Ранкстрайл пожал плечами. Меньше всего на свете его интересовала внешность сира Ардуина.
Он долго молчал, сидя на земле.
Лизентрайль вытащил из мешка половину лепешки, оставшейся от тех, что испекли для них женщины перед атакой, полголовки чеснока и немного соли. Он по-братски разделил еду с капитаном.
— Еще бы немного масла, но ничего, сойдет и так…
Они ели медленно, растягивая удовольствие.
Никакой боли уже не было, но капитан долго держал раненую руку поверх здоровой, стараясь не испачкать белую льняную повязку, хотя прежде никогда бы не подумал беречь какую бы то ни было рану или ткань.
Наступил вечер.
Стало холодно.
Ранкстрайл поднялся и направился в королевские покои, чтобы получить дальнейшие указания королевы в отношении его солдат.
Глава восемнадцатая
Розальба сидела у внешней балюстрады Галереи королей напротив большого каменного трона, что возвышался в углу, казавшемся из-за своих размеров отдельным залом. Ночь принесла с собой приятную свежесть, но Роби так ослабла, что ей было холодно; бархатный плащ окутывал ее и защищал, как теплое гнездо. Парция присматривала за спящими детьми.
Подошел Ранкстрайл и, слегка поклонившись, спросил, что ему делать с легкой кавалерией. Теперь, когда у них появилась надежда победить в войне, можно было подумать и о том, чтобы разрешить солдатам обзавестись семьей. Служба в легкой кавалерии должна была стать приличной, уважаемой профессией, без тени позора или бесчестия. Уладив этот вопрос, нужно было найти способ отбросить орков за холмы. Роби была с ним согласна: разрешить наемникам иметь семью казалось ей разумной идеей. Даже нет, добавила она, слова «разумная» в данном случае было недостаточно.
|
|
— Это святое дело! — она улыбнулась. — Я немедленно прикажу отменить это давнее несправедливое распоряжение, запрещающее наемникам иметь семью. Более того, само слово «наемник» будет упразднено. Мне больше по душе слово «солдат».
Их разговор прервало появление Авроры.
Она подошла и, нимало не заботясь о том, что королева с капитаном беседовали, откашлялась и заговорила нетерпеливым тоном человека, который долго и старательно готовил официальное выступление.
— Это был трон Ардуина, — сказала она, указывая на возвышавшийся над залом каменный трон.
Розальба кивнула с точно выверенным вежливым равнодушием, не отрывая глаз от горизонта, где на вершинах гор блестел в лунном свете последний снег. Королева не желала показаться невежливой, но в то же время не хотела проявлять хоть какую-то заинтересованность, опасаясь, что тогда Аврора начнет со всеми подробностями пересказывать ей историю всей утвари королевского дворца.
— Этот трон не был вырезан из дерева или чего-то в этом роде — он каменный, — не унималась Аврора.
Розальба снова кивнула. Может, она все-таки проявила избыток вежливости и недостаток равнодушия?
— Это очень большой трон, — настаивала на своем Аврора.
Как и Джастрин, Аврора отличалась завидным упрямством. Найдя интересующий ее предмет разговора, она уже не отпускала его. Розальба снова кивнула с еще большим равнодушием.
— Ардуин тоже был очень большой. И он привык сидеть на камне, — продолжала Аврора.
Розальба мысленно добавила пядь роста и пару футов веса к своему образу Ардуина, короля-мага, одетого в белоснежные одежды и со светящимся посохом в руках.
|
|
Аврора не умела сдерживаться. Джастрин по сравнению с ней был всего лишь жалким любителем.
Розальба перевела взгляд с горизонта на ее лицо, коротко кивнула и вновь уставилась на горы, мысленно надеясь, что разговор окончен.
Аврора направилась к Галерее, где неровными рядами возвышались статуи древних королей.
