– Я должна спросить у мужа, могу ли снова с ним работать, – решила она.
– Я буду, рада за вас, если он скажет «да», потому что знаю, как вы этого хотите. – Вздохнув, Мидори посмотрела на свои обкусанные ногти. – А вы порадуетесь за меня, если мой миаи пройдет успешно.
Однако, даже высказав свое решение вслух, Рэйко мучилась сомнениями. Она страстно хотела сотрудничать с Сано; кроме того, ей было невыносимо оставаться в стороне, когда трудное расследование угрожает их жизням. Она может оказаться ему полезной, как бывало прежде. Ей нужно волнение, а не скука, действие, а не безделье, возрожденная страсть с Сано, а не осторожная сдержанность отношений. Но ужас перед ошибками, которые могут окончательно разрушить их брак, поселил в ее душе черную, зловещую пустоту.
– Надеюсь, что мы с Хиратой‑сан скоро поженимся, – вздохнула Мидори.
И все же самурайский дух не позволил Рэйко уступить страху и без боя смириться с поражением.
– Надеюсь, что смогу принять участие в расследовании убийства наследника сёгуна, – сказал она.
Поиски госпожи Глицинии привели Хирату в такие уголки Ёсивары, куда попадали лишь редкие посетители. В сопровождении владельца «Великого Миуры» – тот должен был опознать Глицинию – Хирата обыскивал каждый чайный домик, каждую лавку, каждый бордель.
Он видел таю, обитающих в роскошных апартаментах, и дешевых женщин, ютившихся в жалких казармах. Видел деревянные ванны с грязной водой, полные обнаженных женщин. Маленькие девочки трудились на кухнях, а проститутки жадно рыскали в хранилищах продовольствия, поскольку им было запрещено есть в присутствии клиентов. Большая часть женщин были угрюмыми, несчастными либо смирившимися со своей участью. В одном доме они сердито ругались между собой, словно кошки, запертые в клетке; в другом какая‑то девушка стонала, лежа на матрасе, пока служанка смывала кровь у нее между ног. Запах грязного человеческого тела витал в борделях, и Ёсивара окончательно утратил для Хираты свою привлекательность. Куда бы он ни шел, его пути пересекались с людьми начальника полиции Хосины, однако госпожу Глицинию отыскать не удавалось. Никто не видел, таю после того, как прошлым вечером ее процессия проследовала к агэя. Она бесследно исчезла вместе со своим дневником.
Обескураженный Хирата брел по Наканотё. День клонился к вечеру, и в квартале становилось холоднее и темнее. Продолжал падать снег; вдоль строений выросли небольшие сугробы. Носимые ветром снежинки жалили Хирате щеки и сверкали в падавшем из окон свете. Улицы были пусты, если не считать полицейского патруля, поскольку все посетители, которых по‑прежнему удерживали в Ёсиваре, нашли себе убежище в домах. Хирата дошел до ворот, где вышагивали два стражника, закутанные в плащи с капюшонами. Те остановились и поклонились ему.
– Вы были на посту прошлой ночью? – спросил Хирата.
Один из стражников был худым, с грубо вырубленным лицом, другой – массивным и смуглым. Оба кивнули.
– Госпожа Глициния выходила за ворога? – продолжил Хирата.
Смуглый стражник пренебрежительно рассмеялся.
– Проститутки не могут проскользнуть мимо нас. Они пытаются, но мы всегда их ловим. Иногда они маскируются под служанок, но мы здесь всех знаем и им не удается нас провести.
– Женщины, бывает, подкупают носильщиков, чтобы те пронесли их в сундуках или бочках, – подхватил худой стражник, – но мы проверяем каждую емкость, прежде чем пропустить в ворота. Они знают, что шансов убежать практически нет, но не прекращают попыток.
После всего увиденного Хирата не винил этих женщин.
– Но раз Глицинии нет в Ёсиваре, значит, она каким‑то образом выбралась отсюда.
