– Он умер, и вы прекрасно знаете об этом, – зашипела я. – Более того, я полагаю, что сообщение об убийстве Илюшина явилось той самой каплей, которая заставила Ларису выйти замуж за Михаила! Хотя ваша дочь и не была Сократом, но даже она сообразила: у ребенка должен быть отец!
Елена Сергеевна усмехнулась:
– Дашенька, анализ подтвердил отцовство Миши, он позвонил мне и сообщил об этом. Ну предположим, что Ларочка согрешила перед свадьбой и восстановила девственность. Моя несчастная доченька полагала, что забеременела от Анатолия, но теперь‑то, после анализа, стало ясно: Настя дочь Миши, она на самом деле родилась раньше срока. Стоит ли прилюдно говорить правду о той давным‑давно совершенной глупости? Она, как выяснилось, прошла без последствий. И потом, где доказательства? Ларочка ничего сказать не может, Анатолий мертв, я против дочери не свидетель. Итог: вас, как оголтелую сплетницу, выгонят вон из дома Медведевых. Не совершайте ошибок. Людям свойственно верить в то, во что они хотят. Настя вернулась.
– Точного анализа еще нет! – напомнила я. – Миша мог неправильно понять врача, принять желаемое за действительное, обмануть родственников, заявив, что самозванка его дочь.
– Зачем? – спросила Елена Сергеевна.
Я замерла. Действительно, какой смысл Мише представлять Настю родной дочерью? Нет, он просто ошибся, права старуха: «Людям свойственно верить в то, во что они хотят». Медведев страстно мечтал вернуть Настю, и вот она здесь.
– И Бублик ее узнал, – продолжала сверкать отлично сделанными коронками Елена Сергеевна, – кот ни к кому не подходит, а уж постороннего абсолютно проигнорирует. Ой, уйди!
Последние слова предназначались Бублику, который страстно терся мордой о ладонь старухи.
– Похоже, он вас тоже обожает, – сменила я тему.
– Нет, – засмеялась Елена Сергеевна, – лишний раз не подойдет! Просто я на пальцы валерьянкой капнула, вот Бублик и ластится.
Глава 15
В кафе «Бут‑фут» я приехала загодя, вошла в небольшое помещение и похвалила себя за предусмотрительность. Почти все столики оказались заняты жующими людьми. Торговый центр возвышался неподалеку от вокзала, и основная масса транзитных пассажиров убивала время между поездами, бегая по лавкам. Посетители не снимали верхней одежды, я тоже осталась в куртке, она у меня двусторонняя, и обычно я ношу ее бежевым цветом наружу, но сейчас вывернула пуховик, он стал небесно‑голубым, а на голову натянула купленную только что черную вязаную шапочку. Мои волосы, слишком тонкие и слабые, поэтому совершенно не ношу головные уборы. Если летом я надеваю бейсболку, то ходить в ней приходится до вечера, снять ее страшно – на макушке образуется пучок пожухлой травы. Надеюсь, в шапке Таня меня не узнает! Правда, при ближайшем рассмотрении она поймет, кто сидит в зале, но я очень сомневаюсь, что Медведева станет пристально изучать посетителей.
Таня, войдя в зал, спокойно устроилась за столиком. Она не оглядывалась, не нервничала, не вертела головой в разные стороны, просто села на стул и сделала официантке заказ. Девушка в кружевном фартучке принесла чашку кофе, Татьяна подняла ее к губам и тут же вернула на блюдечко. Я очень внимательно следила за Медведевой. К ее столику подсел широкоплечий парень в черном пальто. Сначала мне показалось, что на голове у него спит, свернувшись клубком, огромный енот. Но уже через секунду стало понятно, что незнакомец в шапке, огромной, лохматой и очень приметной.
Две головы, «енотовая» и белокурая, склонились друг к другу. Я вспотела от досады. С одной стороны, хорошо, что столик, где сейчас шепчется с незнакомцем Таня, стоит в противоположном углу. Медведева не увидит меня. С другой – мне ничего не слышно.
