Рост городского населения 10 глава

ВОЗМОЖНЫЛИ ОБОБЩЕНИЯ?

Приведенные примеры имеют значение зондажей. Они име­ли целью единственно обрисовать общую ситуацию, способ, каким функционировал мир-экономика, начиная с высоких на­пряжений в его центре и с пособничества и слабостей ближнего. Успех был возможен, только если менее развитые и подчинен­ные экономики были тем или иным образом, но постоянно до­ступны для экономики господствовавшей.

Связь с венцом второстепенных держав, т.е. с Европой, устанавливалась сама собой без чрезмерного насилия: для под­держания связей достаточно было соблазна, механизма обме­нов, игры капиталов и кредита. Впрочем, во всей совокупности голландской торговли Европа составляла четыре пятых; за­морские операции, сколь бы значительны они ни были, служи­ли лишь подспорьем. Именно это наличие стран, пребывавших в подчиненном положении, но развитых и лежащих по сосед­ству, а эвентуально и конкурентов, поддерживало температуру и эффективность центра, мы уже говорили об этом. Если Китай не был «взрывчатым» миром-экономикой, то только ли пото­му, что у него была плохая «центровка»? Или же (что, впрочем,

Старинные экономики с доминирующим городским центром: Амстердам

Преобладание и капитализм

t i, и

r ~,**■""**<

Батавия: вид рейда и водонапорной башни. Рисунок Й. Раха, 1764 г. Собрание Фонда «Атлас ван Столк».

 

Старинные экономики с доминирующим городским центром: Амстердам

одно и то же) из-за отсутствия полупериферии, достаточно силь­ной для того, чтобы повысить напряжение в сердце общно­сти?

Во всяком случае, ясно, что «настоящая» периферия, на даль­них окраинах, могла удерживаться только силой, насилием, приведением к повиновению—почему бы не сказать «колониа­лизмом», мимоходом отнеся последний к числу древних, очень древних форм опыта? Голландия практиковала колониа­лизм на Ланке (Цейлоне), как и на Яве; Испания изобрела его в своей Америке; Англия станет его использовать в Индии... Но уже в XIII в. Венеция и Генуя на окраинах эксплуатировав­шихся ими зон были колониальными державами—в Кафе, на Хиосе, если вспомнить о Генуе; на Кипре, Кандии (Крите), на Корфу, если обратиться к опыту венецианскому. Разве же не совершенно очевидно, что речь шла о настолько абсолют­ном господстве, какое только можно было реализовать в ту эпоху?

О ЗАКАТЕ АМСТЕРДАМА

Мы просмотрели досье голландского первенства. Его бли­стательная история утрачивает свой блеск с завершением XVIII в. Это уменьшение блеска—отступление, спад, а не упа­док в полном смысле слова, которым пользовались и которым злоупотребляли историки. Несомненно, Амстердам уступил свое место Лондону, как Венеция—Антверпену, как сам Лон­дон позднее—Нью-Йорку. И тем не менее он продолжал жить с выгодой, и еще сегодня это один из центров мирового капита­лизма.

421 Meyer J. Us Europiens et les autres. 1975, p. 253. ♦" Rapp R.T. Art. cit., август 1763 г.

В XVIII в. город уступил некоторые из своих преимуществ в торговле Гамбургу, Лондону, даже Парижу, но сберег для себя другие, сохранил определенную часть своей торговли, а его биржевая активность была в полном расцвете. С помо­щью расширившейся практики «акцептов» Амстердам увели­чил свою банковскую роль соразмерно громадному европей­скому росту, который он финансировал тысячью способов, особенно в военное время (долгосрочный коммерческий кре­дит, морское страхование и перестрахование и т. п.). Настоль­ко, что в конце XVIII в. в Бордо говорили как об «общеизвест­ном» о том, что треть торговли города зависела от голланд­ских займов⁴²¹. Наконец, Амстердам извлекал немалую при­быль из своих займов европейским государствам.

То, на что указывал Ричард Рапп⁴²², говоря о Венеции, утратившей свое значение в XVII в.—путем приспособления, реконверсии или новых объектов эксплуатации она сохранила столь же высокий валовой национальный продукт, что и в пре­дыдущем столетии,— побуждает быть осмотрительным, когда желаешь перечислить пассив города, переживающего закат. Да, быстрый рост банковской активности представлял в Ам­стердаме процесс видоизменения и ухудшения капитала; да, его социальная олигархия замкнулась в себе, отошла, как в Вене-

О закате Амстердама

«з Цит. no: Price J.L. Op. cit., p. 220 and note 9.

