативно, ясно просматривалось стремление к унификации административных учреждений. Начальник главного управления наместника Кавказского отмечал необходимость коренного преобразования административной и судебной части на Кавказе для окончательного умиротворения края, указывая, в частности, о Кубанской области, что большая часть населения (казаки и горцы) находилась в военно-административной власти, а гражданское население — имело гражданское управление. Далее барон Николаи отмечал: «Такое смешение начал администрации и суда не могло не представлять значительных неудобств, составляя положение, очевидно, только временное и переходное (курсив мой — А.М.)».[10] Из выше сказанного очевидно стремление чиновников к ликвидации особого порядка управления в казачьих войсках, и настороженное отношение к самобытности населения Черномории.
Стремление к разрушению замкнутости черноморцев, приобретающей вид «национальности», красной нитью проходит через план кн. А.И. Барятинского создания Кубанского казачьего войска.[11] Однако, следует признать, что создание войска вполне оправдывает необходимость освоения Закубанья. Но вопрос в том, что было первично, что вторично — необходимость заселения или стремление разрушить черноморскую замкнутость? Совершенно верны выводы О.В.Матвеева о целенаправленном характере создания Кубанского войска.[12] Стремление черноморцев к самостоятельности было хорошо известно и кн. А.И.Барятинскому, и гр. Н.И.Евдокимову. Именно эти настроения послужили основой для планов перенесения столицы черноморцев в 1858 г. После создания Кубанского войска «…со стороны Черноморского дворянства была высказана оппозиция против этого соединения».[13] В 1863 г. в Черномории были вновь замечены стремления к отдельности, которые негативно влияли на проводимые административные реформы. Поэтому гр. Н.И.Евдокимов вновь возбудил вопрос о «безотлагательном» перенесении административного центра. Особая комиссия под председательством генерал-майора Суходольского признала место на левом берегу Кубани у впадения р. Лабы весьма пригодным для строительства новой столицы Кубанской области. Предварительный план был одобрен государем, который указал изыскать способы и средства для реализации этого проекта, однако наказной атаман ККВ гр. Ф.Н.Сумароков-Эльстон высказался против переноса столицы по причине недостатка средств.[14] Реализация проекта вновь была отложена.
Практически одновременно (в конце 1861 г.) вновь началось обсуждение вопроса о разделении Ставропольской губернии. Был составлен проект об образовании на Северном Кавказе двух областей — Кубанской и Терской, определены границы, порядок управления (преимущество, безусловно, определялось за гражданскими властями).[15] В 1865 г. вновь обсуждался данный вопрос, причем: «комитет (местный, см. ниже — А.М.) пришел к единогласному заключению о необходимости образования на Северном Кавказе двух областей Кубанской и Терской с губернскими учреждениями, которым должны быть подчинены в полицейском и судебном отношении гражданское, казачье и инородческое население нынешних Кубанской и Терской областей и Ставропольской губернии, и в этом смысле составил проект положения с пояснительной запиской к нему».[16]
Помимо комитета для подготовки новых положений о казачьих войсках, по приказу главнокомандующего в мае 1865 г. в г. Тифлисе был составлен особый временный комитет из военных и гражданских чинов для обсуждения проекта разделения Ставропольской губернии и преобразования управления во вновь образованных областях по примеру Оренбургского края (подчинение казачьего и гражданского населения единому гражданскому управлению). Как видно из пояснительной записки к указанному проекту, менее всего составители заботились о военной составляющей казачьих войск. Так, отмечая тот факт, что население Северного Кавказа складывалось постепенно и состоит из различных народностей, имеющих различия в вероисповедании, происхождении, языке, культуре и проживающему чересполосно, указывали, что: «все эти разнородные элементы требовали соответственных, существу или цели, особенностей в управлении. Военные события, беспрерывно изменяя состав населения, делали неизбежным частые перемены в учреждениях, которые продолжались до последнего времени, без общего взгляда на устройство и положение края».