(Вместо предисловия к рассказам Виталия Кузнецова)
С творчеством Виталия Кузнецова я познакомился года два назад, когда на почту редакции журнала «Новый Свет» попала, тогда ещё не известная широкому кругу читателей, повесть о собаке по кличке «Рэк». С первых же строк стало понятно: автор не просто обладает лёгким, увлекательным слогом, он ещё и прекрасно разбирается в животном мире. Понимает психологию зверей, если так можно выразиться. Не стоит этому удивляться, ведь Кузнецов – не житель мегаполиса. Для себя много лет назад романтик-бамовец, ставший впоследствии автором замечательной повести, выбрал жизнь в таёжном поселении Бурятии Северомуйске. Этот посёлок, расположенный на Байкало-Амурской магистрали, в котором сейчас проживает менее тысячи человек, со всех сторон окружает могучая сибирская тайга, полная пугающих тайн и способная в одночасье поглотить городского жителя. Но для Виталия тайга, с её реками, тенистыми берегами, ягодами, грибами и живностью – это родной дом. Каждый человек любит и понимает уклад в собственном доме. Так и Кузнецов стал интегральной частью того мира, который создала вокруг него природа. Эти знания, глубокое понимание и любовь к животному и растительному миру нашли отражение в повести «Рэк», удостоившейся литературной премии имени Эрнеста Хемингуэя. Затем «Рэк» завоевал широкое признание и любовь читателей.
С той поры я стал следить за новыми публикациями Виталия Кузнецова в литературной периодике, в том числе и в таком известном издании, как журнал «Приокские зори». Написать отзыв меня побудило известие о том, что Виталия выдвинули на соискание премии Н.С. Лескова за три рассказа, опубликованных в «Приокских зорях» в течение 2017 года. Давайте поговорим о каждой из этих историй в отдельности.
В «Поцелуе медведицы» мы видим поразительную, если вдуматься, историю о том, как раненый человеком зверь не проявляет агрессии в тех случаях, когда ему не требуется пропитание и не приходится бороться за жизнь. Медведицу подстрелили охотники… Зачем? Она угрожала поселению людей? Этого автор нам не рассказал, поэтому оставим факт стрельбы по зверю на совести охотников. Вот раненая медведица, потерявшая в столкновении с людьми медвежонка, выходит к стоянке двух спящих недалеко от берега реки мужчин. Сколько нужно времени взрослой медведице, чтобы растерзать двух безоружных человек? Совсем не много – считанные минуты. Но раненая медведица не выказывает агрессии. Она обнюхивает одного из «туристов» (автора рассказа) и убегает в сторону сопок. Так устроена природа – в ней нет места бессмысленной жестокости. По телевизору, кто любит передачи о животных, мы часто можем видеть совершенно удивительные кадры: спокойно лежат сытые львы, а вокруг без опаски разгуливают косули. Зверь не убивает ради наслаждения. Он охотится, добывает пропитание, но не испытывает радости от доставленных жертве страданий. Настоящую звериную жестокость проявляет только человек. Об этом как раз следующая история Кузнецова, названная «Варвар».
Здесь мы видим абсолютного разрушителя, оставляющего за собой «выжженную землю». Водитель тяжёлого грузовика-лесовоза едет по сибирской тайге, на сиденье держит ружьё и полный патронташ патронов. О чём думает водитель, что любит, какие у него мечты? А никаких, он ненавидит абсолютно всё вокруг. Единственная его мечта – срубить денег побольше и уехать на «большую землю». Развлекается ненавистник природы на особый манер. Слово автору:
– Лишь одна забава отвлекала его от рутинной работы. Это была стрельба из ружья, по всякому поводу и по любой движущейся мишени. Порою он даже и не старался прицелиться наверняка, лишь бы выстрелить. Потому и возил с собой ружье с большим припасом патронов. «Ух, ты, стерва, – вышла, – завидев впереди по трассе матку лося, вдруг грубо оживился водитель лесовоза. – Ну, сейчас я тебя возьму», – пробубнил он вполголоса и придавил на газ.
Беременная лосиха попадается на глаза человек. Она не агрессивна, пытается пробиться сквозь твердый наст к кромке леса, где больше пропитания. И что же делает человек – любуется грациозным животным? Слушаем автора:
– … Показался из кабины и несколько раз выстрелил в её сторону.