пин или в Генуе, от активной торговли и обнаруживала тенден­цию превратиться в общество кредиторов-рантье, взыскующих всего, что может гарантировать спокойные привилегии, вклю­чая и защиту со стороны института статхаудера. Быть может, эту горстку привилегированных и можно упрекнуть за ее роль (хотя не всегда она выбирала ее сама), но, во всяком случае, не за ее расчетливость, коль скоро она невредимой прошла потря­сения Революции и Империи и, по словам некоторых голланд­ских авторов, все еще была на своем месте в 1848 г.⁴²³ Да, на­блюдался переход от простых и как бы здоровых задач эконо­мической жизни к сложнейшим денежным играм. Но Амстер­дам оказался в тисках судьбы, превосходившей масштабы его собственной ответственности: то была участь всякого господ­ствующего капитализма—оказаться втянутым в уже замет­ную столетиями раньше, во время ярмарок Шампани, эволю­цию, которая в силу самого своего успеха оступится на пороге финансовой деятельности или финансовой акробатики, где всей экономике с трудом удавалось к ней присоединиться, если она вообще не отказывалась за этой эволюцией следовать. Если

ГОЛЛАНДСКИЕ КАПИТАЛЫВ 1782 г.

По оценке великого пенсионария Ван дер Спигела, они достигали одного миллиарда флоринов, помещенных следующим образом:

Внешние займы государства

335 млн., в том числе Англии 280 млн.

Франции 25 млн.

Колониальные займы Внутренние займы (провинциям, компаниям, адмиралтействам) Вексельная торговля Золото, серебро, драгоценности

прочим 30 млн. 140 млн.

425 млн. 50 млн. 50 млн.

По данным: Vries Y., de. Rijkdom der Nederlanden. 1927.

искать причины или мотивы отступления Амстердама, ри­скуешь в конечном счете наткнуться на эти общие истины, дей­ствительные для Генуи в начале XVII в., как и для Амстердама в XVIII в., а может быть, и для сегодняшних Соединенных Штатов, которые тоже ворочают бумажными деньгами и кре­дитом до опасного предела. По крайней мере именно это под­сказывает рассмотрение кризисов, которые в Амстердаме следовали один за другим на протяжении второй половины XVIII в.

КРИЗИСЫ1763, 1772—1773, 1780—1783 гг.

Обширная голландская система начиная с 60-х годов XVIII в. прошла через несколько серьезных, парализующих ее кризи­сов. Кризисов, которые все похожи друг на друга и кажутся связанными с кризисами кредита. Масса денежных докумен-

Старинные экономики с доминирующим городским центром: Амстердам

О закате Амстердама

 

тов, сумма «искусственных денег», по-видимому, пользовалась определенной автономией от экономики вообще, но в грани-цах, какие нельзя было переходить. В разгар кризиса, 18 января 1773 г., Майе дю Клерон, наблюдательный французский консул в Амстердаме, предчувствовал такую границу, когда объяснял, что лондонский рынок столь же «забит», как и амстердамский, и что в этом заключено «доказательство того, что в любых вещах существует предел, после коего надлежит непременно отступать» ⁴²⁴.

