Обряд оказался очень продолжительным. Более двух часов солидный батюшка водил всю группу крестящихся – а в ней люди разного возраста, от малых детей до стариков, – по храму, неспешно выполняя разные процедуры. Наконец, к облегчению уставших от ожидания родных и друзей, окропил обращенных в веру святой водой и надел на них крестики.
– А я‑то думал, им окунаться придется, – немного разочарованно заметил Яневич (он впервые присутствовал на крещении) стоявшей рядом с ним Светлане Ивановне. – Все время ждал, что начнут раздеваться, и сочувствовал – в церкви прохладно.
– Сейчас лишь слегка обрызгивают водицей, – с улыбкой объяснила она. – А меня, мама говорит, окунали в купель.
Немного усталые, но довольные и полные впечатлений, все разъехались по домам. Доставив Льва Ефимовича с Юлей на новую квартиру, Петр остался у них обедать. Изрядно выпили, отмечая выдающееся событие; закончив трапезу, Яневич отправился в больницу, чтобы подробно описать Раисе Васильевне все, что происходило в церкви.
Как только они остались одни, разгоряченная Юля подбежала к сидящему за столом Петру, обняла его сзади за шею и горячо прошептала на ухо:
– А у меня произошло еще одно событие… держала пока в секрете. – И чмокнула его в ухо. – Слушай же, – я тебе не говорила, но вчера… все подтвердилось. У нас будет ребенок!
– Ты… беременна? – растерянно произнес Петр, поднимаясь и с удивлением сознавая, что не испытывает особой радости. – Ошибки быть не может?
– Не похоже, что ты счастлив стать молодым папашей, – Юля, сразу погасла и отстранилась. – А я‑то надеялась тебя обрадовать!
– Ну что ты, Юленька! Конечно, я рад! – покривил душой Петр. – Просто хотелось, чтобы это произошло у нас после свадьбы, – нашел он убедительный довод. – Сама знаешь: люди смеются, когда невеста идет под венец с пузиком.
Юля на это лишь пожала плечами.
– Пусть смеются! Не я первая, не я последняя. Меня это ничуть не волнует! – небрежно произнесла она и пристально посмотрела ему в глаза. – А вот твоя реакция и то, что ты… как‑то от меня отдалился, – это очень волнует.
Чувствуя любящим сердцем, что с ним происходит неладное, Юля порывисто обняла его и, ластясь, горячо прошептала:
– Умоляю тебя, милый, открой: что тебя мучит? Мне сейчас это особенно важно знать… Я ведь вижу, что последние дни ты сам не свой.
«Нельзя, глупо, жестоко говорить ей правду, тем более сейчас, в таком положении! – предупреждал Петра разум, но прямая его, честная натура требовала ничего не скрывать. – Юля должна знать, что у меня на душе, – мысленно решил он, прислушавшись к голосу совести. – Именно сейчас я не имею права ее обманывать!» Собрался с духом и тихо произнес, опустив голову и не смея смотреть ей в глаза:
– На днях я узнал, что причиной моего разрыва с Дашей и отмены нашей свадьбы стала подлая мистификация, искусно разыгранная моим бывшим другом Кириллом Слепневым.
Помолчал и добавил:
– Если верить тому, что мне рассказали, то Даша ни в чем не виновата, и пострадала из‑за подлости Кирилла и моей глупости. Нет нам прощения! – С досадой махнул рукой и умолк, уже жалея о том, что сказал.
Юля, убитая услышанным, тяжело опустилась на стул и разрыдалась. А он лишь молча наблюдал за ее горем, не находя слов, чтобы утешить. Так длилось с полчаса, пока она не успокоилась.
– Вот что, Петя, иди домой! – произнесла она тихо, перестав плакать. – Мне нужно побыть одной, переварить эту горькую пилюлю. Я ведь тебя понимаю, – глаза ее снова наполнились слезами, – и, может быть, отступилась бы, если бы не это… – И осторожно коснулась своего живота.
