ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 3
Глава I. Мифы об амазонках античной традиции 21
§ 1. Амазонская легенда в античной традиции и амазонки южнорусских степей 21
§ 2. Пути развития античной традиции об амазонках и ее «скифская» версия 40
§ 3. Происхождение греческого мифа об амазонках и культы плодородия 63
Глава ii. Сведения о воинственности женщин южнорусских степей в контексте
мировой этнографии 78
§ 1. Этнографическая традиция о воительницах 78
§ 2. «Воинственные женщины» в культах и обрядах народов мира 121
Глава iii. Историко-археологические данные и проблема происхождения
сведений о воительницах 137
§ 1. «Воинственные царицы» у народов южнорусских степей и в мировой
Историографии 137
§ 2. Погребения «женщин с оружием» и проблемы их социологической
интерпретации 152
Заключение 188
Примечания 193
Список использованной литературы 205
Список сокращений 241
ВВЕДЕНИЕ
Среди разнообразных сюжетов, так или иначе связываемых с территорией южнорусских степей, одним из самых известных является сюжет о женщинах-воительницах. Хотя в различных этнических средах эти персонажи могут фигурировать под разными именами, европейскому миру они стали известны прежде всего под древнегреческим именем «амазонки». Поиски исторических корней этих сказаний представлялись заманчивыми для многих поколений исследователей, начиная уже с эпохи античности. Повышенное внимание к теме объясняется необычностью представленной в ней ситуации: мир мужчин и мир женщин как бы поменялись местами, их социальные функции и позиции изменились на противоположные (женщины – воины, правители, главы семейств; мужчины – «домохозяйки», воспитатели детей, униженные и изгоняемые из общества). На данный момент существует огромное количество научных, научно-популярных и околонаучных работ, касающихся определения происхождения и историко-этнографических основ повествований о воинственных женщинах. Но общей чертой большинства из них является то, что нередко проблемы эти воспринимались с определенной долей иронии и решались довольно поверхностно, на уровне привлечения более или менее обширного количества сходных примеров. Практически не ставился вопрос о том, что «воительницы» различных повествований имеют разные характеристики, функции, а возможно – и различное происхождение и иную соотнесенность с историко-этнографической реальностью. Такая ситуация, несомненно, не соответствует важности данной темы, имеющей выходы на другие, очень серьезные и значительные проблемы отечественной (российской) и зарубежной истории. Необходимость в комплексном анализе материалов по «воительницам», на данный момент включающих в себя огромное количество источников, и предопределило появление данного исследования.
Актуальность выбранной нами темы определяется с одной стороны, теми процессами, которые происходят в мировой и российской науке в целом, а с другой – наличием определенных изменений в науках, исследующих древние и средневековые общества Северного Причерноморья (археология, этнография, история, фольклористика, искусствоведение и другие).
В последние годы происходит поворот от решения глобальных исторических проблем к разработке тем специализированных, приближенных к человеку. В русле поисков новых методологий все чаще для анализа «амазонских» сюжетов пытаются использовать гендерный подход. Под гендерными исследованиями подразумевают в целом изучение полоролевых установок [Бок Г., 1994, с.177-184; Пушкарева Н.Л., 2000, с.31; Репина Л.П., 2002, с.12-13]. В понимании представителями разных народов социальных ролей, позиций, прав и обязанностей мужчин и женщин были обнаружены значительные различия. Они обусловлены множеством факторов и касаются как внешних знаков и показателей пола (особенности поведения, одежда, прическа и прочее), так и властных практик отношений между полами [Пушкарева Н.Л., 2000, с.32]. Все это позволяет по-новому взглянуть на проблему исторических основ сказаний о женщинах-воительницах. Не отрицая плодотворности такого подхода, мы хотим отметить, что его абсолютизирование может так же негативно сказаться на развитии наших знаний о мире мужчин и женщин, как и полное игнорирование гендерных проблем. Материал, относящийся к нашей теме, показывает правомерность использования разных подходов и методик, в том числе и традиционных. Синтез нового и старого – это, на наш взгляд, именно то, в чем сейчас нуждается наука.
Рассматриваемая тема имеет также важное значение для развития знания об истории и культуре нашего региона (Подонье-Приазовье). От ее решения, в частности, во многом зависит определение характера развития кочевых обществ южнорусских степей как в античную, так и в более поздние эпохи: уровень социально-экономического развития, социальная структура, особенности быта. Сейчас открылись широкие возможности для разработки этой темы: накопление и обобщение данных (этнографических, археологических, фольклорных) позволяет проводить современное исследование на должном фактологическом уровне, а свобода научного поиска от идеологических установок помогает с новых научных позиций пересмотреть устаревшие схемы и шаблоны мышления.