Были ли эти происшествия все обязаны своим происхожде­нием одному и тому же достаточно простому, даже слишком простому процессу? Не сбрасывала ли европейская экономика периодически груз определенной массы бумаг, когда объем по­следней превышал возможности этой экономики? Несбаланси­рованность возникала, как кажется, даже регулярно, каждые де­сять лет: в 1763 г., в 1772—1773 гг., в 1780—1783 гг. В первом и последнем из этих кризисов определенно сыграла свою роль война: она инфляционна по природе, она стесняет производ­ство, а после ее завершения приходится платить по счету, ком­пенсировать возникшую из-за войны несбалансированность. Но во время кризиса 1772—1773 гг. войны не было. Не присут­ствовали ли мы тогда при так называемом кризисе Старого по­рядка, когда все вытекало из спада земледельческого производ­ства, последствия которого распространялись на всю совокуп­ность экономической деятельности? В общем, при кризисе зау­рядном? В самом деле, в 1771—1772 гг. Европа перенесла ката­строфические неурожаи. В сообщении из Гааги от 24 апреля 1772 г. отмечалось, что в Норвегии голод «столь ужасающий... что там приходится молоть древесную кору, чтобы использо­вать вместо ржаной муки», и такая же крайность отмечалась в германских областях ^{42 5}. Было ли то причиной того жестокого кризиса, который вдобавок могли усилить последствия ката­строфического голода, обрушившегося на Индию в те же са­мые 1771—1772 гг. и разом расстроившего механизм англий­ской Ост-Индской компании? Несомненно, все это влияло, но разве истинным двигателем не был опять-таки периодически повторявшийся кризис кредита? Во всяком случае, всякий раз в центре каждого из этих кризисов в виде следствия или причи­ны оказывалась нехватка наличных денег, учетная ставка испы­тывала резкие подъемы до непереносимого уровня—вплоть до 10—15%.

Современники всегда связывали эти кризисы с громадным банкротством вначале: крахом Нёвиллей в августе 1763 г.⁴²⁶, Клиффордов — в декабре 1772 г.⁴²⁷, крахом Ван Ферелинков — в октябре 1780 г.⁴²⁸ Вполне очевидно, что такой взгляд, сколь бы он ни был естественным, малоубедителен. Конечно, 5 млн. флоринов при крахе Клиффордов и 6 млн. при банкротстве Нё­виллей что-то весили, они сыграли на Амстердамской бирже роль детонатора, мощного разрушителя доверия. Но можно ли считать, что механизм кризиса не пришел бы в движение и не сделался бы всеобщим, если бы Нёвилли не вели разоритель­ных операций в Германии, или если бы Клиффорды не ввяза­лись на Лондонской бирже в безумные спекуляции с акциями

*¹⁹ Этот контраст ухе подметили Ш. Каррьер и М. Курдюрье: Сагаёге Ch., Courdurie ML Op. at., I, P- 85

не приспосабливается точно к деятельности крупного

' международного порта» (речь идет о Марселе)], «о Wilson С. -Anglo-Dutch Commerce...,, Г р-176.

Л *^XL Accarias de Serionne J. ir Us Merits de X I'Europe..., П, p. 205. „. «" Buist M.G. At Spes * "поп fracta. Hope and Co,, \ 1770—1815. 1974, r-p. 12—13.

'• 433 Xorcia M. Sbozzo del commercio di Amsterdam. - " 1782, p. 9.

_^³* A.E., C.P. HoUande, 513, f* 64 v°. *" Wilson С Op. cit.,

; 'p. 168.

⁴³⁶ Torcia M. Op. cit., p. 9.

Ост-Индской компании, или если бы не оказались плохи дела бургомистра Ван Ферелинка в Балтийском бассейне? Всякий раз первый толчок крупных банкротств заставлял трещать уже до того напряженную систему. Следовательно, предпочтитель­но расширить наблюдение одновременно и во времени и в про­странстве и особенно сблизить рассматриваемые кризисы, по­тому что они добавлялись один к другому, оттеняли очевидное отступление Голландии, потому, наконец, что они были похо­жи и в то же время отличались друг от друга, и их легче объяс­нять, сравнивая один с другим.

Они были похожи. В самом деле, то были современные кри­зисы кредита, что их совершенно отличало от так называемых кризисов Старого порядка⁴²⁹, которые коренились в ритмах и процессах сельскохозяйственной и промышленной экономи­ки. Но как же эти кризисы [кредита] друг от друга отличались! По мнению Чарлза Уилсона⁴³⁰, кризис 1772—1773 гг. был бо­лее тяжелым, более глубоким, чем кризис 1763 г. (и он прав!), но не был ли еще более глубоким кризис 1780—1783 гг.? Разве не наблюдалось с 1763 по 1783 г. ухудшения, усиления рас­стройства голландской системы? И одновременно с этим нара­станием, crescendo, каждые десять лет—трансформации всей нижележащей экономической структуры?