Она не поднялась, чтобы его проводить, и Петр отправился домой, испытывая жестокие угрызения совести.
В круговерти производственных забот и деловых встреч Петр немного отвлекся от своих сердечных переживаний. С Юлей уже несколько дней не виделся: в разговорах по телефону она не проявляла к этому стремления, ссылаясь то на нездоровье, то на занятость.
«Все еще сердится, и поделом мне! Нечего было язык распускать! – Он осуждал себя за излишнюю откровенность. – Незачем ей было об этом знать, тем более что я не собираюсь ничего менять!»
С того момента, как узнал, что Даша не виновна, в душе Петра поселилась тоска по утраченному незабываемому счастью, – он ничего не мог с собой поделать. Это не только тяготило его, но мешало восстановить прежние, искренние отношения с Юлей. И, как всегда в таких случаях, изрядно намучившись, он отправился в Марьино за советом и утешением.
Деда Петр дома не застал: старый профессор еще не вернулся с заседания ученого совета. Зато Вера Петровна сразу окружила любимого внука заботой и вниманием. Повела в гостиную, усадила рядом с собой на диван.
– Вижу, Петенька, у тебя снова сердечные проблемы. Поделись с бабушкой! Может, тебе мой совет и пригодится. Хотя все же лучше подождать деда, – предложила она, преданно глядя на него ясными серыми глазами. – Он вот‑вот придет. Ум хорошо, а два лучше!
– Тебе, как женщине, наверно, виднее, что мне делать в ситуации, в которой я оказался, – понурившись, произнес Петр, желая поскорее высказать ей то, что его мучило. – Я сделал глупость и теперь не знаю, как ее поправить.
Поскольку Вера Петровна молча ожидала продолжения; он объяснил:
– Недавно я узнал правду о том, что произошло на дне рождения у Кирилла. Даша мне не изменяла и ни в чем не виновата! – Голос его дрогнул, но он продолжал: – Это была инсценировка! Нам подсыпали снотворного и все подстроили, а я, дурак, попался на эту удочку.
Разволновавшись, Петр умолк; потом овладел собой:
– Произошла ужасная несправедливость, но ничего уже не изменишь! Мне бы промолчать, но Юля заметила, что меня это мучает, и я откровенно ей все рассказал. Теперь и она переживает.
– Да уж, что и говорить – история… – поразилась Вера Петровна и, неожиданно взглянув на внука, спросила: – Скажи честно: ты все еще любишь Дашу?
– Ну а если и люблю, что сейчас поделаешь? – угрюмо признался Петр. – Я дал слово Юле жениться и сдержу его, если она не передумает!
– И сделаешь непоправимую ошибку, дорогой! – убежденно молвила Вера Петровна. – Поверь моему опыту. Ведь сердцу не прикажешь! Насилие над собой не принесет настоящего счастья.
– Разбитый кувшин не склеишь, бабушка! А Юлю я достаточно люблю и уважаю, чтобы прожить с ней жизнь, рассудил Петр и, опустив глаза, добавил: – Есть еще одно обстоятельство, почему я на ней женюсь.
Вера Петровна удивленно воззрилась на внука, и он смущенно объяснил:
– Так получилось… у нас с Юлей будет ребенок.
Молчание длилось недолго. Вера Петровна, с задумчивым видом, покачав головой, сказала:
– Ребенок не спасет ваш брак, если ты будешь любить другую. Тебе, Петенька, нужно крепко подумать, прежде чем жениться! И главное разобраться со своими чувствами к Даше.
Глубоко вздохнув, она пригорюнилась.
– Бедная девочка! Ты о ней подумал? Не допускаешь, что разбил ей жизнь?
Петр не успел ей ответить, как хлопнула входная дверь и в гостиную заглянул Степан Алексеевич. Увидев внука, обрадовался.
– Приятный сюрприз! Чую – неспроста заявился! Приятно сознавать, что старики еще на что‑то годятся.
Вера Петровна сразу ушла на кухню, и вскоре они уже сидели там за столом, на котором красовались большое блюдо с аппетитной пиццей и бутылка марочного коньяку.