В мировой науке сказания о воинственных женщинах изучались достаточно активно, и прежде всего это относится к мифам об амазонках. Первым специальным трактатом по данному вопросу считается вышедшее в 1685 г. сочинение француза Пьера Пти (1617-1687) [Косвен М.О., 1947, №3, с.27], который считал амазонок бесспорной реальностью. К XIX в. за рубежом было создано множество работ, разрабатывающих темы мифологии и иконографии амазонок[1], однако долгое время дискуссии об исторических корнях легенды в основном оставались на уровне признания или отрицания реальности существования племени воинственных женщин в том виде, в каком оно описано в греческом мифе. Российскими учеными вплоть до конца XIX в. так же не проводились значительные специальные исследования, хотя об амазонках было известно со времен написания «Повести временных лет». Они, как правило, признавались исторической реальностью и непосредственно связывались с ранней историей Руси[2]. В целом же как в зарубежной, так и в отечественной историографии наиболее характерны были работы, представляющие собой, по преимуществу, просто компиляции различных (чаще всего – античных) данных об «амазонках» в разных частях света [Цагарели А., 1870; Rothery G.C., 1910; и другие].
Вопрос о соотношении мифа об амазонках и историко-этнографической реальности, по сути, серьезно был поставлен лишь в XX веке, по мере накопления и осмысления этнографического, исторического и археологического материала. С развитием научного знания выделилось несколько основных направлений, по линии которых шло исследование[3].
В соответствии с «мифологическим» подходом предание об амазонках относится к сфере чисто мифологических представлений. Такая интерпретация встречается и в науке XVIII в. (например, работа Н.Фрэрэ [Доватур А.И...., 1982, с.366]), и в XIX в. (см.: [Косвен М.О., 1947, №3, с.28]), есть сторонники такого подхода и сейчас. Так, по мнению В.Я.Петрухина, амазонки в разных традициях, восходящих к античной, отмечают не историко-географические реалии, а неосвоенную часть ойкумены в пространственном отношении или доисторическую (мифологическую) эпоху во временном отношении. Последнее наблюдается уже у Геродота, где амазонки считаются прародительницами реальных савроматов [Петрухин В.Я., 1995, с.47]. При несомненной верности подмеченных автором особенностей восприятия мира древними народами, необходимо заметить недостаточность только таких трактовок сюжета. Как правило, сказания о воительницах включают разнообразные по типу и происхождению пласты и не ограничиваются лишь одними мифическими чертами. В русле этого же подхода продолжается в основном исследование мифа об амазонках в современной зарубежной науке; речь идет о поисках неких архетипов сознания древних греков, при этом термин «амазонки» рассматривается главным образом как метафора борьбы между полами [Pomeroy S.B., 1975, p.24-25; Lefkowitz M.R., 1983, p.49, Джеймс П., Торп Н., 2001, с.446; и другие].
Исторический подход к проблеме характеризуется мнением, что амазонки – это варварские народы, которых греки, введенные в заблуждение их чуждыми для греческих глаз внешним видом и обычаями, посчитали женщинами. Этот подход зародился еще в античное время [Палефат, ХХХII]. В работах более современных исследователей наиболее ярко эта точка зрения выражена у В.Леонхарда[4]. Но как в зарубежной, так и в отечественной науке она не получила распространения из-за своей узости в интерпретации материала.
Несомненно, внимания заслуживает так называемый «религиозно-мифологический» подход, согласно которому греческий миф об амазонках связан с культами плодородия. У этого подхода есть целый ряд сторонников [Услар П.К., 1881; Мищенко Ф.Г., 1882; 1886; Ельницкий Л.А., 1961; Урушадзе А.В., Рогава Г.В., 1975; Доватур А.И...., 1982; Karst J., 1948; Bedrosian R., 1999; и другие]; как правило, в отечественной науке его комбинируют с этнографическим подходом, при преобладании именно последнего. Анализу связей легенды об амазонках с культами посвящен §3 Главы I.
