— Признаться, не ожидал тебя здесь увидеть, — сказал, наконец, Бриггер. — Я думал, ты с Бенедиктом, Ренардом и Иммаром.
Киллиан кивнул.
— Я тоже полагал, что буду с ними. Но, видите ли, случилось множество непредвиденных обстоятельств, в свете которых жрец Колер решил, что я не готов к малагорской операции. Он решил оставить меня на материке.
Бриггер приподнял бровь.
— И ты послушался его? Я удивлен: слышал, ты по его наставлению даже тренировку пропустить отказался. С трудом верится, что ты мог так запросто согласиться пропустить малагорскую операцию.
Киллиан понимающе кивнул.
— И я сделал все, чтобы участвовать, жрец Бриггер, — сказал он. — Но Бенедикту удалось меня перехитрить и все равно оставить на материке.
— Как же?
— Уже на трапе корабля он ударил меня по затылку рукоятью меча. Я потерял сознание, а очнулся, когда угнаться за ними не было уже никакой возможности. — Киллиан отчеканил эти слова так, будто заучивал их с момента отплытия кораблей Бенедикта. В какой-то степени так и было: всю дорогу до Крона он продумывал, что скажет жрецу Бриггеру при встрече.
Старик недовольно цокнул языком и покачал головой.
— Ох, Бенедикт, — протянул он. — Его очень трудно… практически невозможно переубедить, если он вбил что-то себе в голову. Увы. Видимо, он по какой-то причине решил, что ты не подходишь, и я не могу ничего предпринять, так что если ты пришел за этим, Харт, то…
— Нет, — перебил Киллиан. — Я пришел не за этим. Не знаю, заметили ли вы, но я несколько изменился с момента нашей последней встречи.
Бриггер кивнул, стараясь не показать, как ему любопытно.
— Ты возмужал, — начал он.
— Я не об этом, — серьезно сказал Киллиан, пронзительно глядя на старика. — Если говорить честно, я не уверен, что меня теперь можно называть человеком.
Бриггер нахмурился, и Киллиан удивительно спокойно рассказал ему свою историю. Он упомянул и то, как болезнь после встречи со спарэгой разыгралась с новой силой, и то, как он еле дотянул до деревни некроманта, и то, как Ланкарт пытался ему помочь, но не мог, пока не испытал на нем концентрированное снадобье, сделанное из хаффрубов.
Бриггер слушал с интересом, изредка качая головой и явно с трудом удерживаясь от восклицания «какой ужас!».
— Отчего же после всего этого Бенедикт решил, что ты не готов? — задумчиво спросил старший жрец. Киллиан предпочел не передавать ему слов Ренарда о том, насколько Бенедикт привязался к нему, чуть ли не вообразив Харта своим сыном.
— Он не дал мне шанса у него спросить. Возможно, это получится сделать, когда Бенедикт вернется из Малагории.
Бриггер вздохнул.
— Возможно, — кивнул он. — Но… зачем ты пришел ко мне, Харт? Чем я-то тебе могу помочь? Я сочувствую тому, что с тобой произошло, но…
— Не отправляйте меня обратно в Олсад! — с жаром воскликнул Киллиан. — Дайте мне возможность обучаться с другими молодыми жрецами здесь, в Кроне. Пожалуйста. — Он призывно посмотрел на Бриггера. — Мне кажется, после всего, через что я прошел, я заслуживаю хотя бы этого.
Карл Бриггер тяжело вздохнул. Несколько мгновений он молчал, глядя на Киллиана, затем кивнул.
— Заслуживаешь, Харт, — сказал он. — Оставайся. Я распоряжусь, чтобы тебе выделили место среди молодых жрецов. Предупреждаю: тебе может быть тяжело, ведь многие уже знают, что ты — ученик Бенедикта.
— С этим я как-нибудь справлюсь, — с мрачной решимостью заявил Киллиан.
***
Грат, Малагория
Первый день Гуэра, год 1490 с.д.п.
