– Пожалуйста, расскажите, что вы делали позавчера, – сказал Сано, – начиная с приезда в Ёсивару.
– Был уже поздний вечер, когда я прибыл туда со своими людьми. Мы отправились в «Оварию», где у меня была назначена встреча с проституткой. – Нитта старался говорить обдуманно, понимая, что любое неверное слово может стать для него роковым. – По приезде в «Оварию» я узнал, что эту проститутку затребовал другой мужчина, и меня попросили уступить заказ. Я согласился и вместе со своими людьми присоединился к устроенной в агэя вечеринке. Однако вскоре я вспомнил, что в городе меня ждут кое‑какие дела, которыми предстояло заняться на следующее утро, и решил уехать. Я заплатил стражникам Ёсивары, чтобы те выпустили нас за ворота. Подкуп стражников и отъезд из Ёсивары после наступления комендантского часа незначительные и довольно распространенные прегрешения и не имеют никакого отношения к убийству, – добавил он.
Сано насторожило, что министр финансов опустил в своем рассказе компрометирующие его детали. Уверенность Нитты, что он примет его версию событий и никогда не докопается до опущенных подробностей, уязвило профессиональную гордость Сано.
– С убийством вас связывают факты, которые вы не упомянули в своем рассказе, – прямо сказал он и увидел, как насторожился Нитта. – Или вы собирались сообщить мне, что уступили свое свидание правителю Мицуёси?
– Я не считал этот факт важным. – Нитта спокойно отхлебнул из своей чашки. – В Ёсиваре часто уступают заказы, и было бы абсурдно думать, что человек способен убить кого‑то из‑за потерянной ночи с женщиной.
– Люди нередко убивали друг друга, соперничая из‑за проститутки, – напомнил Сано. – А в данном случае проституткой была госпожа Глициния, женщина, которую вы любите так сильно, что оставляете за собой все ее ночи, ревнуя к остальным клиентам.
Нитта нетерпеливо взмахнул рукой.
– Кому‑то нечем заняться, кроме как распускать дурацкие, не имеющие ничего общего с действительностью сплетни. В ту ночь я действительно собирался побыть с госпожой Глицинией и являюсь ее постоянным клиентом, однако она всего лишь проститутка, одна из многих, которых я пользую. – Самодовольная улыбка мелькнула на беззубом лице Нитты, и Сано понял, что он из той категории пожилых мужчин, которые любят кичиться мужской силой и нуждаются в молодых красивых женщинах, чтобы тешить свою гордость. – Глициния не стоит моей любви или ревности. Не нужно верить всему, что вы слышите.
Терпение Сано было на исходе; как и прошлой ночью, когда его отчитывал сёгун, в нем начала закипать злость. Он постарался сохранить спокойствие, чтобы не навредить расследованию и не поссориться с Ниттой.
– Значит, вас не задело то, что Глициния развлекала правителя Мицуёси вместо вас? – спросил он.
– Ее дела меня совершенно не волнуют.
– Вы не разгневались на правителя Мицуёси, занявшего ваше место?
– Нисколько. – Нитта поставил свою чашку и встал. Отвернувшись от Сано, он с нарочитым вниманием принялся разглядывать разрисованную лесными пейзажами ширму.
– Тогда почему вас так раздосадовала необходимость уступить правителю Мицуёси? О чем вы спорили с хозяином агэя?
Нитта резко повернулся, его лицо тревожно напряглось.
– Кто вам это сказал? – Его глаза злобно вспыхнули. – Главный старейшина Макино, этот старый лизоблюд! Он был на вечеринке. Видимо, подслушивал, как обычно. – Хотя Сано никак не подтвердил догадку, Нитта убежденно кивнул: – Ладно, я должен предостеречь вас – не верьте ни слову, сказанному Макино обо мне. Несколько лет назад он попросил меня дать ему взаймы из казны огромную сумму денег. Я отказал, поскольку у него плохая репутация. С тех пор мы враги.
