Коммандер моргнул, и мешающая ему капля пота слетела с ресниц. Стало легче. Мысли ушли вбок, своей собственной дорожкой. При том, что сначала он просто развлек себя, а затем постарался озвучить аргументы в пользу странного, с его точки зрения, решения командования. Морской офицер, который способен не исполнить предписанное ему, не имея на то действительно важных причин, вполне может обнаружить, что его следующее назначение будет на блокшив или вбетонированный в дно вонючей городской бухты музейный парусник. Да, 870 морских миль как максимальная дистанция пуска — это действительно очень много, но прописанное в формуляре значение является в некоторой степени условным. Встречный ветер, маневрирование крылатой ракеты по высоте и курсу, перепады в температуре слоев воздуха по маршруту — все это неизбежно сокращает дистанцию, причем такое сокращение может быть довольно приличным. Отсюда имеет значение и десяток миль, на которых «Сан-Хуан» двигается ходом, минимально возможным для сохранении приемлемой на малых глубинах управляемости. И на которых он, коммандер Мартин, ждет себе на загривок русскую СЭТ-65, несущую боевую часть весом в 440 фунтов.
— Надонная магнитная аномалия, право 30. Дистанция… Вероятно, около 8000 ярдов. Поправка, около 9000.
Язык коммандера произнес ответные слова машинально, сам он в этот момент внимательно разглядывал короткий сдвоенный пик на малом экране — лейтенант постукивал ногтем, будто подчеркивал его. Пик был похож на маленькую гору Арарат, у которой тоже две вершины разной высоты.
— Что предполагаете?
— Затонувший корпус.
— Основания?
Лейтенант несколько секунд молчал, прежде чем ответить. Все так же, не оборачиваясь.
— Не имею оснований. Все остовы умеренного тоннажа выглядят на магнитометре по-разному. Но я видел несколько очень похожих.
— Не субмарина на грунте?
— Нет… Пожалуй, нет, сэр…
— Пожалуй?
Коммандер вложил в это слово столько чувств, что несколько офицеров за его спиной втянули головы в плечи. Лейтенант так не сделал, — и этим заработал себе очко в глазах многих. Ответил он после выдержанной паузы и тем же спокойным профессиональным тоном.
— Несколько мал и чуть приглушен. Если это субмарина, то с военного времени, занесенная наполовину. Разрушенная, вероятно: отсюда и два выраженных пика. Но скорее крупный траулер с металлическим корпусом или среднетоннажный танкер.
— Сведений о морских могилах в этой зоне…
Коммандера зацепило произнесенное лейтенантом «с военного времени»: он прекрасно понял, что тот имеет в виду, но решил подумать об этой оговорке позже.
— Нет, сэр, не имеется.
Энсин справа-сзади шелестнул листами, ориентируя карту. Штурман «Сан-Хуана», как и любого «Лос-Анджелеса», имел ранг лейтенант-коммандера: он повернулся к подчиненному и по-доброму улыбнулся, в движении встретившись с командиром глазами. Электроника электроникой, но бумажные карты на борту современных атомных субмарин занимали при подготовке к походу побольше места, чем многие другие виды снабжения. Коммандер мягко развернулся и склонился над столом, подсвеченным яркой люминесцентной лампой, кольцом окружавшей широкую линзу. Свет лампы был холодным, но ему все равно показалось, что стало еще жарче.
На карте, сплошных волнах желтого, голубого, синего и серого, не было ни единой отметки, соответствующей остовам затонувших кораблей и судов: такие испокон веков указывают горизонтальной линией с проведенными посередине ее тремя поперечными короткими. Но это не значит ничего. Здесь, в стороне от нахоженных путей даже прибрежного судоходства, вполне могла найтись не известная никому морская могила. Колышущийся лес водорослей над просевшей, завалившейся на борт рубкой, тумба малокалиберной пушки, над которой колышется столбик рыбок. Коммандер знал, как это выглядит вживую. Иногда, изредка — россыпь форменных пуговиц среди потерявших всякую форму тряпок, выстилающих силуэты давно растворенных морской солью скелетов. Примерно так будет выглядеть остов потопленного им «Саратова» через сто лет. Им, именно им потопленного. Ну, и его экипажем, конечно: коммандер прекрасно понимал, что без экипажа не стоит ничего, и, не колеблясь, готовился писать десятки представлений к высоким наградам. Он, будущий капитан Майкл Даблъю Мартин, удостоенный «Военно-морского креста». Эта мысль наконец-то заставила его расслабиться.