Первый кризис, 1763 г., последовал за Семилетней войной (1756—1763 гг.), которая для Голландии, остававшейся нейт­ральной, была периодом неслыханного торгового процветания. Во время военных действий «Голландия почти в одиночку... ве­дет всю торговлю Франции, особенно в Африке и в Америке, что само по себе огромное дело, и делает она сие с ростом при­былей до ста, а часто и более двухсот процентов... Некоторые голландские негоцианты обогатились ею, невзирая на потерю большого числа их кораблей, захваченных англичанами, кои [корабли] оценивают более чем в сто миллионов» флоринов ^{43 1} . Но такое возрождение ее торговли, такой возврат к ее лучшим денечкам, потребовало от Голландии огромных кредитных операций, беспорядочного разбухания акцепта, оплаты пере­водных векселей с истекшим сроком новыми векселями на дру­гие фирмы, а также непрерывных фиктивных операций⁴³². Как считал разумный судья, «одни лишь неосторожные приняли тогда крупные обязательства»⁴³³. Правда ли это? Как могли благоразумные избегнуть втягивания в хитросплетения «обра­щения»? Кредит естественный, кредит вынужденный, кредит «химерический» создали в конечном счете громадный объем бумаг, «столь разбухший, что, по точным подсчетам, он в пятнадцать раз превышает наличные, или реальные, деньги в Голландии» ⁴³⁴. Если даже мы и менее уверены в достоверно­сти этой цифры, чем наш информатор, некий голландец из Лей­дена, ясно, однако, что голландские негоцианты оказывались перед драматической ситуацией, когда дисконтёры вдруг отка­зывались учитывать векселя или, точнее, не могли более сде­лать этого. При нехватке наличных кризис с его цепной реак­цией банкротств ускоряется: он затронет как Амстердам, так и Берлин, Гамбург, Альтону, Бремен, Лейпциг⁴³⁵, Стокгольм⁴³⁶ и очень сильно—Лондон, который будет использован гол-

Старинные экономики с доминирующ им городским центром: Амст ердам___________

437 A.d.S. Venezia, Inghilterra 119, Г 92, 92 v°. 436 Wilson С Op. ей., p. 167—168. 43B «Gazette de France», 584, Hambourg, 22 aout 1763. 440 Ibid., 624, Copenhague, 3 septembre 1763. 441 Москва, АВПР, 50/6, 472, л. 50, 12 августа 1763 г. 442 Там же, 443 Москва, АВПР, 50/6, 472, л. 51 об. 444 Там оке. 445 В оригинале— «дисконта». 446 Москва, АВПР, 50/6, 472, л. 44. 447 A.N., А.Е., СР. Hollande, 513, Р 64 v°. 448 Т. е. о временном перерыве в сроке сделки. 449 A.d.S. Napoli, Affari Esteri 800, Гаага, 2 августа 1763 г.

ландским рынком. Одно венецианское письмо из Лондона, да-тированное 13 сентября 1763 г.⁴³⁷, сообщает, что, по слухам, на прошлой неделе в Голландию будто бы отправили «приме­чательную» сумму в 500 тыс. фунтов стерлингов «в помощь группе купцов» в Амстердаме, оказавшейся в отчаянном поло­жении.

Но следует ли говорить о помощи, когда дело шло просто-напросто об изъятии голландцами капиталов, вложенных в ан­глийские ценные бумаги?⁴³⁸ Так как кризис начался 2 августа, во время банкротства Йозефа Арона (с необеспеченным креди­том на 1200 тыс. флоринов) и братьев Нёвиллей (при пассиве в 6 млн. флоринов), прибытие английских капиталов потребо­вало, следовательно, месяца, месяца сетований, отчаяния, просьб... И показательных событий: например, банкротств в Гамбурге, в том числе многих еврейских купцов⁴³⁹, 4 бан­кротств в Копенгагене, 6—в Альтоне⁴⁴⁰, 35 банкротств в Ам­стердаме⁴⁴¹, и «дела, которое никогда не случалось, а именно: в начале этой недели банковские деньги стояли на полпроцента ниже денег наличных»⁴⁴². 19 августа уже насчитывалось 42 бан­кротства⁴⁴³, и «уже известны несколько будущих жертв». Ольде-коп, русский консул, видя эту катастрофу, не поколебался обви­нить в ней «великую жажду наживы, каковую иные негоцианты желали получить на акциях во время войны»⁴⁴⁴. «Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить, —писал он 2 августа. —То, что предвидели и чего давно опасались, на­ступило».