Хирата и стражники посмотрели на гладкую, оштукатуренную стену, опоясывающую квартал удовольствий. Она поднималась над присыпанными снегом крышами и не прилегала к зданиям.
– Ей пришлось бы забраться на крышу, перепрыгнуть оттуда на стену, а на другой стороне перебраться через ров, – сказал худой стражник. – Ни одной женщине это еще не удавалось.
– Что, по‑вашему, случилось с Глицинией? – спросил Хирата.
Стражники переглянулись и покачали головами.
– Мы не выпускали ее за ворота, – заявил смуглый.
– И готовы поклясться в этом своими жизнями, – вторил ему приятель.
Они явно боялись, что их могут сурово наказать за побег подозреваемого в убийстве. Хирата сочувствовал стражникам, поскольку его собственное будущее было под угрозой. Если они с Сано не смогут выполнить свой долг и поймать убийцу, его снимут с должности, сошлют или принудят совершить ритуальное самоубийство; он никогда не женится на Мидори. Хирата подумал о предстоящем миаи, в душе смешались радость и мрачные предчувствия.
Он часто влюблялся за двадцать пять лет своей жизни, но до Мидори ни разу не испытывал к женщине такого чувства и желания. Они решили, что были возлюбленными в прошлой жизни и их душам предначертано снова воссоединиться. Их духовная близость питала физическую страсть. Стремление быть вместе усилило их нетерпение в ожидании свадьбы. Однако свадьба была гораздо сложнее влюбленности. Хирата надеялся, что встреча его семьи с семьей Мидори закончится удачно, и боялся, что расследование не позволит ему принять участие в миаи.
Отбросив свои тревоги, он сосредоточился на проблемах, которые должен решить. Возможно, Глициния стала невидимой и улетучилась как призрак, но Хирата предпочитал более простые объяснения. Живой ли, мертвой ли Глициния покинула квартал удовольствий – кто‑то придумал действенный способ незаметно убрать проститутку с территории Ёсивары.
– Последней госпожу Глицинию видела ее яритэ примерно после часа свиньи, – сказал Хирата. – Кто покидал Ёсивару между этим часом и временем, когда было обнаружено убийство правителя Мицуёси?
Стражники напряглись.
– Никто, – отозвался худой. – Ворота запираются в полночь, с наступлением комендантского часа. Все, кто не успел покинуть Ёсивару, вынуждены были оставаться до утра. Это закон.
– Но ведь прошлой ночью не все остались, так? – Хирата знал, что определенная сумма может открыть ворота квартала удовольствий и после комендантского часа. Увидев испуг на лицах стражников, он продолжил: – Я не стану наказывать вас за взятку, просто скажите: кто уехал из квартала прошлой ночью?
Мужчины обменялись осторожными взглядами, потом худой неохотно проговорил:
– Кинуэ, торговец маслом, с несколькими слугами и друзьями.
Хирата знал, что этот человек владеет большим магазином в Нихонбаси.
– Кто еще?
– Компания из клана Мори с телохранителями, – промолвил смуглый.
Эта информация заинтересовала Хирату: Мори, были могущественными бандитами, имевшими плохую репутацию.
– И Монзаэмон Нитта, министр финансов, с вассалами, – добавил худой стражник.
Хирата нахмурился, встревоженный, что в исчезновении Глицинии и убийстве правителя Мицуёси могут быть замешаны высокие чиновники из бакуфу.
– Как все эти люди передвигались?
– Кинуэ и его спутники пришли и ушли пешком к речным паромам, – пояснил смуглый стражник. – Отряд Мори ускакал по дамбе верхом.