— Хорошо, лейтенант. Не сомневаюсь, что так оно и есть. Кто знает, кого немцы утопили здесь столько лет назад. Или шторм, мало ли… Но я бы предпочел пройти чуть в стороне. Лево десять.
— Есть лево десять.
— Характеристики магнитной отметки?
— Постоянны, сэр. Не меняются ни силуэт, ни амплитуда. И вероятно, он еще дальше, чем я определил изначально, сэр.
— Пускай так. Время?
— Три минуты, сэр, — произнес сзади сиплый голос. — Прикажете подвсплывать?
— Еще минуту.
— Так, еще минуту, сэр.
Командир «Сан-Хуана» огляделся вокруг. Ему хотелось сформулировать какую-нибудь пафосную фразу для будущих воспоминаний, что-то вроде «Напряжение достигло предела». Но это не вышло, потому что обстановка даже несколько разрядилась. Да, еще минута. Чернокожий лейтенант столкнулся со своим командиром взглядом и криво улыбнулся. Вот кто нервничает, оказывается. А вот старший помощник непоколебим. И лейтенанты. И младшие лейтенанты. И энсины. В состав экипажа «Сан-Хуана» входит 12 офицеров, из них 7 сейчас в центральном командном посту. Каждый из офицеров — профессионал на своем месте, иначе бы они не справились с «Саратовом» в равном бою. Что ж, пускай один переживает: это вызывает даже удовлетворение.
Короткий обмен словами, четкая, определенная многолетним опытом последовательность команд. Минуты текут, как змейки песка между пальцами. Теперь кривит рот не один лейтенант, теперь напряжение действительно чувствуется в воздухе, пропитанное жарой, промокшее от пота. Несколько фатомов глубины могут быть решающими в чьей-то жизни. Именно их может не хватить для того, чтобы совершающий рутинный рейс по маршруту Воркута — Мурманск или, например, Норильск — Стокгольм, скучающий пилот «Аэрофлота» не увидел с высоты в 9–10 километров непонятную стометровую тень в серой воде. А что делать, если обнаруживаешь в ходе полета неопознанный подводный объект, русские гражданские летчики наверняка знают не хуже военных. Сетку полетов российских авиакомпаний проверяли и примеряли на себя, на расчетное время подвсплытия — это просто пример. Но возразить конкретному параграфу предписания нечего, как этого ни хотелось бы. Риск оправдан в полной мере: это последний сеанс связи перед собственно боевым залпом. Именно сейчас им могут дать отбой. Даже страшно представить, что это будет означать для всех них, для него лично… К слову, в случае экстренной ситуации на борту они сами тоже могут выйти на связь, подав на спутник сигнал. Тогда командование попробует перераспределить цели между остальными ударными подводными лодками, успешно вышедшими на обозначенные им огневые рубежи.
Дробный писк: будто бы кто-то душит в углу центрального командного поста факсимильный аппарат. Лодка уже ушла вниз, на немногие доступные ей фатомы, а дешифровка полученного пакетного сообщения еще продолжается. Согласно полученным еще месяц назад предписаниям и дважды повторенному симуляционному прогону в режиме флотской командной игры, от получения сообщения у них есть 30 минут ровно для фактического выхода на огневой рубеж. Опять же, если не будет отбоя. Если кто-то в далеком Белом доме не переборщит с бурлением сомнений и тревог в своей чуткой душе. И эти минуты, считая после дешифровки сообщения и передачи его командиру каждой из субмарин, будут более чем заполнены делами. Которых уже «некруглое число». В первую очередь необходим перерасчет данных для залпа. Первичное программирование было проведено еще в базе, и в течение последних трех суток инерциальным подсистемам навигационных блоков «Томагавков» каждые 30 минут скармливали обновленные данные о местоположении «Сан-Хуана», почти мгновенно становящиеся приблизительными. В этот раз перерасчет должен быть проведен по абсолютным «астрономическим» показаниям высокоточной системы глобального позиционирования. На потребовавшуюся для приема цифрового пакета на выдвижную антенну секунду они перестали быть полностью автономными. Но теперь могли позволить провести последний перед залпом, наиболее актуальный перерасчет с учетом сведений, полученных с висящего над европейской частью России метеорологического спутника, по цепочке подавшего свой сигнал на собственный спутник-ретранслятор ВМФ США. Вроде бы просто, но даже одно это может занять полные десять минут, а то и больше, потому что «Томагавков» в залпе 12 штук, целей на залп расписано пять, а компьютеры на «Сан-Хуане» далеко не такие быстродействующие, какие любят показывать в фильмах для подростков предпризывного возраста.