Быстро перезарядив своё оружие, человек вновь выстрелил, одновременно из обоих стволов, дуплетом, и обе пули попали в цель. Но ни одна из них не смогла причинить смертельного вреда животному…
Добить упавшую лосиху выстрелом не получилось. Браконьер по пути расстрелял все патроны, о чем забыл. Последние истратил на лежащую у леса лосиху. И тогда он пускает в ход жестокую изобретательность. Вновь взобравшись в кабину своего незагруженного лесовоза, он прогнал его немного вперед, а затем дал задний ход, направив полуприцеп в сторону от дороги, в то место, где в кустах уже успела скрыться лосиха. Удар пришёлся прямо по хребту животного.
Этого оказалось недостаточно, чтобы умертвить несчастное животное. И тогда, потерявший всякий человеческий облик водитель, хватается за топор. Он не способен нанести точный удар в голову, который освободил бы лосиху от страданий. Топор врубается ей в спину, оставляя вокруг кровавое месиво. В утробе лосихи гибнут так и не увидевшие свет лосята. Человек же, ликуя, волочит труп животного на стальном тросе за грузовиком. Вероятно, волочит до дороги, чтобы там погрузить «мясо». Именно так он относится к любому живому существу – мясо. Пусть у него дома холодильник забит сардельками и водкой, пусть рядом магазины ломятся от продуктов питания. Мясо! Убить и сожрать мясо… Опять человек убивает не ради пропитания и не для собственной защиты, но забавы ради.
В третьей миниатюре-аллегории «Собачья смерть» примечательная, пожалуй, композиция автора. Вот старый, больной пёс еле волочит лапы, силы его покидают, и останавливается сердце. Грустная картина. Но тут же мы видим:
–… Как и минуту назад, высоко в небе, над иссушенной степью продолжала звенеть трель жаворонка, воспевающего жизнь, и так же над заболоченной луговиной продолжали гоняться друг за другом стрекозы. Никто и не заметил, как на земле одной жизнью стало меньше.
Личная трагедия пса не стала глобальной болью природы. Одна жизнь ушла, истек её срок, но на её месте появились другие жизни. Мудрая природа продолжила свою цикличность и проявление в новом радостном дне».
В заключение хочу сказать, что Виталий Кузнецов раскрыл нам, городским жителям, те тонкие штрихи и оттенки природы, которые сами мы, из бетонных квартир и кабинетов, вряд ли когда-нибудь увидели. Жили бы и не подозревали, как богат и многообразен природный мир вокруг нас.
Михаил Спивак, заместитель главного редактора
литературного журнала «Новый Свет», Канада
Виталий КУЗНЕЦОВ
(Северомуйск, Бурятия)
РАССКАЗЫ
«Поцелуй» медведицы
В один из тёплых весенних дней, когда уже растаяли снега и вскрылись воды озёр и рек, меня неудержимо потянуло в тайгу. Я решил, что несколько дней у таёжного костра развеют мою застоявшуюся зимнюю хандру.
Заранее договорившись с приятелем о предстоящей рыбалке, я с нетерпеньем ожидал этого дня. Когда же он наступил, мы, прихватив с собой пару небольших сетей для верности рыбацкого успеха, отправились на одно из безлюднейших и многочисленных озёр нашей Северомуйской долины.
Первозданные красоты тайги вокруг придавали особую прелесть выбранному нами озеру. Соединяясь весенней полноводной протокой с рекой, озеро впускало в себя огромное количество разной рыбы. Нам без труда удалось изловить несколько некрупных щучек для нашей вечерней ухи. Затем, уже в ночь, поставив сети в устье протоки, мы дожидались утра.
Обычные походные разговоры о приключениях в жизни незаметно скрадывали наше время у ночного костра. Но таёжная обстановка была не совсем обычной: весенняя пора, пора тревог и волнений среди лесных обитателей, придавала шумную суетность ночи. Всплески воды на поверхности озера, неизвестные всхлипы у берегов, вскрики и встревоженные посвисты болотных куликов; писк свадебно настроенной ондатры, подзывающей к себе самца; лай гурана – таёжной косули, раздающийся у отдалённых от озера сопок, и ещё множество всевозможных звуков вызывали некое тревожное чувство. Однако, постепенно привыкнув к окружающим нас звукам и шорохам, мы успокаивались и незаметно погружались в сон.