Мальстен первым вошел в тронную залу гратского дворца. Аэлин следовала за ним тенью. Бэстифар стоял лицом к балкону, сцепив руки за спиной. Вид у него был задумчивый, странным образом сочетавший в себе мрачную обреченность и будоражащее предвкушение. Услышав, как открылась дверь, он не повернулся и никак не показал, что заметил чужое присутствие.
— Бэс? — окликнул Мальстен. — Ты, кажется, звал.
Аэлин сложила руки на груди и прислонилась к стене, выжидающе уставившись на аркала.
— Что удивительно: он звал нас обоих, а не только тебя.
— Все потому, что поговорить я хотел с вами обоими, — кивнул Бэстифар, продолжая рассматривать Грат, не выходя на балкон и все еще держа руки за спиной. — Преимущественно с Мальстеном, но ты, Аэлин, — он посмотрел на охотницу, — наверняка захотела бы при этом присутствовать.
Мальстен нахмурился, непонимающе качнув головой.
— Бэс, в чем дело? — спросил он.
Аркал повернулся и внимательно посмотрел на друга.
— Мне, пожалуй, нужна твоя помощь. Ты сам недавно говорил со мной о том, как Грат может готовиться к празднику, когда на носу война. — Он дождался, пока оба посетителя нахмурятся, и невольно усмехнулся. — Праздник миновал, пора задуматься о том, что ты сказал. К тому же, Совет Восемнадцати подошел к нашим берегам, и мне нужно оружие, чтобы разобраться с ними.
Мальстен приподнял брови, понимая, к чему он клонит. Аэлин непонимающе посмотрела на него.
— Оружие? — качнула головой она. — Мы, конечно, не отказываемся за тебя воевать, но… чем мы сейчас можем помочь?
Мальстен вздохнул и положил ей руку на плечо.
— Он говорит не совсем об этом оружии, — тихо сказал он. Несколько мгновений Аэлин непонимающе смотрела на него, а затем вдруг округлила глаза от возмущения.
— Нет! — воскликнула она, переводя испепеляющий взгляд на Бэстифара. — Об этом не может быть и речи!
— Поэтому я и подумал, что было бы хуже, если бы мы с Мальстеном решили это без тебя, — примирительно произнес Бэстифар.
— Мальстен не идиот, чтобы соглашаться на такие условия, — решительно заявила Аэлин. — Он ни за что на это не пойдет!
Аркал внимательно посмотрел на данталли.
— Аэлин… — осторожно начал Мальстен.
— Нет, даже не думай! — возмутилась охотница, схватив его за руку. — Ты не можешь согласиться отдать ему расплату, Мальстен, тебе станет намного хуже! Ты представляешь себе, какими будут последствия? Ты не должен усугублять то, насколько она уже сильна.
Мальстен опустил взгляд.
— Аэлин, по договору, на мне лежит ответственность за всю страну. И… я видел, как Бэстифар может с помощью расплаты поставить на колени целую армию. Я понимаю, почему это может стать настоящим оружием против Совета Восемнадцати.
Аэлин покачала головой.
— Боги, Мальстен, ты же это не всерьез? — ужаснулась она.
Бэстифар снисходительно улыбнулся. Поймав на себе осуждающий взгляд охотницы, он поднял руки, словно показывая, что безоружен — хотя в его случае этот жест имел прямо противоположное значение.
— Предупреждая твой следующий обличительный выпад, скажу сразу: я не ради удовлетворения своих прихотей прошу об этом. Если б Малагории не угрожала опасность, я бы не стал.
Аэлин хотела недоверчиво прищуриться, однако вспомнив, как Бэстифар реагировал на расплату Мальстена, чувствуя ее зов даже на расстоянии, прикусила язык и оставила все язвительные замечания при себе. Вместо того она посмотрела на Мальстена.
— Ты… как ты это выдержишь потом?
Мальстен ободряюще положил ей руку на плечо.