Поскольку закон разрешал передвигаться верхом только самураям, торговец ушел пешком. Мори же были рёнинами – самураями, у которых нет хозяина, – поэтому могли ездить на лошадях. Хирате показалось маловероятным, что госпожа Глициния могла быть с кем‑то из них. Женщины не ездили верхом, и если Глициния осмелилась на это прошлой ночью, то рисковала быть замеченной патрулировавшими солдатами. Женщина, идущая пешком в группе мужчин, выглядела бы не менее подозрительно. Однако отчаявшаяся беглая проститутка могла рискнуть, найдя готовых помочь сообщников.
– Вассалы министра финансов тоже были верхом, – сказал худой стражник. – Но его самого за воротами квартала ожидал паланкин.
Волнение охватило Хирату. Паланкин делал Нитту более вероятным фигурантом, чем других. Каким бы образом Глициния ни выбралась за ворота, паланкин мог безопасно и незаметно доставить ее к месту, известному министру финансов. Хирата поблагодарил стражников и побрел сквозь снежную круговерть искать Сано.
Двадцать остальных гостей вчерашней вечеринки в «Оварии» были высокопоставленными членами бакуфу и их вассалами. В ходе продолжительного обыска в Ёсиваре Сано и его детективы установили шестерых мужчин, а также проституток, развлекавших их в агэя, и выяснили, что они не разлучались во время совершения преступления. Было очевидно, что никто из этих людей не покидал вечеринку, дабы пробраться наверх, и не имел причин убивать наследника сёгуна. Еще первых гостей Сано обнаружил в чайном домике «Цутая».
«Цутая» занимал нижний этаж здания у задней стены квартала. На цилиндрическом фонаре у входа красовались иероглифы, обозначающие его название; в щелях закрытых ставен мерцал свет. Сано стряхнул с себя снег и вошел. В изысканно обставленной комнате, в нише, стояла фарфоровая ваза с голыми ветками, служанка подавала напитки пятерым мужчинам. От угольных жаровен исходило тепло, но когда присутствующие обернулись и посмотрели на Сано, воздух, казалось, заледенел от их враждебности.
Мужчина, сидевший перед нишей, заговорил:
– Приветствую вас, сёсакан‑сама.
Сано опустился на колени и поклонился.
– Приветствую вас, досточтимый главный старейшина Макино.
Главный старейшина был одним из пяти сановников, явившихся советниками Токугавы по вопросам государственной политики и составлявших высший эшелон бакуфу. У него было иссохшее тело, кости черепа проступали под туго натянутой кожей лица; черное кимоно подчеркиваю смертельную бледность. Его вассалы, а по совместительству телохранители и секретари, сидели вокруг.
– Полагаю, вы пришли допросить меня в связи с убийством правителя Мицуёси, – произнес Макино.
– Если вы позволите, – осторожно отозвался Сано, поскольку Макино был его недоброжелателем. Этот могущественный человек однажды обвинил Сано в государственной измене, чем едва не погубил его.
– Я мог бы предоставить вам информацию, – сказал Макино, – на определенных условиях. Выпьем?
Он жестом подозвал служанку, которая налила ему и Сано саке. Они осушили чашки, и Сано почувствовал, как подогретое спиртное разнесло по телу тепло.
– Каковы же условия? – спросил он. Выживание в бакуфу обеспечивалось по принципу «ты – мне, я – тебе», однако Сано настораживали условия, которые мог предложить Макино.
– Остальные участники вечеринки подтвердят, что во время, когда произошло убийство, я был с ними. – Макино затянулся из своей трубки и выпустил дым сквозь коричневые зубы. – То же самое может сделать персонал «Оварии». Таким образом, я не убивал Мицуёси. Вы не найдете никаких улик, подтверждающих, что я каким‑то образом замешан и ее смерти.
Не торопясь с выводами, Сано молча ждал продолжения.
– Я готов снабдить вас доказательствами, на поиски которых при других обстоятельствах вам потребовалось бы немало времени. – Макино сделал отвратительную гримасу, долженствующую означать улыбку. – А время очень дорого, не так ли?
Действительно, очень дорого.
– Что вы хотите получить взамен? – спросил Сано.