Встреча продолжалась недолго, парень резко встал и пошел к выходу. Я попыталась рассмотреть лицо незнакомца, но не сумела, надвинутый на лоб треух и густая, явно фальшивая борода надежно скрыли его черты. Быстро бросив на столик деньги, я побежала за мужиком.
– Посетительница! – крикнула официантка. – Вы забыли…
Я притормозила и обернулась.
– Мобильный? Дайте мне его скорей.
– Нет, сдачу, – улыбнулась девушка, – погодите, сейчас принесу. Кофе стоит пятьдесят рублей, а ВЬ1 тысячу кинули…
Не дослушав ее, я ринулась к двери, выбежала в просторную галерею и замерла. Люди несли пакеты, тащили упирающихся детей, жевали пирожки, лакомились мороженым, но нигде в толпе не мелькала приметная шапка. От центрального прохода змеились в разные стороны боковые ответвления. Незнакомец, очевидно, снял «енота», содрал бороду и слился с массой покупателей. За пару секунд, что я провела, беседуя с официанткой, он ухитрился сбежать. Страшно недовольная собой, я вернулась в кафе и села за тот же столик.
– Вот ваша сдача! – обрадовалась девушка в фартуке.
– Спасибо, – буркнула я, поправила идиотскую шапку, взяла в руки меню и решила продолжить наблюдение за Таней.
– Что желаете? – спросила настырная официантка.
– Я выбираю.
– Могу порекомендовать вам мусс из черного шоколада.
– Не хочется.
– Тогда клубничный сорбет, – не успокаивалась девица.
– Не надо советов! – невежливо рявкнула я. – Как только выберу, позову вас!
– Ладно, – обиженно сказала она.
– Принесите коньяк! – вдруг громко потребовала Таня.
Официантка поспешила выполнить заказ, а я, прикрывая лицо кожаной папочкой с меню, осторожно наблюдала за Медведевой.
В ожидании напитка Татьяна вытащила из сумочки ежедневник, написала что‑то на одной из страниц, вырвала ее, сложила вчетверо и сунула в ридикюль.
– Что это? – визгливо спросила она у официантки, которая поставила перед ней фужер.
– Арманьяк, – прочирикала девушка, – самый лучший!
– Там капли на дне!
– Порция сорок граммов.
– Тащи бутылку!
– Целую?!
– Да!
– Но это очень дорого! Таня хрипло рассмеялась.
– Дорого! О господи! Мне теперь все дешево! Чего уставилась? Волоки пол‑литра, а еще лучше целую литрягу! Думаешь, у меня денег нет? На! Сдачи не надо!
Официантка глянула на ассигнации и залетала, как ведьма на реактивном венике. Я с тревогой наблюдала за Таней. Вот она лихо опустошила один бокал, второй, третий! Может, мне следует подойти к ней? Или подождать, пока спиртное сразит Танечку, и транспортировать ее домой? Я не знала, что у Медведевой проблемы с алкоголем. Если мы оказывались на совместных тусовках, Таня никогда не отказывалась от коктейлей, но, насколько я помню, дальше «Мохито» дело не шло. Правда, и смесями легко наклюкаться, но Медведева знала норму. А сейчас льет в себя коньяк, как воду!
– Где сортир? – гаркнула Таня. – Там есть окно?
– Налево, за занавесочкой, – заботливо указала девушка, – но, простите, курить ни в одном помещении кафе нельзя.
– Да пошла ты, – икнула Таня и, пошатываясь, двинулась к туалету.
После мгновенного колебания я пошла за приятельницей. Нехорошо оставлять окосевшую Татьяну одну.
Вход в дамскую комнату прикрывала железная дверь, издававшая леденящий душу скрежет, а внутри сортира было всего две кабинки, одна стояла нараспашку, во второй устроилась Таня. Звуки, доносившиеся изнутри, не оставляли никаких сомнений – ее тошнило.