Расположившись на прогретом солнцем склоне пологого бугра, головою к лесу и ногами к костру, и запахнувшись в куртку из шинельного сукна, я через какое-то время уже не слышал всей этой какофонии ночной таёжной жизни. Не слышал и приближения к нам подраненной, как выяснилось позже, медведицы, переправляющейся через протоку, и то, как шумно она потом отряхивалась от воды.
Скрываясь от преследования настигающих её охотников, раненая медведица уходила в горы. Встретив на своём пути водную преграду, она, возможно, выбрала самое удобное место для переправы через полноводную протоку, не подозревая о расположении людей, то есть нас, на том берегу: влажный и плотный воздух, поднимаясь от поверхности воды, преграждал поток запахов, идущих с нашей стороны.
Оказавшись на противоположном берегу, медведица, конечно же, не могла не учуять нас, а значит, её дальнейший подход к нам не был вызван дружелюбным любопытством.
Под бледным светом луны, в тени деревьев и кустов, осторожно ступая по хрустким мелким веткам, чёрный огромный зверь неотвратимо приближался к нам. Но, уже завидев нас, лежащих у потухшего костра и не пытающихся даже сдвинуться с места, чтобы убежать или оказать какое-либо сопротивление, медведица на время замерла. Принюхиваясь к человеческому духу и не обнаруживая в нём явно угрожающих для себя запахов, она, возможно, раздумывала, решая, как поступить дальше.
В тот момент я находился ближе к ней. Ни о чём не подозревая, не чувствуя стоящего рядом зверя, я продолжал так же спокойно «посапывать», уткнувшись в мягкую от сухой травы землю.
Когда же медведица склонилась надо мной и прикоснулась своим носом к моему затылку, я почувствовал, как кто-то будто взъерошивает мне волосы. Это прикосновение неожиданно пробудило меня. Резко приподняв голову кверху, я увидел перед собой огромную округлую личину медведя. Ещё не совсем понимая, что это – явь или сон, я взирал на то, что никак не воспринималось моим сознанием. В каком-то полугипнотическом состоянии, застыв от поражающего зрелища, я в упор всматривался в медведицу. И она тоже застыла в недоумении, не ожидая подобного. Её маленькие, глубоко засевшие за узкой переносицей, округлённые глаза, казалось, даже с неким любопытством взирали на меня; и уж точно, в тот момент злобы я в них не почувствовал. Широченная морда медведицы, словно со сказочной картинки, уставилась на меня, и потому, не веря в её действительность, я довольно спокойно взирал на неё. Возможно, это были какие-то мгновения, но мне показалось тогда, что время остановилось.
И вдруг я вижу, как медведица вытянулась вперёд и медленно потянулась к моему лицу. Только тут, почувствовав прикосновение к моему носу её холодной, влажной мочки на конце морды, я осознал весь ужас происходящего. В тот же миг моё сознание, не выдержав невероятного напряжения, как бы взорвалось, истошный резкий крик вырвался из моей груди прямо в пасть медведицы.
О том, что произошло далее, можно говорить лишь предположительно, исходя из биологических особенностей «медвежьей болезни»: вероятно, медведица, забыв, зачем подходила к нам, уносилась прочь без оглядки.
Очнулся я уже под утро. Напарник мой всё ещё находился во власти сна. Лишь после нескольких моих громких окликов его по имени он, нехотя приоткрыв глаза, уставил на меня свой заспанный взгляд. Я спросил его, что слышал он ночью? Он ответил, что ничего, добавив, что вообще крепко спит. Тогда я довольно спокойно рассказал ему о произошедшем ночном эпизоде. Но он отмахнулся, выказывая этим своё неверие и снова погружаясь в сон. Действительно, в мой рассказ поверить было невозможно.
Спустя какое-то время, когда уже приметно рассвело, я отошёл чуть в сторону того места, где видел зверя. Буквально в метре от моей ночной «лёжки» заметил на земле глубокие рваные следы, оставленные медведем: клочки серого мха с корневищами брусничника, вырванные когтистой лапой из земли, лежали поодаль от широких углублений. Следы подтверждали: медведица действительно подходила к нам; но её заставил сорваться с места мой резкий неожиданный крик.