– Вы исключаете меня из списка подозреваемых. – Главный старейшина говорил спокойно, но жилы на его шее надулись словно канаты: он понимал, – Сано может объявить его подозреваемым в убийстве и погубить из‑за того, что он оказался не в то время и не в том месте. На мгновение Сано почувствовал соблазн отомстить Макино за все свои несчастья, причиной которых тот стал, но устоял. Воспользоваться убийством в корыстных целях было бы нечестно, к тому же он сам не менее уязвим, чем Макино. Разверни он кампанию, чтобы продвинуться за счет своих врагов, и следующая кровавая баня поглотит его самого. Кроме того, ему нужна любая достоверная информация.
– Хорошо, – согласился Сано, – но если я обнаружу, что вы причастны к убийству, наше соглашение будет разорвано.
Макино высокомерно смотрел на Сано запавшими глазами, но его облегчение было очевидным. Он жестом приказал служанке подать еще одну порцию саке. Они с Сано выпили.
– Среди участников вечеринки есть четыре человека, которых вы не найдете в Ёсиваре, – промолвил Макино.
– И кто же это? – спросил Сано.
– Досточтимый министр финансов Монзаэмон Нитта и три его старших вассала.
В обязанности министра финансов входил контроль за сбором налогов на торговлю, на доходы от имений даймё – феодальных правителей японских провинций – и за другими поступлениями в казну Токугавы. Это был важный пост, и его занимал один из наиболее доверенных вассалов сёгуна.
– Куда направился Нитта‑сан? – спросил Сано, понимая, насколько рискует, уводя расследование в высокие эшелоны бакуфу.
– Не имею понятия, но он со своими людьми уехал из квартала в разгар вечеринки. – Макино усмехнулся, явно понимая растерянность Сано и наслаждаясь ею.
– Почему он уехал?
– Он был не в настроении. – Посасывая свою трубку, главный старейшина вынуждал Сано тянуть из него каждый факт.
– Отчего же? – терпеливо спросил тот.
– Из‑за госпожи Глицинии. Он ее постоянный клиент и весьма очарован ею. – Макино покачал головой, показывая свое презрение к глупцу, влюбившемуся в проститутку. – Теперь, когда правителя Мицуёси нет, он ее единственный клиент. Она очень разборчива.
По обычаю таю может выбирать себе клиентов, и ее высокая цена компенсирует их небольшое количество.
– Нитта так ревнив, что оплачивает каждую ее ночь независимо от того, приходит сам или нет, лишь бы только знать, что она не принимает кого‑то другого. Но он узнал, что недавно, когда дела не позволили ему приехать в Ёсивару, к госпоже Глицинии дважды наведался правитель Мицуёси. Нитта был вне себя от гнева. А вчера, когда он приехал в Ёсивару, рассчитывая провести ночь с госпожой Глицинией, хозяин «Оварии» сообщил ему, что ее требует правитель Мицуёси, и попросил уступить.
Уступка представляла собой процедуру, в ходе которой один клиент прерывал договоренность другого о встрече с проституткой. Когда клиент условился о встрече с проституткой, а второй возжаждал ее в ту же ночь, агэя при определенных условиях просит первого клиента уступить свою очередь. Такой оборот мог не нравиться первому клиенту, однако правила вежливости обязывали его уступить, если соперник был постоянным посетителем этой проститутки или занимал более высокое положение.
– Откуда вам все это известно? – осведомился Сано.
– Я обязан все знать о своих коллегах. – Другими словами, Макино шпионил за министром финансов и другими чиновниками. – Кроме того, я подслушал, как Нитта прошлой ночью спорил с хозяином «Оварии».
– Что он говорил?