Я вошла во вторую кабинку, внимательно осмотрела унитаз и, вполне удовлетворенная его состоянием, решила использовать его по прямому назначению. Из соседнего отсека уже не доносился шум, воцарилась тишина, потом послышался треск, шорох, по лицу пробежал сквозняк. Отчего‑то испугавшись, я стала натягивать джинсы, запуталась в ремне, прищемила палец «молнией» и вдруг услышала крик, нечеловеческий, пронзительный…
– А‑а‑а‑а!
Так и не приведя себя до конца в порядок, я выскочила из кабинки, увидела распахнутое окно и брошенное на пол Танино пальто из щипаной норки. Я подскочила к подоконнику и, стараясь не дышать, посмотрела вниз. На сером асфальте двора, странно выгнув ноги, лежала фигурка в черных брюках и красном пуловере, чуть поодаль валялась сумочка, а шагах в пяти от тела Тани стояла женщина, одетая в зеленую куртку, это она орала:
– А‑а‑а‑а!
Стряхнув оцепенение, я кинулась к выходу. Кафе расположено на третьем этаже, некоторые иногда остаются живы, рухнув с десятого.
Пока ноги несли меня к эскалатору, в душе нарастало смятение. Ну почему я пошла в кабинку! Надо было остаться в предбаннике, тогда бы не произошло несчастье. Очевидно, алкоголь сильно затуманил голову приятельнице и ударил по желудку. Сначала Таню стошнило, потом ей захотелось покурить или стало жарко, она распахнула окно, перегнулась вниз и упала! Находись я рядом, несчастья бы не произошло!
– Она рухнула сверху, – обморочным голосом сказала баба в яркой куртке, когда я подлетела к Тане.
Не обращая внимания на тетку, я присела около приятельницы.
– Танюша, ты жива?
Бледные веки дрогнули, губы приоткрылись.
– Немедленно вызовите «Скорую»! – велела я женщине в зеленой куртке.
Та покорно вынула мобильный, я осторожно погладила Танюшу по ладони.
– Сейчас приедет врач.
Губы приятельницы исказила гримаса.
– Холодно, – вдруг очень четко произнесла она.
Я скинула пуховик, набросила на несчастную, потом подошла к бабе, сдернула с нее куртку и укрыла ею ноги Татьяны.
– Я простужусь, – попыталась сопротивляться незнакомка, но тут же прикусила язык.
– Больно, – проговорила Таня, – очень больно.
– Потерпи, милая, врач уже едет.
– Мне плохо.
– Ничего, ничего.
– Я умираю.
– Нет, нет, высота маленькая, – пыталась я приободрить ее, – наверное, ты ногу сломала.
– Подними меня!
– Нельзя! – испугалась я. – Не шевелись.
– Возьми!
– Что?
– Бумага… сумка… прочитай… всем…
Я схватила ридикюль, вынула из него сложенный листок и ахнула. «В моей смерти прошу никого не винить. Ухожу из жизни осознанно. Все, что про меня расскажут, неправда. Прощайте!»
– Ты выпала не случайно! Господи! Почему решилась на такой шаг?
– Наклонись ниже, к лицу…
Я выполнила приказ и ощутила легкий запах духов и алкоголя, исходивший от приятельницы.
– Жива… – бормотала Таня, – Морозко! Она жива! Там… я ошиблась… Меня обманули… нет… жива! Настя была здесь.
Бормотание стихло.
– Таня, – заорала я, – очнись!
И тут во двор въехала «Скорая помощь». Несколько человек в темно‑синих форменных костюмах оттеснили меня от Медведевой.
Я вынула телефон и набрала знакомый номер.
– Слушаю! – весело закричал Миша.
– Это Даша.
– Еще раз привет! Приезжай, мы празднуем.
– Где Настя?
– Дома.
– Ты уверен? Позови ее.
– Настена‑а‑а! – заорал Миша. – Эй! Чего молчишь? Куда ты подевалась! Настя!!! Ку‑ку!
Я вцепилась в трубку с такой силой, что пальцы свело судорогой. Миша явно принял на грудь лишнего, наверное, он закемарил в кресле, а самозванка помчалась в торговый центр и выпихнула Таню из окна.