— Все будет хорошо, — улыбнулся он, затем решительно посмотрел на Бэстифара и кивнул. — Я тебя понял. Ты хочешь, чтобы я сделал это прямо сейчас?
— Если тебя не затруднит. — Он перевел взгляд на Аэлин. — И если между вами из-за этого не возникнет проблем. Если вам нужно время, то…
— Нет, — покачал головой Мальстен, переглянувшись с Аэлин. Она явно была не в восторге от того, что ему предстояло сделать, но понимала, что, похоже, без этого не обойтись. Убрав руку с плеча Аэлин, Мальстен кивнул ей и прошел мимо Бэстифара на балкон.
Внизу раскинулся дневной Грат. Малагорский климат заставлял напрочь забыть о приходе зимы. На материке в это время уже бушевали холода и влажные промозглые ветра.
Мальстен присмотрелся к людям, которых видел недалеко от дворца, сосредоточился, и из его ладоней протянулись видимые лишь ему и аркалу черные нити. Они связались с незнакомцами под балконом, и их глазами Мальстен разглядел других — тех, кого отсюда было не видно. Нитей становилось все больше, они множились с каждым мгновением.
Бэстифар завороженно наблюдал за его работой, не представляя себе, скольких людей он контролирует и сколько раз уже прорвался сквозь красное. Мгновения замерли. Аэлин напряженно смотрела на Мальстена, видя, как взгляд его становится все меньше похожим на человеческий.
Наконец он выдохнул и уронил руки по швам, прикрыв глаза.
— Мальстен… — шепнула Аэлин.
Бэстифар шагнул вперед.
— Еще нет, — тихо сказал он. Прошло всего два удара сердца перед тем, как лицо данталли начало стремительно бледнеть, а обычно прямая спина горбиться от боли. — Мой друг, — позвал аркал, — ты позволишь?
Мальстен нахмурился, не открывая глаз.
— Да, — тихо ответил он.
Бэстифар тронул его за плечо, и рука его загорелась красным свечением. Из груди Мальстена вырвался облегченный вздох. Бэстифар шумно вдохнул, будто в него и впрямь перетекла огромная сила. Аэлин невольно задумалась о том, каково ему каждый раз чувствовать такую силу рядом, когда к Мальстену приходит расплата, и отказывать себе в этом.
— Спасибо, мой друг, — тихо сказал Бэстифар. — Ты очень помог.
Мальстен сдержанно кивнул.
Сердце Аэлин невольно сжалась: она не могла и представить, насколько сильнее будет его расплата с этой самой минуты. Ей хотелось обнять его и утешить, но она знала, что сейчас он этого не позволит. Сейчас он, скорее всего, не хочет находиться в чьем-либо обществе. Поэтому Аэлин намеренно не последовала за ним, когда Мальстен, вежливо кивнув Бэстифару, медленно прошествовал прочь из тронной залы.
Бэстифар подошел к ней и, поджав губы, тяжело вздохнул.
— Он ненавидит это, — тихо сказал аркал.
— А после ненавидит компанию, — хмыкнула она.
— От такой реакции тянет напиться, — заговорщицки сказал Бэстифар. Аэлин скептически покосилась на него.
— У тебя, что, запасы вина прямо в тронной зале?
Он пожал плечами.
— Я предусмотрительный монарх.
***
Порт Адес, Малагория
Первый день Гуэра, год 1490 с.д.п.
В сравнении с морскими силами Совета Восемнадцати малагорско-аллозийский флот явно проигрывал мощью. В первый день нового десятилетия пять десятков кораблей Совета заблокировало выход из порта Адес. Еще три десятка судов точно так же закрыли малагорский порт Оруф.
