Действующие лица
Вася Кузякин, 50 лет
Надя, жена его, 50 лет
Их дети:
Люда, 23 года
Лёнька, 18 лет
Ольга, 13 лет
Митя Вислухин, сосед Кузякиных, 68 лет
Шура, его жена, 65 лет
Раиса Захаровна, полюбовница Васи, 50 лет
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Картина первая
Справа дом, напротив сарай с пристроенной голубятней, в глубине двора банька, за банькой огород. Майское утро. Воркуют, шелестят в голубятне голуби. С ними Вася ведёт беседу.
Голос Васи. Оть, тюр, люр-люр... Иди сюда. Глянь, как царевна. У, у. Не бойся... Чё я ей сделаю? Хоро-ошая, хорошая. А ты – на руку. Ну-ка. Хоп! Эх, ёшкин кот, вот людям бы так. Махонька-то кака. Фу-ты ну-ты, надулся... Прямо аж директор. Шугани-ка кавалера своего. Не хочешь. Ну и правильно. Вот так и живите...
Пауза.
Из дома вышла Надя. Она встревожена.
Надя (кричит в сторону огорода). Людк! Людк!
Голос Люды: «А-а!»
Иди-ка сюда, чё скажу!
Из огорода появилась Люда с вязаньем в руках. Надя что-то спрашивает у Люды, а мы вновь слышим голос Васи.
Голос Васи (тяжело вздохнув). Надюха щас, поди, хватилась, а денежки бабай унес... ёшкин кот. Отвинтить бы вашему Юсупу «дом советов» да резьбу сорвать, чтоб не чинилась.
НАДЯ и ЛЮДА спешат в дом.
Ты чё клюёсся? (Смеётся.) Не хошь, чтоб я ругался? Дак ить он барыга – Юсуп ваш. Ну ладно, не буду. Не буду. Хорошие.
Из дома выбежала ОЛЬГА. Она в парадной форме, с портфелем в руках. Стучит в дверь сарайчика.
ОЛЬГА. Пап! Пап!
ВАСЯ (высунувшись из сарайчика). Чё ты?
ОЛЬГА. Ты деньги брал?
ВАСЯ. А?
ОЛЬГА. Из шкафа...
ВАСЯ. А-а. Ну?
ОЛЬГА. Сейчас мама тебе даст взбучку.
ВАСЯ. Да?
ОЛЬГА. Знаешь, какая злая?
ВАСЯ. Ёшкин кот...
ОЛЬГА. Ты спрячься там и закройся.
На крыльцо быстро выскочила Надя. Вася едва успел захлопнуть дверь.
НАДЯ (стучит в дверь). Василий! (Взволнованно и ласково.) Слышь, Василий! Ну ты чё молчишь? Я же знаю – ты тут. Слышь, Василий?
ВАСЯ (из-за двери). Чё-о?
НАДЯ (едва сдерживаясь). Это... давай-ка воды натаскай. Слышь?
ВАСЯ. Да вон в бане полна кадушка.
НАДЯ. Да где?
ВАСЯ. Да с Лёхой вчерась натаскали.
НАДЯ. Да я стирать буду.
ВАСЯ. Да ты ишо эту используй.
НАДЯ (кричит, не сдержавшись). Я счас тебя использую! Так использую! (Рвет за ручку дверь.) Открывай, паразит!
На крыльцо вышла Люда.
Людка, помоги!
ЛЮДА. Чё я сделаю-то?
НАДЯ (мечется по двору). Ах ты скотина... (Схватила полено и бьёт им по двери.) Откроешь... Всё равно откроешь, голубятник паршивый!..
ВАСЯ. Надюха, кончай давай. Дверь сломашь!
НАДЯ. Я тебе счас рёбра переломаю!
ВАСЯ. Ничё себе.
НАДЯ. Дверь он пожалел.
ВАСЯ. Дак мне чинить-то.
НАДЯ. Ты куда, паразит, тридцатку дел? А? Ты почему такой бессовестный-то? А? (Вот-вот заплачет.) Ну, если голубей купил – захлестну. Вместе с голубями захлестну паразита. Купил или нет?
Молчание.
Я кого спрашиваю? Олька, батя покупал голубей? (Ударив поленом в дверь.) Покупал или нет?
ОЛЬГА (тихо). Ну...
НАДЯ (показав Ольге фигу). Ну и вот тебе на кино, на платья. (Людмиле.) А тебе, Людка, на сапоги, на помаду. Будем голодом сидеть.
ВАСЯ. Чё-то ты размахнулась на двадцать пять рублей...
НАДЯ. А он пусть целуется там со своими голубями. (Плачет.) Обдирай, обдирай нас как липок... Пусть потом люди посмотрят в твои глаза бесстыжие, а я посмотрю, чё ты им скажешь. (Села на крыльцо.)
Пауза.
ОЛЬГА. Мам, они красивые.
НАДЯ (Ольге). Вот знала ведь, а матери ни полслова.
ВАСЯ. Надь, они чупатые.
НАДЯ. Чё?
ОЛЬГА. Чупчики у них такие на затылке... Значит, чупатые.
НАДЯ. Как это?
ВАСЯ. Хошь поглядеть?
НАДЯ. Токо выйди! Ну вот чё теперь делать? Людка!
ЛЮДА. Ну?
НАДЯ. Гну! Деньги-то последние были.
ВАСЯ (осторожно выходя из сарая). С книжки сыми.
НАДЯ (грозя поленом). Счас как пульну! Ты много положил, чтобы снимать?
ВАСЯ. Дак не я – ты клала-то.
НАДЯ. Ух, так бы и убила чем-нибудь. Людка, принеси паспорт и книжку.
Людка (уходя в дом). Где?
НАДЯ. На трюмо, в шкатулке. (Ольге.) В школу не опоздала еще?
ОЛЬГА. Нет еще.
НАДЯ (Васе). На рынок сбегаю, а ты давай плитку почини. За каждым разом печку топить уж надоело. (Строго.) Слышь?
ВАСЯ. Ага, счас. (Идёт в баню.)
НАДЯ. Куда пошёл-то?
ВАСЯ. Дак она где-то здесь была.
