О коллективной ответственности 8 глава

[406]

шению. Это обнаруживается в любом более тесном кругу, будь то класс учеников, купеческое сословие или чиновничья иерар­хия. Этим объясняется тот факт, что гнев пролетария обруши­вается большей частью не на высшие сословия, а на буржуа­зию; ибо он видит, что она стоит непосредственно над ним, она означает для него ту ступень на лестнице счастья, на которую ему предстоит ступить прежде всего и на которой поэтому концентрируются в данный момент его сознание и его стремле­ние к возвышению. Низший желает быть прежде всего равен высшему; но если он ему равен, то — опыт показывает это ты­сячу раз — состояние, которым исчерпывались прежде все его стремления, является только исходным пунктом для дальней­шего, только первым этапом на бесконечном пути к самому бла­гоприятному положению. Всюду, где пытались осуществить уравнивание, обнаруживалось на этой новой почве стремле­ние индивида обойти других во всех возможных отношениях; например, часто случается, что основу тирании образует соци­альное нивелирование. Во Франции, где еще со времен вели­кой революции влияние идеи равенства было очень сильно и где июльская революция вновь освежила эти традиции, вскоре после нее обнаружилось, наряду с бесстыдными излишества­ми отдельных лиц, общее пристрастие к орденам, неудержи­мое стремление отличиться от широких масс бантиком в пет­лице. Может быть, нет более удачного доказательства для на­шего предположения о психологическом происхождении идеи равенства, чем заявление одной угольщицы в 1848 г., обращен­ное к знатной даме: «Да, сударыня, теперь все будут равны: я буду ходить в шелку, а вы будете носить уголь». Историческая достоверность этого заявления безразлична перед его внутрен­ней психологической верностью.

Если происхождение социализма таково, то это означало бы, конечно, самую резкую противоположность большинству его теоретических обоснований. Для последних равенство людей есть самодовлеющий идеал, сам являющийся своим оправда­нием и сам по себе удовлетворяющий, этическое causa sui*, состояние, ценность которого ясна непосредственно. Но если это состояние является только переходным моментом, только ближайшей целью — возможностью достигнуть изобилия для масс, — то оно теряет категорический и идеальный характер, который приняло только потому, что большая часть людей счи­тает тот пункт на своем пути, которого она должна достигнуть

[407]

прежде всего, и до тех пор, пока он не достигнут, своей конец ной целью. Низшего заставляет стремиться к осуществлении равенства тот же самый интерес, который побуждает высшего поддерживать неравенство; но если это требование равенства благодаря своему продолжительному существованию утрати­ло характер относительности и стало самостоятельным, то оно может стать и идеалом тех лиц, у которых субъективно оно не возникало таким образом. Утверждение логического права за требованием равенства — как будто из сущностного равенства людей можно было бы аналитически вывести и то, что они должны быть равны и в отношении своих прав, обязанностей и благ всякого рода — имеет лишь самую поверхностную, призрачную обоснованность. Во-первых, при помощи одной логики никогда нельзя вывести из действительных отношений чистое должен­ствование или из реальности — идеал, ибо для этого всегда нужна еще воля, которая никогда не вытекает из чисто логичес­кого теоретического мышления. Во-вторых, нет в частности ни­какого логического правила, по которому из субстанциального равенства нескольких существ вытекало бы их функциональ­ное равенство. В-третьих, и сама одинаковость людей как тако­вых очень условна. И это совершенный произвол — из-за того, в чем они одинаковы, забывать их многочисленные различия или стремиться связывать с простым понятием человека, в ко­тором мы объединяем столь разнородные явления, такого рода реальные последствия — это пережиток того реализма поня­тий в понимании природы, который полагал сущность отдель­ного явления не в его специфическом содержании, а лишь в том общем понятии, к которому оно принадлежало. Все пред­ставления о той самоочевидной правомерности, которая при­суща требованию равенства, есть только пример того, что че­ловеческий дух склонен рассматривать результаты историчес­ких процессов, если только они просуществовали достаточно долго, как нечто логически необходимое. Но если мы будем искать психическое влечение, которому соответствует требо­вание равенства, исходящее от низших классов, то обнаружим его только в том, что является истоком всяческого неравенства, а именно, во влечении ко все большему счастью. А так как оно уходит в бесконечность, то нет никаких гарантий, что создание наибольшего социального уровня в смысле равенства не ста­нет лишь переходным моментом развивающейся дальше диф­ференциации. Поэтому социализм должен стремиться одновре­менно к созданию наибольшего социального уровня в смысле коллективного достояния, потому что благодаря этому у инди-

[408]

видов все больше и больше исчезает повод и предмет для ин­дивидуального отличия и дифференциации.

Между тем все еще остается вопрос, не будут ли незначи­тельные различия между людьми в том, что они суть и чем вла­деют²⁷ (эти различия не может устранить даже самая высокая социализация), вызывать те же психологические, а следова­тельно, и внешние последствия, какие вызывают в настоящее время различия гораздо большие. В самом деле, ввиду того, что не абсолютная величина впечатления или объекта застав­ляет нас реагировать на него, но отличие его от других впечат­лений, увеличившаяся способность ощущать различия может связывать с уменьшившимися различиями не уменьшившиеся последствия. Этот процесс происходит повсюду. Глаз настоль­ко приспосабливается к незначительному количеству света, что ощущает, наконец, различия в цветах так же, как прежде чув­ствовал их только при гораздо более сильном освещении; не­значительные различия в положении и наслаждении жизнью, встречающиеся внутри одного и того же социального круга, вызывают, с одной стороны, зависть и соперничество, а с дру­гой — высокомерие, словом, создают все последствия диффе­ренциации в той же степени, что и различия между двумя очень отдаленными друг от друга слоями, и т.д. Нередко даже можно наблюдать, что наше отличие от других лиц ощущается тем сильнее, чем больше у нас с ними общего в остальных отноше­ниях. Поэтому, с одной стороны, те последствия дифференци­ации, которые социализм считает вредными и подлежащими устранению, совсем не устраняются им; с другой стороны, со­циализм отнюдь не так уж опасен культурным ценностям диф­ференциации, как это было бы желательно его врагам; приспо­сабливание нашей различительной способности может сооб­щить как раз меньшим личностным различиям при социализи­рованном строе ту же силу и в хорошем, и в дурном отношении, какой обладают различия нашего времени.

[409]

Глава V