– Думаю, по маленькой не повредит? – лукаво взглянул на внука профессор – он заметил его «джип» у подъезда. – Ты ведь крепкий парень!
– Даже с парочкой рюмок справлюсь. И таблетки от запаха есть, – успокоил его Петр. – У меня проблема, мы тут с бабушкой ее обсуждали.
Вера Петровна кратко изложила суть дела; и муж с ней согласился:
– Мы не теоретически, а на собственном опыте убедились, – сказал он внуку, внимательно выслушав обоих, – как важно дорожить настоящей любовью. Это – драгоценный дар судьбы. Нет без нее подлинного счастья!
Ласково посмотрел на внука и заключил:
– Прежде чем принять окончательное решение, найди Дашу и все выясни! Ты, Петя, сделаешь роковую ошибку, если она – это та единственная женщина, которую тебе суждено по‑настоящему любить в жизни!
Петр всем сердцем воспринял мудрые, основанные на собственном большом жизненном опыте советы деда и бабушки, но честь его и совесть не желали подчиняться зову любви. Отец и мать полностью его поддержали, когда он поделился своими переживаниями: рассказал о невиновности Даши, о размолвке с невестой; они сразу стали на сторону Юли.
– Мне очень жаль, что так получилось. Знаю, что между тобой и Дашей было настоящее чувство, – пригорюнившись, посочувствовала Светлана Ивановна. – Но все это в прошлом, сын. У тебя уже другая судьба!
На минуту задумалась и грустно добавила:
– Из‑за подлости Кирилла у вас с Дашей все непоправимо испорчено, вы плохо расстались. Мы не знаем, как она вела себя, после того как ты ее оставил. Даже если тебя еще любит. Ты хоть представляешь образ жизни модели?
– Я поступил с ней так несправедливо и жестоко, что готов все ей простить, мама! – горячо произнес Петр. – Но уверен – Даша не наделала глупостей! У нее есть чувство собственного достоинства.
– Как бы там ни было, тот отвратительный скандал и твой побег накануне свадьбы оставили бы глубокий след, отравили вам совместную жизнь, лишили счастья, – вступив в разговор, согласился с женой Михаил Юрьевич. – Выбрось ты это из головы! К старому возврата нет!
Строго посмотрел на сына, укоризненно покачал головой.
– А как же твои обязательства перед Юлей? Вы же помолвлены! Или для тебя данное ей слово – пустой звук?
– Вот это и терзает мне душу, папа! – горько вздохнул Петр. – Честно скажу: если бы не Юля – не было бы и проблемы. Потому что Даша – моя любовь на всю жизнь, и, чтобы быть с ней, я пошел бы на все!
– Так ты что, совсем не любишь Юлю? – расстроилась Светлана Ивановна.
– Очень люблю и жалею! В том‑то и вся беда, – подавленно произнес Петр. – А как узнал, что она беременна, места себе не нахожу! – с отчаянием добавил он.
Это сообщение повергло родителей в шок. Оправившись от изумления, они понимающе переглянулись, и Михаил Юрьевич сурово сдвинул брови.
– Раз так, и обсуждать нечего! Ребенок должен родиться в законном браке! Не забывай, чья кровь в нем течет! – напомнил он сыну. – Никто еще в нашем роду не совершал бесчестного поступка!
– Ты же, сам говоришь, Петенька, что любишь Юлю, – поддержала мужа Светлана Ивановна. – А когда родится малыш, полюбишь и его! Уверена – у вас будет счастливая семья! Юленька ведь и раньше знала про Дашу, а ревность… пройдет.
– Тебе следует взять себя в руки и не искать встречи с Дашей! – потребовал от сына Михаил Юрьевич. – Объясняться вам ни к чему. Правда всегда выходит наружу! Она скорее всего уже знает о том, что случилось, и живет своей жизнью. Зачем же вновь ее тревожить?