НАДЯ. Сказала бы я тебе... (Ольге.) Ну чё ты уши растопырила? Беги давай в школу.
ОЛЬГА. Мне ещё рано.
НАДЯ. Зачем форму напялила?
Ольга обнимает мать.
(Теплее.) Выпендрилась... Затаскашь вот.
ОЛЬГА. Он этих голубей целый месяц ждал.
Вышла ЛЮДА, подала Наде паспорт и сберкнижку.
НАДЯ (постучав по сберкнижке). Думаешь, они легко достаются? Добро бы – на дело, а то – голуби.
ЛЮДА. Зато не пьет.
НАДЯ (махнув рукой). Правда что, хоть не пьет. Ладно, пошла. (Сняла с гвоздя у двери сумку.) Людка, Лёнька из техникума прибежит – покорми парня.
ЛЮДА. Сам не поест, что ли?
НАДЯ. Вот с мужем так поговоришь – враз сбежит.
ЛЮДА. От тебя не сбежал...
НАДЯ (чтоб не слышал Вася). Ой, а я-то чё? Он же знает, что я отходчивая.
ЛЮДА. Ну и я отходчивая.
ОЛЬГА. И я отходчивая.
НАДЯ. А тебе еще и отходить не от чего. Выдумала. Людка, покорми.
ЛЮДА. Ладно.
НАДЯ ушла.
ВАСЯ (выходя из бани). Ушла?
ОЛЬГА. Ушла.
ВАСЯ. Людк, а куда плитка подевалась?
ЛЮДА ушла в дом.
Эхе-хе-хе-хе. (Ольге.) Чё, последний день сегодня?
ОЛЬГА. Ага. А завтра на практику.
ВАСЯ. Пошлют куда-нить?
ОЛЬГА. Не-ет. В зеленхоз поедем.
ВАСЯ. Хорошо.
ЛЮДА вынесла плитку, подала отцу и опять вернулась в дом.
Зря она так. Я же не на водку брал. Кому от этого плохо сделалось? Нет ли? (Передразнивая.) Ва-ва-ва! Ва-ва-ва!
ОЛЬГА. Она больше не сердится.
ВАСЯ. Ну а чё ж тогда? Голуби, они знаешь какие умные? Э-э. Вот я когда пацаном был, у нас в Алехино Володя-дурачок жил.
ОЛЬГА. Как Гриша?
ВАСЯ. Не-е. Володя красивше был. (Задумчиво.) Красивше. Дай-ка историю твою сюда.
ОЛЬГА. Зачем?
ВАСЯ. А там похожий есть.
ОЛЬГА достала из портфеля учебник.
От! От такой он был. Вишь, тело како богатое: в буграх все. Да белое. Красивый парень был.
ОЛЬГА. И лицо такое же?
ВАСЯ. Токо рыжий. Нет, лица не помню... Помню – рыжий. А тело точь-в-точь, как у...
ОЛЬГА. У Давида.
ВАСЯ. У Давыда.
ОЛЬГА. Не у Давыда, а у Давида.
ВАСЯ (приглядываясь). У Давида. Срубил кто его?
ОЛЬГА. Микеланджело.
ВАСЯ. Ну вот, значит. А ходил он всегда в красной рубахе.
ОЛЬГА. Володя-дурачок?
ВАСЯ (кивнув). Любили его шибко мы. Вся деревня любила. Кто чё попросит по хозяйству помочь – безотказный был. Да работает, упирается пуще хозяев. Сила знашь какая у него была?! Неимоверная. Ума Бог не дал, а души и силы бери сколько хошь, и края не видать.
ОЛЬГА. Гриша тоже добрый.
ВАСЯ. Ну чё, хорошо. Не обижали б токо.
ОЛЬГА. Его мальчишки буцкают, и он плачет. Жалко.
ВАСЯ. Конечно, жалко.
ОЛЬГА. А Володю били?
ВАСЯ. С силой-то такой кто сладит? Не били. А опосля взяли и убили.
ОЛЬГА молчит.
Да... Шоферюг из города понагнали да к нам в деревню и поселили. Раньше, ёшкин кот, вроде не селили, а тут чё-то поселили. Не знаю чё. Ну и давай буянить – пить да драться. Вот Володя раз на драку-то таку наскочил и стал пальцем грозить, как детишки грозят: вроде нехорошо драться, вы чё... безобразники. А те чё, разбираться будут? Взяли и пырнули ножом.
Молчание.
Дак когда хоронили его... Нет, погоди. Значит, вот так деревня (чертит на земле), речка, а туто-ка, на пригорке, – церковь. Сначала в ей клуб сделали, потом стали туда зерно ссыпать, а когда элеватор построили – нерешённой, ну, гольной, так и оставили. И вот в церкви-то этой жили голуби, много голубей...
ОЛЬГА. Больше, чем у нас?
ВАСЯ. Раз в сто. Дак от, Володя их подкармливать стал. Придет, скормит им буханку... Они облепят его со всех сторон – по голове, по спине... полощут по чём ни попадя. А он смеётся, аж заходится от смеха. Ну чё, забавно. Главное, не боятся его. Его токо одного и не боялись. Ну. Ишо помню: рубаха его красная вся-а в дырках была от коготков. В ей и хоронили. И вот кода за ворота вышли... А на кладбище прям у деревни стояло. Мужики гроб так на руках и донесли. За ворота вышли, токо тронулись – с церкви как посыпят голуби... И кругами, кругами над головой. До самого кладбища проводили. Пока закапывали, они все кружили... Когда токо люди разошлись – улетели. Умные они, ёшкин кот.
ЛЮДА (кричит из дому). Ольга, опоздаешь!
ОЛЬГА (поцеловав отца). Мама правда не сердится. (Убежала.)
ВАСЯ (помолчав). Людк! А ты в этом... была?
Вышла Люда.
ЛЮДА. Где?!
ВАСЯ. Ну в Иркутске, в этом... где закладывают: пьют!
ЛЮДА. В ресторане?!
ВАСЯ. Да не-е. Стульчаки там такие... карусельные.
ЛЮДА. А-а, в баре, наверное?!
ВАСЯ. Да шут его знает. Была?
ЛЮДА. А что?!
ВАСЯ. Красиво, поди, там?!