Сторонники этнографической интерпретации мифа полагают, что в его основе лежат либо действительные обычаи отдельных народов, либо эти предания отражают реальную ситуацию в развитии человеческого общества в целом. Именно в этом русле и шло в основном исследование «амазонской» проблематики в нашей стране. Важным фактором в разработке различных тем в этом направлении явился выход в свет специальных сборников русских переводов античных источников, в которых сведениям об амазонках уделялось большое внимание (монументальной работы В.В.Латышева «Scythica et Caucasica» [Латышев В.В., 1893-1900], работ Э.Апарина [Апарин Э., 1901-1902], К.Гана [Ган К., 1884]), и классической подборки разнообразных повествований о племенах женщин, осуществленной М.О.Косвеном [Косвен М.О., 1947, №2-3]. Именно работа последнего, по сути, задала направление всех последующих отечественных исследований по данной теме. Он не только привел материал по воительницам, но и определенным образом его классифицировал[5]; представил развернутую историографию проблемы и выделил в античных сказаниях об амазонках несколько вариантов[6].
С развитием археологических исследований (в первую очередь – на территории древней Скифии) начинается, по сути, новый этап изучения «амазонок». Находки погребений «женщин с оружием» возродили интерес к древней легенде и, казалось, дали ей материальное подтверждение. Именно отечественные исследователи стали его активно привлекать при анализе античной традиции об амазонках в Северном Причерноморье. В российской науке складываются четкие концепции по данным проблемам, и это позволяет говорить о серьезной разработке вопроса.
Попыткой дать всеобъемлющее объяснение «амазонской» легенды во всех ее вариантах, определившей основные подходы ряда зарубежных исследователей и большинства отечественных, было применение в данном случае учения о матриархате как первой универсальной стадии развития человечества [Аверкиева Ю.П., 1966, с.181; Першиц А.И., 1986, с.59]. Матриархат рассматривался как ранний период развития общества, знаменовавшийся равноправным и даже преобладающим положением женщины в хозяйстве и в обществе [Косвен М.О., 1948, с.3]. Отправной точкой для развития исследований в этом направлении стала работа И.-Я.Бахофена «Материнское право». Автор поделил начальную историю развития человечества на три периода: гетеризм, гинекократия и патриархат. Переход от гетеризма к гинекократии составляет, по Бахофену, особый этап, именуемый им амазонством. Сказания об амазонках исследователь считал подлинной исторической традицией и принимал амазонство в качестве универсального явления человеческого прошлого. Бахофен изображал его как своего рода социальный переворот, совершенный женщиной [Косвен М.О., 1948, с.121]. Гипотезу Бахофена разделяли К.Маркс и Ф.Энгельс, что предопределило ее господствующее положение в отечественной науке, хотя позже отдельные ее положения были частично развиты и переработаны. Среди зарубежных ученых идеи швейцарского историка долгое время также были весьма популярны [Сухачев Н.Л., Харитонович Д.Э., 1998, с.482, прим.21].
Преобладанием женщины в обществе объяснялось как ее участие в воинской практике, так и переосмысление этого участия в мифологии и фольклоре. Общепринятым стало мнение, что мифы о воительницах, распространенные уже в классовых обществах, свидетельствуют о пережитках матриархата, это – сохранившиеся остатки былых эпох, черты ранних социальных отношений [Лунин Б.В., 1949, с.88; Хлобыстин Л.П., 1972, с.28; и другие]. амазонская легенда, бытовавшая в патриархальном обществе Древней Греции, также рассматривалась как рудимент ушедшей эпохи: в мифах об амазонках и их борьбе с олимпийскими героями отразились элементы матриархата, борьба героев с амазонками – это борьба матриархата и патриархата, поражение амазонок – поражение матриархата [Тахо-Годи А.А., 1989, с.51; 1997а, с.63; Доватур А.И...., 1982,. С.366; Косвен М.О., 1947, №3, с.29сл.; Лунин Б.В., 1949, с.88; Донини А., 1966, с.146-147; Шашков С.С., 1898, с.10, 22; Мифы..., 2000, с.112; Bedrosian R., 1999]. Следы именно такого понимания предания несет на себе основная масса отечественных и ряд зарубежных исследований даже после того, как встал вопрос о пересмотре положения о периоде существования «власти матерей», господства женщины в семье и обществе. С 50-х гг. ХХ в. среди этнографов начинаются дискуссии, в результате которых был сделан вывод, что хотя во многих архаических обществах, действительно, существовал счет родства по женской линии и достаточно высокое положение женщины, нигде не зафиксированы ни промискуитет, ни матриархат в собственном смысле этого слова, то есть как первоначальное господство женщины в семье и обществе [Хлобыстин Л.