— Сэр?
Коммандер поднял глаза: на него смотрели все. Постаравшись, чтобы рука не дрогнула, он принял протянутый ему лист светло-желтого пластика, сложенный втрое. Он выглядел правильно и привычно: почти как «аэрограмма», исчезнувшая из почтового обращения уже несколько лет назад, но все еще знакомая каждому человеку его возраста. На борту «Сан-Хуана» был только один принтер, способный печатать на материале такого типа, и он находился в пределах центрального командного поста, буквально в нескольких метрах за спинкой вращающегося командирского кресла. От секунды, когда началось распечатывание, и до момента, когда листок был подан командиру, он непрерывно находился в поле зрения нескольких человек. Более того, коммандер Мартин не сомневался, что похожий повадками на сытого ягуара-переростка старшина 2-й статьи, так часто ему улыбающийся при встрече, имеет четкие инструкции по непрерывному контролю за этим самым принтером и этим самым листком.
Его пальцы не дрогнули, когда он развернул «почти аэрограмму». Буквы были ярко-синего цвета: еще одна примитивная мера противодействия потенциальному психу-одиночке, стремящемуся сфальсифицировать приказ. Синий читается и в тусклом освещении — неполном или аварийном.
— Джентльмены…
Коммандер Мартин поднял глаза и обвел взглядом лица перед собой. Темные лица, белые лица, смуглые лица азиатов и латиноамериканцев: офицеры, уоррент-офицеры и старшины «Сан-Хуана» представляли собой точный срез американской популяции, слепок с многомиллионного, великого американского народа. На некоторых лицах читалось более или менее успешно скрываемое волнение, и на всех без исключения — уверенность и сила. Они были готовы. Они ждали этого всю свою жизнь.
Чтение закончил старший помощник командира подводной лодки. На секунду лейтенант-коммандер выдержал паузу, посмотрев куда-то в пространство, затем он передал листок еще одному старшему офицеру.
— Приказы без изменений.
— Так, приказы без изменений, сэр.
— Так, подтверждаю, приказы без изменений, сэр.
Два офицера наиболее высокого ранга, находящиеся в строю и заблаговременно ознакомленные с причитающимся «Сан-Хуану» комплектом приказов и предписаний. Страховка на случай, если командир погибнет или окажется неспособным выполнять свои обязанности. Да, конечно, задача должна быть выполнена и в этом случае. Страховка, если в критический момент командир вдруг решит перекинуться в пацифиста или коммуниста. Или в маньяка, возжелавшего войти в историю и развязать войну в ситуации, когда его командование решило отложить нанесение удара еще на час, на сутки или на год.
Углы губ коммандера Мартина поползли вверх.
— Объявляю повышенную техническую готовность.
— Есть повышенная техническая готовность…
— Отделение боевых систем?[25]
— Да, сэр?
— Запустить фактический перерасчет данных навигационных систем крылатых ракет во всех вертикальных пусковых установках. Базовая программа — без изменений. Двадцать шесть минут до залпа.
— Есть запустить фактический перерасчет для всех вертикальных, базовая программа постоянна, сэр. Готовить ли пуск и для труб, сэр?
— Нет.
Приказы были четкими. Число ракет в залпе не изменялось по сравнению с предварительно оговоренным, распределение целей не изменялось, собственно список целей не изменялся тоже. Они были во враждебных водах, и снаряженные противолодочными и универсальными торпедами торпедные аппараты были их страховкой. А фактически — жизнью. Для второй волны «Лос-Анджелесов» уровень риска был другим, там командирам наверняка предпишут добавить в первый залп по паре «Томагавков» именно из труб.
— Принято «нет», сэр.