ЛЮДА. Музыка... Обсчитывают сильно.
ВАСЯ. Да?
ЛЮДА. После экзамена с девчонками бегали. Да ну.
ВАСЯ. И продавец – мужик?
ЛЮДА. Не мужик, а парень. А называется бармен.
ВАСЯ. Ка... как?
ЛЮДА. Бар-мен.
ВАСЯ. А-а. А чё они там из трубочки сосут?
ЛЮДА. Коктейль пьют. Через соломинку.
ВАСЯ. Чё?
ЛЮДА. Ну, всё смешивают – водку, вина разные и пьют.
ВАСЯ. Ёрш?
ЛЮДА. Вот пристал!
ВАСЯ. Не, интересно же.
ЛЮДА. Ну, коктейль.
ВАСЯ. Дорогой поди?
ЛЮДА. Они разные. Три рубля, четыре... Есть и по пять. Я охнула, когда услышала.
ВАСЯ. Ого, ёшкин кот. Лучше уж бутылочку самому взять. Да... (Засмеялся.) Ничё себе, водку через солому тянуть.
ЛЮДА. Не солома, а соломка. Она такая... из капрона. Да ну их к черту.
ВАСЯ. Не-е. Интересно.
ЛЮДА ушла в дом.
Я б щас в городе пожил. (Взял метлу, стал подметать двор.)
Осторожно входит Митя, он навеселе, в руках гармонь.
МИТЯ. Эй, Василий.
ВАСЯ. Здоров.
МИТЯ. Санька была?
ВАСЯ. Нет. Потерял?
МИТЯ. Здорово. (Поёт.)
Восемь девок – один я.
Куды девки – туды я:
Девки в баню – я на баню
И ногами тарабаню.
Выходной сёдни?
ВАСЯ. Выходной.
МИТЯ. А чё квасишься? (Достал из кармана початую бутылку вина.) С Надькой поцапался?
ВАСЯ. Чёрт его знает...
МИТЯ. Я со своей тоже в контрах. Она щас – туда, а я – туда. Она щас – там, а я щас – тут. Пусть помарафонит. Дома кто есть?
ВАСЯ. Людка.
МИТЯ. Скажи ей, чтобы закусить вынесла.
ВАСЯ. Я сам. Ещё Надюхе расскажет. Айда в стайку.
МИТЯ. Режьте меня – ничё не понимаю. Я от своей кикиморы партизанюсь, ты ходишь виноватисся... Это чё такое?
ВАСЯ. Дядя Митя, айда.
МИТЯ. Скидай якорь! Хочу с соседом моим, голубой моей, вот тут выпить. (Ставит гармонь на крыльцо.) И не бойся. (Грозно.) Чё она на тебя рыпается?
ВАСЯ. Голубей купил. Да она уж не сердится. Для страховки.
МИТЯ (рубанул воздух кулаком). Стебанёшь ее разок – все! Шёлковая станет, человеком сделается. (Возмущенно.) Об-наг-ле-ли...
Хлопнула калитка. Митя быстро спрятал бутылку. Вася схватил метлу. Вошел Лёнька.
ЛЁНЬКА. Здрасьте.
МИТЯ. Здоров, Алёха! Иди-ка сюда. Ты отца своего любишь? А?
ЛЁНЬКА. Нормально.
МИТЯ. А соседа своего уважаешь?
ЛЁНЬКА. Ну.
МИТЯ. Тащи закуску. Выпить хочешь?
ЛЁНЬКА (отмахнувшись). Да ладно, сейчас.
ВАСЯ. Леньк, стаканчики.
ЛЁНЬКА. Угу. (Ушёл в дом.)
МИТЯ. Во парень! Свёз бы его в мореходку. Чем в лесной этот.
ВАСЯ. Он сам.
МИТЯ. Ничё вы в красивой морской жизни не петрите.
Выглянул Лёнька.
ЛЁНЬКА (Мите). Вас баба Шура ищет.
МИТЯ. Где?
ЛЮДА из дому: «Куда пошёл? Иди ешь!»
ЛЁНЬКА. У хлебного. К нам идёт с мамкой.
МИТЯ. Василь, срочно дислоцируемся.
ЛЁНЬКА. Стаканы нести – нет?
МИТЯ. Не, не надо.
ЛЁНЬКА ушел.
Айда к Филиппову. (Прячет вино.)
ВАСЯ. Баню буду топить.
МИТЯ. Токо не выдавайте меня.
С улицы слышен смех Нади.
ВАСЯ. Через огород, дядь Митя.
МИТЯ. Все, скрываюсь. (Подхватив гармонь, быстро уходит.)
Входит Шура, за ней, смеясь до слез, Надя.
ШУРА (продолжая рассказ). Я, мол, чё ему надо... А он давай да давай. Обезумел.
НАДЯ. Ой, погоди...
ШУРА. Чё делать. Ну, не дал Бог-Господь детей. Так ить другу родилку не купишь, не сошьёшь, у соседки не займёшь.
НАДЯ (в смехе). Тёть Шура, погоди... (Васе.) Батя, беги на лесной скорей.
ВАСЯ. Зачем?
НАДЯ. Николая видели, Филиппова... Ой! Просил тебя. Порожняк пришел, а лебедка сломалась. Иди давай.
ВАСЯ (кричит). Лёньк! Баню затопи! (Наде.) Вы чё рассмешились?
ШУРА. Кавалер мой недоделанный не заплывал, Василий?
ВАСЯ. Нет, не видал. (Убежал.)
ШУРА. Добро бы трезвый, а то пьяный ведь. Прёт буром, и всё. Ка-ак разозлюсь я вся из себя...
НАДЯ (закашлявшись от смеха). Ой, зашлась – не к добру.
ШУРА. Слушай-слушай. Давай, говорю, накуплю тебе ящик водки, садись, говорю, и пей. До усрачки напейся, чтоб на всю жизнь и чтоб больше в сторону-то её не гляделось. Дак он ведь, гадина такая, покупай, говорит. Меня ажно затрясло всю. Ну, что под руку попало, тем и хлобыстнула паразита.
НАДЯ. Чем?