Ближе к полудню на противоположной стороне протоки мы заметили приближение людей. Это были местные охотники во главе с охотоведом нашего района. Мой товарищ знал их в лицо и вышел им на встречу. Переправившись через протоку на лодке, он долго беседовал с ними. Уже возвратившись, рассказал, о чём поведали ему охотники и что поведал он им. Оказалось, это они явились причиной ночного появления у нас «в гостях» раненой медведицы. Накануне они стреляли её, как говорят охотники, когда преследуют цель – убить зверя; но убили лишь её единственного медвежонка. Медведица же, раненая и глубоко напуганная, хотя и озлобленная, ушла по направлению к сопкам северной гряды. Идя по её следу, охотники вышли на нас.
Узнав, что этой ночью медведица была рядом с нами, но мы остались невредимы, они сильно удивились; и всё же, спустя время, ушли в сторону, указанную моим товарищем.
После встречи с охотниками, когда мы уже узнали, что медведица была ещё и ранена, то наши впечатления от события стали куда более «потрясающими», ведь раненый зверь становился опаснее вдвое. К тому же медведица, потеряв своё единственное дитя, могла лишиться и рассудка. В подобном случае исход встречи был бы совершенно непредсказуем, вернее – совершенно очевиден... И не пришлось бы мне уже делиться с вами впечатлениями о своём ночном «поцелуе» с медведицей.
Варвар
Этот рассказ написан мною со слов одного моего знакомого – «героя» данной истории. Свой поступок он пересказывал очень подробно, что привело меня к некоторому душевному смятению, и не написать эту историю я уже не мог. Но свои эмоции я постарался оставить за «бортом», хотя название рассказа уже говорит о многом и выражает моё отношение к «герою».
Надрывный рёв мотора и грохот от пустого полуприцепа лесовоза разносились на многие вёрсты по зимней дальневосточной тайге: где-то недалеко велась лесозаготовка. Лесная живность уже привыкла к подобным шумам и почти не обращала внимания на чуждый таёжной жизни грохот. К тому же вырубленные деляны приносили даже некоторую пользу многим обитателям леса. В первую очередь это были лоси. Их привлекало обилие корма на вырубленных «делянах», быстро зарастающих молодым лиственным подростом. Туда они и тянулись, иногда пренебрегая опасностью. Водители «лесовозов», зная об этом, всегда возили с собой ружьишко: мало ли какой неосторожный лось выбредет на просеку. Но в особо снежные зимы сохатого можно было встретить и чаще. Глубокий снег во многих случаях оказывался губительным для этих животных, и они часто пользовались проложенными людьми зимними маршрутами.
В тот день, уже по-весеннему тёплый, брюхатая самка сохатого, медленно пробираясь по глубокому мартовскому снегу, брела в поисках более обильного и сочного корма, чем грубая кора деревьев. И только на вырубленных делянах лосиха могла найти её. Туда она и пробиралась. День уже давно наступил, а она всё ещё брела, тяжёло волоча по снегу свой упруго выпирающий живот.
Иногда, чтобы как-то приглушить подступающие позывы голода, будущая лосиха-мать делала короткие остановки. Немного сворачивая в сторону, она пыталась дотянуться до нескольких низко склонённых веточек какого-либо дерева или куста. Но это лишь больше отнимало силы, чем прибавляло чувство сытости, и потому лосиха торопилась: ей надо было до наступления сумерек найти такое место, где она могла бы вдоволь погрызть сочной осиновой коры и пожевать ольховых побегов молодых кустов.
Вдруг лосиха настороженно остановилась. Впереди лес заканчивался, и начиналась просека. По этой просеке грузные лесовозы прокладывали свои ежедневные маршруты. Наезженная колея означала, что где-то уже поблизости есть то место, где будет много корма для неё и для её детёныша в утробе. Ей оставалось только перейти дорогу, и, возможно, скоро она смогла бы выйти на старую деляну. Но она всё ждала, осторожно прислушиваясь к нарастающему вдалеке гулу. Она и раньше слышала подобный гул, и потому, не особо пугаясь его, но и не решаясь уже выйти на просеку, продолжала стоять, оглядываясь по сторонам. Лосиха искала взглядом место, куда могла бы отойти и переждать, пока проскочит мимо приближающийся лесовоз. Но лес вокруг, на её стороне, почти просвечивался насквозь: он был без подроста и кустов, без чащи, где можно было бы скрыться на время. Только высокие стволы деревьев да глубокий снег окружали её. Но возвращаться назад лосиха уже не могла, и потому она всё же решилась пойти вперёд, – через просеку лес ей показался гораздо гуще, и она, уже не обращая внимания на всё нарастающий гул, заспешила к дороге.