Почувствовав, что до сына доходят эти доводы, Светлана Ивановна решила высказать то, что его окончательно убедило бы:
– Сейчас, Петенька, тобой владеет комплекс вины перед Дашей. Тебе даже кажется, что ты готов простить ей любые предосудительные поступки. – Она взяла его за руку. – Но жизнь показывает, что горечь в душе остается и потом все это выплескивается. Особенно у таких гордых натур, как твоя, сын!
С любовью посмотрев ему в глаза, она твердо ему заявила:
– Ты должен покончить со старым и начать жизнь с нового листа!
– Иного пути для тебя нет! – немедленно поддержал Михаил Юрьевич. – Если во второй раз сорвешь свою свадьбу, предашь Юлю и своего ребенка не только поступишь бесчестно, но сам никогда себе этого не простишь!
В наступившем напряженном молчании Петр горестно размышлял, не поднимая на родителей глаз. Наконец, когда затянувшаяся пауза стала невыносима, он мрачно произнес:
– Все эти дни я безуспешно пытался связаться с Дашей – она сейчас в Америке гастролирует. Ни о чем больше не мог думать. Считал нужно поступать так, как требует сердце.
Поднял на родителей глаза – в них застыла боль.
– Знал я наперед, что вы скажете, не соглашался в душе, вот и посоветовался с дедом и бабушкой. Они лучше вас знают Дашу, жалеют ее и убеждены, что только большая любовь делает человека по‑настоящему счастливым. Считают, нам надо разобраться в своих чувствах, прежде чем я женюсь на Юле.
Видя, что и отец, и мать сделали протестующие движения, он остановил их жестом руки.
Но вы меня убедили! Сердцем я полностью согласен с дедом и бабушкой… Но честь и совесть призывают меня поступить так, как вы от меня требуете.
Встряхнулся, как бы сбрасывая огромную тяжесть.
– Встреч с Дашей больше искать не буду. Тем более что нет никакой трагедии – я ведь Юленьку очень люблю. Сейчас мне кажется, что не так, как Дашу, но кто знает? – впервые за весь разговор улыбнулся Петр. – Может, с рождением нового князя Юсупова все изменится?
Петру казалось, что его сердце немного успокоилось, и он целиком погрузился в работу. Однако неожиданный визит к нему Олега Хлебникова ясно показал – это далеко не так. Сначала тот, позвонив спозаранку, растревожил Петра сообщением, что Дмитрий попал в беду и ему нужна срочная помощь. Хлебников принял предложение приехать к нему в офис и сейчас сидел перед ним в мягком кожаном кресле – представительный и элегантно одетый.
– Так, что же там произошло? Почему Митя сидит где‑то в далеком порту без гроша в кармане? – задал ему прямой вопрос Петр. – Утром я так ничего и не понял.
– Хозяева его сейнера обанкротились и судно арестовали месяц назад, – толково объяснил Олег Сергеевич. – Команде уже жрать нечего и живет на подаяние местного населения, жалеющего русских моряков. Само собой нет денег, чтобы вернуться домой.
– И что, у Митьки не было никаких накоплений? – в Петре заговорил бизнесмен. Он ведь уже больше года мотается по морям.
– Хозяева им задолжали за полгода, а у Мити к тому же, – лицо у Олега Сергеевича помрачнело, – беспутная мать все выкачивает. Вечно у нее какие‑то долги, а парень, несмотря ни на что, ее очень любит.
Петру стало жаль Хлебникова – такого большого и неудачливого.
– Да уж, дядя Олег, не везет тебе, – посочувствовал он. – Ведь ты тоже ее любил и тетю Надю… – вспомнил собственное фиаско и мрачно бросил: – Верь после этого женщинам!
Против его ожидания Олег Сергеевич не выразил с ним солидарности.
– Ну почему же так мрачно, Петя? Не все женщины такие, – довольно бодро заявил он. – Я, конечно, не гигант секса, и все же мои личные неудачи произошли из‑за того, что я их не любил по‑настоящему. А без этого нет и не может быть счастья!