– Здрассте! – раздался в трубке звонкий голос Насти. – Извините, что сразу не подошла, голову мыла.
Я вздрогнула. Ну и чушь порой лезет мне в голову! Если девушка столкнула мачеху, она никак не может быть сейчас дома. Да и зачем Насте убивать Таню? В туалете мы были вдвоем, никто больше им не воспользовался. Дверь ужасно скрипит, я бы услышала, войди в сортир еще кто‑нибудь. Таня сама прыгнула из окна! Почему? Что сказал ей парень в треухе? С кем Татьяна беседовала на лестнице по мобильному? Телефон!
Я оглянулась по сторонам, носилки с Таней осторожно несли к «Скорой». Медведева упала во внутренний двор торгового центра, а не на шумную улицу, и на месте происшествия не было никого, кроме меня, тетки и докторов. Хотя нет, вот въезжает серо‑голубой автомобиль, сейчас милиция начнет свою работу, мне надо опередить дознавателей.
С ловкостью кошки я пробежала пару метров, наклонилась, схватила сумку Тани, открыла ее и увидела черный мобильный с наклеенными розовыми сердечками. Это не тот сотовый! Помнится, Танюша сказала на лестнице:
– Да, тот самый, второй аппарат, купила, как велели, и никому не сказала!
И где он?
Пальцы лихорадочно ощупывали сумку, ага, в подкладке дыра! Вот! Я выудила крохотный дешевый телефон, такие родители покупают первоклассникам. Потеряет детка трубку – и не жаль.
– Эй, чего там у вас? – спросил хриплый голос.
Я живо сунула телефон в карман и ответила приближающемуся милиционеру, пухлощекому пареньку, по виду чуть старше Машки:
– Сумка! Она у этой женщины была, в ней письмо.
– Давайте!
– Пожалуйста, забирайте, – сказала я.
– Одежда чья? – не успокаивался юноша в форме.
– Наша, – пискнула тетка.
– Чего на землю швырнули?
– Прикрывали несчастную, – ответила я, – она •На холод жаловалась.
– Была в сознании?
– Ну… вроде.
– Что говорила?
– Непонятное, – влезла в разговор тетка, – и не разберешь!
Милиционер нахмурился, открыл сумку, достал листок с прощальным письмом и паспорт Тани.
– Угу, – забубнил он, – угу, пошли.
– Куда? – хором спросили мы с теткой.
– Слышь, Колян, – окликнул парня другой милиционер, – похоже, она вон оттуда сиганула! Окно открыто! Пойду погляжу, чего там!
– Ступай, – милостиво разрешил Колян, – а я свидетелей опрошу!
Нас отвели в машину, женщина представилась Натальей Федоровой, бухгалтером.
– В бутике работаю, – нервно повторяла она, – покурить пошла, только сигареты вынула, бах‑ба‑бах! Мама родная! Она ведь могла прямо на меня угодить!
– Теперь вы, – повернулся в мою сторону Колян.
– Ольга Ивановна Кузнецова, – не моргнув глазом соврала я, – покупательница, зашла в кафе, выпила капучино, заглянула в туалет…
– Паспорт с собой?
– Нет!
– Что же так? – укорил меня мент. – Документ непременно надо иметь при себе. Вдруг вас в подворотне убьют? Как личность установить? Родные искать начнут, где труп Ольги Ивановны, а он в неопознанных!
– Обязательно учту ваш совет, – кивнула я.
– Из‑за таких, как вы, – продолжал злиться Колян, – у милиции дел невпроворот. Вот Медведева молодец, решила из окошка сигануть и паспорт прихватила! Теперь мы ее живо оформим. А вы? Ищи потом, свищи концы. Ладно, говорите свой телефон.
Я назвала первый пришедший в голову набор цифр.
– Вас вызовут для дачи показаний, – пообещал Колян, – а сейчас расходитесь!