ШУРА. Со страху сама чуть сердца не лишилась. Совок наш помнишь? Большо-ой, тяже-олый, ручка кована. Ну!
НАДЯ. Дак ить так убить могла, теть Шура?
ШУРА. Ничё не знаю. Стою: руки отнялись, коленки ходуном ходят, и он молчит. Ну, думаю, щас упадет, может, ишо разок дрыгнется перед смертью, и – все.
НАДЯ. Почему дрыгаться-то он будет?
ШУРА. В кино-то погляди. Там все артисты перед смертью дрыгаются. Как-то так... (Показывает.) Р-раз! А потом уж вроде мертвый. Ну кто так, кто эдак.
НАДЯ. У нас бабушка вроде тихо умерла. Я видела.
ШУРА. Дак ить и я не замечала, чтоб дергались. Холера их поймет. Тут – так, в кино – так, кому верить? Мой-то дурак такой артист, что перед смертью «барыню» отчубучит – и не удивляйся. Ну вот чё я? А-а. Стоим мы. Я его тихонько туркнула. Чё молчишь, говорю. Он голову опустил и аж до самого сердца достал. Я у его такого голоса ишо ни разу не слыхала. Такой голос... Тихий такой... Я заплакала. Ну.
НАДЯ. Чё сказал-то?
ШУРА (торжественным шёпотом). Обидела, говорит. И все. Обидела. Сказал, постоял и как выйдет. Вот кака у нас, подружка, история приключилась.
НАДЯ. Уж под семьдесят скоро – всё не навоюетесь.
ШУРА. Ага. Вот так. А мне с утра на картошку ехать... Филипповы подсобить просили. Как ехать – не знаю.
НАДЯ. Придёт, никуда не денется.
ШУРА. Ой, НАДЯ, дай мне вашу лопату, а то наши тупые. Скоко уж не копали. Митька б наточил, дак его счас найдёшь. Ищи – свищи.
НАДЯ (кричит в дом). Люда! Возьми сумку! (Идёт к сараю.) Вот учудили, вот учудили. (Зашла в сарай.)
Вышла Люда.
ЛЮДА. Здравствуйте, баба Шура. (Взяла сумку.)
ШУРА. Здравствуй, Людонька, здравствуй. Никак не наглядюсь на тебя. Надя! Слышь, Надя!
НАДЯ (выходя из сарая с лопатой). А-а?
ШУРА. На Людоньку вашу не могу наглядеться. Никак не могу, никак. Прямо красавица получилась. Вон кака удалая красавица (Люде.) Чё ты не заходишь, не проведаешь нас? (Берёт у Нади лопату.) А то заходи, чайку пошвыркаем с брусничкой. Кака ладна брусничка у меня-а.
ЛЮДА. Зайду, баба Шура.
Вышел Лёнька.
ЛЁНЬКА. Здрасьте.
ШУРА. Здравствуй, Ленечка, здравствуй.
ЛЮДА. Баба Шура, Леня баню топить будет, оставайтесь.
НАДЯ (Леньке). Поел, нет?
ЛЁНЬКА. Поел. (Уходит в баню.)
ЛЮДА (Шуре). Попаритесь.
ШУРА. Старика не могу словить, Людонька. Искать пойду, а то еще чё-нибудь над собой сделает.
НАДЯ. Ну прямо! Разобиделся.
ЛЮДА. Он к Филиппову пошёл. (Уходит в дом.)
ШУРА. Да? Ой, побегу до них.
НАДЯ (Шуре). Мы ж Николая сейчас видели.
ШУРА. Ага.
НАДЯ. В смене он. Василия-то позвал.
ШУРА. Так чё теперь? На склад лесной бежать? Он любит туда шастать – мужиков веселить.
Хлопнула калитка, и во двор ввалился Митя. Тяжело дышит, видно, бежал бегом.
Явился – не запылился. Ты куда побёг, чертяка?
МИТЯ. Уйди, фашистка. (Деловито и строго.) Надюха, где ребятишки? Собирай всех сюда.
НАДЯ. Что такое?
МИТЯ. Страшную весть принёс в твой дом, Надежда. Зови детей.
НАДЯ. Ой... Не пугай, дядя Митя. Лёнька! Люд...
ШУРА. Э-э, Емеля...
Вышли Люда, Лёнька.
МИТЯ. Я пошёл к Николаю, а тот на работе...
ШУРА. Вот чё резину тянет? Говори скорей.
МИТЯ. Я кикимор не понимаю. (Рассердившись.) Убери её, Надюха, убери!
НАДЯ. Да говори, дядь Митя. Ты, правда, почему тянешь-то?
ШУРА. Дурак старый, доводит людей до белого каления...
МИТЯ. Василий токо пришел, токо закурил... А я Николая-то не застал и на лесной двинул. Он у вагона стоял.
ШУРА. Кто? Василий?
МИТЯ. Ну! Бревно с вагона соскользнуло... Кувырк на землю. Да одним концом Ваську по голове... Шибануло вашего отца, Лёнька. Всё.
НАДЯ. Оой!
Надя кинулась из двери. За ней Лёнька, Люда.
МИТЯ. Вс ё. Теперь так и останется.
ШУРА. Чё останется?
МИТЯ. Косоглазия.
ШУРА. Дак он живой?
МИТЯ. Ты чё, дура, каркашь? Конечно, живой. А глаз как у этого... у комика... у артиста: один – сюда, другой – сюда.
ШУРА. Ты охренел, чё ли? Ты зачем Надю до смерти напугал? Ну, даст она тебе... Ох даст...
МИТЯ. Вы чё подумали?
ШУРА. У Нади-то рука покрепше. И не совком, а ломом опояшет пару раз, вот узнаешь тогда, кто про чё думал. (Убегает.)
МИТЯ. А вот... Иди ты-ы! (Пытается покосить глазами, сводит указательные пальцы друг с другом.)
Затемнение
Картина вторая
Прошло два дня. Надя, помешав варево в чугунке, уносит его в сарай. Захрюкал, зачавкал поросёнок. Во двор тихо вошел митя. Надя вышла из сарая, вытирая о передник руки.
НАДЯ. Чё припёрся?
МИТЯ молчит.