П., 1972, с.28; андреев Ю.В., 1992, с.12; Сухачев Н.Л., Харитонович Д.Э., 1998, с.482, прим.21; и другие]. Понятие «матриархат» было заменено на понятие «материнский род» [Монгайт А.Л., Першиц А.И., 1955, с.137; Першиц А.И., 1986, с.60]. Но потом было поставлено под сомнение и то, что первоначальный счет родства велся по материнской линии: вероятно, что материнский и отцовский счет родства зародились параллельно [Решетов А.М., 1972, с.4; Файнберг Л.А., 1975, с.65; Алексеев В.П., Першиц А.И., 1990, с.159]. Более того, факты показывали, что даже если род был материнским, то «женщина оставалась полноправной, уважаемой, часто влиятельной, но не больше» [Першиц А.И., 1986, с.68]. Во всех без исключения раннепервобытных и позднепервобытных племенах, сохранивших материнский род, женщины не занимали господствующего положения. Ни матрилинейность, ни матрилокальность не ставили мужчину в сколько-нибудь зависимое, подчиненное положение. Немало примеров существует того, что в материнскородовых обществах женщины обладали меньшим общественным и семейным весом, чем мужчины [Першиц А.И., 1986, с.64-65]. Хотя в некоторых племенных группах в Африке и Юго-Восточной Азии женщины, действительно, имеют преимущество в наследовании родового имущества, в выборе брачного партнера, но это исключительные случаи, объясняемые как особая форма распада первобытных отношений [Сухачев Н.Л., Харитонович Д.Э., 1998, с.482, прим. 21]. Следовательно, вопрос о первоначальной форме рода и положении в нем женщины – разные вещи. Однако несмотря на то, что из-под ног сторонников такого объяснения происхождения «амазонской» легенды был выбит прочный фундамент в виде существования периода матриархата, многие продолжают отстаивать первоначальное существование материнского рода, и именно с этим увязывать разрешение «амазонской» проблемы[7].
Другие видят в «гинекократии» кочевников южнорусских степей уже не пережитки материнского рода, а вторичное явление, связанное с особыми условиями варварского или раннерабовладельческого общества, когда свободное взрослое мужское население занято грабительскими походами, а руководство всем хозяйством, забота о безопасности дома и стада обеспечивались женщиной [Смирнов А.П., 1971; Плетнева С.А., 1983, с.9]. Такая трактовка, на наш взгляд, тоже не является исчерпывающей: как показывает этнография, участие женщин (даже кочевников) в обороне родного селения носит исключительный характер, о чем пойдет речь в § 1 Главы II.
Еще одно видение решения проблемы представлено в трудах Ю.И.Семенова [Семенов Ю.И., 1966; 1974; 1996] и некоторых последующих авторов, пользовавшихся его гипотезой и доводами [Матюшин Г.Н., 1972, с.97-101; Мавлеев Е.В., 1981, с.15; Скржинская М.В., 1991, с.40]. Ю.И.Семенов полагал, что развитие производственных половых табу привело к обособлению мужчин и женщин и развившемуся антагонизму между ними. Конфликт мог быть разрешен путем возникновения половых отношений между людьми, принадлежащими к разными коллективам, т.к. в их отношении не действовали принципы внутриколлективных половых табу. Начальный этап завязывания такого рода отношений – оргиастические нападения женщин на мужчин других коллективов, которые в последний период существования первобытного человеческого стада представляли собой всеобщее и закономерное явление. Отображение этих нападений и составило первоначальное ядро амазонских легенд, на которое в дальнейшем наслоились новые моменты, что привело к его более или менее значительному изменению. Изложенная концепция вошла в ряд фундаментальных обобщающих работ по истории первобытного общества[8], хотя и вызвала среди ряда специалистов серьезные критические отзывы (см.например [Кабо В.Р., 1972, с.57]).
В попытках найти некую иную обобщающую модель, которая бы объясняла наличие сказаний о женщинах-воительницах у разных народов, исследователи последних лет предлагают теории, касающиеся особенностей половозрастной структуры первобытных обществ. В легендах о женщинах-воительницах пытаются найти отражение обрядов инициаций, женских молодежных вооруженных отрядов, мужских и женских домов и союзов, и тому подобное [Толстова Л.С., 1984, с.193; Лукьяшко С.И., 1991, с.60; Фиалко Е.Е., 1991; 2002; Гутнов Ф.Х., 2000; Гуляев В.И., 2000б]. Нам представляется, что эти попытки требуют особого исследования, которому и посвящен раздел в §2 Главы II.
Целый ряд отечественных и зарубежных авторов склоняются к мысли, что в основе легенд о воительницах (амазонках) лежат действительные обычаи конкретных народов (как правило, либо киммерийцев, либо савроматов).