[17] Далее члены комитета высказывали опасения «…заключающееся в том, что большинство населения Северного Кавказа состоит из казаков и горцев, из которых первые имеют военное устройство, а вторые находятся под военным управлением и относительно гражданского развития стоят еще ниже, чем казачье население. С присоединением к этой воинственной массе гражданского населения Ставропольской губернии полагают (члены комитета — А.М.), что военные интересы будут непременно иметь преобладающее значение, и местная администрация, по необходимости будет стремиться к тому, чтобы из мирных поселян образовать что-то в роде военных поселений, что, разумеется, было бы весьма невыгодно для их благосостояния и составляло бы не прогресс, а напротив того шаг назад».[18]
Как видно из вышеизложенного, комитет опасался военизации мирного населения, а основную цель преобразований видел в том, чтобы «…исполнение казачьим населением лежащих на нем обязанностей сколь менее мешало развитию в среде его гражданственности и материального благосостояния».[19]
Наиболее дальновидные чиновники уже тогда предвидели возможные последствия предполагаемых административных изменений. Так, начальник УИВ генерал-лейтенант Карлгоф в записке на имя военного министра указывал, что опасения поглощения гражданских интересов военными не имеет основания. С введением планируемых преобразований, казачество постепенно переняло бы гражданские начала и отличие от остального населения стало бы заключаться исключительно в порядке отбывания воинской повинности — что-то вроде милицейской службы с вознаграждением в виде земельного надела и освобождением от податей. В дальнейшем же неизбежно произошло бы подчинение казаков общей воинской системе. Опасаться скорее нужно обратного — растворения казачества в гражданском населении. И если государству понадобятся военные услуги казаков, то правительство «…должно будет употребить некоторые усилия для сохранения казачества от всепоглощающего влияния гражданственности (курсив мой — А.М.)».[20]
Однако планы по разделению Ставропольской губернии встретили серьезное противодействие кавказского начальства, с которым нелегко было справиться даже военному министру.[21] Вполне ясно эта позиция выражена бароном Николаи, который в рапорте и письме к Д.А.Милютину указывал, что этот проект носит характер «частного труда», и что он видит существенные затруднения в разрешении интересов военных и гражданских властей в случае разделения губернии с десятилетним стажем существования. Кроме того, отмечал начальник главного управления наместника, подобное укрупнение приведет лишь к «неуспеху в управлении».[22] Эту позицию вполне разделял и сам наместник Кавказский вел. кн. Михаил и другие чиновники.[23]
Сама возможность появления подобных проектов, объективно ведущих к разрушению общности черноморцев стала возможной в рамках общегосударственного подхода к казачеству, заключавшегося в стремлении унифицировать порядок управления в казачьих областях с общероссийским и максимально сблизить казачье население с гражданским.
Вмешаться во внутреннее устройство Черномории было довольно сложно, поскольку самоуправление в войске строилось на высочайших грамотах Екатерины II и последующих императоров, подтверждавших и расширявших казачьи привилегии. В этой ситуации создание Кубанского войска, проект переселения казаков за Кубань, проводившиеся без детально разработанных проектов, не ущемлявших прав и привилегий казачества, был именно тем инструментом, который в конечном итоге «сломал» черноморцев. Безусловно, нельзя утверждать, что именно такая цель ставилась как основная в проводимых административных реформах, однако стремление к ликвидации обособленности Черномории присутствовало, несомненно.
Обратимся к событиям 1860–1861 гг., когда командующий войсками в Кубанской и Терской областях начал приводить в исполнение план кн. А.И.Барятинского по переселению казаков за Кубань целыми станицами. Естественно, что подобное переселение не могло не вызвать противодействия со стороны казаков. Волнения были как на Линии, так и в Черномории.