— Это Кароло Миротворец, — объявила она, указывая на первого из них, потом перешла ко второму, некоему Бертранду, никак более не обозначенному, тогда как третьего, Кароло Второго, внука первого из названных королей, прозвали также Коротким, потому что он правил всего два месяца, но его участь все-таки была лучше, чем у Кароло Третьего, пятого короля в роду, прозванного Кратчайшим, ибо его правление продолжалось всего шесть дней по причине смертельного падения с лошади, что, впрочем, могло быть хорошо замаскированным покушением.
Розальба задалась вопросом, чем она заслужила подобное наказание. Может, в прежней жизни… Она с ужасом окинула взглядом бесконечный ряд каменных правителей. Если Аврора собралась пересказывать жизнь, смерть и разные причуды всей этой компании, то им придется торчать здесь до рассвета. Розальбе пришла в голову мысль о заговоре: может, Аврора решила избавиться от королевы, уморив ее скукой? К счастью, на Кароло Третьем девушка остановилась. Указала на длинную вереницу королей.
— Среди них никогда не было Ардуина, — сказала она. — Здесь установлены статуи всех королей, даже тех, кто правил всего несколько дней и не оставил после себя ничего, кроме имени, но среди них нет Ардуина Спасителя, Ардуина Справедливого, Владыки света, единственного настоящего короля после свержения эльфов.
|
|
— Да что вы говорите! — раздраженно воскликнула Розальба.
Чаша ее терпения переполнилась. Она бросила взгляд на Ранкстрайла — тот неотрывно смотрел на Аврору, не смея дышать.
— Здесь нет статуй Ардуина, — настаивала на своем Аврора. — Нет ни одного его изображения. Он не желал, чтобы… не хотел… лжи… и его облик невозможно было воспроизвести на холсте или в камне.
Ранкстрайл, казалось, сам превратился в камень, настолько он был неподвижен.
— Может, он стеснялся, — заключила Розальба, выведенная из себя этими рассуждениями и отчаянно желавшая закрыть тему. — Дочь мельника из селения Арстрид умирала от смущения, если кто-то всего лишь обращался к ней. А Ардуину, может, не нравилось, когда его изображали на холсте, в камне или что-то в этом роде, — он стеснялся. Даже нет, он был сдержанным и… как это… скромным! Сдержанным и скромным.
Наступило долгое молчание. Розальба повеселела. Очевидно, разговор окончен. Теперь она может спокойно пойти спать. Наконец-то она сможет закрыть глаза и заснуть.
— Нет, в действительности он… Он был не… он не принадлежал к роду людей, если понимать род людей в узком смысле… — едва слышно, почти шепотом добавила Аврора.
Розальба моментально забыла про скуку. Приоткрыла рот. Сердце ее подскочило от неожиданности.
— Правда? — горячо воскликнула она. — Я так и знала! — она обвела всех ликующим взглядом. — Я всегда это знала! — повторила она, вскакивая на ноги. — Ардуин тоже был полуэльфом! Как мои дети. Как мои дети! Я всегда это знала!
Радость изменила ее до неузнаваемости.
Ранкстрайл стоял неподвижно, словно чучело. Розальба подумала, уж не болен ли он, случайно. Со счастливым видом она подошла к балюстраде и глубоко вдохнула свежий ночной воздух. Когда королева вновь повернулась к Авроре и Ранкстрайлу, на ее лице появилась сияющая улыбка. Впервые за очень долгое время.
Аврора помолчала, потом вновь заговорила, медленно и тихо.
— Ардуин не был полуэльфом, — негромко пояснила она.
— Но вы же сами только что сказали, что он не принадлежал к роду людей! — раздраженно бросила королева. Она терпеть не могла эту манеру вечно что-то недосказывать, говорить наполовину. Ей казалось, что единственной целью этих недомолвок было лишний раз доказать ей, Розальбе, ее бескрайнюю глупость.
— Я сказала, что он не принадлежал к человеческому роду, но я не говорила, что он был полуэльфом, — устало проговорила Аврора.
— И кем же он тогда был наполовину? Может, курицей?