Личный помощник Фатдира Сендал Акмадди стоял на причале в Адесе, только что выслушав послание от эревальны из Оруфа. Он понимал, что, стоит начаться активным морским боевым действиям, и Малагории — даже в союзе с Аллозией — не выстоять. Мысль о том, что царь — аркал, не покидала Сендала Акмадди, но, глядя на корабли в отдалении, он не был уверен, что силы пожирателя боли — даже если он покинет Грат и прибудет в Адес — дотянутся так далеко в море. А ведь если он попытается приблизиться, есть риск, что его убьют…
Посол Совета Восемнадцати прибыл после полудня и сошел на причал, передав требования материка к Малагории в письменном виде. Документ был подписан главнокомандующим операцией адмиралом нельнского флота Конрадом Греффе. Список этих унизительных нелепых требований к Обители Солнца был явно сформирован на базе инсинуаций Бенедикта Колера, но никому из Совета Восемнадцати не было никакого дела до правдивости этих обвинений.
По итогам переговоров Малагория не имела права отправлять корабли в море и вести каких-либо торговых дел с материком, пока на троне находится «узурпатор, бастард истинного царя и аркал, повинный в пролитой крови тысяч солдат при Шорре, укрывающий у себя беглеца и преступника Мальстена Ормонта».
Эти обвинения были смехотворны, каждый малагорец знал это, но Совет Восемнадцати стоял на своем. И из перечисленного в документе за подписью Конрада Греффе это было не самым унизительным пунктом. Гораздо более унизительным было требование «немедленно выдать узурпатора и преступника Бэстифара шима Мала, чье решение привести данталли на Войну Королевств повлекло за собой Битву Кукловодов, на международный суд». Суд этот, без сомнения, должен был окончиться казнью малагорского царя. Разумеется, следующим пунктом шла немедленная выдача обезвреженного…
… интересно, каким же образом они себе это представляют? — думал Сендал Акмадди.
… бывшего командира Кровавой Сотни Мальстена Ормонта — данталли и незаконнорожденного сына герцогини Иннессы Ормонт.
Помимо предательства священной семьи Мала от Обители Солнца требовалось созвать временное правительство при участии послов Совета Восемнадцати. Это временное правительство должно было доверить судьбу малагорского народа временному наместнику с материка, пока на царском троне не окажется законный наследник истинного царя — разумеется, он должен был быть человеком.
Вслед за этим шли денежные притязания. Малагория должна была уплатить Везеру, Каррингу, Ильму и Ларии по сто тысяч аф за ущерб в Битве Кукловодов 1480 года с.д.п.
Сендал Акмадди, общаясь с Фатдиром через эревальну дал понять, что переговоры, разумеется, состоятся, но Совет настроен воинственно, потому что последним пунктом их документа шло следующее: «В случае невыполнения вышеуказанных требований торговые пути с материком для Малагории и союзного государства Аллозия будут блокированы соединенным флотом Совета Восемнадцати. Попытка оказать сопротивление будет расценена как прямое объявление войны ».
С малагорской стороны было ясно, что соблюсти эти дикие условия — значит позволить правящей элите материка разорвать страну на кусочки. Этого никак нельзя было допустить. Сендал дал Фатдиру слово, что потянет время и постарается начать здравые переговоры, однако он понимал, что это усилие, скорее всего, будет тщетным.
***
Чена, Анкорда
Первый день Гуэра, год 1490 с.д.п.
Вечером первого дня нового года после пышного празднества, когда анкордский замок пребывал в состоянии полусна, принц Альберт и Юджин Фалетт, точно две вороватые тени, тихо шли по коридорам в сторону библиотеки. Закат уже окропил уличные облака багрянцем, который проникал в замок сквозь цветные витражи и играл в коридорах призрачными переливами света и тени. В некоторых, особо темных уголках коридора слуги уже повесили настенные масляные лампы.
— Склеп какой-то, — хмыкнул Юджин, и его тихий голос поскакал мимо огоньков ламп призрачным эхом. Холодные серокаменные стены и высокие потолки, которые казались такими тяжелыми, что должны были рухнуть под собственным весом, угнетали его. Его семейство жило в скромном поместье до войны. А после он и вовсе перебрался из-за разорения в бедный одноэтажный дом. Громада анкордского замка казалась ему необъятной.