– Как же так? – поразился Петр. – Если не любить таких красавиц – так кого?
– «Любовь зла – полюбишь и козла» – эту поговорку считают шуткой, а в ней жизненная правда, – без тени улыбки ответил Хлебников. – В свое время я душой привязался к бедной девушке, и она меня очень любила. Я пренебрег ею – вот и был наказан!
Петр удивленно молчал, и он объяснил:
– Я давно уже понял, что только ее любил по‑настоящему, все эти годы искал свою Джульетту и, – Олег Сергеевич, счастливо улыбнулся. – судьба преподнесла мне подарок..
Неужто ты нашел ее, дядя Олег? поразился Петр.
– Нашел, Петя! Я нашел, наконец, свою Джульетту!
Олег Сергеевич шумно перевел дыхание и видя, что глава концерна, забыв о делах с любопытством ему внимает, продолжал:
– Вообще‑то ее зовут Раей, и она собиралась стать актрисой. Вот я искал в московских театрах, а нашел недавно – где ты думаешь? В Калуге! Я туда возил французов в музей Циолковского и вечером сводил их в тамошний театр.
Понимая, что их разговор затянулся, и он отнимает у главы «Цвет‑мета» слишком много времени, Олег Сергеевич закруглился.
– Словом, Петя, мы оба нашли друг друга и теперь счастливы! Поэтому тебе мой совет: женись только на той, кого любишь по‑настоящему. Лишь тогда будешь счастлив!
Разумеется, Петр сразу выслал нужную сумму Дмитрию, и Хлебников ушел от него довольный, но после этого разговора eго снова стали одолевать сомнения в том – любит ли он Юлю по‑настоящему и будет ли с ней счастлив.
После того как Кирилл Слепнев нанес увечье матери – при падении она сломала руку, – судьба окончательно отвернулась от него. Он продал тайком от больной Любови Семеновны одну из ее шуб, в очередной раз продул все в рулетку и не смог полностью расплатиться; его жестоко избили и отобрали подержанный «форд».
Вновь украсть что‑либо из вещей матери он не решился: обнаружив пропажу, она учинила дикий скандал и всерьез пригрозила, что обратится в милицию. Тогда, перебрав в уме то, чего она долго не хватится, он решил сдать в ломбард набор столового серебра, извлекавшийся на свет Божий в особо торжественных случаях таковых в перспективе не предвиделось.
Отстояв очередь у окошка, Кирилл протянул завернутый в скатерть набор музейной серебряной посуды и столовых приборов. По алчно сверкнувшим глазам оценщика ему стало ясно: эти вещи имеют огромную стоимость. Тонкая работа, выгравированные вензеля, – видно, когда‑то они принадлежали знатной фамилии.
«Ничего страшного! – успокоил он себя, когда служащий назвал смехотворно низкую цену заклада. – Тем легче выкупить. Не отдам же я такое богатство жуликам фактически за так!» С презрением глядя в хитрое лицо, с блудливо бегающими глазками, небрежно бросил:
– Согласен! Долго это у вас не залежится, не надейтесь! Однако надеждам Кирилла не суждено было сбыться: драгоценные изделия из серебра безвозвратно уплыли; проведай о том бессмертная душа его отца, покойник, наверно, перевернулся бы в гробу. Банкир приобрел это фамильное серебро за большие деньги и очень им гордился.
Вырученного в ломбарде достаточно, чтобы начать игру. Кирилл как ни в чем не бывало явился в казино и направился к рулетке. Поначалу везло – прилично выиграл, но затем им, как всегда, полностью завладел азарт. В итоге, уверовав в свою удачу, он рискнул всем, что имел, и проиграл вдвое больше.
Похмелье оказалось тяжелым. На этот раз в казино Кирилла бить не стали. Взяли расписку с гарантией вернуть долг в трехдневный срок, под залог всего его имущества; предупредили, что «включат счетчик». А через месяц полностью не рассчитается – «замочат».