— Ардуин был одним из них. Он был орком племени монг-хагул. Поэтому он и победил, разорвал их на куски, — Аврора немного помолчала. — Он знал, как с ними сражаться. Знал, чем их можно взять. Как и все орки, он не ведал страха. Почти не чувствовал боли. Был равнодушен к смерти. Даже сам дьявол, поднявшись собственной персоной из недр преисподней, не смог бы привести его в смущение. Ничто не могло одержать над ним верх, и никто не мог его победить. Самый великий воин, которого знал Мир Людей после эльфийских королей. Одинокий, отчаянный, способный предвидеть будущее и непобедимый. Его гнев мог перейти все границы и превратиться в жестокость. Когда орки племени тарг-хайл перерезали всех крестьян на холмах и чуть было не прорвали оборону города, Ардуин не пощадил ни одного из них. После его контратаки равнина отсюда и вплоть до Черных гор была полностью покрыта алебардами с насаженными на них головами орков. Долгие месяцы не только стервятники, но и чайки пировали на останках армии тарг-хайл. Поэтому чайки и переселились сюда, на Догон. До этого они жили лишь у моря. Долгие месяцы в Далигаре ели лишь стервятников и чаек, потому что на земле, занятой насаженными на пики головами врагов, невозможно ничего выращивать. Но никто не осмеливался тронуть их без приказа Ардуина. Ардуин же так никогда и не отдал этого приказа.
Аврора умолкла. Розальбе не хватало голоса, а может, голос был, но она просто не могла найти слов. У нее перехватило дыхание, и на мгновение ей показалось, что кровь покинула ее тело. Королева пошатнулась. К счастью, Ранкстрайл, моментально вышедший из своей каменной неподвижности, поддержал ее и помог присесть подальше от парапета, на основание статуи Кароло Третьего — того, который не продержался на троне и недели, но наконец-то хоть на что-то сгодился.
— Это ложь, — проговорила Розальба. — Ни у меня, ни у моих детей не течет по венам кровь орка. Это смешно и довольно глупо, — она поднялась на ноги и заявила со спокойной небрежностью: — Я видела Ардуина. Видела его отражение в моем мече, и без его поддержки я бы никогда не решилась прорвать осаду. Его дух направлял меня. Он был в этом плаще: его серебряную вышивку с жемчугом невозможно ни с чем спутать. А на голове у него была золотая корона с плющом.
— Вот вам и доказательство, госпожа! Корона Ардуина была из простого железа с одной-единственной золотой полосой в память о его супруге. Вы только подумайте! Ардуин не мог носить корону последнего эльфийского короля, ведь вы и ваш супруг нашли ее всего несколько лет назад! Этот плащ не принадлежал Ардуину — его приказал сшить себе в прошлом году мой отец, потратив на него столько золота, сколько хватило бы на то, чтобы накормить все графство и вооружить армию, которая смогла бы защитить земли людей от орков вплоть до самых дальних границ с Неведомыми землями. Ардуин Справедливый никогда не надел бы такого плаща. Тот, кого вы видели в своем видении в момент опасности, госпожа, это был ваш сын, которому суждено взойти на этот трон. Один из ваших сыновей носит имя Ардуин — это и есть будущий король Далигара. Ваши видения, как и видения Ардуина, бороздят пространства будущего, госпожа, а не прошлого.
Вновь наступило долгое молчание. Аврора и Розальба неподвижно стояли друг против друга, зеленые глаза одной неотрывно смотрели в черные глаза другой.
Наконец раздался голос Ранкстрайла:
— Но как вообще один из орков монг-хагул смог стать королем?
Розальба встрепенулась. Аврора немедленно ответила:
— Ардуина избрали единогласно. Он был абсолютным победителем. Когда он пришел, город находился под пятой орков. Кругом царила неслыханная и неописуемая жестокость. Половина жителей была убита, другая половина всей душой жаждала смерти. Ардуин взял командование над тем, что осталось от армии, и организовал контратаку. Он освободил город, разгромил один за другим все отряды орков и отбросил их за пределы Изведанных земель, укрепив наши границы.
— Но как именно получилось, что орк монг-хагул оказался во главе нашей армии или того, что от нее осталось? — не удовлетворился объяснением Ранкстрайл.