Уйди с дороги, хрыч старый. Василий из больницы выйдет – я ему расскажу. Чё стал посередь двора? Иди давай...
МИТЯ. Прости, Надежда.
НАДЯ. Обрыбишься. Чуть не умерла со страху. Ещё ходит! Счас как попру метелкой.
МИТЯ. Не надо.
НАДЯ. Не надо?
МИТЯ. Надь, у тебя бражка есть?
НАДЯ. Есть, да не про твою честь.
МИТЯ. Плохо мне, Надежда.
НАДЯ. Иди проспись – враз полегчает. Или тётю Шуру попроси. Пусть ещё разок тебя совком полечит.
МИТЯ. Где она? Ох, как плохо мне… (Сел на крыльцо, обхватил голову руками.) Как жить мне, Надя, как?
НАДЯ. О, о! Совсем задурел. Нечего тут загибаться. Иди да плачься дома. Вы смотрите на него – бедный какой, плохо ему, не допил. Счас пойду расскажу жене, как ты по дворам шляешься, попрошайничаешь.
МИТЯ (кричит). Да нету ее, Санечки моей! Нету! Всё! Нету!.. (Плачет.)
НАДЯ. Куда ж она у тебя подевалась?
МИТЯ. Я ей сразу говорил… давай вызову… давай. Зеленая вся. «Нет, говорит, счас отпустит». Потом… Смотрю, уж пятнеть начала. Не послушался её, побежал… Санечка моя!
НАДЯ. Куда побежал? Ты чё?
МИТЯ. Да за «скорой». Меня с ей и повезли. Сижу в покоях, караулю… Потом врач вышел. С час ишо жила. Говорит: «Умерла, дедушко, твоя бабушка».
НАДЯ. Ой!
МИТЯ. Умерла, говорит. (Плачет навзрыд.) Не могу… Дай чё-нить попить.
Пауза.
НАДЯ. Дядь Митя… Дядь Митя… Ой! Я же её позавчерась видела. Ой!
МИТЯ. Ну. А вчера с Филипповыми на картошку хотела ехать. Помочь просили.
НАДЯ. Говорила она мне. (Заплакала.)
МИТЯ. Утром за ней зашли, а ей захудало. Нагнуться, говорит, не могу: сердце чё-то колет. Без меня, говорит, езжайте, посажайте… Чуть одыбаю – так на попутке доберусь. А к обеду все хужее и хужее…
НАДЯ. Чё ж к нам-то не пришел сразу?
МИТЯ. Да токо счас отошел маленько. Лежал всё. Шаг сделаю – и не держусь. Ноги как вата… Вон, все еще дрожат… руки.
Надя с плачем уходит в баню.
Санечка ты моя! Ты чё ж наделала? Я как теперича без тебя буду-то?
Вернулась Надя. Она несёт бутылку водки, стакан, закуску. Плачет.
НАДЯ. Давай, дядь Митя, выпей. Бедный ты, бедный. Чё у неё было-то, сказали хоть?
МИТЯ. Ты, Надюша, не говори мне «бедный», а то сердце заходится, и плачу токо.
НАДЯ. Ну и поплачь, зато не надсадишься. Ой-ё-ё-ёй… (Плача, наливает Мите водку.)
МИТЯ. Инфаркт микарда. Рубец вот такой. С ладошку. (Горько мотнув головой, пьёт.)
НАДЯ. Оё-ё-ёй… Закуси.
МИТЯ. Не, не надо. Завтра привезут. Вообще-то три дня положено держать, а в моргу местов нет.
Надя наливает снова.
Поможете, как чё делать-то?
НАДЯ. Ой, поможем, конечно.
Митя пьет, входит Люда.
Людк, теть Шура-то умерла.
ЛЮДА. Как?
НАДЯ. Вот так. Вчера дядь Митя повёз в больницу – и умерла.
ЛЮДА. Да вы что?
НАДЯ. Сердце. Ой-ё-ё-ёй!..
МИТЯ. Инфаркт, Людка, инфаркт. Не старая ведь ишо, пожила б маленько.
НАДЯ. Скоко ей?
МИТЯ. А мне скоко? Шесят восемь? Вот считай. На три года моложе.
НАДЯ. Шесят пять.
ЛЮДА. Да вы что?
Входит Лёнька, несет транзистор. Митя сам наливает водку, пьёт.
ЛЮДА (Леньке). Баба Шура умерла.
ЛЁНЬКА. Когда?
ЛЮДА. Вчера.
ЛЁНЬКА. Ого, точно, что ли?
ЛЮДА. Ты чё, дурак?
МИТЯ. Почти сорок лет с ей жили. Всяко было, а жили. Прелесть ты моя, Александра Степановна, ушла от любимого своего мужа. Зачем! Куда? (Плачет.)
НАДЯ. Да ты не надрывай себя, дядь Митя.
МИТЯ. Нет. Выговорюсь. Мне так легче.
НАДЯ. Ой говори, говори.
МИТЯ. Всю жизнь нашу совместную вижу как на ладошке… Вот такой рубец, Лёнька. Врач сказал.
Входит Шура с лопатой в руках. Митя её не замечает.
Что характерно – любили друг дружку. Вот как она меня звала? Знаете? Никто не знает. Я ее – Санюшка, а она меня – Митюнюшка. Я ей: «Санюшка!», а она: «Эй, Митюнюшка!». А голос у ее какой был: скажи, Надь. Как запоет… (Поёт.)
За окошком свету мало:
Белый снег валит, валит,
А мне мама, а мне ма…
(Заметил Шуру.)
Пауза.
ШУРА. Иди-ка сюда. Чё это ты про меня как про покойницу?
МИТЯ. Мы это… Сон рассказываю. Приснится же, зараза.
ШУРА. «Приснится». Лопатой вот как поцелую, и без всякого веления.
МИТЯ. Надя тут бутылочку… Маленько. А вы чё, уже насадились?
ШУРА. Насадились – не надсадились. Нечего его было поить, Надя. Чуть за ворота, а он уже нарисовался и по-ли-ва-ет. Вот какие мы хорошие.
Надя метнулась по двору. Люда и Лёнька начинают хохотать.