Тождество киммерийцев или их части и «амазонок» в Северном Причерноморье устанавливается по сходству некоторых моментов их военной истории; по тому, что они, вероятно, занимали близкие территории, а также по наличию в их обществе особого положения женщины [Мищенко Ф.Г., 1882; Мищенко Ф.Г., 1886; Ростовцев М.И., 1918; Ельницкий Л.А., 1961; Максименко В.Е., Скрипник Т.А., 1991; Мирошина Т.В., 1995]. Подчас с киммерийцами связывают даже зарождение самого греческого мифа об амазонках.
Однако история киммерийцев во многом еще остается «белым пятном». В археологической науке все еще не сложилось единого мнения даже относительно того, какую именно археологическую культуру или отдельные памятники следует считать собственно киммерийскими, обитали ли они в Северном Причерноморье, а некоторые даже сомневаются в том, что киммерийцы вообще существовали [Дьяконов И.М., 1981; Куклина И.В., 1985, с.48-66; Степи..., 1989, с.10, 16; Алексеев А.Ю…., 1993, с.6; и другие]. Что касается наличия «особого положения» женщин у киммерийцев, то это предположение не имеет конкретных доказательств ни в письменных, ни в археологических источниках. Такие крупные исследователи как М.И.Артамонов, А.И.Тереножкин, А.И.Иванчик решили обойти вопрос об общественных отношениях, а тем более вопрос о положении женщины в киммерийском обществе, считая, что для этого у нас слишком мало материала [Артамонов М.И., 1974; Тереножкин А.И., 1976; Иванчик А.И., 1996]. Поэтому, как нам представляется, до достижения ясности в вопросе с самими киммерийцами вряд ли можно серьезно говорить об их отождествлении с амазонками греческих мифов.
Более аргументировано сопоставление амазонок в Северном Причерноморье и савроматов. Свидетельства античных авторов о воинственности савроматских женщин послужили основой гипотезы о том, что греки, столкнувшись с этими племенами в процессе колонизации Северного Причерноморья и обнаружив, что у них женщины свободны и принимают участие в военных действиях, перенесли на эти территории по аналогии и легенды об амазонках; позже сведения об амазонках и савроматках практически полностью сливаются. В начале ХХ века огромную роль в развитии этой гипотезы сыграли работы выдающегося исследователя античной традиции М.И.Ростовцева. По его мнению, сведения о роли женщин у савроматов вытекают из наблюдений главным образом над ближайшими к грекам племенами у Дона и Меотиды, язаматами [Ростовцев М.И., 1925, с.110]. Развитие археологии привело к тому, что этой гипотезе был дан новый импульс. Открытия захоронений женщин с оружием по всей территории расселения савроматов, казалось бы, окончательно подтверждали сведения античных авторов о «гинекократии» у савроматов. Именно в этом ключе написана работа Б.Н.Гракова «Пережитки матриархата у сарматов» [Граков Б.Н., 1947], ставшая одной из важнейших вех в развитии изучении северопричерноморской «амазонской» проблематики во 2 пол. XX в. Б.Н.Граков выдвинул тезис о тождестве савроматов и сарматов и предложил периодизацию культуры, по которой они составляют этапы единого процесса развития. В рамках данной периодизации автор и прослеживает «наличие пережитков материнского рода у савромато-сарматов и их постепенное исчезновение» на основе археологического материала (захоронений женщин с оружием и предметами культа). Так как на ранних этапах савромато-сарматской культуры материнский род, по его мнению, явно налицо, то есть все основания считать версию «переноса» амазонской легенды на «женоуправляемых» савроматов-сарматов вполне реальной. Другая фундаментальная работа по савроматской культуре, написанная К.Ф.Смирновым [Смирнов К.Ф., 1964], закрепила представление о ней как об «амазонской» и дала в руки исследователей статистические данные по распространенности погребений «женщин с оружием» у савроматов[9]. Эти работы породили в дальнейшем длительную дискуссию о наличии «матриархата» (либо материнского рода) у савроматов, на которую оказывали большое влияние состояние в археологической и этнографической науках (в частности, теоретические вопросы, связанные с матриархатом) и вопросы, связанные с пересмотром периодизации культур кочевников скифо-сарматского времени, данной Б.Н.Граковым[10]. Практически все последующие авторы-археологи вплоть до конца 80-х – начала 90-х гг. XX в. в своих исканиях отталкивались именно от заключений, сделанных Б.Н.Граковым и К.Ф.Смирновым. Из ученых, которые продолжают и сейчас работать в этом направлении, то есть ищут реальных «прототипов» амазонок среди племен Северного Причерноморья, необходимо отметить Т.В.Мирошину. Она провела сравнительный анализ характеристик обычаев амазонок и савроматов, и сделала вывод, что б о льшая их часть совпадает, что подтверждается рассказом Геродота о происхождении савроматов от амазонок. По мнению исследовательницы, в Приазовье под амазонками античные авторы имели в виду язаматов (иксибатов-яксоматов), включавших вернувшихся из Передней Азии киммерийцев, отличительной особенностью которых были женские молодежные отряды [Мирошина Т.В., 1990; Мирошина Т.В., 1995]. Как нам представляется, ряд доказательств и выводов автора не бесспорен и нуждается в уточнениях как в плане деталей мифа об амазонках, так и сообщений античных авторов о савроматках[11].