Аврора с видимым смущением подбирала слова.
— Летописи, хроники той эпохи рассказывают, что его призвала, то есть наняла — это более точное слово — дочь короля…
— И как это пришло в голову королевской дочке? — взорвалась Розальба. — Где она нашла этого орка — у себя под кроватью во время летнего праздника полной луны? Дочь какого короля? Самодура Девятого? Или Еще Какого-Нибудь Придурка? И о придурках: кому вообще пришло в голову назвать орка монг-хагул Владыкой света? Чем он освещал мир — светом горящих костров с заложниками?
Глава девятнадцатая
Аврора казалась неуверенной и смущенной, но не отступалась и продолжала свой рассказ:
— Позвольте мне рассказать вам о жизни Ардуина от начала и до конца. Думаю, я единственная, кто что-то о нем знает. Моя мать научила меня эльфийскому языку, а с помощью коменданта королевского дворца я выучила и другие древние языки. Перед смертью Ардуин приказал выбить на каменной стене свое предсказание и собственноручно написал историю своей жизни. Он писал лишь на языке эльфов. Этот рассказ был хитро спрятан среди других манускриптов, и каждую скупую строку приходилось искать, как ответ на неразрешимую загадку. Я не знаю, спрятал ли сам Ардуин эти строки, дабы спасти их от уничтожения, или это работа его преемников, которые нашли таким образом компромисс между своим желанием скрыть его принадлежность к Народу Орков и обязанностью сохранить память о великом короле. Принцессу звали Джада, и она была младшей из двадцати девяти братьев и сестер, детей короля от четырех его жен, умерших одна за другой, и шести наложниц, утешавших вдовца в промежутках между браками. Этим королем был Дардрайл Четвертый, прозванный Жестоким за свирепость, с которой он управлял своей землей, строгость, с которой повелевал своей семьей, и зверство, с которым воевал против орков.
Но сколько бы он ни уничтожал их, рано или поздно приходили другие. Как люди ни защищали свои границы, возводя смотровые башни, копая рвы и расставляя вооруженных солдат через каждые пятьдесят шагов, все равно кто-то засыпал на посту, кто-то смотрел не в ту сторону, и снова горели фермы. Дардрайл Жестокий дал приказ вторгнуться в земли орков и перебить их всех, включая детей. Но вмешалась принцесса, и приказ остался невыполненным. Рассказывали, что она молнией прилетела на своем коне и, обнажив меч, встала между солдатами отца и одним из детей орков, уже обезображенным огнем. Она кричала, что нельзя убивать детей, никогда, что лучше умереть самим. Тот, кто поднимает руку на ребенка, сам является орком. Если орков можно победить, лишь самим превращаясь в орков, то лучше уж умереть, лучше потерпеть поражение. Похоже, она была не слишком опытным воином, но никто из солдат не посмел пролить королевскую кровь, выступив против нее. Она освободила ребенка и увела его прочь от солдат. Она отдала ему коня, чтобы он смог догнать своих, и повесила ему на шею свою подвеску, чтобы никто из солдат не осмелился остановить его. Это была королевская печать — небольшой нефритовый шарик с изображением восходящего солнца. Ребенка звали Ардуином. В некотором смысле, принцесса спасла всех детей орков.