– Нитта не хотел уступать Глицинию, тем более что это была ее третья встреча с правителем Мицуёси, и она должна была переспать с ним. Но Нитта не осмелился открыто оскорбить наследника сёгуна своим отказом. Поэтому сдался и присоединился к нашей вечеринке. Он с мрачным видом устроился в углу и пил. Когда Глициния приехала и встретилась с правителем Мицуёси в соседней комнате, Нитта подглядывал за ними через отверстие в перегородке. А когда они пошли наверх, выскочил из дома. Ясно, что ему было невыносимо там оставаться, пока Глициния развлекает другого мужчину прямо у него над головой.
– После этого вы видели министра финансов? – спросил Сано.
– Нет. Я остался на вечеринке, а он больше не возвращался.
Однако Нитта мог тайком пробраться в дом, подняться наверх и убить человека который лишил его ночи с возлюбленной.
– Во время вечеринки вы не слышали наверху каких‑либо необычных звуков? – задал Сано новый вопрос.
– Я вообще ничего не слышал. Музыка звучала очень громко, не менее шумными были и гости.
Сано подумал, что же могло случиться с Глицинией. Она тоже погибла от руки своего постоянного клиента? Эта мысль обескуражила его, как и вероятность впервые в жизни расследовать убийство бывшей любовницы.
– Вот и вся моя история, – закончил Макино. – Могу я спросить, когда мы с другими задержанными сможем покинуть Ёсивару?
– Как только мои люди составят списки всех присутствующих в квартале, ответил Сано.
Главный старейшина посмотрел на него с надеждой.
– Я передал вам в руки вероятного виновника преступления. Мне кажется, это честная плата за вашу снисходительность?
– Ваши показания не доказывают вину министра финансов Нитты, – возразит Сано, – и не объясняют, каким образом госпожа Глициния выбралась из Ёсивары.
Дверь в чайный домик открылась, и Сано, обернувшись, увидел Хирату с красным, обветренным лицом.
– Прошу прощения, сёсакан‑сама, – поклонился тот, – но мне удалось обнаружить кое‑что важное.
По дороге Сано и Хирата сравнили результаты своих следственных действий.
– Ревность министра финансов Нитты могла стать мотивом желать смерти правителю Мицуёси, – размышлял Сано, – а его привязанность к госпоже Глицинии – это причина, по которой он мог вывезти ее из Ёсивары.
Впереди, за рядами ресторанчиков и борделей, стражники открыли ворота. Мужчины выходили из домов и покидали Ёсивару. Небо напоминало размытый мазок туши на влажной бумаге; порывистый ветер, швыряющий в лицо пригоршни снега, обещал неприятное ночное путешествие домой.
– Нитта мог увезти госпожу Глицинию в паланкине, сказал Хирата. – Он больше подходит на роль подозреваемого, чем яритэ.
«Если, конечно, она не признается под пыткой», – отметил про себя Сано, с беспокойством думая, где может быть Хосина.
– Мы допросим Нитту завтра… если он не убежал из города вместе с Глицинией.
У ворот, где их ждали детективы, Сано заметил, что Хирата неуверенно поглядывает на него, словно не решается что‑то сказать.
– Что‑нибудь еще? – спросил он.
– О нет, – напряженно отозвался Хирата. – Просто у меня завтра миаи…
Поглощенный расследованием, Сано совершенно забыл о миаи, в котором как посредник Хираты должен играть ключевую роль, и расстроился.
– Хирата‑сан, прости, но, боюсь, я не смогу присутствовать.
– Ничего. – Хирата остался преданным вассалом. – Миаи можно отложить до окончания расследования.
Они оба ставили долг превыше личных дел, но Сано знал, как ждет Хирата свадьбы с Мидори.
– Пусть миаи состоится, – решил он. – Я найду тебе замену.
Надежда на лице Хираты сменилась тревогой.
– Я высоко ценю ваше великодушие, но я вам нужен для работы и не могу отпрашиваться.
– Нет, можешь, – возразил Сано, хотя ему очень не хотелось лишаться помощи главного вассала в столь важный момент. – Миаи не займет много времени, и детективы помогут мне, пока ты не завершишь свои дела. – Ты идешь на миаи. Это приказ! – сказал Сано, видя, что Хирата готов отказаться.