НАДЯ. Ах ты паразит! Тётя Шура, он же тебя похоронил… Из морга, говорит, завтра. Вот паразит-то! (Схватила метлу.)
ЛЁНЬКА. Беги, дядь Митя!
Он на полную мощь включил транзистор… и полетел по двору хоровод: Надя с метлой, за ней Шура, гремя лопатой, хохочущая Люда и Митя во главе всей этой кутерьмы.
Затемнение
Картина третья
Комната в доме Кузякиных. На столе чемодан. Вася не спеша добривается, с наслаждением одеколонится. Он слегка взволнован. Входит Надя. В руках у неё трусы мужа.
НАДЯ. Вась, деньги в трусы прячь. Вишь – карманчик. Сюда положишь и на булавку застегнёшь.
ВАСЯ. А расстегнётся?
НАДЯ. Ой, правда! Уколешься. На живульку тогда, что ли?
ВАСЯ. В карман бы положил, и всё.
НАДЯ. Ага, в карман. Знаешь, какие ловкачи есть – и не заметишь. Одевай давай.
ВАСЯ уходит в другую комнату.
(Укладывая чемодан.) А где карта?
ВАСЯ (из другой комнаты). А?
НАДЯ. Карта курортная и направление...
ВАСЯ. Под клеёнкой.
Надя достаёт карту.
НАДЯ. Я её сверху положу, чтоб не рыться. Не узнал, кому вторую путёвку дали?
ВАСЯ. Кому-то из управления.
НАДЯ. С лесного, что ли?
ВАСЯ. Ага. А чё?
НАДЯ. Взяли бы да и договорились вместе ехать: всё безопаснее. За вещами друг у друга поглядывали бы.
ВАСЯ вернулся. На нем новая белая рубаха, отутюженные брюки.
ВАСЯ (осторожно). Надюх... это...
НАДЯ. Ну чё?
ВАСЯ. Галстук у нас есть?
НАДЯ. Какой галстук?
ВАСЯ. Ну такой... (Показывает.)
НАДЯ. Не надо тебе никакого галстука. Вот так расстегнёшь пуговку, и всё.
ВАСЯ. Да ну. Пуговку... Чё я?
НАДЯ. Чё ты?
ВАСЯ. Это ж курорт.
НАДЯ. Ну?
ВАСЯ. Все в галстуках будут.
НАДЯ. Прямо!
ВАСЯ. Точно. Мало ли. Вдруг куда пригласят, вдруг куда пойду.
НАДЯ. А ты не шатайся, где не надо.
ВАСЯ. Ну Надь...
НАДЯ. Где я его тебе возьму?
ВАСЯ. В промтоварный сбегай.
НАДЯ. Да на чёрта он тебе?
ВАСЯ. Там же культура! По телику посмотри... Где чуть приличней общество – все в галстуках, в бабочках.
НАДЯ. Во-во. Смотри там с бабочками.
ВАСЯ. Ну Надь...
НАДЯ. Порассказали мне, как они на шею вешаются на курортах этих.
ВАСЯ. Я-то лечиться буду, ты чё?
НАДЯ. Вот и лечись.
ВАСЯ. На-адь...
НАДЯ. Чё? Ну ладно-ладно. Помодничать ты уж любишь. Дай волю...
ВАСЯ. Ну правда...
НАДЯ. Да иду-иду. (Уходит.)
ВАСЯ (кричит в окно). Ольга, поди сюда!
ОЛЬГА (вбежав). А?
ВАСЯ. Лёха с Людкой пришли?
ОЛЬГА. Пришли. Позвать?
ВАСЯ. Нет, погоди. Лешка в тайгу уйдёт, дак ты за голубями присматривай... Ладно?
ОЛЬГА. Ладно.
ВАСЯ. У новеньких скоро птенцы будут... Смотри, чтоб крыса не утащила. Я бордюрчик сделал железный... Однако не закарабкаться ей. На. (Даёт дочери деньги.)
ОЛЬГА. Зачем?
ВАСЯ. На базар сбегаешь, пшеницы прикупишь. Пока есть... А кончится, мамке не говори. Накричит ещё... Вот. (Сел.) Вот, доча... Пиши мне туда. Ага?
ОЛЬГА. Ага. (Подошла к отцу, слегка подтолкнула его.)
ВАСЯ. О-о! Ты чё?
ОЛЬГА. А ты чё?
ВАСЯ. Я ничё.
Пауза.
ОЛЬГА. Пап, ты море увидишь!
ВАСЯ. А куда денешься? Увижу. (Пауза.) Всё увижу. Как люди живут, как чё. В бар схожу, в театре посижу. Тебе ещё сколько, а в Иркутск в театр уже съездила.
ОЛЬГА. Я не одна, я с классом.
ВАСЯ. Ну, с классом. А меня кто-нить повезёт? Нет, конечно. Я сам... Когда? Вон работы сколько. Всю жизнь. Хоть маленько пожить покрасивше.
Пауза.
ОЛЬГА. Ракушек мне привези и пальму.
ВАСЯ. А как ее? На себе переть?
ОЛЬГА. Веточку.
ВАСЯ (кивнув). Чё-нить привезу. (Пауза.) Интересно, чё они там видят?
ОЛЬГА. Кто?
ВАСЯ. Голуби. На самолёте буду лететь – погляжу.
Входит Митя. Как всегда, навеселе. Ольга ушла.
МИТЯ. Ну чё, летишь?
ВАСЯ. Дак от. Счас на электричке – в Иркутск, а там – самолётом.
МИТЯ. Надюха где?
ВАСЯ (смеясь). Галстук покупать побежала.
МИТЯ. Чего?
ВАСЯ. Ну этот...
МИТЯ. Галстук?
ВАСЯ. Ну.
МИТЯ. Да у меня их вон – полный шкаф... висят. Взял бы да и взял.
ВАСЯ. Да на кой черт он мне сдался? Говорю ей – не надо...
МИТЯ. Стой, стой. Тут все правильно. Культура.
ВАСЯ. Дак и я ей, то есть она мне. Не отвяжешься.
МИТЯ (достав чекушку). Ну-ка, давай стаканы.
ВАСЯ. Не-не, я не буду.
МИТЯ. А чё?
ВАСЯ. Унюхает ещё – не оберёшься.