Макино специально лгал, чтобы подставить министра финансов? Сано ничего не слышал о распре между этими людьми, а ссору столь высоких чиновников трудно сохранить в тайне. Однако Нитта пользовался репутацией одного из немногих честных людей в коррумпированной бюрократической системе Японии.
– Я и в самом деле спорил с хозяином агэя, – продолжил Нитта, – но не потому, что огорчился из‑за Глицинии или разозлился на правителя Мицуёси. У меня был чисто финансовый интерес. Я заплатил Глицинии за ночь, то же самое сделал правитель Мицуёси. Я просил хозяина заведения вернуть деньги, а он настаивал на том, чтобы обе суммы остались у него, поскольку это обычай. – Нитта поджал губы, словно ощутил неприятный привкус. – Я вышел из себя и пригрозил закрыть его лавочку, тогда жадный хам согласился зачесть мне деньги за следующее свидание в качестве компенсации за то, которое я потерял.
Сано начал склоняться к версии главного старейшины Макино и сомневаться в правдивости министра финансов, поскольку тот говорил невероятные вещи. В среде самураев презирали деньги как грязь и считали интерес к ним ниже самурайского достоинства, и такой богатый и влиятельный человек, как Нитта, мог позволить себе гораздо большие траты, нежели оплата ночи с таю, и уж никак не пререкаться по этому поводу.
– Что вы делали после спора? – спросил Сано.
– Остался на несколько чашек саке. Около полуночи поехал домой.
– Вы вышли из агэя и направились прямо к воротам, заплатили стражникам и уехали из Ёсивары?
Взгляд Нитты стал осторожным и изучающим, словно он пытался определить, как много Сано уже известно. Тот сохранял полную невозмутимость. Спустя несколько секунд на лице Нитты появилась легкая гримаса, показавшая, что он капитулирует.
– Нет, – произнес министр финансов. – Я приказал своим людям ждать меня у ворот. Потом прошел в агэя через черный ход и поднялся наверх. Я надеялся немного побыть с госпожой Глицинией. Мне не хотелось покидать Ёсивару, не повидав ее.
Яркий румянец окрасил бледные щеки Нитты, словно кровь, пропитавшая девственно‑белый снег. Теперь Сано уже не сомневайся, что этот человек, несмотря на все возражения, испытывал к Глицинии подлинные чувства и хотел от нее большего, чем простое утоление страсти.
– Я остановился у двери в гостевые покои и прислушался, – продолжал Нитта. – Правитель Мицуёси сильно выпил, и я надеялся, что он уснет и мне удастся переговорить с Глицинией.
Сано представил министра финансов, застывшего под дверью, его лицо, искаженное страстью и ревностью, его тоску по своей даме, которая развлекает соперника.
– Я услышал ее шепот. Он прошептал что‑то в ответ, и они рассмеялись. – Глаза Нитты лихорадочно блестели от ярости, словно он думал, что парочка потешалась над ним, обманутым любовником. – Дальше слушать было невыносимо.
Поняв, что выставил напоказ интимные переживания, он спрятался под маской равнодушия и, опустившись на корточки, смотрел на Сано.
– Я тайком выбрался из агэя и присоединился к своим людям у ворот. Мы заплатили стражникам и отправились домой.
Сано почувствовал нарастающее возбуждение – Нитта признал, что находился на месте убийства в самый ключевой момент.
– Вы не входили в комнату? – спросил он.
– Не входил, – резко ответил Нитта. – Разве я недостаточно ясно выразился?
– И не видели правителя Мицуёси?
– Не видел. Но слышал их шепот, и значит, правитель Мицуёси был жив, когда я ушел. – Нитта опустился на колени, он вновь был спокоен и самоуверен. – Таким образом, я не преступник, которого вы ищете.
Мужской голос, который слышал министр финансов, мог принадлежать не правителю Мицуёси, а его убийце.
– Кто‑нибудь из присутствовавших там может подтвердить ваши слова?