Амстердамская биржа сразу же была парализована: «На Бирже нечего делать... не производят более ни учета вексе­лей⁴⁴⁵, ни обмена; курса нет, везде одно недоверие»⁴⁴⁶. Един­ственным решением было бы получить отсрочки⁴⁴⁷, как сказали бы на ярмарочном, языке— пролонгации. Один прожектер писал в своей бумаге об отсрочке (surcheance)⁴⁴⁸, о приостановке, ко­роче, о небольшом дополнительном времени, которое могло бы предоставить государство ради того, чтобы каналы обра­щения в конце концов пришли в нормальное состояние. Ошиб­ка его заключалась в предположении, будто решения Соеди­ненных Провинций будет в данном случае достаточно, тогда как согласиться с этим должны были бы все государи, все евро­пейские государства.

Но разве не было бы лучшим решением прибытие в Амстер­дам монеты или слитков? Так, Нёвилли (хотя они были не оди­ноки) устроили в своем деревенском доме возле Гарлема фа­брику для «очистки скверного прусского серебра, коего им бы­ло прислано из Германии в бочонках на несколько миллио­нов». Сбор в Германии этой плохой монеты, выпускавшейся Фридрихом II во время Семилетней войны, производили мест­ные еврейские купцы, связанные с еврейскими купцами Амстер­дама⁴⁴⁹. Последние, занятые почти исключительно вексельны­ми операциями и испытавшие сильное потрясение в результате кризиса, выписывали векселя на этот приходивший к ним бла­гословенный металл. «Еврейские купцы Эфраим и Ицхок (Jizig), —писал неаполитанский консул в Гааге, —кои суть сборщики монеты короля [Прусского], позавчера (16 августа

О закате Амстердама

450 ibid., извещение из

Берлина от 16 августа,

переданное 26 августа.

*5' «Gazette de France»,

544, 4 aout 1763.

♦» A.d.S. Napoli, AfFari

Esteri 800.

♦»³ «Gazette de France»,

296, La Haye, 22 avril

1763.

♦^s4 Torcia M. Op. cit.,

p. 9.

⁴» Москва, АВПР, 50/6,

490, 1/2.

♦56 Москва, АВПР, 50/6,

490, 1/2.

1763 г.) отправили почтовыми повозками под охраной 3 млн. экю в Гамбург, и я узнал, что другие банкиры также доставля­ют в Голландию значительные суммы, дабы поддержать свой кредит»⁴⁵⁰.

Вливания наличной монеты были хорошим решением. К то­му же Амстердамский банк вопреки обычным своим правилам согласился с 4 августа принимать «в депозит слитки золота и cepe6pa»^4S1, что было способом сразу же включить в денежное обращение драгоценные металлы, поставленные в необрабо­танном виде.

Но нет надобности далее следить за этим бурным, резким ликвидационным кризисом, губившим только слабые фирмы, очищая рынок одним махом от его спекулянтов, и в целом, с определенной точки зрения, здоровым и полезным, по крайней мере если находиться в эпицентре этого финансового землетря­сения. Не в Гамбурге, где с начала августа, до громового удара в виде краха Нёвиллей, порт был забит судами, тщетно ожи­давшими погрузки и полагавшими отправиться на восток, в другие порты⁴⁵². Не в Роттердаме, где с апреля⁴⁵³ возмути­лось «простонародье» и где «буржуазии пришлось взяться за оружие и рассеять всех бунтовщиков». Но в Амстердаме, кото­рый, по-видимому, избежал таких неприятностей и таких вол­нений и после того, как буря миновала, поднялся без излишних трудностей: «Сии купцы-банкиры должны были, как Феникс, возродиться, а вернее — появиться вновь из-под своего пепла и в конечном счете утвердиться в качестве кредиторов разорен­ных торговых центров»⁴⁵⁴.