– Да, сёсакан‑сама, – отозвался тот с глубокой благодарностью.
Сано надеялся, что миаи пройдет успешно и без него, слишком много было других, не терпящих отлагательства дел.
– Поехали‑ка лучше назад в замок. – По пути он должен рассказать Хирате о своих прошлых отношениях с Глицинией. Он мог ему довериться, не сомневаясь, что тот сохранит информацию в тайне. – Сёгун ждет нашего доклада.
Сано и Хирата добрались до Эдо перед самым часом свиньи, когда на ночь закрываются ворота всех районов, перекрывая до рассвета всякое передвижение по улицам. Снегопад прекратился; небо цвета индиго было усыпано звездами, похожими на ледяные кристаллики. Проехав вверх по склону через каменные проходы и контрольные пункты замка Эдо, Сано и Хирата оказались перед дворцом сёгуна. Снег белел на остроконечных крышах, превращая кусты и валуны в саду в фантастические фигуры. Сано и Хирата неспешно ехали в зловещей тишине, совершенно одни, не считая стражников у ворот дворца.
Но внутри дворец напоминал улей. В личных апартаментах сёгуна на погребальном алтаре у портрета правителя Мицуёси дымились благовония, горели сотни свечей. Цунаёси Токугава съежился на кровати, установленной на возвышении. Заваленный одеялами, измученный, без почитающейся ему по рангу черной шапочки, он выглядел не диктатором Японии, а старым простолюдином и стонал при каждом вздохе. Главный лекарь замка Эдо в темно‑синем халате прощупывал пульс на теле сёгуна; еще два доктора смешивали травяные эликсиры. Слуги и охранники бродили вокруг. У возвышения лицом к четырем членам Совета старейшин сидел канцлер Янагисава.
– Каков ваш диагноз, доктор Китано‑сан? – спросил он. Высокий и стройный, с тонкими чертами лица, это был мужчина поразительной красоты, одетый в великолепные шелковые халаты. Его яркие, влажные глаза пристально следили за сёгуном.
– Смерть правителя Мицуёси страшно потрясла его превосходительство, – мрачно изрек доктор. – Его эмоции утратили равновесие и угрожают физическому здоровью.
Пока старейшины – исполненные собственного достоинства самураи почтенного возраста – совещались между собой, в комнате стоял взволнованный гул. В глаза бросалось отсутствие главного старейшины Макино, который, как предположил Сано, еще не прибыл из Ёсивары.
Доктор Китано ощупал грудь сёгуна.
– Боли здесь сохраняются, ваше превосходительство?
– Да, э‑э, да! – простонал Цунаёси Токугава.
– Он весь день ничего не ел и не пил, – сообщил собравшимся доктор и вновь обернулся к сёгуну: – Вы должны поддерживать свои силы. Будьте любезны, попробуйте поесть.
Слуги поднесли чашки с бульоном и чаем, но сёгун замахал руками:
– Увы, я не могу. Э‑э, как я страдаю!
Сано с тревогой отметил, насколько сильно убийство подорвало слабое здоровье его господина, и именно в этот момент Цунаёси Токугава заметил его и Хирату.
– А‑а, сёсакан‑сама, наконец‑то! – проговорил сёгун, его припухшие, покрасневшие глаза просветлели – Подойдите ко мне.
Под взглядами присутствующих Сано и Хирата подошли к возвышению, опустились на колени рядом с другими чиновниками и поклонились. Канцлер Янагисава склонился в ответном поклоне с нарочитой вежливостью, с которой приветствовал Сано с начала их перемирия. Старейшины явно надеялись, что хорошие новости помогут сёгуну выздороветь, и дурные предчувствия охватили Сано.
– Вы поймали преступника, который… э‑э… убил моего любимого кузена? – нетерпеливо спросил сёгун.