Нитта покачал головой.
– Коридор был пуст.
«Значит, он мог войти в комнату, – подумал Сано, – и заколоть правителя Мицуёси». Министр финансов мог солгать, что слышал мужской голос. Ни один свидетель не может опровергнуть утверждение, что он оставил правителя Мицуёси живым.
– А что же госпожа Глициния? – спросил Сано. – Вы видели ее той ночью?
– Я уже сказал вам, что уступил свое свидание с ней и уехал, так ее и не повидав. – Нитта облил Сано презрительным взглядом. – И какая разница, видел я ее или нет?
– Госпожа Глициния исчезла, – пояснил Сано. – Похоже, она пропала примерно в то время, когда было совершено убийство.
– Ну и дела… – поразился Нитта. Его серебряные брови взлетели на лоб, в голосе послышалось беспокойство. – И никто не знает, где она?
– Я надеялся, что вы мне подскажете. – Сано не мог определить, действительно ли Нитта не знает об исчезновении Глицинии или только изображает удивление.
– К сожалению, не имею об этом ни малейшего представления. – Министр финансов удивленно взглянул на Сано. – Сёсакан‑сама, уж не сложилось ли у вас абсурдное мнение, что я причастен к исчезновению госпожи Глицинии и убийству наследника сёгуна? – В его визгливом голосе зазвучало презрение. – Это было бы глупостью чистейшей воды, а ни один глупец не дорастет до моего положения. Даже если бы я и в самом деле любил Глицинию, то все равно ни за что не стал бы красть проститутку из Ёсивары. А также совершать из‑за нее государственные преступления. Даже если бы я ненавидел правителя Мицуёси, ничто не заставило бы меня рисковать жизнью и честью ради того, чтобы его убрать.
Однако человек, потерявший голову от ревности, способен действовать в состоянии аффекта, невзирая на свой разум и инстинкт самосохранения. А Сано не сомневался, что Глициния способна кого угодно довести до аффекта. Сам он ее не любил – их связь основывалась на плотском влечении, – но догадывался, что покоренный ею мужчина пойдет на все, тишь бы единолично обладать этой женщиной.
– Какой дорогой вы прошли к воротам? – спросил он Нитту.
– Я шел по Наканотё.
– Вам не встретился по пути кто‑то из знакомых?
– Возможно. Но я не обращал внимания, поскольку спешил. – Нитта рассмеялся – это был сухой, невеселый смешок. – Вы же не думаете, что я похитил госпожу Глицинию и где‑то ее спрятал? Или убил ее и схоронил тело?
Кто‑то сделал либо то, либо другое, полагал Сано.
– Если вы этого не делали, то позволите мне обыскать ваше имение и опросить домашних.
– Как угодно, – сказал оскорбленный Нитта. – Но вы только зря потратите время.
Сано и его детективы обшарили все имение, включая кабинеты, гостиные, ванные комнаты, подвалы и кухню, казармы, кладовые, конюшни, беседку в саду, а также комнаты членов семьи и слуг. Они открывали сундуки, чаны и шкафы, достаточно большие, чтобы спрятать там человека, искали тайники. Однако не обнаружили ни следов госпожи Глицинии, ни одной улики, которая могла связать министра финансов Нитту с ней или убийством. Они опросили вассалов Нитты, его жену, наложниц, родственников и слуг – всего человек восемьдесят, – и все твердили одно и то же: «Нитта вернулся домой с вассалами, которые сопровождали его в Ёсивару; больше никого не было». В конце концов, Сано и детективы снова собрались во дворе.
– Возможно, все они лгут, чтобы выгородить Нитту, – заметил детектив Фукида, серьезный молодой человек. – Они больше преданы ему, чем режиму Токугавы.
– Спросите у стражников на контрольных пунктах, не провозил ли он в замок женщину по возвращении домой, – распорядился Сано. – Он мог заплатить им, чтобы они не заметили Глицинию.