Добравшись до машины, я влезла в салон и затряслась в ознобе. Зубы отбивали барабанную дробь. Кое‑как успокоившись, я вцепилась пальцами в руль. Так, попробуем хоть чуть‑чуть привести в порядок мысли и восстановим цепь событий.
Невесть откуда в доме Медведевых материализуется Настя. Единственный человек, который способен пролить свет на происхождение девушки, – это ее мать, Зоя Андреевна Килькина. Настя потеряла память, но потом она к ней вернулась и девушка поняла, что Килькина ей никто, а в Москве живет ее родной отец – Михаил Медведев. Пока ничего странного, а вот дальше начинается то, что французы называют «торт с горчицей». Зоя Андреевна неожиданно кончает жизнь самоубийством, и ничего о Насте от нее уже не узнать. Миша едет сдавать анализ крови, Елена Сергеевна признается в обмане зятя, Федор Молибог обещает оттянуть момент исследования. Таня желает во что бы то ни стало докопаться до истины. Она абсолютно уверена: Настя самозванка. И почему же она столь непоколебима? Оказывается, ей давным‑давно известна страшная правда: Настю похитили, сделали проституткой, ее убил клиент.
Мне стало жарко, пришлось стаскивать куртку. Почему Таня выпрыгнула из окна? С кем она разговаривала? Почему Миша так извратил слова Федора? Хотел поверить в воскрешение дочери? А главное, кто и с какой целью похитил десять лет назад Настю?
У меня началась мигрень, я схватилась за виски. Таня пока жива, ее отправили в больницу, но с ней стряслась беда, я просто обязана помочь приятельнице. Татьяна не тот человек, чтобы сигать из окна, ее запугали, довели до отчаяния!
Глава 16
Стряхнув оцепенение, я схватила телефон, порылась в записной книжке и нашла нужный номер. Настала пора активных действий.
– Свиридов, – рявкнули из трубки, – говорите быстро, четко и ясно.
– Здравствуй, Ванечка.
– О! Дашута! Привет, – мгновенно изменил тон приятель, – зачем я тебе понадобился?
– Мне нужна информация.
– Успела вовремя, – захихикал Ваня, – с Нового года тарифы меняются.
– В сторону уменьшения?
– Скажешь тоже, – заржал Свиридов, – но пока еще действуют старые расценки.
– Хорошо, записывай.
– Весь внимание.
– Зоя Андреевна Килькина. Женщина на днях ушла из жизни, покончила с собой. Мне нужна полная информация о ней, а также мнение специалистов по поводу ее смерти.
– Ясно.
– Это еще не все.
– Большому заказу кошелек радуется, продолжай.
– Десять лет тому назад во дворе своего дома пропала девочка Настя Медведева. Добудь данные по этому делу, а еще лучше сделай ксерокопию документов.
– Угу, сделаю, – пообещал Свиридов.
– Двадцать лет назад в подъезде неизвестным лицом убит Анатолий Илюшин. Как думаешь, сохранились подробности об этом происшествии?
Ваня зашуршал бумажками.
– Дашута, в нашей стране сменялись правительства, рушились режимы, капитализм затаптывал социализм, но архивы исправно хранят свои тайны.
Если дело было открыто, то будь уверена, нужная папочка мирно лежит в отведенном ей месте. Весь вопрос во времени – как долго придется ее добывать.
– Информация нужна сегодня!
– Кто бы сомневался, – хмыкнул Ваня, – ну ни разу никто не позвонил и не сказал: «Свиридов, времени тебе год». Ты в курсе про срочный тариф?
– Да.
– Если я нарою нужное до полуночи, цена возрастает впятеро.
– Ладно.
– Коли звякну завтра, оплата обычная.
– Лучше тебе поторопиться, – попросила я.
– Йес, мэм, разрешите выполнять?
– Начинай, – приказала я, – ой, погоди! Еще один момент.
– Какой?
– Сейчас, подожди.
Прижимая трубку к уху, я вытащила мобильный Тани, зашла в раздел «звонки» и сказала:
– Есть номерок, узнай, кому он принадлежит.
– Ну, это раз плюнуть, – заверил Иван.