Согласно другой гипотезе амазонки прямо или косвенно ассоциируются с савроматами не только в Северном Причерноморье, но и на Кавказе, и в Малой Азии. Еще К.Ф.Смирнов выдвинул версию о том, что легенды об амазонках в Азии имеют подоплекой участие савроматок в походах VII в. до н.э. [Смирнов К.Ф., 1964, с.211]. Наиболее полная и аргументированная разработка этого варианта в отечественной литературе принадлежит В.Б.Виноградову [Виноградов В.Б., 1972]. Он считает, что сопоставление свидетельства Эсхила о проживании амазонок на Кавказе и последующем переселении их в Малую Азию, с другими античными данными (особенно Геродота, Диодора и Страбона) дает новое подтверждение выводам о возможности участия савроматов и их женщин в переднеазиатских походах. По его мнению, за именем амазонок скрываются савроматские племена, которые жили в районах, прилегающих к Предкавказью и чьи походы в Малую Азию и породили легенды о воинственном племени женщин [Виноградов В.Б., 1972, с.21-26]. Мы полагаем, что в рамках нашего исследования эта гипотеза требует особого рассмотрения (прежде всего в виду специфики указанных античных источников), что и станет предметом анализа в соответствующих главах.
С развитием археологических исследований территории древней Скифии встал вопрос и о «причастности» амазонской легенде скифов. Женские погребения с оружием скифского времени на территории Украины становятся известны уже с рубежа XIX - XX вв., но как об особом явлении в скифской археологии о них было впервые заявлено лишь в 50-е гг. XX в. [Ганiна О.Д., 1958; Ганiна О.Д., 1960]. Долгие годы их рассматривали как некую аномалию, исключения, пытались объяснить их появление, например, браками с савроматками, либо приписывали их сарматам [Смирнов К.Ф., 1984]. Большую роль в этом «неприятии» скифских женских захоронений с оружием сыграли античные письменные свидетельства, которые рисовали скифское общество строго патриархальным [Герод., IV,114]. Поэтому традиционно считается, что положение женщины у скифов было приниженным [Хазанов А.М., 1975, с.83]. Противоречие между письменными и археологическими данными разрешалось долгое время в пользу первых. Но археологических источников становилось все больше и их уже нельзя было игнорировать. Появляются работы, в которых пытаются беспристрастно анализировать археологический материал и подсчитывать процентное соотношение женских погребений с оружием, разрабатывая и применяя при этом новые, более объективные методики [Бунятян Е.П., 1978; Бунятян Е.П., 1982; Бунятян Е.П., 1985; Ольховский В.С., 1991, с.119]. В 1991 г. вышла статья Е.Е.Фиалко, специально посвященная скифским женским захоронениям с оружием степной зоны [Фиалко Е.Е., 1991]. Это наиболее полная по охвату археологического материала из выходивших до сих пор работ по данной теме. Однако автор представила на суд читателей собственно результаты поисков, а сам процесс остался скрытым, что вызывает целый ряд вопросов. В частности, не были затронуты некоторые аспекты, важные для социологической интерпретации погребений (положение оружия в могиле, соотнесенность количества наличествующего оружия с богатством погребения, и т.д.). Об этом подробнее речь пойдет в §2 Главы IV.
С изучением античной амазонской легенды связано и исследование эпических традиций народов, населявших южнорусские степи или граничащих с ними. Как только научный мир узнал об эпических воительницах, они были поставлены в прямую связь с греческими амазонками. И именно в отечественной историографии вопросы происхождения и историко-этнографических корней эпических образов вообще и воинственных женщин в частности получили наибольшее распространение. Сформировалось несколько основных концепций и направлений.