– Но если она здесь, Нитта, должно быть, сделал ее невидимкой, иначе мы бы ее нашли. – Детектив Марумэ обладал мощным сложением тренированного бойца и веселым лицом, которое сейчас помрачнело от досады. – Он расстроился, когда узнал, что она исчезла?
– Не особенно, – ответил Сано.
– Возможно, ему известно, где находится госпожа Глициния, – предположил Фукида.
– У него мог быть сообщник, который вывез ее из Ёсивары и нашел ей убежище, – продолжил его мысль Сано.
– Это безопаснее, чем тайком привезти ее из квартала удовольствий в замок, – согласился Марумэ.
– И если так, Глициния должна быть где‑то поблизости, чтобы он мог без труда ее навещать, – сказал Сано и обратился к другим детективам: – Следите за Ниттой. Следуйте за ним повсюду, и, возможно, он приведет нас к Глицинии. Прикажите солдатам прочесать Эдо. Они должны ходить от дома к дому и арестовывать всех женщин, которые не числятся в списках проживающих, имеющихся у домовладельцев.
Дверь особняка открылась, и во двор вышел Нитта.
– Вы закончили, сёсакан‑сама? Я могу идти по своим делам? – укоризненно осведомился он.
Сано кивнул и поклонился, признавая поражение.
– Его превосходительству будет неприятно узнать, что вы потратили так много времени на меня, вместо того чтобы искать убийцу его наследника, – не отказал он себе в удовольствии уколоть Сано. – Но чтобы вы не подумали, будто я питаю к вам неприязненные чувства, дам небольшой совет. Если вы ищете вероятного преступника, присмотритесь к хокану по имени Фудзио.
Хоканом называли мужчину‑актера, исполняющего песни и играющего на музыкальных инструментах для гостей в Ёсиваре, а также для богатых сановников и торговцев в Эдо.
– С какой целью?
– Фудзио навещал госпожу Глицинию, когда она только стала проституткой. Любовь к ней является темой его наиболее популярных песен. Однако когда Глициния доросла до положения таю, она отвергла его ради клиентов‑самураев. Из‑за этого Фудзио был очень зол и страшно ревновал ее к новым любовникам, в том числе и к правителю Мицуёси.
Министр финансов говорил это так значительно, словно хотел убедить Сано, что у Фудзио был повод для убийства Мицуёси и Глицинии. Но Сано был уверен, что Нитта пытается отвести подозрение от себя и подставить хокана.
– Фудзио выступал на той вечеринке в «Оварии», – продолжал Нитта. – Он вполне мог проникнуть в гостевую комнату, убить Мицуёси и похитить госпожу Глицинию.
Или сам Нитта убил правителя Мицуёси, а теперь пытается уничтожить человека, которому посчастливилось насладиться благосклонностью его проститутки.
– Спасибо за информацию. – Сано сохранил на лице бесстрастное выражение. Он не верил Нине, но ему отчаянно требовались версии. Он решил навестить Фудзио независимо от того, чем руководствовался Нитта, навлекая подозрение на хокана.
Сано ехал со своими людьми по улице и, обернувшись на цокот копыт позади, увидел начальника полиции Хосину и отряд солдат, подъехавших к ворогам министра финансов Нитты.
Местом проведения миаи был выбран театральный район Сару‑вака‑то.
Хирата и его отец, одетые в свои лучшие шелковые кимоно и прихватившие лучшие мечи, шли по улице с Сэгоси, капитаном дворцовой стражи, которого Сано попросил исполнить роль посредника. За ними следовали два вассала семьи, мать Хираты и ее служанка.
Погода была ясной, и жизнь в районе била ключом. Здания театра украшали разноцветные знамена с названиями спектаклей. Пение и взрывы аплодисментов неслись из окон. В башенках на крышах мужчины стучали в барабаны, призывая зрителей. Люди теснились в чайных домиках, стояли в очередях к билетным будкам, кутаясь в одеяла, чтобы не замерзнуть во время представлений, которые длились целый день. Ароматный дымок поднимался над уличными жаровнями, где торговцы жарили каштаны. Однако процессия шествовала в торжественном молчании, и чем ближе они подходили к месту назначения, тем сильнее волновался Хирата.