– Отлично, давай работай.
Из мобильного полетели гудки, я положила трубку на сиденье. Знакомство с человеком, подобным Свиридову, сильно облегчает жизнь. Когда‑то Ваня работал вместе с Александром Михайловичем, но потом ушел в частную структуру. Свиридову надоело за маленькие деньги решать большие проблемы, а еще он женат, имеет двоих детей и примитивно хочет иметь нормальную квартиру, дачу, машину. Особых претензий у Вани нет, он мечтает о стандартной «трешке», щитовом домике на шести сотках и «десятке». Но пока Свиридов работал ментом, он жил в коммуналке, снимал на лето курятник в ста километрах от МКАД и ездил на трамвае. Стоит ли удивляться тому, что сотрудники МВД берут взятки? На мой взгляд, человеку, который голыми руками разгребает грязь, ежедневно сталкиваясь с горем, болью и смертью, надо платить больше, чем президенту. Но Ваня получал копейки, да еще кто‑то очень умный ради экономии средств отнял у рядовых сотрудников МВД жалкие льготы, типа бесплатного проезда в общественном транспорте. Свиридову, целыми днями бегающему по городу, предписывалось оплачивать поездки из своего кармана.
Кое‑кто из оперативников, чтобы прокормить семью, пускается во все тяжкие, но Ваня порядочный человек, поэтому он уволился и теперь пашет в службе безопасности некоего объединения. Свиридов торгует информацией, правда, подобную услугу он оказывает не каждому, а лишь хорошо проверенным людям. Я не знаю, каким образом Ваня нарывает сведения, да и стоят они дорого, но зато они добываются почти мгновенно и всегда оказываются стопроцентно точными.
Внезапно мне захотелось есть. Оглядевшись по сторонам, я увидела крохотный магазин, вошла в него, купила пакетик с кешью, бутылку нектара «Кошечка» и вернулась в машину.
Интересно, о чем думали производители, назвав напиток «Кошечка»? Какие мысли должны возникнуть у покупателя? Содержимое тары выдавили из кошки? Или оно предназначено для домашних животных? Нет, второе вряд ли, иначе пластиковая бутылка стояла бы в зоомагазине. Еще больше меня потрясла надпись на этикетке, сделанная мелким шрифтом: «Напиток «Кошечка» приготовлен по старинному русскому рецепту, дошедшему к нам от воинов Ивана Грозного. Состав: вода очищенная, ароматизатор, идентичный натуральному, бензонат натрия, краситель АО 197».
Воображение мигом развернуло картину. На лавкe сидит мужик в кольчуге, опираясь на копье, он говорит маленькому мальчику в домотканой рубахе:
– Узнай, сын мой, наш семейный рецепт: напиток «Кошечка» состоит из воды, ароматизатора, идентичного натуральному, бензоната натрия. Но, и это не главное! – не забывай добавлять туда краситель АО 197. Запомни состав и передай его перед смертью своим детям.
Неожиданно ко мне вернулось хорошее настроение. Таня жива, врачи ей непременно помогут, а я обязательно разберусь в странных обстоятельствах случившегося. Главное, не опускать рук, нельзя пасовать перед трудностями.
Я взяла кулек с кешью и развеселилась еще больше. Давно поняла, что надписи и инструкции на упаковках намного смешнее любого юмористического журнала.
Вот сейчас читаю замечательное предупреждение: «Осторожно. Содержит орехи». Здорово! А то я, наивная, полагала, что в пакете с кешью лежат сосиски. Но читаем дальше: «Инструкция по употреблению: разорвите целлофан и съешьте содержимое».
Я захихикала. Не так давно в моей ванной сломался душ, и сантехник принес новую «лейку». Пока мастер устранял неисправность, я взяла коробку и прочитала восхитительное предупреждение: «Не употребляйте для другого употребления». Впрочем, мне Довелось видеть и руководство по эксплуатации электрочайника, в котором педантичные немцы указали: «Внимание. При включении в сеть содержимое прибора станет горячим». А в одной конторе, заглянув в туалет, я нашла на сливном бачке объявление «Воду не пить, руки и голову не мыть».