– Пока нет, ваше превосходительство, – ответил Сано.
Сёгун разочарованно нахмурился.
– А почему не поймали?
– Прошу простить меня за задержку, ваше превосходительство, но было мало времени. – Сано спрятал страх под маской спокойной вежливости. Сёгун и представления не имел о работе детектива, а потому считал, что всех убийц должны ловить за один день. – Это запутанное дело, и нужно допросить много людей.
– А также отработать несколько версии, – пришел на помощь Само Хирата.
– Но я снарядил специальные группы для поиска госпожи Глицинии, исчезнувшей проститутки, которая прошлой ночью была с правителем Мицуёси, – продолжал Сано, – и…
Нетерпеливый жест сёгуна заставил его замолчать.
– Вы хотя бы можете рассказать мне, как именно… э‑э… быт убит Мицуёси‑сан. Похоже, больше никто не знает этого.
Цунаёси Токугава бросил раздраженный взгляд на Янагисаву и старейшин, которые повернулись к Сано. И тот понял, что на самом деле они все прекрасно знают, но предпочли не сообщать эту информацию.
– Досточтимый правитель Мицуёси умер от удара в глаз, нанесенного женской заколкой, когда он предположительно находился в полубессознательном состоянии, – неохотно проговорит Сано.
Сёгун в ужасе с силой втянул в себя воздух.
– Милостивые боги, – прошептал он и начал задыхаться, хватаясь за грудь. – Ах‑ах‑ах! Я умираю!
Лекари кинулись ему на помощь. Сано и Хирата обменялись тревожными взглядами. Цунаёси Токугава любил прикидываться умирающим, но, возможно, на этот раз он действительно не шутил.
Доктор Китано поднес к губам сёгуна чашку.
– Пожалуйста, выпейте это, ваше превосходительство. – Сёгун глотнул и, горестно вздыхая, откинулся на подушки.
– Мой бедный кузен, – слабым голосом запричитал он. – Только что такой красивый и полный жизни, и вдруг мертвый и покалеченный. Утрата его… э‑э… общества глубоко опечалила меня. – Цунаёси Токугава любил симпатичных молодых людей, и правитель Мицуёси занял место наследника именно потому, что льстил сёгуну, развлекал и ублажал его. – Любое наказание недостаточно для столь жестокого убийцы. Сёсакан Сано, у вас есть какие‑нибудь предположения, кто мог совершить это ужасное убийство?
– На данный момент имеется один вероятный подозреваемый: яритэ госпожи Глицинии. – Сано пояснил, что заколка принадлежала Момоко, и именно она обнаружила труп правителя Мицуёси.
Сёгун подался вперед.
– Э‑э… значит, преступницей может быть эта женщина?
– Да. И я арестовал ее, – раздался от дверей мужской голос.
В комнату вошел начальник полиции Хосина. Должно быть, он, как и Сано, во весь опор мчался из Ёсивары, однако успел сменить дорожную одежду на шелковое красно‑коричневое кимоно и выглядел элегантным и свежим. Он опустился на колени рядом с канцлером, но они ничем не выдали своей близости. Все знали, что связь Янагисавы с сёгуном не мешала обоим иметь других любовников, однако канцлер никогда не выставляет свои интрижки напоказ, чтобы случайно не обидеть сёгуна. Вежливые поклоны старейшин Хосине свидетельствовали, что они признают его особый статус. Сано напрягся – приезд Хосины не обещал ему ничего хорошего.
Сёгун ответил на поклон Хосины слабой улыбкой.
– Э‑э… Хосина‑сан, добро пожаловать. Я не знал, что вы помогаете сёсакану Сано в… э‑э… расследовании.
– Я всегда там, где нужна моя помощь, – нарочито скромно потупился Хосина. – А я считаю, что нужен в этом расследовании, поскольку, при всем уважении к сёсакану‑саме, он, как выяснилось, решил не торопиться.