Они отошли на обочину, пропуская свадебный кортеж. В паланкине ехала невеста в белом кимоно. Ее сопровождали друзья, родственники и люди с фонарями.
– Это благоприятный знак для миаи, – сказал капитан Сэгоси. Добродушный пожилой самурай явно пытался поднять настроение своих спутников.
– А я полагаю, что попавшаяся навстречу свадебная процессия – это предзнаменование неудачи, – раздраженно проговорил отец Хираты. Он шел, сильно прихрамывая: хромота осталась после несчастного случая, из‑за которого ему пришлось уйти из полиции. – Я участвую в миаи вопреки собственной воле и предпочел бы развернуться и пойти домой, пока мы не сделали шаг, о котором будем сожалеть.
– Но ведь все подготовлено, – встревожился Хирата. – Если сейчас повернуть назад, это будет крайне невежливо. И нам не придется сожалеть по поводу моей женитьбы. Мидори‑сан хорошая, достойная партия и для меня, и для семьи.
Этот спор начался три месяца назад, когда Хирата сообщил родителям, что хочет жениться на Мидори, и попросил их согласия. Они были против, и согласились на миаи только после официальной просьбы Сано, которому не могли отказать.
Тень неодобрения легла на широкое морщинистое лицо отца Хираты.
– Достойные союзы заключаются только между равными партнерами. Мы – хатамото – потомственные вассалы Токугавы. Правитель Ниу – сторонний даймё. Его клан принес клятву верности Токугава только после поражения в битве при Сэкигахаре.
– Эта битва закончилась почти сто лет назад, – возразил Хирата. – С тех пор Ниу являются преданными союзниками Токугавы, как и мы. Неужели нельзя забыть прошлое?
– Традиции слишком важны, чтобы предать их забвению. – Голос отца зазвенел от возмущения. – Это основа нашего общества. И клан Ниу наверняка жаждет этого союза не больше, чем мы. Если женишься на этой девице, ее родственники тебя никогда по‑настоящему не примут, как и мы ее.
Хирата оглянулся на мать. Маленькая, но грузная, скромно одетая во все серое, она улыбнулась, показав, что сочувствует ему, но согласна с мужем. Капитан Сэгоси испытывал неловкость, оказавшись в центре семейного спора.
– Почему ты не хочешь заключить союз с одной из подходящих семей, предлагающих тебе своих дочерей? – спросил отец.
Когда Хирата оставил низкую должность досина и стал главным вассалом сёсакана‑самы, его статус на рынке женихов значительно поднялся. Теперь семья рассчитывала на лучшую партию, чем могла надеяться до повышения. Когда Хирата получил место в кругах, близких к сёгуну, предложения от высокородных кланов так и посыпались. Но пройдя через множество миаи, Хирата отверг всех молодых дам, представленных ему.
– Мидори Ниу – единственная женщина, на которой я хочу жениться, – сказал он. – Я люблю ее. Она любит меня.
Отец плюнул от отвращения.
– Любовь не важна при выборе невесты. Значение имеют положение в обществе и обязательства перед семьей. Если ты женишься на подходящей женщине, вы оба после свадьбы научитесь любить друг друга, как мы с твоей матерью. – Он остановился посреди улицы. – Я не могу одобрить этот союз, хотя его и одобряет сёсакан‑сама. Тебе следует жениться на моей избраннице, потому что сам ты не способен сделать мудрый выбор.
Мать Хираты опустила голову, молчаливо соглашаясь с мужем. Хирата в отчаянии использовал последний аргумент.
– Я уважаю ваше мнение, досточтимый отец, – проговорил он, – но должен напомнить, что моя женитьба на Мидори Ниу способна решить большую проблему.