Перевалив через высокий борт снега на обочине, лосиха вышла на чистое место. Как легко ей показалось идти! Она так бы и не сворачивала никуда, а шла бы и шла до самого места. Но гул позади невольно подгонял её, и медлить ей было нельзя.
В кабине «Урала» – лесовоза – смогом стоял табачный дым. Потягивая одну за другой папиросы, водитель угрюмо давил на газ. В его жизни было мало радостей, но он уже и сам не желал большего, чем то, что приносила ему таёжная зимняя трасса. Коренной дальневосточник, проживающий пятый десяток в этом глухом таёжном краю, мечтал лишь об одном – как можно больше заработать денег, и как можно раньше съехать в другую местность. «Хочу пожить по-человечьи», – частенько прорывалось из никогда не улыбающихся его уст. Ему и думать о другом не хотелось, да и уже, наверное, и не моглось. Лишь одна забава отвлекала его от рутинной работы. Это была стрельба из ружья, по всякому поводу, и по любой движущейся мишени. Порою он даже и не старался прицелиться наверняка, лишь бы выстрелить. Потому и возил с собой ружьё с большим припасом патронов.
«Ух, ты, стерва, – вышла», – завидев впереди по трассе матку лося, вдруг грубо оживился водитель лесовоза. «Ну, сейчас я тебя возьму», – пробубнил он вполголоса и придавил на газ.
Его ружьё лежало на сиденье, рядом, и было всегда готово к бою.
Изо всех сил лосиха пыталась преодолеть барьер высокого снежного борта на обочине, но ей пока не удавалось сделать этого. А расстояние уже до громыхающего лесовоза неумолимо сокращалось. В былое время, хотя бы ещё пару месяцев назад, она легко бы одолела это препятствие, но сейчас всё оказалось намного сложнее: видимо, в её утробе лосёнок был не одинок.
И всё же в последнем рывке, пробив в затвердевшей снежной обочине брешь, лосиха пошла вперёд: «успею, смогу; смогу, успею», – тревожно стучало кровью её материнское сердце. Устремляясь вперёд, она ещё надеялась на то, что сможет скрыться.
Гул мотора, приблизившись, притих. Человек в машине, завидев, как матка лося, уже сойдя с дороги и удаляясь от неё, показался из кабины и несколько раз выстрелил в её сторону. Одна из пуль слегка задела хребет лосихи, другая глухо вошла в толщу снега под ней.
Быстро перезарядив своё оружие, человек вновь выстрелил, одновременно из обоих стволов, дуплетом, и обе пули попали в цель. Но ни одна из них не смогла причинить смертельного вреда животному. Лосиха по-прежнему продолжала устремляться вперёд: в горячей агонии, совсем не чувствуя боли от ран, молодая лосиха медленно, но всё же продвигалась к чаще уже близких спасительных высоких кустов. При этом с каждой секундой раненая лосиха ощущала всевозрастающую тяжесть от внезапно навалившейся беспомощности и, спустя ещё мгновения, с ужасом поняла, что не может, как прежде, отталкиваться задними ногами; она не чувствовала в них силы.
Выскочив из кабины машины, человек с ружьём принялся лихорадочно ощупывать патронташ у себя на поясе: он искал заряженный патрон, но находил лишь пустые гильзы. Оказалось, что ещё в начале дороги он расстрелял большую часть зарядов по всякой живности, попадавшейся на его пути.
Перебирая снег передними ногами, лосиха, хрипя от жара, всё же протаскивалась вперёд, и ей уже удалось подобраться к зарослям; ещё немного времени, и она, возможно, смогла бы скрыться в них. Но этого допустить человек не мог, ведь он был уверен, что животному уже не выжить, волки в первую же ночь порвут её. «Не пропадать же столько мясу», – думал этот человек, продолжая начатое кровавое дело.