Странно, но стоит всего лишь одному человеку воспротивиться жестокости, как вдруг все остальные, даже те, кто старательно исполнял жестокие приказы, даже те, кто эти приказы отдавал, начинают понимать, как они ошибались. Джада была любимицей отца — король не только не наказал ее, но и отменил свой приказ убивать детей орков. И вовремя: многие солдаты дезертировали, лишь бы не участвовать в этой жестокости. После смерти Дардрайла Жестокого на престол взошел его сын Бальруин Юный, не отличавшийся ничем особенным, кроме того, что он был сыном старого короля. Правил он средне, не заслужив особых похвал и не совершив особых подлостей, и лишь до того момента, пока город и окрестности оставались спокойными. Когда же горизонт потемнел от полчищ орков, шедших тысячами с восточных равнин, ему в голову не пришло ничего лучше, чем приказать поднять подъемный мост Далигара, чтобы город хоть какое-то время мог противостоять осаде, а самому сбежать раньше, чем осада начнется. Нужно отдать ему должное: он, в отличие от моего отца, хотя бы оставил армию в городе. Пока орки уничтожали его солдат и украшали свои катапульты головами его генералов и их же кишками, король укрылся в Алиле, неприступной крепости в Северных горах, где сейчас прячется мой отец с тем, что осталось от его двора и нашей армии. Лишь на подходе к Северным горам Бальруин обнаружил, что с ними не было Джады, самой младшей из дочерей Дардрайла, единственной, не вышедшей еще замуж. Принцесса осталась защищать детей из Домов сирот, которые существовали уже тогда, но были намного… приличнее, чем в годы правления моего отца. Орки не нуждались в чьих бы то ни было приказах, чтобы убивать беззащитных детей, и уж наверняка не дезертировали, стараясь этого избежать. Поля полыхали огнем. Принцесса собрала всех сирот вместе и попыталась увести их в безопасность, в Северные горы, как вдруг их окружила банда орков. Она выхватила свой меч, с которым не умела обращаться, но тут один из орков встал между ней и остальными. На шее у него висела нефритовая подвеска. Он посмотрел на нее и сказал: «Нельзя убивать детей, никогда». Он плохо говорил на нашем языке, но принцесса поняла его. После чего он повернулся к ней спиной, сорвал с лица свою ужасную боевую маску и сразился с остальными орками, стерев их с лица земли. Вскоре он взял на себя командование людьми, собрал то, что осталось от регулярной армии, вооружил крестьян вилами и научил их сражаться, повел свое войско в контратаку и освободил Далигар. Первым делом он установил на стенах Далигара наклонные колья, над каждым из которых горел в ночи яркий факел, разогревая смолу, лившуюся на головы атакующих. Город, похожий на дикобраза, стал неприступным. Огонь факелов был далеко виден в ночи, придавая мужество тем, кто в нем нуждался. Один из городов людей был освобожден и продолжал сражаться! Вслед за ним освободились и другие…
— За это его и прозвали Владыкой света? — спросил капитан.
— Да, за это, но не только. Я думаю, была еще одна причина, более тонкая, более глубокая, но не менее важная. Он был словно луч света во тьме — орк, который сражался за человеческих детей, вместо того чтобы убивать их. Это значило, что в этом мире возможно все, что наши судьбы не предопределены. Что надежда не умирает. Это значило, что быть орком — всего лишь личный выбор, а не судьба. Моего отца тоже можно назвать орком в каком-то смысле, несмотря на то что у него тонкие ухоженные руки и гладкие, как шелк, волосы. Ардуин решил, что не будет больше орком, и перестал им быть. Я думаю, его настоящее имя — Ардуинк. В самых древних летописях его называли именно так.