Сано ждал гадостей от Хосины, но тот впервые атаковал его перед сёгуном. Сердце бешено забилось при мысли, что противник решил, открыто заявить об их соперничестве.
Прежде чем он успел возразить, Хосина продолжил:
– Несмотря на все улики, сёсакан‑сама не стал арестовывать подозреваемую. Предпочел оправдать ее за недостаточностью доказательств. Поэтому мне пришлось вмешаться.
– Вы отказались арестовать человека, который убил моего кузена? – Сёгун ошеломленно уставился на Сано. – После того как я выдвинул вас, бывшего рёнина, на высокий пост и доверил выполнять мои приказы? Это правда?
– Я очень благодарен вам за покровительство, но вина яритэ не очевидна, – попытался объяснить свою позицию Сано. – Улики не доказывают, что убийца именно она.
– Э‑э… вы правы… – Сёгун легко менял точку зрения.
Сано ненавидел грызню за власть, но должен был вернуть удар Хосине.
– Начальник полиции готов преследовать удобного подозреваемого, вместо того чтобы, собрав улики, выявить истинного преступника.
Теперь сёгун повернулся к Хосине.
– Вы и впрямь готовы так поступить? – Гневный румянец подкрасил его бледные щеки. – Я позволил вам… э‑э… руководить полицией, а вы уклоняетесь от выполнения своих обязанностей?
– Именно выполняя свои обязанности, я посадил в тюрьму яритэ, – почтительно отозвался Хосина, испепелив Сано ядовитым взглядом. – Если имеется хоть малейший шанс, что это она убила правителя Мицуёси, ее не следовало оставлять на свободе, где она могла злоумышлять против других представителей режима Токугавы.
Сёгун смущенно перевел взгляд с Хосины на Сано. Старейшины застыли, словно каменные изваяния, и Сано почувствовал, что все их внимание сосредоточено на канцлере Янагисаве, хоть никто прямо на него не смотрел. Янагисава, представлявший власть за спиной сёгуна, обычно во время совещаний брал дело в свои руки и регулировал споры, однако на сей раз хранил таинственную отстраненность, потягивая трубку с непроницаемым лицом.
– Вы можете еще что‑либо сообщить о своем расследовании, сёсакан Сано? – только и спросил он.
– Да, – отозвался Сано, неуверенный, стоит ли благодарить канцлера за перемену темы или ждать очередного подвоха. – Я выявил еще одного возможного подозреваемого. Это министр финансов Монзаэмон Нитта.
Сёгун удивленно вскрикнул, старейшины нахмурились, а канцлер Янагисава подобрался. Когда Сано рассказал об отношениях Нитты с госпожой Глицинией и правителем Мицуёси, о его присутствии в агэя во время убийства и подозрительном отъезде, Хосина прищурился. Ему не понравилось, что Сано первым добыл такую важную информацию.
– Нитта‑сан хорошо мне служит, и я никогда не сомневался в его… э‑э… верности моему клану. То, что он мог… э‑э… убить моего кузена, просто немыслимо! – Сомнения сёгуна мгновенно переросли в гнев. – Если он это сделал, то умрет за свою измену!
Напоминание, что тень подозрения может перечеркнуть годы безупречной службы, накалило атмосферу в комнате.
– Откуда вы узнали о министре финансов? – спросил Хосина.
– Из конфиденциального источника, – ответил Сано, памятуя об обещании, данном главному старейшине Макино.
Хосина взглянул на Янагисава, тот промолчал, и на его лице отразилось замешательство. Он, как и Сано, не смог угадать настроение канцлера.
– Нитту допросили? – осторожно осведомился Хосина, теперь уже не столь уверенный в победе над Сано без поддержки своего любовника.
– Я направил солдат в его имение, прежде чем отправиться во дворец. Если Нитта там, то уже должен находиться под домашним арестом. Если нет, мои люди начнут его поиск. Я допрошу его, как только это станет возможным.