Этой проблемой являлась хроническая нехватка денег. У Хираты были старые и хворые дед с бабкой, две вдовые сестры с маленькими детьми, много нуждающихся родственников, а кроме того, на иждивении находились постоянные вассалы и слуги. К сожалению, отец Хираты зарабатывал немного, обучая офицеров полиции боевым искусствам. Хирата, как мог, помогал семье, однако даже его солидного жалованья не хватало. Ему нужен был брак, выгодный в финансовом отношении, и он надеялся, что этот довод убедит родителей.
Хотя Ниу был покоренным кланом и после битвы при Сэкигахаре у него отобрали наследственный домен, он оставался одной из самых могущественных семей в Японии. Первый сёгун Токугава понял, что если не умиротворить покоренных врагов, те впоследствии могут взбунтоваться. Он подарил Ниу владения в Сацуме и право управлять всей этой провинцией. Правитель Масамунэ Ниу, нынешний даймё, обладал огромными богатствами, и женившийся на его дочери мог рассчитывать на хорошее приданое.
Отец Хираты покраснел, сознавая всю важность брака, которому он сопротивляется.
– Это единственная причина, по которой я вынужден обсуждать возможность женитьбы между тобой и этой девицей – И он снова неуклюже захромал по улице.
– Мы пришли! – весело объявил капитан Сэгоси, похоже, решивший всячески содействовать семье в успешном проведении миаи. – Театр «Морита‑за». – Это было большое здание с расписанным сценками из пьес фасадом. Перед ним стоял отряд солдат с гербами в виде стрекоз на флагах, укрепленных у них за спиной. – Смотрите, правитель Ниу уже прибыл и, видимо, ожидает нас с дочерью внутри.
– Что за показуха, – пробормотал отец Хираты.
Тот бросил на него взгляд, полный мольбы отбросить свою зависть и предубеждение. Капитан Сэгоси купил у слуги в будке билеты, и они вошли в «Морита‑за».
В продуваемой сквозняками комнате стоял многоголосый шум. Пьеса только что закончилась, и на сцене играл на самисэне одинокий музыкант. В расположенных ярусами вдоль стен ложах люди ожидали следующего представления. Большинство зрителей устроились на полу, разделенном на отсеки невысокими перегородками. Хирата осмотрелся и заметил Мидори в отсеке рядом со сценой. Свет, струившийся через окна верхней галереи, падал на ее ярко‑красное кимоно. Их взгляды встретились, и его сердце подпрыгнуло. Она улыбнулась и быстро отвернулась. Миаи должно казаться случайной встречей, чтобы в случае неудачи обе семьи могли сделать вид, что сватовства вовсе не было, и таким образом сохранить лицо.
Хирата вел своих спутников вдоль перегородок, мимо продавцов закусок и напитков. Он остановился возле Мидори, которая сидела с пожилой женщиной, двумя служанками и двумя самураями средних лет. Охваченный волнением Хирата опустился на колени и поклонился, его примеру последовали спутники. Мидори быстро взглянула на него широко раскрытыми, серьезными глазами и опустила очи долу.
– Приветствую вас… – Голос Хираты дрогнул.
В ответ послышалось вежливое бормотание.
– Какая неожиданная встреча! – сказал капитан Сэгоси.
Он уверенно играл роль посредника, и Хирата узнал, что старуха в черном – бабка Мидори по отцовской линии, а другие женщины – ее фрейлины. Старший из самураев, суровый мужчина по имени Окита, был главным вассалом правителя Ниу. Хирата едва заметил этих людей, сосредоточив свое внимание на правителе Ниу.
Ростом даймё был невелик, но имел широкую грудь и в своих красно‑коричневых одеждах, украшенных гербами в виде золотых стрекоз, выглядел очень величаво. Его загорелое квадратное лицо встревожило Хирату. Оно было абсолютно асимметрично. Правая половина казалась скошенной; глаз смотрел куда‑то в пространство.