Итак, время пошло. Уже меньше 26 минут. Пальцы уоррент-офицеров и старшин прыгали по клавишам компьютеров, как пальцы пианистов, играющих блюз где-нибудь в подвале музыкального бара любого из городков южной части атлантического побережья. Там, где мир. Там, где люди живут, не зная, что русские «бумеры» превратят цветущие, шумные, наполненные спешащими счастливыми и не очень счастливыми людьми города в заполненные радиоактивной водой котлованы, дай им волю. Не держи они их на стальной цепи вот уже которое десятилетие. Да, с этой угрозой пора кончать. Политики — недоумки, это надо было сделать уже много лет назад. Не дожидаясь, пока «Лос-Анджелесы» устареют почти до уровня «используй или выбрось». Почти. Еще 5 или 7 лет, и их начнут по одной, по две выводить из списочного состава, отправляя сначала в резерв, а потом на разделку. А «Сан-Хуан» — самая старая из единиц «улучшенной серии». Впрочем, 5–7 лет — это слишком много, его самого достоверно сменят еще до этого, отберут его лодку. И что тогда? Теперь другое дело, теперь у него будет «Военно-морской крест», и теперь в послужном списке Эм-Даблъю Мартина всегда будет стоять «Саратов», один из немногочисленных атомоходов противника, потопленных в реальном морском бою. Теперь его будущее обеспечено — осталось только ждать и не подвести эскадру и флот. Выполнить все четко и профессионально и вернуться домой: к славе и удовлетворению от хорошо выполненной мужской работы. Так и будет. Это и есть жизнь.
— Как там течение?
— Вновь ослабло, сэр.
Мартин покивал: этого он ожидал. Они практически на входе в Индигскую губу. Бог знает, что здесь на самом деле за течения, но их никто не будет изучать еще лет сто: теперь уж точно незачем. При жизни следующих нескольких поколений в этих краях будут заниматься совершенно иными делами. А что потом, еще через 50–60 лет? Когда иссякнут нефть и газ, причем не просто в разведанных месторождениях, а вообще? Превратится ли Земля в пасторальный сельскохозяйственный мир, причем такой, где атомный двигатель будет наиболее распространенным сразу после паруса и весел?
Он едва не расхохотался: так было здорово, что он успел найти свое место в жизни. Вырасти и реализовать себя. Обеспечить свое будущее и будущее своих детей. Участь России и ее сателлитов решена: это было понятно еще до того, как Атлантический флот вышел из баз. Кто будет следующим? Китай? Или сначала Иран и Саудовская Аравия, что просто напрашивается после того, как Россия будет умиротворена и окончательно перестанет представлять проблему? Мартин улыбнулся снова. Без флота, без его «Томагавков» не обойдется. У арабов нет флота — там крест не заработаешь. Флот есть у корейцев и китайцев, и к соответствующему времени в умах командования должно окончательно сформироваться четкое и не допускающее оговорок мнение: будущий капитан Мартин есть не просто профессионал, а везучий человек. Большинство адмиралов — это не просто профессионалы, а статистически достоверно везучие профессионалы, по-иному не скажешь.
— Надводный контакт, сэр!
Сердце коммандера Мартина дало перебой, и сорвавшаяся с лопатки на поясницу капля пота обожгла холодом.
— Характеристики?
Голос чуть не подвел, и он пожалел, что задал вопрос: будь контакт боевым кораблем «по их душу», тон уоррент-офицера был бы другим.
— Что-то малое, сэр… Право 50, удаление около 8000 ярдов… Скорость нулевая или стремится к нулевой. Смешанный сигнал…
— Право 50? Лейтенант, пеленг мне на надонную магнитную аномалию!
Лейтенант, к которому был обращен вопрос, ответил не сразу, и коммандер едва сдержался.
— Да, сэр, тот же пеленг. Почти тот же — растворение 2–3 градуса. Внимание! Дистанция та же!
Поправился он вовремя: за слово «почти» Мартин карал так, что об этом потом рассказывали байки сменному экипажу.
— Обслуживание стационарной сонарной системы?..
Предположение поступило не от старпома или кого-то из командиров дивизионов, а от одного из уоррент-офицеров, но коммандер кивнул. Сила американского флота в значительной степени держится на прослойке этих людей, — специалистов в конкретных технических дисциплинах, временно выполняющих офицерские обязанности, но с получением патента не от имени президента, а от Министра обороны. Энсину или младшему лейтенанту он бы выступление «поперек диалога» припомнил бы потом очень неслабо.
— Согласен. Мнения?