Вернувшись домой, Кирилл предался отчаянию. Взять денег неоткуда, в долг никто уже не дает. Украсть из дома что‑то еще – страшно. Мать не подает на него до сих пор в милицию лишь потому, что ей стыдно перед знакомыми. Но теперь уж точно заложит! Кирилл не чувствовал раскаяния, один лишь страх. Где же достать бабки?
Проведя остаток ночи без сна, решил попытать счастья в Горном банке. На следующее утро, выпив лишь чашку крепкого кофе, потащился туда, на ходу придумывая – каким способом получить у них ссуду? Наконец блеснула плодотворная идея – он немного приободрился.
Приняли его в банке на удивление любезно и без проволочек.
– К нашему огромному сожалению, поправить дела не удалось, – с порога объявил Кириллу узкоплечий прохиндей, занявший место отца. – Назначено внешнее управление, на все счета банка наложен арест.
И с лицемерным прискорбием, за которым угадывалась скрытая издевка, он нанес давно ожидаемый удар:
– Банк задолжал большие суммы иностранным партнерам и клиентам, так что валютные активы на счетах вашего отца по суду отойдут им. Вам вряд ли на что‑то можно рассчитывать.
– Для меня это не новость, – решив блефовать, с деланным спокойствием произнес Кирилл, небрежно развалясь в кресле. – Мы с матерью заказали частному агентству расследование и надеемся, что выиграем это дело. Но у меня есть предложение, которое избавит нас всех от лишних хлопот.
– Излагайте, я вас внимательно слушаю, – с любопытством взглянул на него из‑за очков узкоплечий. – Что вы предлагаете?
– Компромисс! Мы отказываемся от своих прав наследства за компенсацию! – объявил ему Кирилл и, сделав приличествующую паузу, добавил: – Это самое малое, на что мы согласимся.
– Об этом и речи быть не может! Слишком велики долги, – не задумываясь, отрезал ловчила управляющий. – Но нам самим не хочется терять время в судах. Поэтому, если и согласимся, то только на пять, от силы десять процентов.
– Этого, безусловно, мало! – возразил Кирилл, стараясь скрыть радость – ведь они с матерью уже отчаялись хоть что‑то получить от мошенников из банка. – Но я посоветуюсь с мамой. А когда мы сможем получить отступного? – поднимаясь, задал он главный вопрос, который его интересовал.
– Через неделю после того, как оформим все документы, – поспешно заверил его управляющий, в свою очередь довольный выгодной сделкой.
«Теперь у меня есть возможность вытянуть деньги у Петьки! – осенило Кирилла. – Так он мне ничего не даст, а под причитающееся нам от Горного банка одолжит, если его как следует попросить, – подумал он, теша себя надеждой. – Уж я сумею пустить слезу!»
Кириллу и в голову не приходило, что Петру уже все известно о провокации, которую он устроил тогда на своем дне рождения.
Почти уверенный в успехе, подготовив заранее долговое обязательство под гарантию Горного банка, он позвонил бывшему другу. Тот даже не захотел с ним разговаривать.
– Удивляюсь, как у тебя хватает наглости обращаться ко мне за помощью! Я теперь все знаю о твоих художествах! Какую подлянку ты устроил мне и Даше! Еще раз позвонишь или попадешься мне на глаза – я за себя не отвечаю! – в ярости крикнул он и бросил трубку.
Ошеломленный Кирилл остался сидеть, совершенно убитый тем, что разоблачен и помощи ждать теперь неоткуда.
В середине декабря погоду в Москве определял циклон: оттепель, гололедица; непрерывный мокрый снег. Уборочные машины не успевали расчищать улицы. В такой пасмурный, сырой вечер Петр отвез Юлю на Зубовскую, после того как они вдвоем посетили ее мать в больнице, и возвращался на своем «джипе» домой.
Беременность Юли была уже заметна. Они помирились, и о Даше больше разговоров не было, но Юля вела себя нервозно, – переживала, видимо, из‑за болезни матери, и отношений с женихом, да и положение ее сказывалось.