Альберт передернул плечами. За время обучения в Военной Академии он отвык от родного замка, отвык от собственных шикарных покоев, отвык от официальной одежды принца и от придворных ужимок. Военная дисциплина была ему куда ближе. Поэтому, когда на двадцатый день Зоммеля прошлого года Юджин привел его в свой дом, Альберт невольно расплылся в улыбке, почувствовав себя куда уютнее, чем в королевском замке. Юджин был удивлен такой реакцией королевского отпрыска. Он ожидал чего угодно — отвращения, высокомерия, смущения, — но не благодарности и понимания.
Последовавшая за этим беседа о Рерихе и его делах во время Войны Королевств и вовсе растопила лед. Юджин выслушал Альберта, пока тот приводил примеры, в которых считал своего отца Лжемонархом. По Анкорде проносились подобные слухи, но никто не решался высказывать их во всеуслышание, страшась тюрьмы и смертной казни за государственную измену.
Альберт и Юджин долго говорили по душам. Постепенно их опаска друг перед другом и недоверие таяли. Покидая дом Фалетта, Альберт чувствовал небывалое облегчение. Давненько ему не удавалось поговорить с кем-то искренне, не боясь осуждения или наказания за свои мысли.
С того дня они виделись еще несколько раз. Интерес к пророчеству о Последнем Знамении креп и сплачивал их. Постепенно они начали чувствовать себя членами тайного общества заговорщиков. Юджин этого опасался, а Альберт впервые в жизни ощущал, что делает нечто важное. Ему не сразу удалось уговорить Юджина пойти с ним в библиотеку замка, но они оба понимали, что условий лучше, чем тихий день после новогоднего торжества, у них не будет.
— В подземельях хуже, — тихо заверил Альберт в ответ на замечание Юджина. — Там гораздо темнее, воздух затхлый и окон нет.
— С твоей любовью к самодисциплине тебе следовало обосноваться там. Закаляет характер, надо думать, — шепнул Юджин.
— Я бы с радостью, да только вот там нет жилых комнат, — нарочито едко отозвался Альберт.
Наконец, они добрались до библиотеки.
Изучение самого пророчества не отняло много времени, а поиск книг по смежной тематике занял их надолго. Ни Юджин, ни Альберт толком не представляли, что именно ищут, и через три часа, когда свет двух взятых из коридора масляных ламп стал совсем тусклым, а за окном стемнело, они решили сдаться.
По пути назад в коридоре им померещилась чья-то фигура, и оба воровато прильнули к стене. Альберт почувствовал, как сердце застучало чаще. Он никогда не верил в блуждающих духов, но сейчас видение было таким явным, что он не успел толком прийти в себя, когда в «призраке» узнал собственную мать.
— Альберт! — крикнула она. Удивленной королева не казалась. Скорее, разозленной: брови ее сурово хмурились, рот искажался гримасой недовольства, и некрасивая морщинка грубела посреди лба. Когда взгляд Лианы Анкордской переместился на Юджина, она сделалась еще более грозной. — Что ты здесь делаешь? И кто это? — В ее интонациях проскользнули ядовитые нотки презрения. — Его не было среди гостей.
Альберту показалось, что он вспыхнул от ушей до пяток.
— Его зовут Юджин Фалетт, матушка, — постаравшись сохранить голос ровным, сказал он. — Это я пригласил его. Он… ветеран войны…
Юджин поморщился, невольно отводя искалеченную руку за спину. Совладав с собой, он чуть поклонился, выражая почтение.
— Моя королева, — спокойно произнес он.
— Твои гости явно не должны расхаживать по этому крылу замка, Альберт, — словно не замечая Юджина, продолжила Лиана. — Ты прекрасно знаешь, где можешь принимать гостей. — Она смерила Юджина оценивающим взглядом. — И я не возьму в толк, что общего между тобой и этим простым воякой.