Сразу не ответил никто. «Смешанный» сигнал, прочтенный с такой относительно небольшой дистанции, мог означать что угодно. То, что его прочитали почти на траверзе, было неудивительно: чувствительность пассивных гидроакустических систем максимальна именно на этих курсовых углах. Малый рыболовный траулер? Морской буксир? Быстрый на язык уоррент предположил, что это соответствует обслуживанию надонной системы, — вероятно, вспомогательным судном флота. Предположить такое просто по совпадению магнитной надонной и акустической надводной засветок… Это такая экзотика, какой не бывает. Но если к этому часу этого конкретного дня русские осознали, что «угрожающий период» идет полным ходом, они бросят в море любое корыто с техниками на борту, любую плавединицу из состава вспомогательных сил флота и дивизионов обороны военно-морских баз, охраны водного района, — восстанавливать активность давно законсервированных или просто заброшенных систем еще советского времени. Вновь превращать свои проливы в ощетинившийся электроникой и минами, почти не преодолимый для подводных лодок противника рубеж. И все-таки…
Коммандер видал в жизни интересные совпадения, невероятные «парные случаи», невозможно точные ответы, данные по туманным и противоречивым вводным. Будет ли это случаем такого же порядка? Или это невозможно?
— Где «Александрия», экзек?
— За пределами слышимости. Но ей нарезана позиция двадцатью милями севернее, вряд ли коммандер Виикс принял решение, противоречащее приказу.
Майкл Мартин кивнул: Тодд Виикс был «молодой, да из ранних», заметно моложе даже его. Агрессивен, умел, но очень осторожен, когда дело доходит до соблюдения точности в следовании приказам. Вряд ли приказы «Александрии» были сменены, если они остались прежними для «Сан-Хуана».
Мысли в голову не шли. Обстановка совершенно не требовала принятия каких-либо неотложных действий. В конце концов, возможность того, что в восьми тысячах ярдах от них какой-нибудь водолазный бот обслуживает точку, входящую в состав русского аналога «Колосса-2» или «Бронко», была чисто теоретической. Никаких признаков угрозы не имелось. Кроме самого факта того, что они в русских терводах, на некомфортабельно малой глубине. Собственно, стационарная система может быть не просто гидроакустической, но универсальной, и возможность ее существования считалась «вероятной в малой степени». Издевательская формулировка, придуманная каким-то умником из флотской разведки, чтобы прикрыть свою задницу. Если она существует, эффективна и задействована, то почти прямо над ними, над «Сан-Хуаном» может сейчас висеть русский противолодочный вертолет Ка-27. Уже открывший люки, отделяющие торпеду АТ-1МВ на своей внутренней подвеске от чистого свежего воздуха. Которого так не хватает здесь. Да, три условия: существует, эффективна, задействована. Забавно и страшно, что им не известна «с высокой степенью достоверности» ни одна из этих переменных. Стационарные ГАС чрезвычайно дороги, именно это привело к масштабному, пусть и не полному сворачиванию собственно американских программ аналогичного назначения три десятка лет назад. Но русские до 90-х годов деньги не экономили вообще: могли ли они дотянуть до острова Колгуева и до самой Индигской губы свой беломорский барьер? На это не было получено ответа даже тогда, когда сумасшедший русский президент дарил своим новым друзьям секретные документы буквально сотнями томов. Эта возможность существовала, и о ней прекрасно знало командование. Эффективна ли она? Тоже более сложный вопрос, чем может показаться с первого взгляда. Стационарные системы в целом относительно малоэффективны, но русским регулярно удавалось добиться неожиданно высоких результатов, используя устаревшие технологии. Даже не считая собственно «железо», среди их военно-морских систем радиоэлектронного подавления, дальнего обнаружения, наведения и целеуказания имелись типы, по содержанию несколько напоминающие набитые радиолампами и мотками медной проволоки радиоприемники 30-х годов, и даже похожего дизайна. Но при этом способные выдать эффективность, по крайней мере, сравнимую с эффективностью стоящих миллионы долларов изделий «Сарноффа» и «Рэйтеон Системз Компани».
— Какая-нибудь динамика по контактам?
— Нет, сэр. Только изменение курсового угла, соответствующее нашему ходу. Абсолютная скорость надводной единицы по-прежнему нулевая или стремится к нулевой. Что бы это ни было, он стоит на месте. И молчит.