Вновь взобравшись в кабину своего незагруженного лесовоза, он прогнал его немного вперёд, а затем дал задний ход, направив полуприцеп в сторону от дороги, в то место, где в кустах уже успела скрыться лосиха. Удар пришёлся прямо по хребту животного.
Придавленная в снегу железом и лишённая на время чувств, лосиха, уже не имея никаких сил к какому-либо сопротивлению, спокойно ожидала своей участи.
Человек не спеша вылез из кабины и, увидев сбитого, но ещё живого лося под прицепом, понял, что без «рукоприкладства» ему не обойтись. Тут же, прихватив с собой огромный топор, он уже решительно направился в сторону пленённой таким образом, израненной самки лося.
Приблизившись к умирающей лосихе, человек, испугавшись её ещё перебирающих в снегу передних ног, не смог зайти спереди, чтобы нанести свой последний и смертельный удар в голову. Но и ждать он не мог, и потому, тут же взобравшись на полуприцеп, он приблизился к ней со стороны спины. Но и там ему не удалось дотянуться до её уязвимого места. И тогда, уже не сожалея ни о чём, без всякой жалости, желая лишь одного – любым способом умертвить лосиху, он топором нанёс ей удар по спине. От резкой боли ухнув, она рванулась из последних сил, но уже через секунду вновь ощутила удар, затем ещё, и ещё….
Врубаясь в горячую плоть, острое холодное железо безжалостно кромсало спину животного. Через мгновения лосиха уже не проявляла какого-либо сопротивления. Кровавым туманом обволокло её сознание и пеленой застлало свет. Но она всё ещё была жива и ещё долго терпела разрывающие позвоночник боли, и ещё долго были слышны её предсмертные хрипы, и стоны с тяжким уханьем продолжали вырываться из её груди. И вот, уже затихая, она в последний раз втянула в себя морозный воздух и ушла, унося в себе ещё две жизни своих так и не увидевших свет лосят.
Только после того, как прекратились её предсмертные вздохи, «человек» отвёл в сторону окровавленный топор. Он сделал то, на что, казалось даже ему, был не способен. Но это его уже не волновало. В тот момент он видел перед собой лишь груду свежего мяса и нисколько не сожалел о содеянном.
Обвязав голову своей жертвы стальным тросом, и прицепив к машине, человек продолжил прерванный путь, досадуя о том, что потерял столь много времени.
Взревев мотором, «Урал» – безликий свидетель кровавой драмы – рванул как можно быстрее от этого места. Но следом за ним, оставляя на белом снегу кровавую поволоку, потянулось истерзанное тело матки-лосихи. Ударяясь о встречные пни раздутым животом, мёртвое тело издавало некий выдох, и при этом казалось, что лосиха была ещё жива.
Но живы оставались её детёныши в утробе. И только тогда, когда закончился последний кислород в крови их уже мёртвой матери, накопленный с последним её вздохом, остановились и их маленькие сердца.
Собачья смерть
Одинокий пёс стоял у края сточной канавы и жадно лакал грязную затхлую воду. Тощим и жалким силуэтом выделялся он на фоне уходящего солнца.
День клонился к ночи. Жару сменила духота. Редкая поросль вдоль канавы была единственным источником кислорода: всю остальную растительность выжгло палящее степное солнце. Под его нещадными лучами старый пёс весь день блуждал в поисках чего-нибудь съестного; найдя одну лишь мёртвую мышь, он и не заметил, как проглотил её.
Высушенный и голодом и солнцем, с трудом удерживаясь на подгибающихся ногах, пёс медленно добрёл до этой сточной канавы. Склонившись над мутной и тёплой жижей, пренебрегая её зловонием, он долго насыщался влагой из этого единственного источника питья.
Немного остудив свой воспалённый мозг, пёс тут же опустился в грязь, перегородив собой канаву; измождённое тело больного пса наконец-то почувствовало некую прохладу.
Вдруг внезапно пёс дёрнулся и затих: уставшее старое сердце его остановилось.