МИТЯ. Держи.
ВАСЯ. А?
МИТЯ. Лаврушка. (Подаёт лист.) Зажуём.
ВАСЯ. Ты, дядь Митя, провокатор какой-то.
Выпили.
Счас, закусить.
МИТЯ. Как то место-то называется?
ВАСЯ. Какое место?
МИТЯ. Куда направляешься...
ВАСЯ. В Баку. Курорт органов движения, ёшкин кот.
МИТЯ. Ты чё сказал? В Баку?
ВАСЯ. Ну.
МИТЯ (возмущённо). Я ж там был! Мы ж туда из Средиземки ходили! Из Средиземного моря! Ты глянь – в Баку!
ВАСЯ. О, загнул!
МИТЯ. Не веришь?! Шурку мою спроси, не даст соврать.
ВАСЯ. Оно где находится-то?
МИТЯ. Кто?
ВАСЯ. Средиземное.
МИТЯ. Ну?
ВАСЯ. А Каспий? Во-он!
МИТЯ. А пролив?! На что пролив-то?!
ВАСЯ. Да нет там никакого пролива.
МИТЯ. Да мы через него четыре ночи пёрли.
ВАСЯ. Да как он называется?
МИТЯ. Да номерной он, номерной! Это какой дурак секретным проливам будет названия вывешивать?! Ты чё?! Ну!
ВАСЯ. Пролив секретный?
МИТЯ. А то! Не по рельсам же на... эсминце в Каспий шли. Он мне будет рассказывать. Ну даёшь!
ВАСЯ. Ладно, посмотрим.
МИТЯ. Эх, фотографироваться нам на нём не разрешили... Я б тебя носом ткнул.
ВАСЯ. Да я там погляжу.
МИТЯ. Во-во, погляди. Из лимана выйдешь, сразу влево от маяка. Кажись, шестой градус по курсу. Не, седьмой. В общем, где-то шестой-седьмой.
ВАСЯ (смеётся). Сороковой лучше.
МИТЯ. Чего? А-а. Давай по последней.
Пьют.
С бабами осторожней. Понял, да?
ВАСЯ. Чё мне они?
МИТЯ. Э-э! Меня одна пришвартовала – чуть не зарезали. Точно говорю. Вон Шурка не даст соврать, я ей рассказывал. Баку – это Азербайджан?
ВАСЯ. Азербайджан.
МИТЯ. Ну точно. Я ж говорю – был. Они-то наших баб очень любят, а с ихней попробуй пошухари. Я шухарнул, дурак, – чуть не прирезали. Братва выручила. Как дали им, а меня в кубрик – и чтоб на берег ни ногой.
ВАСЯ. А чё?
МИТЯ. Скараулят – и все, чё! Горняки-и. То есть эти... Ну как? Тьфу ты... В общем, люди с гор. Они ж по-нашему не понимают, пырнут – и всё.
Входят Надя, Шура, Люда, Лёнька, Ольга.
ШУРА. О! И мой вдовец-молодец тутока.
НАДЯ (подавая галстук Васе). На, завязывай. Весь магазин завязывал – никто не знает как.
ВАСЯ. А как?
НАДЯ. Почём я знаю?
ВАСЯ. И я не знаю.
Подходит Люда и начинает завязывать отцу галстук.
ЛЮДА. Не вертись.
Все внимательно наблюдают.
ШУРА (Наде). На вокзал провожать пойдете?
НАДЯ. Вроде нет. Николай обещал на мотоцикле подвезти. (Васе.) Он заедет, нет?
ВАСЯ. Обещал.
ШУРА. А как не заедет?
НАДЯ. Опоздаешь.
ВАСЯ. Утром видел его. Заедет.
МИТЯ (Шуре). Я, однако, Василия провожу. Чё? Никто не едет... Он в коляске, я взади. Ну чё?
ЛЮДА. Не жмёт?
ВАСЯ. Кажись, нет.
ШУРА (Мите). Тряхнет где на обочине – и рассыпешься, а я потом собирай. Сиди, не егози.
Затарахтел и смолк у дома мотоцикл.
ВАСЯ. Всё, приехал.
Лёнька застёгивает чемодан и уходит.
НАДЯ. Одевай пиджак.
ВАСЯ надел.
Чё-нить напиши.
ВАСЯ. Чё-нить напишу.
НАДЯ. Люда, Ольга! Давайте с батей прощайтесь.
ВАСЯ. Целоваться будем, нет ли?
НАДЯ. Вот, целоваться вздумал.
Первая неловко целует Васю, за ней Люда, Ольга, Шура, Митя.
Картина четвертая
Когда все вышли из дома, вновь затарахтел мотоцикл. Его грохот постепенно перешел в барабанный, вернее, в соло на барабане, которое подхватил джаз-оркестр. И мы уже на берегу Каспийского моря. Пальмы, музыка, вечер. На скамейке в аллее Вася, Раиса Захаровна.
РАИСА ЗАХАРОВНА. А я думала, вы совсем не пьёте.
ВАСЯ. Но, я маленько. Процедуры всё ж. Вроде нельзя.
РАИСА ЗАХАРОВНА (кокетливо). А другие процедуры можно?
ВАСЯ. Какие?
РАИСА ЗАХАРОВНА. Удивительные звёзды в здешнем небе. Правда?
ВАСЯ (задрав голову). Светят...
РАИСА ЗАХАРОВНА. И луна качается...
ВАСЯ. Да... Ёшкин кот.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Василий Петрович, я не очень пьяная?
ВАСЯ. Да ну. Чё там... (Показывая, сколько выпили.) По чуть-чуть.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Спасибо вам. Вы очень добрый человек. И всё у вас хорошо... Дом, дети. Вы дружно живёте?
ВАСЯ. Всяко бывает.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Вы не похожи на скандалиста.
ВАСЯ (пожав плечами). Да я-то нет.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Жена?
ВАСЯ. Из-за голубей да так, по мелочам.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Это грустно. (Задумчиво.) Вы любите голубей... Какая прелесть.
ВАСЯ. Я не на продажу, я для души.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Я понимаю. Вы знаете, в детстве я была безумным сорванцом. Всё с мальчишками, с мальчишками. Папа очень хотел мальчика, а родилась я. Поэтому он воспитывал меня как мальчишку. Мой папа... Знаете, он кем был?