— Но почему он был непобедимым? Потому что был орком? Но ведь и другие, все они тоже были орками, все до единого…
— Орки — это нелюбимые и нежеланные дети, их ненавидят с рождения, они появляются на свет лишь затем, чтобы стать воинами и громить и разрушать ненавистный им мир. В мире орков мать — это всего лишь средство, используемое солдатами для увеличения своих рядов. В этом мире не существует нежности. Не существует милости. Каждый орк испытывает чувство радости, лишь находясь вместе с остальными. Они сражаются вместе, едят вместе, напиваются вместе. Вам доводилось видеть парады орков? Это нечто неописуемое. Они двигаются совершенно синхронно, все как один. Идеальные солдаты для любого, даже самого глупого командира. Они не думают, ибо мысль рождается лишь в том, кто любит жизнь, а тот, кто не познал любви, не может ничего полюбить. Разлученный с остальными орк теряется. Если никто не отдает ему приказы, он не знает, что делать. Войну можно выиграть лишь милосердием и силой мысли; тот, у кого нет ни того, ни другого, может лишь проиграть войну, даже если он побеждает на первых порах и оказывается в выигрыше. Но если ребенком орк познал милосердие, то он перестает быть частичкой войска и становится непобедимым воином. Он, как и другие, не ведает страха, но может чувствовать опасность, и способность предвидения обостряется так, что порой ему удается пересечь века своим взглядом. Ему никогда не будет знакома милость к врагам, павшим от его меча, но он будет сражаться за справедливость и не остановится, пока не одержит победу. Орки были созданы в то же время, что и люди с эльфами, тем же Вездесущим Духом Вселенной, который наделил их всех особыми дарами. И если эльфам была дарована власть над духом и материей, то оркам достался не меньший дар — отсутствие страха, способность переносить боль и возможность иногда видеть то, что готовит нам будущее. Но случилось так, что вмешалось Зло, и орки были обольщены жестокими и глупыми богами. Страдание изуродовало их, и ненависть к собственному жалкому существованию подточила их души. Они превратились в низких существ, кровожадных и жалких, губящих мир своей звериной жестокостью. Они прячут свои лица под масками войны, которые наклеивают на собственную кожу. Это вынуждает их никогда не менять выражение лица и еще больше снижает способность думать. Но когда-то они были таким же великим народом, как и эльфы. На древнем языке слова «орк» и «эльф» произносились по-разному, но писались одинаково.
— А люди, что получили в дар люди, кроме клопов и вшей? — спросила Роби.
— Можно сказать, это и было их даром, — Аврора позволила себе легкую улыбку.
— Вши?
— Видите ли, госпожа, — продолжила Аврора, — по мнению тех, кто описал историю начала мира, единственным даром для людей было отсутствие даров. Люди не могут властвовать над материей, имеют мало влияния на дух, они никогда не смогли бы летать на драконе, они страдают от боли намного больше, чем орки, и от холода — намного больше, чем эльфы. Привыкшие к собственной незначительности, поставленные на колени реальностью, которой они не понимали и которой ни в коей мере не были способны управлять, люди были вынуждены научиться мужеству. Не безрассудной самоубийственной смелости орков, которая заливает мир кровью, а настоящему мужеству, которое позволяет людям каждый раз подниматься на ноги: что бы ни случилось, они способны каждый раз начинать все сначала. Единственное, на что способны люди, — это подчинить себе материю, познав ее сущность. Быть может, когда-нибудь люди тоже смогут зажигать огонь одним лишь жестом, избавлять от боли и строить крылья, которые поднимут их в небо, как птиц или драконов. Дар, который получили люди, — это способность никогда не отступать и каждый раз начинать все заново. Существует древняя легенда о начале мира, в которой говорится о волшебном саде, где росло дерево с запретными плодами. Великая Праматерь Эльфов не удостоила его даже взглядом, Праматерь Орков долго держала плод в руке, наслаждаясь его необыкновенным ароматом. А Праматерь Людей съела его и познала вкус запретных плодов, за что ее потомки были прокляты и обречены не иметь никакого волшебного дара и своими силами сражаться с холодом и болью.
— Впечатляюще, — бесстрастно проговорила Розальба.
— Знаете, — продолжила Аврора, — существует интересное объяснение этого мифа. Абсолютное послушание эльфов было награждено бессмертием, которое в конце концов уничтожило их, частичное послушание орков — нечувствительностью к боли, которая превратила их мужество в зверство. Правильным выбором оказалось любопытство людей, их вызов, желание ничему не подчиняться слепо, путь познания. Именно этого желал Дух Вселенной. Не правда ли, это воодушевляет?
— Я задыхаюсь от восхищения, — сухо заверила ее Розальба. — Вернемся же к истории Ардуина, если вы не против?
Розальба понадеялась, что у Духа Вселенной было чувство юмора. Она хотела бы кое-что объяснить ему при встрече, если ей суждено было когда-нибудь с ним встретиться.
— Принцесса Джада, которая была на несколько лет старше Ардуина, согласилась стать его супругой, — продолжила свой рассказ Аврора.
— Она выбрала его по своей воле или это была плата за то, что он сражался на ее стороне? — перебил ее капитан.