Как ни уговаривали ее, Юля по‑прежнему жила на новой квартире одна, – приходящая домработница помогала по хозяйству. Лев Ефимович большую частью времени проводил в Барнауле, прилетал в Москву раз в неделю, проведать жену и дочь.
Ничего, скоро мама выйдет из больницы, а там мы с Петей поженимся, – неизменно отвечала она на настойчивые приглашения Светланы Ивановны пожить временно у них. – Это мой дом, я к нему привыкла!
– Но кто тебе поможет, если болезнь мамы затянется, а ты как раз родишь? – беспокоилась будущая свекровь. – У нас в семье тебе будет легче!
– Зачем вас затруднять? Вам и без меня тесно, – возражала Юля. – Мне мама поможет, – настраивала она себя на оптимистичный лад. – А если к этому времени не поправится, Веру Петровну попрошу помочь.
Петру поселиться у нее до свадьбы Юля тоже не разрешила, соблюдая приличия, и родные это одобрили. Пришлось ему ежедневно мотаться с работы сначала к ней на Зубовскую, а потом к себе домой, на Патриаршие пруды. Расстояние небольшое, но из‑за плотного движения на Садовом кольце ежедневные турне оказались очень утомительными.
В этот день, управляя машиной в сплошном потоке движущегося транспорта, Петр мечтал о том времени, когда они с Юлей наконец сыграют свадьбу и вынужденные поездки прекратятся. Однако с датой свадьбы все еще неясно состояние Раисы Васильевны снова немного ухудшилось, похоже, до Нового года ей из больницы не выйти.
Предаваясь этим невеселым мыслям, Петр медленно двигался в крайнем правом ряду и уже миновал площадь восстания, как случилась беда. Неожиданно метрах в десяти впереди него на проезжую часть выскочил прохожий, – явно пьян, ловит такси… Появился прямо перед его носом, поскользнулся в снежном месиве – и полетел прямо под колеса «джипа»… Петр резко затормозил, машина пошла юзом, и он задавил бы человека, если бы не сумел, мгновенно отреагировав, резко свернуть влево.
Сильный удар, скрежет металла – «джип» врезался мощным бампером в идущую рядом легковушку. Обе машины встали; Петр выскочил на дорогу и с ужасом увидел: женщина, управлявшая помятой им машиной, ранена, без сознания… Не привязанная ремнем безопасности, она, видимо, получила ушиб головы.
Первым делом вызвав по мобильнику милицию и «скорую помощь», Петр поспешил к пострадавшей, – и тут сам чуть не потерял сознание: Даша!.. Бегло осмотрев, успел заметить: слегка рассечена кожа на голове, немного выше левого виска… Стоило ему прикоснуться, как она пришла в сознание и со стоном открыла глаза… Лицо Петра рядом, – она, конечно, бредит… Снова со стоном прикрыла глаза, но тут же встрепенулась: так это ей не снится… Изумленно посмотрела на него, вымолвила тихо:
– Так это ты… Ты в меня въехал, Петя? От тебя мне одни неприятности… – слабо улыбнулась, пытаясь пошутить, но умолкла, схватившись за бок.
Патрульная машина и «скорая» прибыли почти одновременно. Петру не пришлось долго объясняться – нашлись добровольные свидетели, задержавшие пьяницу, из‑за которого произошла авария. Вскоре приехала и машина техпомощи, вызванная им из гаража при заводе для буксировки пострадавшего «пежо».
– Ни о чем не беспокойся, Дашенька! Как только оформим протокол, твою машину отбуксируют к нам на завод и быстро приведут в полный порядок! – говорил ей Петр, пока врачи проверяли, нет ли увечий. – А останешься недовольна, куплю тебе новую!
– Слышала, что ты разбогател, а то бы не поверила, – превозмогая боль, вновь попыталась пошутить Даша, но, застонав, сникла.
Оказалось, ударилась боком о поручень двери, – по‑видимому, сломано ребро;.это и вызывало боль. Сотрясения мозга не обнаружили, однако произошел ушиб головы, – врачи настаивали на госпитализации. Петр категорически воспротивился, чтобы даму забрала «скорая помощь».