Волнения среди линейцев описал В.Толстов в своей «Истории Хоперского полка». Автор указывает, что должны были переселяться 5 станиц 1-го Хоперского полка — Грушовская, Северская, Круглолесская, Александровская, Сергиевская; 1 станица Ставропольского полка — Спицевская; Старо — Щербиновская и Конеловская станицы из бывшего ЧКВ. Переселение должно было осуществляться под руководством подполковника Абазина, который, якобы, и подал эту идею (переселения станицами). Далее описываются волнения казаков ст. Александровской, основная причина которой, по мнению автора, заключалась в неверии казаков, что государь-император мог дать согласие на такое разорительное для казаков действие. После того как казакам был предъявлен высочайший указ от 24 июня 1861 г. на имя наказного атамана ККВ генерал-адъютанта Н.И.Евдокимова о приостановке переселения, казаки успокоились.[24] Таким образом, волнения линейцев связаны с нежеланием переселяться таким необычным для казачьей практики способом, что естественно привело бы к разрушению хозяйства. То есть, если верить В.Толстову, подоплека была чисто экономическая.
В землях Черномории дело обстояло несколько иначе. Весьма интересные свидетельства оставили М.И.Венюков и И.Г.Барилко. Выше упоминалось о недовольстве черноморского дворянства объединением с частью Линейного войска. Вслед за объединением последовало распоряжение о переселении за Кубань. Войсковое начальство спустило наряд станицам, однако казаки и слышать не хотели о переселении, говоря «…бросать нам в Черномории земли, высочайше дарованные Императрицей Екатериной II, разоряться и идти в глухой, дикий, непокоренный еще окончательно край — не желаем».[25] Агитировал за переселение Я.Г.Кухаренко, но неудачно, казаки его обвинили в том, что он «продал их в Ставрополь».[26] Особенно волновались депутаты от Таманского и Екатеринодарского округов, один из них (фамилии М.И.Венюков не называет, упоминая его как «К-ский»), при этом говорил казакам, что, мол, сейчас возьмут часть семей — 770, а затем всех переселят.[27]
Далее, Н.И.Евдокимов решает лично приехать в г. Екатеринодар для встречи с казаками. В назначенный день для высокого гостя была отведена квартира в доме купца Посполитаки, собрались штаб — и обер-офицеры, старики, привели музыкантов. По прибытии было заметно, что граф сильно не в духе. Он прошел в дом и немедленно пригласил к себе молодых офицеров, принялся убеждать их в необходимости заселения Закубанья для пользы войска и скорейшего умиротворения края. В ответ услышал самый решительный отказ. Взорвавшись, граф приказал многих посадить под арест и пригласил к себе стариков и старослужащих. Здесь тоже не удалось достигнуть успеха. Последние еще и упрекнули командующего, что вопреки его победным реляциям край Закубанский покоренным считать нельзя.[28] Здесь И.Г.Барилко излишне скромен, М.И.Венюков пишет, что казаки упрекали Н.И.Евдокимова в том, что он «бабами и ребятишками» хочет Закубанье завоевать.[29] Н.И.Евдокимов уехал в г. Ставрополь вместе с доктором Рымашевским и донес кн. А.И.Барятинскому, а тот в свою очередь государю, что между черноморцами «бунты и неповиновения».
Черноморские дворяне подали на имя гр. Н.И.Евдокимова прошение, которое подписали 93 человека (по другим сведениям — 107), где просили отделить 6 бригад линейцев, вернуть имя войску, заслуженное предками, а Закубанье перед заселением очистить от неприятеля. Из подписавшихся под прошением 8 человек было арестовано.[30] Арестованных поместили в тюрьму г. Ставрополя и содержание их возложили на само войско. Кстати, в рапорте начштаба войск Кубанской области с просьбой сделать распоряжение о пересылке денег на содержание 3-х офицеров бывшего ЧКВ, обвиняемых в противодействии переселению казаков, упоминается некий войсковой старшина Камянский.[31] Возможно, это тот самый таинственный «К-ский», упоминаемый М.И.Венюковым.
Одними из основных требований черноморцев, включенных в прошение на имя гр. Н.И.Евдокимова и в дальнейшем доставленного в столицу офицером Манеровским, но так и не принятое императором, было возвращение наименования войска, отделение линейцев и заселение Закубанья на основании высочайшей грамоты, оговаривающей условия данного заселения, по примеру прежних лет.[32] Таким образом, видно, что черноморцы боролись не только против разорительного переселения, но за свою самобытность и обособленность.