— Я… я не знаю… Об этом нигде не говорится… Может быть, если не сказано ничего иного, это значит, что она… Я думаю, она желала стать его супругой… — неуверенно ответила Аврора.
— Может, вернемся к самому рассказу, если это вас не слишком затруднит? — вмешалась Розальба с неприятным чувством, что лишь она одна в этой комнате не потеряла здравого смысла.
Аврора поспешила закончить свой рассказ. Народ безгранично любил Ардуина и так же безгранично стыдился его. По той же причине Мир Людей погряз в трусости и варварстве, когда отрекся от эльфов, возненавидел и стал уничтожать их: люди не смогли простить эльфам, бывшим когда-то их великими королями, что те не защитили их от орков. Точно так же люди покрыли себя позором, стыдясь сира Ардуина и его происхождения.
— Но почему пали эльфийские королевства? — не успокаивался капитан. — Как это возможно? Ведь у них были необыкновенные волшебные силы!
На этот раз капитану ответила Розальба:
— Потому что их способность слышать чужую боль стала почти абсолютной, и это погубило их. Мне объяснил это мой супруг. В мирные времена они были отличными королями, хоть и далекими от Мира Людей, далекими и непонятными, погруженными в свои наблюдения за движением светил или в изучение игры на лютне. Когда нагрянули орки, эльфы оказались не в состоянии сражаться с ними. Моему супругу пришлось однажды убить человека, знаете, когда он пришел, чтобы освободить меня из лап Судьи-администратора. С тех пор не проходило и дня, чтобы он не вспоминал об убитом. Когда нагрянули орки, эльфийские короли оказались не в состоянии сражаться с ними, потому что чувствовали каждый удар, каждое ранение, словно нанесенные им самим, и это было принято людьми за потворство врагу и нежелание сражаться. Раненых орков добивали на месте, и если кто-то желал выместить на них свою злобу и отчаяние, то долго не раздумывал. А желающих было немало. Эльфийские короли приказали брать раненых в плен. Но тот, кто потерял в набегах орков жену и детей, не слишком рад был снабжать едой и водой палачей своих родных, поэтому и этот приказ был расценен как содействие оркам.
Королева немного помолчала, потом вновь обратилась к Авроре:
— Итак, вы говорили?..
Аврора продолжила рассказ:
— Сын Ардуина взошел на престол, но не смог найти себе супругу. Он умер, не оставив потомства. Сын орка — никто не желал, чтобы в жилах собственных детей текла кровь орков. Старый Ардуин велел своим дочерям затеряться среди простых людей: так ни одна из них не была бы приговорена к одиночеству. Принцесса Джада умерла вскоре после рождения своей последней дочери, пронзенная последней стрелой последнего лучника последней банды орков, спасавшихся бегством. Ярость Ардуина была неописуема. Король, который знал, что такое справедливость, но не ведал милости, очистил от орков все земли людей, укрепил границы, сделал Изведанные земли неприступными. Он остался единственным орком, ходившим по земле людей, последним. После смерти Джады и после окончательной победы над орками Ардуину осталось лишь отчаяние и одиночество: он удалился в королевские библиотеки. Кто-то научил его письму и древним языкам, в том числе и эльфийскому. Его сын был единогласно избран королем, его прозвали Мудрым, но Ардуину пришлось познать еще одну боль потери: жизнь его сына, совсем еще молодого, унесла какая-то странная лихорадка, которую никто не смог вылечить. Не исключено, что он был отравлен…
— То есть я — потомок одной из дочерей Ардуина? — прервала ее Розальба. — Я победила, потому что в венах моих течет кровь орка, не говоря уж о крови короля, которого запомнили как Кого-то Там Жестокого?
Наступило молчание. Казалось, Аврора собирается с мыслями, подбирает слова.