Представители так называемой«мифологической» школы полагали, что воинственные девы эпоса, как и амазонки греческой мифологии, олицетворяли собой грозные силы природы, прежде всего, тучи [Миллер О., 1869, с. 341-342; Афанасьев А.Н., 1982, с. 76-77; 246].
Другие искали в мифах и эпосе подтверждения реально происходивших событий; основным при этом считалось совпадение имен и географических наименований [Плисецкий М.М., 1962; Рыбаков Б.А., 1963; и другие]. Но так как в случае с женскими воинственными персонажами эпосов поиски реальных прототипов не дали удовлетворительных результатов, все исследования сосредоточились на поисках той исторической среды в целом, которая породила сам тип воительницы. Проведенные аналогии с греческой амазонской легендой помогли в таких поисках. Историко-этнографической основой разнообразных эпических сказаний о воительницах основная масса отечественных ученых стала считать отношения, восходящие к эпохе матриархата [Новиков Н.В., 1974, с. 74; Мкртчян Л., 1989, с.17; Кузьмина Е.Н., 1980, с.17, 60, 94; Туаева О.Н., 1949, с.35; Абаев В., 1949а, с.43; Гаглойти Ю.С., 1977, с.66-67; Толстова Л.С., 1979, с. 157; Сагитов И.Т., 1962, с. 98; и другие]. И, соответственно, устанавливали типологическую связь не только всех этих эпических образов между собой, но и с образами античных амазонок [Кузьмина Е.Н., 1980, с.60; Аникин В.П., 1964, с. 39]. А героини кавказских, некоторых тюркских и русского эпосов были поставлены практически в прямую связь с сообщениями античных авторов о «матриархальном быте» савроматов, сарматов, меотов, саков и других родственных им племен – либо как продолжение древней традиции самих этих народов, либо как выражение взгляда патриархальных племен на племена, сохранившие сильные черты матриархата [Рыбаков Б.А., 1994, с.587-589, 596; Балашов Д., 1975, с. 30-43; Калоев Б.А., 1959, с.45-51; Мамиева Н., 1971, с.149-151; Кузнецов В.А., 1980, с.47; и другие][12]. Таким образом, исследователи считали, что воинственность изображенных в эпосах женщин – это прямое отражение ситуации, существовавшей в обществе на определенных этапах его развития.
На этом фоне параллельно развивается и иное направление – поиск этнографических соответствий эпическим образам и отношениям; в том числе, обратили внимание на связь эпических сюжетов о сватовстве с брачными обычаями [Лобода А.М., 1904; Смолицкий В.Г., 1965, с.116; Новичкова Т.А., 1983; Гуржий Т.Г., 1997; и другие]. Сюжеты о девах-воительницах эпосов также были поставлены в связь с этнографически зафиксированными свадебными обычаями первобытных народов и пережитками их в более развитых культурах. Подобные сопоставления привели некоторых этнографов к заключению, что бытовой основой этих сказаний является обычай испытания силы жениха и проверка суженности жениха и невесты друг другу: лишь тот, кто победит невесту, является истинным женихом [Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т., 1947, с.83; Жирмунский В.М., 1974, с.266]. Основанием для противостояния героя и героини является принадлежность героя к иному для героини миру [Гуржий Т.Г., 1997, с.94, 103]. Эпическая активность богатырь-девицы ограничена конечной целью борьбы с мужчиной – брачными отношениями, хотя эта идея может быть выражена в сюжете недостаточно ясно и раскрываться только в конце эпического рассказа [Далгат У.Б., 1972, с.242]. Одновременно было обращено внимание на то, что трактовать фольклорные образы и ситуации необходимо с большой осторожностью, так как соотношение их с действительностью имеет свою специфику. Создается ряд выдающихся работ по методике исторического изучения фольклора [Жирмунский В.М., 1958; 1962; 1974; Мелетинский Е.М., 1963; 2000; Пропп В.Я., 1976; 1998; 1999; Путилов Б.Н., 1971; 1975б; 1988; 1999], которые перевели исследования эпического историзма на качественно иную ступень.