Не успела я слопать орехи и запить их «Кошечкой», как телефон ожил.
– В отношении номера, – деловито заявил Свиридов, – он принадлежит некоему Богдану Ломейко.
– Супер, диктуй адрес, – обрадовалась я, – а с остальным как?
– Люди работают, – обтекаемо ответил Ваня и отсоединился.
Я посмотрела на часы и порулила на Нижегородскую улицу. Значит, Татьяна специально приобрела телефон, чтобы связаться с этим Богданом, надо задать парню несколько вопросов.
Иногда мне кажется, что Москва похожа на неаккуратную красавицу. Встречаются такие женщины, они шикарно выглядят, носят роскошные шубы и дорогие костюмы, но под блузками и брюками у них старое, рваное белье и давно не стиранные колготки. Ну зачем тратить деньги на то, что скрыто от посторонних глаз? Так и наша столица, фасады зданий, выходящих на центральные улицы, радуют глаз свежей штукатуркой и сверкающей облицовкой, но войдите во дворы! Еще хорошо, если вы увидите слегка обшарпанные стены и мусорные бачки без крышек, а то ведь можно и на крыс наткнуться!
Нужный мне дом стоял на задах улицы. Я завернула за сияющий шикарный торговый центр и оказалась в натуральной трущобе. Небольшое здание из красного кирпича было построено в незапамятные времена и с тех пор, похоже, ни разу не ремонтировалось. Дверь в подъезд болталась на одной петле, ступени лестницы потрескались и кое‑где осыпались, часть перил отсутствовала, в двух окнах разбиты стекла. На первый взгляд дом казался необитаемым, предназначенным под снос, но уже через секунду мне стало ясно: тут живут люди. Из‑за дверей первой квартиры долетали звуки жаркого скандала, на втором этаже кто‑то варил рыбный суп, и мне пришлось временно прекратить дышать – «аромат» ухи был невыносим.
Наконец я нашла нужную дверь, звонка не было, я постучала в филенку и обнаружила, что створка открыта.
– Эй, есть кто живой? – крикнула я, заглядывая в длинный темный коридор. – Люди!
Ответом послужила тишина.
– Богдан, вы здесь?
Ни малейшего шороха.
– Господин Ломейко, отзовитесь, – надрывалась я.
Но хозяин не торопился встретить гостью. Преодолевая страх, я пошла по коридору, заглядывая по дороге в разные комнаты.
Первой оказалась кухня. Четырехконфорочная чугунная плита с «крылышками» занимала большую часть пространства. Надо же, оказывается, эти монстры с надписью «Газоаппарат» еще служат людям, когда‑то и у нас с бабушкой имелся подобный очаг. Затем ноги привели меня в спальню. Ветхие занавески на окне, узкая железная кровать, покрытая рваным гобеленовым покрывалом, тумбочка и трехстворчатый гардероб – ноу‑хау советской мебельной промышленности образца пятидесятых годов прошлого века. Следующей была гостиная, в которой можно было снимать сериал типа «Московская сага». Здоровенный черный кожаный диван с деревянной полочкой, шесть венских стульев, дубовый квадратный стол и совершенно пустой буфет.
Я отступила к входной двери: квартира выглядела нежилой, и пахло в ней тленом. Телефон обнаружился у двери туалета, допотопный черный аппарат стоял на специальной полочке, а под ней валялась тряпочка, я нагнулась и пришла в крайнее изумление. Меньше всего ожидала увидеть в грязной нежилой Норе шейный платок от «Гермес» стоимостью в Пятьсот баксов. Я подняла находку, сунула ее в кардан куртки, сняла трубку и набрала номер Ивана.
– Свиридов слушает.
– У тебя есть определитель номера?
– Обижаешь.
– Глянь, откуда я звоню.
– Э… э… от этого Ломейко.
– Хорошо, спасибо, – ответила я и вышла на лестницу.