Но так же, как и минуту назад, высоко в небе, над иссушённой степью продолжала звенеть трель жаворонка, воспевающего жизнь, и так же над заболоченной луговиной продолжали гоняться друг за другом стрекозы. Никто и не заметил, как на земле одной жизнью стало меньше.
Прошло совсем немного времени, но вот уже мутный поток вонючей жижи, переливаясь через спину умершей собаки, заносил грязью и илом ещё не остывшее тело…
Валентина СНЕГОВА
(Омск)
ДИК
Рассказ
Ему нравилась эта кличка. В ней слышалась грозная сила, и будоражил запах воли. Щенок был из породы волкодавов – собак отчаянной храбрости, ума и преданности тем, кого они признавали быть достойными хозяевами.
В семью из четырех человек Дик попал уже сформировавшимся сторожевым псом – молодым, но ответственным и знающим себе цену. Не было собаки, которая могла бы смутить его; не дрогнул бы пёс и перед волком. Таким он родился.
– Вот, – сказал хозяин семейства, – теперь этот пёс будет сторожить наш дом.
Пса посадили на длинную толстую цепь с большим кольцом, укрепленным на стальной проволоке. Проволока огибала основную часть двора. Это называлось «бегать по блоку». Блок начинался от собачьей будки, шёл вдоль забора и позволял псу контролировать всю территорию, примыкающую к хозяйскому дому.
Дик принял пост. Днём, если хозяева были дома, цепь укорачивали. Но в их отсутствие или ночью, – вся ответственность лежала на собаке. И Дик усердно нёс свою службу. Он почти никогда не лаял, но всегда оставался начеку. Стужа, зной, дождь, ночной мрак были ему не помеха. Мощные лапы, сильная широкая грудь, острые клыки, молниеносная реакция устрашающе действовали на всякого, кто приближался к дому. Вдобавок ко всему, острый глаз и чуткий слух делали его лучшим сторожевым псом в округе.
Многочисленные попытки лихих людей проникнуть в дом пресекались на корню. Злобствуя, воровской люд как только ни ухищрялся извести пса. Собаку пытались отравить, вешали за ошейник на забор, с силой били палкой по спине... Дик мужественно сражался, выживал и всегда побеждал! Если бы речь шла о человеке, сказали бы – «служил он верой и правдой».
Пёс был предан хозяйке дома, которая кормила и соблюдала его. Детей обижать нельзя – это Дик почему-то знал всегда. Хозяина он только терпел: потому что от того часто пахло спиртным, а пса это раздражало.
Однажды в доме появился невысокий, тучный человек. Обильно вкусив угощения с горячительными напитками, гость начал хвастать:
– Нет такой собаки, которую я не смог бы обхитрить!
– Дика тебе не обойти никогда, – воспротивился захмелевший хозяин. – Бьюсь об заклад!
Сказано – сделано. Спорщики вышли во двор. Тут бы одуматься, но самолюбивого гостя уже не могли остановить. Мужчина отошёл к воротам, куда проволочный блок не доставал. Цепь сняли со страховочного кольца и собака спокойно прошла по блоку до самого конца. Там Дик неторопливо лёг, положил голову на передние лапы и прикрыл глаза. Вся его фигура выражала презрительное равнодушие. Теперь его свободу ограничивала только длина прочной цепи.
Мужчина начал осторожно продвигаться вдоль забора в строну дома, не упуская из виду собаку. Пёс не шевелился и не открывал глаз. Мужчина сделал ещё несколько шагов. Дик шевельнул ноздрями – он учуял ненавистный запах спиртного. Приоткрывшиеся глаза сверкнули совсем по-волчьи. Потом он снова закрыл их, предупреждающе поднял уши столбиком и замер. Самое бы время человеку остановиться, бросить свой дурацкий спор. Ну, да где там... «Псина и лаять-то не умеет», – подумал человек. Сделал шаг, потом другой и...
Дик не издал ни звука. Он пружинно оттолкнулся задними ногами, щёлкнул клыками над жирным предплечьем мужчины, отскочил назад и лёг в прежней позе. Пёс хорошо знал длину своей цепи. Всё свершилось мгновенно, как выстрел! Поначалу никто и не понял, что произошло. Только тогда все пришли в ужас, когда увидели окровавленный шмат сала с клочком одежды, свисающий с руки гордеца. Дик не любил глупых шуток.