Юджин скрипнул зубами.
— Простите, Ваше Величество, — процедил он. — Пожалуй, мне лучше уйти.
— Несомненно! — вздернув подбородок, отозвалась Лиана.
Юджин одернул плащ и, картинно поклонившись, прошествовал по коридору, даже не обернувшись. Лицо Альберта стыдливо пылало. Он не был уверен, что теперь когда-либо сможет оправдаться перед Юджином. Ему еще никогда не было так стыдно за свою мать и за свое происхождение.
— Зачем? — прошипел он, поднимая глаза на Лиану.
— Иди за мной, Альберт, — холодно отозвалась королева.
Она направилась обратно по коридору, явно собираясь войти в библиотеку, откуда Альберт с Юджином вернулись совсем недавно. Поняв это, принц ахнул и замер посреди тускло освещенного коридора, в ужасе глядя матери вслед.
— Нет, — прошептал он, но Лиана, похоже, его не услышала. Она продолжала идти вперед, и Альберту пришлось заставить себя сделать шаг и поспеть за ней. Королева целеустремленно шла в библиотеку. Открыв дверь, она дождалась сына и строго кивнула ему, чтобы тот вошел в помещение. Альберт, понурив голову, повиновался.
Стоило Лиане закрыть дверь, как лицо ее переменилось. Она повернулась к сыну, глядя на него обеспокоенно, не скрывая своего страха. Альберт невольно округлил глаза от удивления и даже отступил от матери на шаг, не понимая, что может последовать за такой переменой.
— Матушка? — запинаясь, обратился он. — Зачем мы здесь? Что происходит?
Лиана подалась вперед и положила руки ему на плечи, найдя его взгляд.
— Альберт, зачем ты приводил сюда этого человека?
— Я… я просто показывал ему, где живу. Просто водил по замку, — неумело соврал Альберт. — Юджин никогда не бывал в замках. Он ветеран Войны Королевств, и он рассказывал мне фронтовые истории, а я рассказывал… свои.
Лиана продолжала встревоженно смотреть на него, не отпуская его плечи.
— Что он вызнавал в библиотеке, Альберт? Что ему понадобилось там, где хранятся архивы замка? — спросила она. — Что вы оба здесь делали? Что на уме у этого человека?
Альберт качнул головой, не понимая, отчего мать задает эти вопросы. Не дождавшись ответа, Лиана начала ходить по библиотеке, будто искала, какие именно книги смотрели принц и его гость.
— Матушка! Боги, что вы пытаетесь тут отыскать? Вы же не думаете, что Юджин хотел что-то украсть?
Лиана укоризненно посмотрела на сына и вновь приблизилась к нему.
— Нет, — сказала она. — Я не думаю, что он что-то украл.
— Тогда в чем дело?
— Ответь, что вы здесь искали, — тихо, но требовательно сказала она. Альберт сглотнул.
— Мы… матушка, мы всего лишь читали старые предания, — неловко улыбнулся он.
На лице Лианы отразился неподдельный ужас.
— Боги, — шепнула она, закрывая лицо руками. Альберт испугался, что она сейчас расплачется, и он совершенно не знал, что с этим делать.
— Матушка, в чем дело?
— Пророчество о Последнем Знамении? — сокрушенно спросила она. — Это его вы здесь искали?
Альберт изумленно округлил глаза. Он понятия не имел, как она догадалась.
— Мы… мы заметили некоторые…
Лиана приложила палец к губам и цыкнула на сына.
— Нет, — шепнула она. — Не говори больше ничего, тебе ясно? И даже думать об этом забудь!
Альберт возмущенно отпрянул.
— Вы ведь и сами думали об этом, матушка, раз так опасаетесь моих мыслей! Вы слышали или сами думали, что…
Лиана подалась вперед и зажала сыну рот рукой, тут же буквально упав ему на плечи. На этот раз она не сдержала слез, обвила руками его шею и громко заплакала. Альберт замер, как вкопанный, слушая мольбы матери.