В 1773 г. после первого толчка, данного банкротством Клиффордов (28 декабря 1772 г.), кризис начался снова и шел своим путем. Та же последовательность, то же переплетение сложных обстоятельств. Ольдекоп мог бы повторить письма, написанные им десятью годами раньше. Биржа оказалась пара­лизована. «Многие фирмы,—пишет русский консул,—по­следовали за крахом господ Клиффорда и сына. Господа Хорнека, Хоггер и К⁰, которые все делают для Франции и для Швеции... два или три раза были на краю падения. Первый раз для них сумели собрать за одну ночь 300 тыс. флоринов, како­вые им надлежало выплатить на следующий день». Во второй раз из Парижа очень кстати прибыла «повозка с наличными в золоте... Господа Рийе, Рич и Уилкисонз, кои суть корреспон­денты господ Фредерик в Санкт-Петербурге, доставили из Анг­лии деньги в серебре» (золото, привезенное из Франции, имело будто бы ценность в один миллион, а английское серебро — два миллиона флоринов). Господам Грилл, которые вели крупную торговлю со Швецией, пришлось прекратить выпла­ты, ибо они не смогли «учесть свои переводные векселя на дру­гих». Господа Сарди и К °, старинная фирма, выполнявшая раз­личные поручения для венского двора, «вынуждены были дать потоку увлечь себя»⁴⁵⁵. Правда, эти итальянцы, которые пред­почитали не столько трудиться, сколько развлекаться, уже ощутили падение своего кредита^{4 5<}\ Нынешняя катастрофа бы­ла для них последним ударом. Но некоторые фирмы, равным образом обанкротившиеся, были на самом деле солидными,

18—1006

Старинные экономики с доминирующим городским центром: Амстердам

закате Амстердама

 

⁴⁵¹ Там же.

⁴⁵⁸ Там же.

*⁵⁹ Wilson С. Op. cit.,

р. 169 f.

*^eo A.N., Marine, В⁷,

435, Амстердам, 7,

5 апреля 1773 г.

однако они были захвачены общим крахом, последуют и даль­нейшие банкротства, ежели не будут приняты меры⁴⁵⁷ Город еще раз решил авансировать два миллиона наличными деньга­ми под ручательство первых негоциантов города, дабы помочь тем, кто нуждается в деньгах и мог предоставить гарантии в ви­де ли товаров или надежных векселей. «Не будут, однако, при­ниматься учтенные векселя, будь то даже на первейшие фирмы, ибо в сем случае два миллиона» ничего не дадут⁴⁵⁸. Ясно, что сенсационное и к тому же окончательное банкротство Клиф­фордов, торгового дома, просуществовавшего полтораста лет, породило всеобщее недоверие и требования об уплате, намного превышавшие сумму имевшихся наличных денег.

Старая песня, та же, что в 1763 г., подумаете вы. Так судили об этом современники. Тот же короткий кризис, быстро закон­чившийся в своем драматическом развитии в конце января. Но то, что он был более серьезным, чем предыдущий, ставит про­блему, которую Чарлз Уилсон ⁴⁵⁹ в основном разрешил. В са­мом деле, решающим обстоятельством было то, что первона­чальный удар исходил теперь из Лондона, а не Амстердама. Катастрофой, которая увлекла за собой Клиффордов и их ком­паньонов, было падение курса акций Ост-Индской компании, столкнувшейся в Индии, в особенности в Бенгалии, с трудной ситуацией. И снижение курса произошло слишком поздно для английских спекулянтов, которые играли на понижение, и сли­шком рано для голландцев, игравших на повышение. Потерпе­ли крах и те и другие, тем более, что покупки обычно соверша­лись спекулянтами всего лишь за 20% цены акций, а осталь­ное—в кредит. Следовательно, потери их были огромны.

Кризис, исходивший из Лондона, повлек вмешательство Английского банка, которое быстро привело к прекращению учета всех сомнительных векселей, а потом и всех векселей вообще. Это беспредметный спор—пытаться узнать, ошибся ли банк в своей тактике, ударив таким образом по Амстердаму, денежному и кредитному рынку, или нет. Во всяком случае, если в этом кризисе и был Феникс, вышедший невредимым из огня, так это, конечно, Лондон, который по прошествии трево­ги продолжал выкачивать к себе капиталовложения, возро­ждавшиеся «избытки» Голландии.