Руку врачи зашили и долго потом лечили. А самонадеянный гость никогда более и близко не появлялся.
Однажды тёплым летним днём, когда всё семейство было дома, Дик умиротворённо нежился на траве у своей конуры. Пёс дремал, разомлев и подставив израненные в нелёгкой службе бока согревающему их солнцу. Глаза его были закрыты, уши подрагивали.
Вдруг сильный толчок палкой в нос разбудил собаку. Взъерошенный пёс вскочил, оскалился – готовый броситься на обидчика. Но тут-же успокоился. Перед ним стояла трёхлетняя хозяйская дочка с палкой в руке. Игравшей во дворе девочке стало скучно одной, и она занялась собакой. Пёс демонстративно зевнул и отошёл в сторону: всем своим видом показывая, что не расположен играть. Но маленькая девочка не унималась. Она вновь и вновь донимала собаку своей палкой. Это была пытка! Детей обижать нельзя. Дик терпел... Никому ещё гордый пёс не позволял так издеваться над собой. Собака залезла в будку. Но и туда глупая девочка стала пихать свою палку. Дик понял, что пора дать урок расшалившемуся ребёнку. Он высунул голову из будки и зубами слегка прижал запястье крошечной ручки с палкой. Огромные клыки собаки при желании могли бы перекусить не только руку, но и саму девочку. Дик же помнил: это человеческое дитя и хотел только остановить. Девочка дёрнула ручку к себе и острый собачий клык чуть надрезал нежную кожицу в районе большого пальца. Показалась капелька крови, и испуганный ребёнок дал ревака.
На шум из дома выскочил хозяин. Он увидел плачущую дочь, кровь на кожице пальца и на глазах у всех, не вдаваясь в подробности, здоровенной дубиной отметелил пса «почём зря». Это было унизительно и несправедливо! Дик затаил обиду. Он долго ждал удобного момента для мести – и случай представился...
Уже ближе к осени, когда дни стали прохладнее, случилось так, что хозяйка с детьми ушла пораньше по своим делам, а хозяин замешкался. Встав с постели, он как был – в майке, трусах и тапочках - выбежал во двор и укрылся в деревянной уборной. Справив все дела, хозяин открыл дверь и обнаружил, что путь назад ему отрезан. Волкодав сидел прямо перед выходом из нужника и недвусмысленно щерил свои огромные клыки. Поза собаки была угрожающая, а глаза недобро поблёскивали. «Выходи один на один!» – читалось в решительном облике пса. Хозяин прикрыл дверь и стал ждать, когда собаке надоест или, проголодавшись, она убежит. Напрасно! Все попытки хозяина возвратиться назад в дом пресекались оскорблённым псом. Лязг клыков, рычание и стремительные броски пса вновь и вновь загоняли полуголого мужчину обратно в нужник.
Так продолжалось до вечера, пока домой не вернулась хозяйка и не выпустила замёрзшего узника на волю. Довольный Дик сидел в стороне и, казалось, хитро ухмылялся. Это была достойная месть – публичная и унизительная! С того дня хозяин и Дик стали непримиримыми врагами на всю жизнь. Они едва терпели друг друга, но в открытый бой не вступали.
Прошли годы честного служения Дика людям, с которыми его связала короткая собачья жизнь. Выросли хозяйские дети. Пёс привязался к ним, и дети платили ему нежной дружбой. Он по-прежнему старался усердно нести свою собачью службу, но годы брали своё. Дик дряхлел: слепли глаза, выпадали зубы, подводил слух. Зад, отбитый когда-то грабителями, отнялся и начал гнить. Дик уже не мог выползать из своей будки; не было сил даже на то, чтобы отгонять досаждавших ему мух. Вот тогда-то и нанёс хозяин ответный мстительный удар. Своей полновластной волей он выволок пса за ошейник на задворки дома и закопал его – полуживого – в землю. Долго ещё вздымалась дышащая над захоронением земля, и плакали жена и хозяйские дети.
Через десяток лет уже сам хозяин беспомощно умирал голодной смертью от неизлечимого недуга. Страшно, когда «человек» звучит гордо! Этот звук заглушает голос совести и смертную память.
Январь, 2018 г.
Сергей ДЕНИСЕНКО
(Омск)