— Пожалуйста, — шептала она, — пожалуйста, Альберт, брось это! Если ты не отступишься, ничто не спасет тебя от казни, даже родство с королем! Пожалуйста, я молю тебя, Альберт, никогда больше не приходи сюда за этим и ни в чем не подозревай своего отца! Будь верен королю, ты ведь его наследник!
— Наследник, который должен умереть от его руки, — осмелился сказать Альберт.
— Наследник, который сам же роет себе могилу! — прошипела Лиана, отстраняясь от сына. — Послушай меня, я говорю серьезно. Ты должен пообещать мне, что больше никогда не станешь подозревать в своем отце Лжемонарха. О ком бы ни говорило пророчество о Последнем Знамении, это не твой отец. И, если я еще раз увижу рядом с тобой этого Фалетта, который обманывает тебя своими рассказами о Кровавой Сотне, я велю бросить его в темницу!
После этого Лиана решительно развернулась и вышла из библиотеки.
Альберт остался один и пытался восстановить сбившееся от волнения дыхание. Никогда прежде он не видел свою мать такой решительной и грозной. Похоже, ее всерьез пугали изыскания сына. Однако она ушла, так и не дождавшись от него обещания, стало быть, он был свободен от клятв.
Альберта поразило убеждение Лианы в том, что Юджин пичкает его рассказами о Кровавой Сотне, которые бы подтверждали теорию о Лжемонархе. Юджин не был членом Кровавой Сотни, а при разоблачении Мальстена Ормонта не присутствовал — из-за руки, которую как раз пытался восстановить в лазарете. Однако он предполагал, что и Рерих VII, и генерал Томпс прекрасно знали, что в их рядах орудует данталли. О природе Бэстифара шима Мала было известно, однако ходили слухи, что его пригласили, чтобы он облегчал боль раненых.
Это не могло быть правдой, — морщась, рассказывал Юджин, — ходить и облегчать боль раненых, точно сочувствующая знахарка — явно было не в его характере. Нет, он почти всегда ошивался где-то неподалеку от Ормонта. Иногда складывалось впечатление, что только из-за него он и прибыл в дэ’Вер. К тому же на празднование побед Кровавой Сотни Ормонт стал выходить только с появлением Бэстифара.
Альберт понимал, что его отец был прекрасно осведомлен о данталли и аркале в рядах своей армии. И, скорее всего, именно для Мальстена он и пригласил Бэстифара. Однако после он солгал, когда Мальстена разоблачили. И признал его в другом данталли, позволив казнить солдат Кровавой Сотни как пособников. Сам же Ормонт казни избежал, хотя много лет его считали мертвым из-за лжи Рериха. А теперь Рерих поддерживает ложь Колера и отправляет анкордских воинов на малагорскую операцию.
Казнь мучеников…
Декада лжи…
Альберт не мог не думать об этом — слишком уж ярко для него все складывалось. Да и в том, что Рерих VII питает к своему сыну бескорыстную отцовскую любовь, он сильно сомневался. Гораздо легче он мог бы поверить в то, что Рерих убьет его, не моргнув глазом, если от этого будет зависеть, насколько хорошо на нем будет сидеть корона Анкорды.
Воистину, Альберт был счастлив, что мать так и не взяла с него обещания. Потому что, видят боги, сдержать его он бы не смог.
***
Пустыня Альбьир, Малагория
Первый день Гуэра, год 1490 с.д.п.
Арреда вряд ли упомнит время, когда в пустыню Альбьир приходило разом столько людей. Шесть сотен человек под командованием Бенедикта Колера отдалялись от моря и направлялись к сердцу пустыни, чтобы добраться до Грата. Сухой жар песчаного царства начал довольно быстро выматывать воинов, куда меньше влиянию солнца пустыни оказались подвержены жрецы Культа и каторжники, которых Бенедикту скрепя сердце пришлось взять в свою группу и поручить им телеги с припасами.