— Моя госпожа, — наконец сказала она, — без сомнения, в ваших жилах течет кровь Ардуина Справедливого и Джады, но вы победили не из-за этого. Вы победили, потому что вы — это вы. Да, вы потомок Ардуина, но не вы одна. Ни ваши родители, ни их предки не были единственными детьми в семьях, и у вас наверняка имеется множество кузенов, кузин и других дальних родственников, которые могут похвастаться тем же происхождением. Но никто из них не привел нас к победе, лишь вы. Вы научились военной стратегии, сопровождая вашего отца на охоте, любовь вашей матери подарила вам веру, ваш супруг одарил вас способностью зажигать сердца, ваши дети и необходимость спасти их дали вам мужество и ярость, которые ничем не остановишь.
Взгляд зеленых глаз Авроры оторвался от лица Розальбы и ненадолго задержался на непроницаемом лице капитана Ранкстрайла. Потом устремился вдаль, к вершинам Черных гор, нависших над горизонтом.
— Мы — это не только кровь, которая течет в наших венах, — добавила она. — Так было раньше. Порядочные люди рождали порядочных людей, подонки — подонков. Начиная с короля и заканчивая предателем, не исключая героев и демонов, все рождались с предначертанной золотом или грязью судьбой, и им оставалось лишь следовать ей. Если терялась честь, то безвозвратно: позор становился приговором, который не отменялся даже после смерти, падая на головы всех потомков приговоренного. Бесчестие становилось замкнутым кругом из огня и железа, и выхода из него не было. Добро и зло разделялись раскаленными докрасна границами. Честью считалось сражаться с орками и демонами, которых изрыгала преисподняя и злоба которых, как и существование Небес, не ставилась ни под какое сомнение. Этот мир исчез, как исчезли эльфы, драконы и эринии. Мы — это мы. Мы — это то, что мы выбираем, а не кровь, которая течет в наших венах. Каждый из нас должен искать свой путь через тернии к звездам, не зная до конца, где добро и где зло, и определяя это самостоятельно из раза в раз, иногда ошибаясь и начиная все сначала. Каждый из нас будет сам выбирать между честью и бесчестьем: путь, ведущий к свету, может быть затерян среди болот и грязи, и придется иной раз ползти, чтобы добраться до цели. Все мы должны будем научиться подниматься после падений, ибо герои, которые никогда не падали, сошли один за другим в царство смерти, и остались только мы. Каждый день, на закате, мы будем взвешивать наше мужество и нашу трусость, и если мужество перевесит, то, значит, день был хорошим. Вы не представляете себе, госпожа, что значит стыдиться крови, которая течет в твоих жилах. Ваши родители были казнены, и слова «несправедливость» недостаточно, чтобы описать их казнь, но они умерли, любя друг друга и держась за руки. Вы гордитесь ими, так же как ваш супруг гордился своими родителями: мне неизвестно, знал ли он их, но, без сомнения, не переставал гордиться ими. Боль, которую несет с собой смерть родителей, — чистая боль, в ней нет стыда. Мне повезло меньше, чем вам. В течение всей моей жизни я не переставала разрываться надвое. В некотором смысле, я дочь орка. Мой отец без всякого промедления убил бы вас, когда вы были ребенком, как убил бы и вашу двухлетнюю дочь, а, как говорила Джада, тот, кто убивает детей, сам становится орком. Освободив нашу землю от орков, мы должны будем помнить, что остался еще один, последний, укрывшийся в Алиле, среди Северных гор. Я знаю все преступления моего отца, но, несмотря на это, где-то в уголке моей памяти осталась его улыбка, сиявшая на его лице, когда он играл со мной в детстве. Долгое время я верила, что мой удел — одиночество, ибо я не желала, чтобы в венах моих потомков текла кровь монстра, но теперь я не так в этом уверена. Несколько часов, проведенных в обществе вашей дочери, открыли мне мою душу лучше, чем я могла себе представить. Я верю, что каждый из нас — это те поступки, которые он совершает, а не кровь, которая течет в его венах. Это относилось к сиру Ардуину. Так же как… и ко мне. К любому из нас. Наверное, часть нашей души остается неизменной, что бы мы ни делали, и эта неиспорченная часть передается потом нашим детям. Поэтому, даже если необъятен наш стыд за родителей, мы имеем право не стыдиться самих себя, хоть и являемся их детьми и потомками.