Надо порасспрашивать соседей. Кто‑то ведь платит за телефон, иначе бы его отключили! Значит, здесь живут.
Из квартиры, расположенной напротив жилища Богдана, высунулась смуглая раскосая женщина, похоже, вьетнамка.
– Чирик‑чирик‑чирик? – настороженно сказала она.
– Здравствуйте, – сказала я.
– Пливета, – ответила иностранка.
– Где ваш сосед?
– Не знаю.
– Давно его видели?
– Не знаю.
– Вы с Богданом знакомы?
– Не знаю, – тупо твердила вьетнамка, не забывая постоянно улыбаться, – мой не говоли, моя не понимай!
То ли женщина и в самом деле не владела русским языком, то ли она прикидывалась, я так и не поняла. Мои попытки объясниться с ней по‑французски тоже потерпели крах, пришлось несолоно хлебавши спускаться ниже.
Через полчаса мне стало ясно: здание населяют выходцы из Азии, одни женщины, все не способные к общению. Испытывая глубочайшее разочарование, я позвонила в квартиру, расположенную у выхода из подъезда.
– Ща вломлю, – заревели из‑за створки, и на пороге возник мужик, одетый в чудовищно грязный спортивный костюм.
Я взвизгнула и отшатнулась, в руках мордоворот держал здоровенный тесак.
– Ты кто? – хрипло спросил он и воткнул нож в косяк.
– Даша, – представилась я, – Васильева.
– Не боись, – хмуро заявил хозяин, – не трону! Думал, баба моя, сука, назад приперла! Стерва! Дрянь! Пусть только заявится! Не жить ей! Тебе чего?
– Извините, – залепетала я, – в какую квартиру ни позвоню, никто по‑русски не понимает.
– Врут, суки, – скривился мужик, – на базаре расчудесно торгуют, лопочут по‑нашенски. Просто прикидываются. Тебе чего? Ищешь кого?
– Да. Богдана Ломейко.
Мужик начал скрести затылок грязной рукой.
– Богдана? – произнес он.
– Да.
– Соседа с верхнего этажа!
– Его самого.
– Тю! Так он когда еще помер!
– Богдан умер?
– Ну!
– Давно?
Дядька снова начал орудовать лапой в волосах.
– И не вспомню… Давно… хотя! Стой! Мы с Нинкой тогда свадьбу играть собирались, она всегда сукой была, подавай ей пир на весь мир! Родственников армия, голытьба из деревни, охота на дармовщинку ханку жрать, итит их мать в сапоги! А меня тогда с автобазы пинком под зад турнули. Михалыч, пидор, настучал про левую ездку!
Я терпеливо ждала, пока мужик доберется до сути, а тот особо не спешил.
– Нинка, б…, ох, извини, с языка слетело, только как ее еще назвать? Б… и есть! И мамаша ее такая же, хорошо, скоро померла, сучара! Подняли визг! Свадьбу им! В кафе! С музыкой! Ну я и пошел к Богдану, он хорошо зарабатывал, на мусорке ездил, всегда заначку имел. Богдашка нежадный, дал мне тугрики без расписки. Отшумели мы свадьбу, я все долг ему отдать не мог. Заходил, правда, часто и извинялся, а Богдашка только руками махал:
«Не бзди, мне не к спеху!»
А потом и говорит:
«Слышь, Вовка, у нас место освободилось, хочешь, пошепчусь, и тебя возьмут? Со мной расплатишься и сам из жопы вылезешь!»
Я чуть его целовать не кинулся! На мусорке ездить! Вот удача!
– Работа водителем мусоровоза считается хорошей службой? – изумилась я.
– Дура ты, – снисходительно усмехнулся Вовка, – без блата туда не пролезть. Только своих берут! Чужому даже зариться неча. Хорошие люди по нескольку лет места ждут, да зря, никто оттуда не уходит.
– Что же такого привлекательного в перевозке бачков? Грязная работа, хлеб доставлять, на мой взгляд, приятней. Или троллейбус водить, – продолжала недоумевать я.