– Пожалуйста, присоединяйтесь, – сказал правитель Ниу и улыбнулся Хирате левой половиной рта.
Пока Хирата и его семья рассаживались, Мидори сидела, замерев от страха и не осмеливаясь поднять глаза, сердце колотилось в груди. «Пожалуйста, – молила она в душе, – пожалуйста, пусть наши семьи согласятся на наш брак!» Если не согласятся – она обречена, поскольку любовь была не единственной причиной, по которой она должна выйти замуж за Хирату.
В период ухаживания они много времени проводили вдвоем и держались свободнее, чем это было принято между не связанными семейными узами молодыми людьми. Дружба с Рэйко и Сано позволяла им постоянно находиться рядом, и они не преминули воспользоваться этим. Рэйко думала, что Мидори у госпожи Кэйсо‑ин, Кэйсо‑ин считала, что та с Рэйко, а Мидори в это время встречалась в безлюдных садах или пустых складских помещениях с Хиратой. И невинные объятия привели к весьма серьезным последствиям.
Она вспыхнула от удовольствия и стыда, припомнив, как они с Хиратой лежали обнаженные в сумраке сосен. Как жаждала слиться с ним в единое целое! И как теперь сожалела о своей неосторожности, мучимая тошнотой и тяжестью в животе. Мидори вдела в иголку красную нить и воткнула ее в стенку туалета в надежде, что старое народное средство поможет вернуть месячные, но безрезультатно. Она беременна.
Теперь она слушала, как собравшиеся обмениваются вежливыми фразами. Никто не зная о ее проблеме, даже Хирата. Она никому не сказала об этом. Не могла сознаться в своем позоре и допустить, что, если они с Хиратой не поженятся, будет носить незаконного ребенка, обесчестит себя и сломает жизнь.
– Традициями вашей семьи можно гордиться, не так ли? – обратился Ниу к отцу Хираты. – Как я понимаю, ваши люди служили сёгунам, начиная с режима Камакуры, четыреста лет назад.
– Да, верно.
Отец Хираты показался Мидори жестким и страшным, он был явно благодарен даймё за признание заслуг семьи. Она немного расслабилась, надеясь, что отец и дальше поведет себя как полагается.
– А вы заслужили безупречную репутацию в полиции. – Правитель Ниу улыбнулся половиной рта. – Именно такие люди, как вы, поддерживали порядок в обществе и превратили Эдо в великую столицу.
– Это высокая оценка из уст правителя целой провинции, – поклонился отец Хираты, явно потеплевший к даймё. – Ваша доброта превосходит мои заслуги.
Правитель Ниу усмехнулся, явно скромничая:
– О, я всего лишь покорный надсмотрщик за деревенским имением, пожалованным мне кланом Токугава. – Он повернулся к Хирате: – Значит, вы главный вассал сёсакана‑самы сёгуна?
– Да, господин, – торжественно ответил Хирата, его лицо было серьезно. В душе Мидори поднялась волна нежности к нему за то, что он так сильно старается казаться подходящей партией.
– То, что сёсакан‑сама доверяет вам в столь молодом возрасте так много ответственных задач, хорошо вас характеризует, – сказал правитель Ниу. Его левый глаз изучал Хирату, правый смотрел в сторону. – Еще я слышал, что вы занимаетесь убийством правителя Мицуёси. Что удалось узнать?
Покраснев, Хирата кратко рассказал о ходе расследования, упомянув подозреваемых, исчезнувшую проститутку и ее дневник.
– Проворство и инициативность, – весело одобрил правитель Ниу. – Именно этого я и ожидал.
Родители Хираты сияли от гордости. Капитан Сэгоси улыбался. Мидори и Хирата обменялись быстрыми, ликующими взглядами.
– Как я понимаю, ваша дочь является любимой фрейлиной матери его превосходительства, – сказал отец Хираты правителю Ниу и обратился к Мидори: – Вы умеете музицировать?