Однако при любом решении вопроса о происхождении образа воительницы речь чаще всего шла именно об одном ее типе. Исследователи, как правило, мало разделяли разных по характеру героинь, если они были воинственны: считалось, что историко-этнографические основы у них одни и те же. Но те специалисты, которые хорошо знали эпическую традицию, были вынуждены делать все же оговорки и как-то ограничивать пределы образа. Пожалуй, раньше всех было замечено своеобразие образа «девушки-юноши» [Созонович И.П., 1903; Веселовский А.Н., 1890; и другие], но до сих пор расшифровка его не получила убедительных и окончательных результатов [Кржижановский Ю., 1963]. Наиболее известен из эпических воинственных женских персонажей образ «богатырской девы», но его трактовали то узко, называя так только невест, вызывающих на состязание женихов, то обобщенно, понимая под ним и русских полениц, и древнегреческих амазонок, и валькирий скандинавского эпоса, и кельтских героинь, и персонажей «Шахнамэ», «Манаса», монгольского эпоса и других [Созонович И.П., 1903, с. 15; Жирмунский В.М., 1974, с.265; Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т., 1947, с.82; Шаракшинова Н.О., 1968, с.20]. В некоторых работах вопрос о типологии воинственных героинь мифов и эпосов ставится более четко, но различные по своим характеристикам воительницы рассматриваются как стадии развития одного архаического образа богатырки [Путилов Б.Н., 1971, с.87; Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т., 1947, с.345-346; Далгат У.Б., 1972, с.246; Мелетинский Е.М., 1963, с.338-339; Екшембеева Л.В., 1987]. Существующие типологии героинь и реконструкции процесса развития их образов, на наш взгляд, не всегда достаточно разработаны. В частности, нам представляется, что различия между некоторыми типами столь существенны, что вполне возможно говорить об их разном происхождении.
Таким образом, при наличии несомненных успехов и многолетней работы над темами, связанными со сказаниями о воительницах южнорусских степей, целый ряд вопросов требует пересмотра, уточнения, иного методологического подхода или даже первоначальной разработки. Одной из причин такой ситуации, видимо, является то, что уделом «амазонской» тематики в отечественной науке остались статьи и главы в отдельных работах, а цельного монографического исследования, в рамках которого был бы осуществлен комплексный подход к проблеме, так и не было создано[13].
Все вышесказанное и предопределило выбор цели исследования – определить степень и формы воздействия историко-этнографической реальности на формирование сюжетов о женщинах-воительницах южнорусских степей.
Для достижения поставленной цели необходимо решить целый ряд задач:
Во-первых, рассмотреть комплекс античных сказаний об амазонках в Северном Причерноморье как динамическую, изменяющуюся систему; попытаться выявить как их характерные черты, так и те внешние и внутренние факторы, которые приводили к изменению конкретных мифов и сообщений о женщинах-воинах. Несомненно, при этом мы не можем абстрагироваться от античной «амазонской» мифологии в целом, так как именно в ней шло развитие интересующих нас сюжетов. Поэтому возникает необходимость определить соотношение общемифического (древнегреческие и древнеримские сведения об амазонках и других воинственных женщинах) и конкретно-«скифского» элементов в повествованиях о «скифских» амазонках;
Во-вторых, исследовать «этнографическую» традицию о воинственных женщинах народов Северного Причерноморья: определить ее основные черты и пути формирования, причины, которые привели к созданию именно такого образа женщин «варварских» народов; проследить генетические связи и типологические схождения данного сюжета в контексте мировой этнографии, в частности, выявить основные случаи связи «женщина – оружие» по данным этнографии и возможные соответствия их данным письменной традиции о воинственных женщинах южнорусских степей;
В-третьих, определить особенности повествований «исторического» характера о воинственных царицах Северного Причерноморья и соотношение их с легендой об амазонках, с одной стороны, и сообщениями о воинственности женщин, с другой;
В-четвертых, проанализировать археологические данные о погребениях «женщин с оружием» раннего железного века на территории южнорусских степей и отношение их к данным письменной и эпических традиций, а также к этнографическим реалиям синполитейных обществ.
Географические рамки исследования охватывают степную полосу Северного и Северо-восточного Причерноморья, то есть территории от степей современной Украины до предгорий Кавказа, с глубокой древности объединяемые общностью природно-климатических условий, исторических судеб, населения (этнический состав, хозяйственные занятия, культура – материальная и духовная). В современном географическом понимании этот регион обобщенно называется южнорусскими степями [Лубский А.В., 2002].
Хронологические рамки исследования определяются временем существования сказаний о женщинах-воительницах южнорусских степей. Самые ранние из них, античные, фиксируются с конца VI в. до н.э. и до гибели античной цивилизации в V в.н.э., что совпадает с эпохой раннего железного века на территории юга России. Однако поднимаемые нами проблемы не могут быть решены без привлечения соответствующих материалов, относящихся к более поздним эпохам, вплоть