— Ваше мнение, экзек?
— Мое мнение — «ну так и черт с ним», сэр. Это почти наверняка какой-то траулер, работающий с сетями.
— Зацепилась сеть за ржавый остов? Прямо у нас на глазах?
— Я вовсе не имею в виду именно это, сэр. Он может делать здесь все, что угодно. Даже надонная магнитная аномалия — это может быть просто артефакт. Или другой вариант. Вспомните, мы прочли ее раньше, чем собственно судно, и она может быть просто его частью: как вариант — водолазным оборудованием, опущенным на дно.
— Носители русских батискафов — это 6000 тонн водоизмещения.
— Да, но это совершенно не обязательно именно глубоководный батискаф. Что ему здесь делать? Это может быть тяжелый водолаз, работающий с колокола. Такому требуется бот в полтысячи тонн, не больше.
— Именно это я и имею в виду… Водолаз, обслуживающий систему. Да, один вариант из многих. И единственный плохой для нас. Все остальные не создают для нас ни малейшей разницы. Так?
— Да, сэр.
— И потом, предположим, что именно эта ситуация и существует в реальности. Создает ли это разницу?
— Простите?
— Я имею в виду, пусть это так, и русские заняты расконсервированием своих стационарных систем гипотетического противолодочного барьера. Две трети эффективности зависят от компонентов системы, расположенных не на дне, а на берегу. Если даже их повторно вводят в строй, тестирование и интеграция системы могут занять недели. И в любом случае она будет устаревшей на 20 лет.
— Устаревшей по сравнению с чем, сэр?
— Touche! — Коммандер поднял обе ладони на уровень плеч. — Это точно в яблочко. Наши собственные системы у Азор и Гавайев не современнее. Это верно. Но есть и еще один фактор. Уже озвученный, но находящийся в другой шкале. Сколько нам до предписанного времени залпа?
— Шестнадцать минут, сэр…
— А расчеты?
Старшие офицеры перевели взгляд на уоррент-офицера, сгорбившегося над несколькими поставленными рядом и друг на друга плоскими мониторами.
— Еще буквально несколько минут, сэр.
— Я думал, это займет меньшее время.
— Да, сэр. Но был сбой при автоматическом вводе одного из параметров. Я предпочел прервать загрузку и проверить соответствие формата заданному. На этом мы потеряли несколько минут, прошу прощения, сэр.
Коммандер повернул голову вправо и внимательно проверил выражение на лице командира отделения боевых систем.
— Работайте, уоррент-офицер, — наконец заключил он. — Я не собираюсь мешать или торопить.
— Да, сэр…
Моряк так и не повернулся: он одновременно работал правой рукой на блоке ввода цифровых данных и маневрировал на своем стульчике по горизонтали, то вздергивая голову вверх, к верхним из мониторов, то снова сгибаясь. 16 минут. Уже почти 15. Если невидимый, на самом деле не существующий вертолет наверху сбросит на них торпеду, у них будут секунды. Но приказы даются не просто так: попытка коммандера Мартина сэкономить время пребывания под угрозой, залп «Томагавками», данный за 10–15 минут до предписанного времени, приведет к срыву боевых задач десятка других лодок, ждущих своего часа дивизий у русских границ, поглядывающих на светящиеся стрелки часов диверсантов, засевших в кустах прямо под носом у часовых, тоскливо охраняющих домики и складики: входы командных пунктов, ворота, ведущие к полям ракетных шахт, хранилища тактических ядерных зарядов и так далее. Он подведет всех, а это невозможно в принципе. Поэтому он будет терпеть.
Мартин вздохнул и едва справился с искушением потянуть с шеи стальную цепочку, сжать ее в кулаке. Груз ответственности совершенно не был невыносим. Но он был очень, очень тяжел. От крепости нервов, от способности принимать правильные решения, балансируя в узком коридоре между неприемлемым риском вообще и неприемлемым риском не выполнить фактическую боевую задачу, зависело сейчас очень многое. Это вызывало удовлетворение, но это не несло в себе ни малейших признаков того удовольствия, которое он себе так долго воображал.
— Сэр? Расчет завершен и закрыт, сэр. Я начинаю тестирование.
— Отлично.