К середине первого дня, измотавшись под палящим солнцем, группа Бенедикта добралась до оазиса. Доподлинно было неизвестно, смогут ли люди без перерыва добраться до следующего, поэтому Бенедикт скомандовал устроить привал.
Оазис был настоящим даром богов посреди песчаной пустоши. Ровная линия отделяла песок от росшей вокруг воды травы, деревья давали тень, хоть немного спасавшую от изматывающей жары Края миражей. Посреди травы изредка пробивались невиданной красоты белые цветы с желтой сердцевиной. Люди Бенедикта, как могли, постарались разместиться ближе друг к другу, чтобы большинству хватило место для отдыха у самой воды.
Пополняя запасы питья, Бенедикт тихо взмолился Тарт, чтобы она сопровождала их в пути и принесла им удачу. Однако ответом на его молитвы послужил чей-то сдавленный крик, полный ужаса. Бенедикт постарался отыскать источник звука, но к первому кричащему присоединился второй… затем и третий. Троих вдруг начали мучить жуткие спазмы по всему телу, а мышцы скручивало сильнейшими судорогами.
Кто-то попытался помочь несчастным, другие суеверно отскочили прочь, говоря что-то о проклятом Крае миражей. Бенедикт в проклятья не верил, он бросился на помощь пострадавшим, скомандовав переместить их к воде. Ренард приблизился к нему и, пока Бенедикт, несмотря на крики и судороги солдат, пытался помочь им, прислушался к запахам и нахмурился.
— Странный запах, — прошелестел он. — Сладковатый…
Бенедикт за пару мгновений сообразил, в чем может быть дело, и, развернувшись, закричал, чтобы услышали все присутствующие:
— Берегитесь цветков! Они ядовиты!
Вероятно, эти трое несчастных, теснясь поближе к тени деревьев оазиса и к воде, раздавили цветки и отравились их ядом, даже не подозревая об опасности безобидных на вид белых бутонов.
Прежде Бенедикту никогда не доводилось видеть пустынные цветки Малагории. Он понятия не имел, что они собой представляли, и это незнание стоило ему трех потерянных людей. Спазмы мучили их еще около получаса, пока первая жертва яда не испустила дух. По группе разнеслось мрачное настроение, многие задумались, что Альбьир — по-настоящему опасный край, который никто из жителей материка не знает даже в теории. В том числе Бенедикт Колер.
Казалось, только теперь люди осознали, насколько рискованной была затея двигаться через Альбьир. Но поворачивать было поздно… да и некуда.
Когда пришло время сниматься с места, жаркое солнце пустыни начало палить еще сильнее, и трудно было поверить, что сейчас на Арреде зима. А еще труднее было представить, каков же Край миражей летом.
Бенедикт почувствовал, что его группа — называть это разномастное сборище отрядом у него не поворачивался язык — начинает слишком быстро терять боевой дух. Продвижение сквозь пустыню с тяжелыми телегами с припасами — дело не из легких. Бенедикт несколько раз ловил себя на мысли, что Бэстифар шим Мала не напрасно доверяет Краю миражей самостоятельно расправляться с врагами. Единственным, кто внушал уверенность на этом опасном пути, каким-то образом оставался Ренард Цирон. Целеустремленный, спокойный, ориентирующийся в незнакомом пространстве так, словно сама природа этого сурового края подсказывала ему верный путь. Казалось, Ренард не потел, не изнывал от жары, не уставал — или попросту не жаловался. Жалобы других членов группы то и дело доносились до Бенедикта, раздражая его и вызывая презрение. Какая-то фигура с рыжими волосами, мелькавшая в рядах воинов, отчего-то возвращала его мыслями к Адланне Колер. Несколько раз ему даже показалось, что рядом с ней он видит кого-то сильно походящего на очаровавшего ее данталли Ричарда Траумпа.
— Как-то здесь странно, — заметил Иммар, только больше раздражая своего командира. — Ноги еле несут. У тебя тоже так?