ВАСЯ. Нет.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Офицером кавалерии. Я вас не утомила?
ВАСЯ. Нет.
РАИСА ЗАХАРОВНА. И мы тоже гоняли голубей! Но меня всегда удивляло другое... Как эти глупые птахи способны к нежности! Почему у людей всё иначе? Почему? Почему? Почему?
Пауза.
ВАСЯ. Точно. Я давеча сычей парочку купил. Голуби такие – чёрные. Дак вот, запустишь его со стаей под облака – махонький сделается, со спичечную головку, а её в руке держишь, голубку. Потом руку вытянешь, помаячишь.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Как?
ВАСЯ. Ну вот так. Берешь её и маячишь. Камнем кидается. На руку – хоп и гур-гур-гур-гур, гур-гур-гур. Вот чё это такое?
РАИСА ЗАХАРОВНА. Вероятно, инстинкт.
ВАСЯ. Не-е... Любовь... вероятно.
Пауза.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Какой вы красивый человек, Вася.
ВАСЯ. Ага. Чёрт его знает.
РАИСА ЗАХАРОВНА. И вы не можете быть одиноким. Ибо вы красивы душой.
ВАСЯ. Да ну.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Помолчите, прошу вас. И как произошло, что вы и я, бывший маленький бесёнок, а теперь одинокая, уставшая женщина, оказались здесь, под южным небом, в краю экзотики и легенд? Как?
ВАСЯ. По путёвкам. Одна организация...
РАИСА ЗАХАРОВНА. Я не о том. Почему в управлении именно вам и мне дали путевки? Разве это не странно?
ВАСЯ (неуверенно). Маленько есть.
РАИСА ЗАХАРОВНА. Поцелуйте меня, Василий, если вам это не неприятно.
Пауза.
ВАСЯ. Да нет... Я нормально.
Они уже готовы были слиться в поцелуе, как вдруг...
Ой!
РАИСА ЗАХАРОВНА. Что?
ВАСЯ. С-су...
РАИСА ЗАХАРОВНА. Что?!
ВАСЯ. Булавка расстегнулась... Говорил же ей! Я счас! (Убегает.)
Картина пятая
В доме у Васи. В комнате Надя, Люда, Лёнька. Надя читает письмо.
НАДЯ. «Добрый день или вечер. Здравствуй, Надя, мои дети: Лёша, ЛЮДА, Оля. У нас сейчас утро. Напарник мой, Владимир, ещё спит, хотя на улице уже прыгают и летают воробьи и разные птицы юга. Окно наше выходит не на море, а во двор. Жалко, конечно, что не на море, но тут тоже интересно. Воруют, однако, много. Даже с нашего десятого этажа видно. Но кормят хорошо, что странно. Мы с Владимиром каждый раз наблюдаем, как и чё они делают внизу. Но оказалось – это они не воруют. У них здесь такой минимум жизни. Всё мне объяснил наш лечащий банщик Мамед. Он сначала меня в ванну не пускал, а отправлял в очередь, и я стоял. Я так всю неделю стоял. Потом он подошёл ко мне и сказал: «Хочешь в ванну?» Я сказал: «А чё?» Он сказал: «Давай пятьдесят копеек и иди лежи». И всё мне объяснил. Ему все дают пятьдесят копеек и лечатся, а я не знал. Так что одна неделя у меня пропала даром. Я сначала хотел Мамеда треснуть, но он как-то складно все обсказал, и я дал ему мелочь. Теперь я принимаю грязь регулярно. А кто не сориентировался, те ещё стоят. В основном – новенькие, и все наши, из Сибири. Я бы подсказал, да неловко. Чувствую себя, наверное, хорошо. Ещё не понял. Оле набрал ракушек полную тумбочку. А ветку пальмы срежу перед отъездом домой, а то засохнет. Накупил батареек для Лёши, для транзистора. В общем, всё, что просили и заказывали, я выполнил. Дорогая Надя! (Читает с трудом.) Извините, что я вмешиваюсь, но Василий...» (Людмиле.) Не пойму ничё... Вроде теперь не он пишет. Люда, почерк чё-то быстрый пошёл, не разберу.
Люда взяла письмо, читает.
ЛЮДА. «Дорогая Надя! Извините, что я вмешиваюсь, но Василий очень робкий и деликатный человек, поэтому ему трудно решиться. На берегах этого удивительного моря мы с Василием обрели друг друга. Это случилось внезапно, как наваждение».
НАДЯ. Чё-чё?
ЛЮДА. «Мы с Василием обрели друг друга. Это случилось внезапно, как наваждение. Мы и до сих пор несколько растеряны, но пути Господни не исповедимы, и кто знает, на какие испытания он нас еще пошлет. Безусловно, жить теперь мы друг без друга не сможем...»
НАДЯ. Ничё не пойму. Кто пишет-то?
ЛЮДА. Я откуда знаю. Женщина.
НАДЯ. А. Ну-ну...
ЛЮДА. «Безусловно, жить теперь мы друг без друга не сможем, но не пугайтесь, я не против его общения с детьми. То, что дорого любимому мне человеку, то должно быть дорого и мне. Они, наверное, очень славные – ваши Леша, Оля, Люда. Не сердитесь и не гневайтесь на меня за Василия. Слишком много страданий и горя выпало на его да и на мою долю, чтобы люди могли осудить нас за этот лучик счастья на темном небосклоне жизни. Простите нас... С уважением...»
Надя забрала у Люды письмо.
НАДЯ. Вот. (Продолжает читать.) «С уважением, Раиса... Раиса...»
ЛЮДА. Раиса.
НАДЯ. Раиса Захаровна. Пс... пс... Ой! «Спасибо вам за Васю». (Люде.) А «пс» – это чё?
ЛЮДА. Пост скриптум... Послесловие. Спасибо тебе за Васю.
НАДЯ. Кому?
ЛЮДА. «Спасибо вам за Васю»... Тебе... тебе спасибо за Васю.
НАДЯ. А-а.
ЛЮДА. Смотри, опять его почерк. (Берёт у матер