В этот раз коммандеру не требовалось задавать дополнительные вопросы. Сколько занимает «предварительное», «сухое» тестирование электроники двенадцати «Томагавков», он знал прекрасно. В общей сложности продолжительность непосредственной подготовки ракет к пуску из вертикально расположенных контейнеров составляла до 15 минут. Но большая часть включенных в алгоритм этого процесса этапов или уже прошла — начатая и оконченная даже еще до подсвплытия за возможным отбоем, — или будет завершена в ближайшие же минуты. «Томагавки» вот-вот должны перейти из статуса «постоянной готовности» в статус «одноминутной», и вот тогда и начнется уже настоящее ожидание. Способное сжечь столько нервов каждого из них, сколько не сожгут все любимые женщины на земле.
— Все тесты окончены без сбоев, сэр. Констатирую статус одноминутной готовности для всех контейнеров.
Голос уоррент-офицера потерял размеренность. Теперь он обменивался с лейтенантом, лейтенант-коммандером и двумя другими уоррент-офицерами резкими, короткими фразами, аббревиатур в составе которых было значительно больше, чем полных слов.
— Готовность навигационных систем полная, статус одноминутной готовности для всех контейнеров подтверждаю, сэр.
После того как скороговорка оборвалась и фраза командира отделения боевых систем поставила в ней жирную точку, звуки голосов в центральном командном посту «Сан-Хуана» чуть стихли. Громко гудели вентиляторы, выгоняющие нагретый воздух из чрева компьютеров, — им едва хватало мощности, чтобы удерживать температуру процессоров в пределах технической нормы. Компьютерная техника, даже замкнутая на стоящие миллионы долларов боевые системы, не была новой; смех и позор. Это отражалось и в едва ли удовлетворительном быстродействии, и даже в таких мелочах, как нарушенный баланс вентиляторов отдельных компьютеров, из-за которого они почти все время гудели, как древесные жуки.
— Время до пуска?
— Шесть минут сорок секунд, сэр.
Командир «Сан-Хуана» подавил в себе желание сказать «отлично» или что-нибудь в этом роде. Эффективность предпусковой подготовки не является самоцелью: ее задача — предотвратить сбои при собственно запуске крылатых ракет и обеспечить максимальную точность наведения в отношении «внешних» данных, не вырабатываемых электронными мозгами самой ракеты. Каждой из двенадцати, стоящих свыше 1,4 миллиона долларов в неядерном снаряжении и бог знает насколько больше в ядерном. После этой мысли он окончательно перестал отвлекаться. Шесть минут сорок секунд — это было довольно мало. А сделать за это время им нужно было очень многое. Повинуясь коротким командам своих офицеров, «Сан-Хуан» подвсплыл и еще более снизил ход. Непонятный русский бот или траулер в 6,5 тысячи ярдов перестал отвлекать кого-либо: он не имел никакого значения. Даже если их сейчас услышат, русские уже не имеют возможности предпринять эффективные меры противодействия. Они упустили время и те шансы, которые у них были, и теперь ничто их им не добавит. Включая даже визуальное обнаружение запуска с борта своей калоши, даже если она приписана к военному флоту. Им не хватит минут, чтобы навести на «Сан-Хуан» свою авиацию, даже если она уже в воздухе.
— Две минуты. Пошел обратный отсчет.
Коммандер вытер пот, промежуток между шестью и двумя минутами он не заметил вообще. Выходит, резерв в расчеты времени был заложен командованием не из перестраховки. И даже непонятно, куда ушло это время: то, которое он опасался потратить на пережигание нервов. Обратный отсчет. Лодка неощутимо качнулась, чуть развернутая вновь усилившимся восточным течением, и чтобы восстановить управляемость, ему пришлось отдать команду добавить лишние пол-узла. Курс ничего не значит для системы наведения: она развернет ракету уже в воздухе, включив собственную систему позиционирования. Но это тоже часть «профессиональной культуры». Невозможность удержать лодку в пределах параметров, «согласованных» с мозгами ракеты из-за смены тактической обстановки, почти точно собьет огневое решение. Изменение курса на градус никогда не приведет к этому, но может запустить сложную цепочку действий, которые должна будет выполнить ракета, чтобы эту мелочь компенсировать, — собственно вычисления навигационного блока, подача сигналов на рули, срабатывание механики. В какой-то микроскопической доле случаев все это в конечном итоге приведет к сбою на очередном этапе, и цель останется не поражена. Чего это будет стоить ходу войны, не способен предсказать никто.