В Амстердаме дела шли не так хорошо: еще в апреле 1773 г., спустя три месяца после тревоги, улица оставалась беспокой­ной. «На протяжении полумесяца только и слышишь что разго­воры о кражах по ночам. Вследствие сего удвоили обычную стражу и распределили по разным кварталам буржуазные па­трули. Но что дает такая бдительность, ежели не уничтожена причина зла и ежели у правительства нет средств сему по­мочь?»⁴⁶⁰ В марте 1774 г., спустя год и даже более после кризи­са, уныние среди купечества не прошло. «Что нанесет послед­ний удар кредиту сего рынка, —писал консул Майе дю Кле-рон,—так это то, что пять или шесть первых и самых богатых домов совсем недавно оставили коммерцию; в их числе и фир­ма Андре Пельса, еще более известная на иностранных рынках, нежели на амстердамском, для коего она зачастую бывала главным источником средств: ежели богатые фирмы уйдут с

*«A.N., Marine, В⁷,

438, Амстердам, 7, 28

марта 1774 г.

««A.N., Marine, В⁷,

435, Амстердам, 3, 4

февраля 1773 г.

*«Четверг 24 октября

1929 г. Ср.: Galbraith J.K. - "pie Great Crash,

1929. 1955.

♦** Интерцикл, или

междесятилетний цикл.

См. выше. гл. 1 с. 67.

*«s Labrousse C.E. La

Crise de I'economie

frangaise, p. XXII.

♦ее Besnier R. Histoire des

/aits economiques jusqu'au

XVIII' siicie. 1962—1963,

p. 249.

«⁷ Москва, АВПР, 50/6, ' 539, л. 47.

биржи, крупные дела вскоре из оной исчезнут. Коль скоро она не сможет более выдерживать большие убытки, она не осме­лится пытаться получать большие прибыли. Однако же, прав­да, что в Голландии все еще больше денег, нежели в любой другой стране при прочих равных условиях»⁴⁶¹.

Но все было связано—в глазах историков, разумеется, —с первенством внутри европейского мира-экономики.

Еще в феврале 1773 г. французский консул, узнав, что в Ге­нуе только что произошел грандиозный крах на 1500 млн. пиа­стров, связал это происшествие (и все прочие, что сотрясали европейские рынки) с Амстердамом, так как этот город был «очагом, из коего почти все они получали свое движение»⁴⁶². Я же, напротив, полагаю, что Амстердам тогда уже не был больше «очагом», эпицентром. Очагом был уже Лондон. А тог­да— существует ли правило, которое было бы очень удобным: а именно что всякий город, расположившийся или расположен­ный в центре какого-то мира-экономики, был первым, где на­чинались землетрясения в системе, а затем первым, который от них по-настоящему оправлялся? Вот что заставило бы нас дру­гими глазами взглянуть на «черный четверг» ⁴⁶³ на Уолл-стрит в том самом 1929 г., который для меня отмечает фактически на­чало первенства Нью-Йорка.

Следовательно, первенство Амстердама оказалось бы «вне игры» (по меньшей мере в глазах историков), когда заявил о се­бе третий кризис—кризис 80-х годов. Кризис, который витому же отличался от предыдущих не только по причине своей про­должительности (по меньшей мере с 1780 по 1783 г.), своей осо­бенной вредоносности для Голландии или того обстоятельства, что в своем развитии он был отягощен четвертой англо­голландской войной, но также и потому, что он вписался в бо­лее обширный экономический кризис, притом совсем иного ти­па— ни больше ни меньше как в интерцикл {intercycle) ^{4б 4}, кото­рый Эрнест Лабрус усматривает во Франции с 1778 по 1791 г. ^{4б 5} Именно в эту междесятилетнюю фазу следует заново поме­стить эпизод в виде англо-голландской войны (1781 —1784 гг.), который завершился оккупацией Ланки (Цейлона>англичанами и их свободным доступом на Молуккские острова. Голландия, как и остальная Европа, барахталась тогда в длительном кри­зисе, поразившем всю экономику в целом, а не один только кредит, кризисе, аналогичном тому, с которым билась Фран­ция Людовика XVI, вышедшая истощенной, с расстроенными финансами из американской войны, хоть та и была для нее по­бедной⁴⁶⁶. «Преуспев в том, чтобы сделать Америку свобод­ной, Франция так истощила себя, что, восторжествовав в уни­жении английской гордости, чего она желала, она самое себя разорила, видя теперь свои финансы исчерпанными, свой кре­дит уменьшившимся, министерство расколовшимся, а все ко­ролевство— в группировках {factions)». Таково суждение, вы­сказанное Ольдекопом о Франции 23 июня 1788 г.⁴⁶⁷ Но такая слабость Голландии, такая слабость Франции, она объясняется не только войной (как это слишком часто утверждают).