– Я сам отвезу ее в Центральную клиническую больницу! Дайте мне только направление! – предложил он врачам. – Соглашайся! Там тебя быстрее вылечат и условия будут самые лучшие! – горячо обратился он к Даше. – Каждый день буду тебя навещать, пока не поправишься. Я так виноват перед тобой!
Врачам, наблюдавшим эту сцену, было уже ясно: участники аварии оказались хорошо знакомы; но они, разумеется, не подозревали, что симпатичный молодой человек чувствует себя виноватым перед пострадавшей красавицей отнюдь не из‑за нанесенного ей физического и материального ущерба.
Поместив Дашу в травматологическое отделение той же больницы, где лечилась мать Юли, Петр ничего не сказал невесте, как и о самой аварии. Ревность ее едва утихла, зачем все возбуждать вновь… Выбрал он эту больницу не только из‑за прекрасных условий, но и потому, что мог посещать Дашу во время визитов к Раисе Васильевне, заезжая за Юлей или оставляя ее ухаживать за матерью.
Вечером следующего дня он заглянул к Даше, в комфортабельную отдельную палату, с телефоном, телевизором и холодильником‑баром, полным всякой вкуснятины. Даша выглядела не блестяще, а чувствовала себя и того хуже. Из‑за ушиба головы на лбу синел кровоподтек (безуспешно пыталась запудрить), да и боль в боку не утихала ни на минуту.
При виде Петра, глаза ее радостно оживились, она попыталась ему улыбнуться.
– Наверно, у меня ужасный вид… Уж очень болит бок, – пожаловалась она. – И все же я рада, что мы снова встретились, Петя!
– И я очень рад, что мы встретились, Дашенька, – жаль только, что при таких неприятных обстоятельствах. – Он присел на стул у кровати. – Пытался я разыскать тебя, когда узнал важную для нас вещь, но ты была в Америке.
Большие глаза Даши еще шире распахнулись от любопытства, но Петр колебался: стоит ли сейчас говорить на столь болезненную тему? Она и так плохо себя чувствует, а тут еще разволнуется… Да, и нужно ли вообще, ворошить эту старую историю? У каждого теперь своя дорога.
– Что говорят врачи? – Петр решил уйти от этого разговора. – Тебе рентген делали?
– Еще вчера. Нашли трещину ребра и гематому в левом боку. Но сотрясения мозга нет. Так, какую же важную вещь ты узнал?
Ну что ж, придется сказать. Никуда от этого, видно, не деться! Петр почувствовал облегчение – самому хотелось окончательно разобраться в этой истории.
– Не так давно ко мне заявилась Инна – просить денег на наркотики, – хмуро глядя перед собой, начал он. – Я не удержатся и спросил у нее, знает ли она, почему ты изменила мне на дне рождения Кирилла.
– Ну и что она тебе сказала? – вырвалось у Даши. – Мы ведь никогда больше на эту тему не говорили!
– А то, что Кирилл все подстроил нарочно с целью сорвать нашу свадьбу. – Нам подмешали клофелин, чтобы отключились. Тебе – так вообще лошадиную дозу.
– Вот почему я тогда ничего не помнила! – возбужденно воскликнула Даша. – А как… как я очутилась с ним в постели? – поникнув, тихо спросила она. – Инне об этом известно?
– Конечно! Она участвовала в этом спектакле, – Петр кипел от гнева. – Говорит, Кир притащил тебя сонную в спальню раздел, и улегся рядом, чтобы вышел скандал. На эту ложь я и попался! – удрученно заключил он.
Возникла тягостная пауза. Каждый вновь перебирал в уме события того рокового дня, изменившего их судьбу, лишившего счастья. Наконец Даша почти прошептала:
– А Инна… тебе больше ничего не говорила? Ну, в общем… что произошло в спальне… – Она покраснела, смутилась. – Кир ведь потом ко мне сватался. Якобы чтобы загладить свою вину.