Мидори напряглась, понимая, что он хочет узнать, обладает ли она необходимыми дамам умениями, и следует достойно пройти это испытание.
– Да, – неуверенно ответила она. – Я с детства играю на самисэне.
– Вы изучали каллиграфию, икебану и чайную церемонию?
– Я очень старалась. – Мидори погрызла ноготь, но, увидев, что бабка нахмурилась, быстро опустила руку и постаралась выглядеть скромной, женственной – идеальной невесткой.
Отец Хираты кивнул, и она решила, что произвела на него благоприятное впечатление.
– Да, моя дочь настоящая награда, – злобно проговорил правитель Ниу. – И вы намерены похитить ее у меня, как Токугава похитили земли предков после битвы при Сэкигахаре.
Воцарившаяся было гармония разрушилась. Мидори увидела озадаченное лицо Хираты и его спутников и ужас в глазах бабки и Окиты. У нее упало сердце – именно этого она и боялась.
Масамунэ Ниу, рассудительный, умелый правитель, имел одну странность – он носился с маниакальной идеей, что с его кланом поступили несправедливо. Теперь Мидори не сомневалась, что его лесть была завуалированной враждебностью по отношению к семье Хираты, и он с самого начала собирался воспротивиться браку.
– Вам мало того, что ваши предки помогли Токугаве затоптать мой клан в грязь, – с горечью сказал Ниу Хирате и его отцу. – Мало того, что бакуфу ежегодно изымает у меня миллионы кобан в виде налогов. Вы, алчные невежды, хотите моей плоти и крови?
Сколько Мидори себя помнила, в ее семье тщательно избегали упоминания о Токугаве и битве при Сэкигахаре, чтобы не разбудить необузданный нрав правителя Ниу. Но они не могли удержать его от воспоминаний о них в неподходящее время и тем распалять себя. И хотя родственники правителя Ниу пытались оградить его от общения с другими людьми, чтобы он своим поведением не позорил их и не создавал проблем, постоянно сдерживать его они не могли. Однажды, когда сборщики податей Токугавы взяли с него крупную дань, правитель Ниу вскочил на коня и поскакал по деревне, направо и налево рубя невинных крестьян. Клану до сих пор удавалось скрывать его выходки, и ни бакуфу, ни общество не знали о них… пока. Какое несчастье, что его одержимости суждено помешать миаи!
– Господин, – осторожно сказал Окита правителю Ниу, – возможно, это неподходящее время, чтобы копаться в прошлом.
Не обращая внимания на своего вассала, правитель Ниу снова обратился к Хирате и его спутникам:
– Мне совершенно ясно, что вы сговорились с кланом Токугава захватить мою провинцию, украсть мои деньги и уничтожить весь мой клан.
Ошарашенные Хирата и его отец сидели с открытыми ртами. Мидори съежилась от страха, а ее бабка печально качала головой.
– При всем уважении, досточтимый правитель Ниу, это нелепо! – выпалил отец Хираты. – Мы пришли с миром, чтобы обсудить возможность соединения наших семей через брак между вашей дочерью и моим сыном.
Мидори очень хотелось объяснить поведение даймё и умолять Хирату и его семью о прощении, но она была слишком напугана и только беспомощно наблюдала за происходящим. Правитель Ниу поднялся.
– Я ни за что не позволю моей дочери выйти замуж за выродка такого негодяя, как ты! – крикнул он отцу Хираты. Люди в других ложах замолчали и уставились на правителя Ниу. Его асимметричное лицо перекосилось, глаза сверкали ненавистью. – Ты грязный вор, подлый лизоблюд и вонючий убийца!
Мать Хираты и капитан Сэгоси в ужасе отшатнулись. Отец Хираты вскочил.
– Как вы смеете меня оскорблять! – От гнева его лицо зарделось. – Я человек чести и не потерплю недостойного обращения от стороннего правителя. Возьмите свои слова назад, или я…