В это же время продолжалась и наша переписка с Тамарой Пинежаниновой. Я убедил себя, что прекращать её нет никакой необходимости, что между нами «ничего особенного и нет», но, безусловно, лукавил, поскольку переписка вышла «на второй виток» и её письма приобрели уже совершенно другой оттенок, мало чем отличаясь от писем Тамары Порошиной.
9 марта.
…Сижу на лекции, открыла сумку, а там все твои письма, я перечитала их, и мне ужасно захотелось написать тебе, не дожидаясь твоего ответа на моё предыдущее письмо. У меня сохранилась ещё твоя записка. Помнишь, мы хотели идти в кино, а всё сорвалось, и ты послал эту записку с каким-то мальчишкой? Почему-то мне эта записка дороже, чем все твои письма, может быть потому, что в четырёх её строчках было больше тепла, чем во всей пачке твоих писем.
22 марта.
…На дворе уже март, а там не за горами и лето. Уже осталось совсем немного до нашей встречи, и мы встретимся обязательно. Серёжка! Вредный! Ты ведь, наверное, и не ждёшь нашей встречи? А я жду…Помнишь, как мы расстались? Когда ты провожал меня на пароход, я тебя чувствовала как-то ближе, не то, что на вокзале, где ты был какой-то чужой.
И зачем я тогда вернулась из Сыктывкара? Глупо, конечно. Потом проклинала себя за это.
5 апреля.
…Сижу в читалке, на ум ничего не идёт, а за соседним столом напротив двое влюблённых. Как она смотрит на него, а он на неё! Как он внимателен к ней!. Надоело мотаться из стороны в сторону, я тоже хочу, чтобы на меня так же смотрели, хочу чувствовать, что рядом влюблённый в меня человек, близкий моему сердцу.
Раньше я увлекалась многими, а теперь хочется постоянства, хочется серьёзного чувства или, хотя бы, настоящей дружбы. О любви я и не мечтаю, так как полюбить меня очень трудно, потому что я плохая, грубая, с вредными привычками и плохими манерами. Это мне сказала мама, мой настоящий друг. Она замечательный человек! С ней можно говорить исключительно обо всём, и нисколечко не стесняясь. Лучшего друга, чем она, мне, наверное, не найти никогда. Она сказала, что мне нужно коренным образом менять себя, да я и сама понимаю. Отвечай же побыстрей, а то твоих писем ждёшь - не дождёшься.
Да, ответы на её письма я в тот период задерживал основательно, поскольку понимал, что эта милая, сумасбродная девчонка открылась передо мной не меньшей мере, чем Тамара Порошина, которая тоже хотела ясности в наших отношениях и стремилась выяснить это при нашей встрече, хотя понимала, что этого далеко недостаточно.
Встреча, какой бы она не была, - писала она в очередном письме, - всегда будет короткой (не больше недели), а если и больше, то всё равно мало. Мы, действительно, очень много надежд возлагаем на нашу встречу. Я, безусловно, не против её, наоборот, я очень жду её, но я не хочу, чтобы всё закончилось этой встречей.
Но, видимо, изначально всё было против этой встречи, хотя, на сей раз, была чёткая договорённость, что я остановлюсь у них. Я дал телеграмму, когда приеду, и планировал провести в её доме несколько дней, и когда поезд подошёл к знакомой станции, я с волнением соскочил на перрон, огляделся и…растерялся. Меня никто не встречал! Ребята, с которыми я ехал, стояли в тамбуре готовые в любую минуту подать мне мои вещи. Я вновь и вновь обводил взглядом группы людей, стоящих на перроне и у вагонов, в надежде увидеть знакомую фигуру, но не находил.
Я вдруг вспомнил, что в последнем своём письме писал Тамаре, что не сойду с поезда, если меня не встретят, и, ухватившись за эту мысль, как за соломинку, отмёл все остальные. В голове всё завертелось каруселью: «Не встретили… Не встретили! Что же делать? А куда идти?! И надо ли это делать? Да и удобно ли? А вдруг её нет дома?!» Раздался гудок, я поднялся в вагон, поезд стал набирать ход, и тут я увидел бегущих вдоль железнодорожных путей Тамару и её сестру, от крика которой, увидевшей меня, я невольно отпрянул в глубь тамбура. На следующей узловой станции меня отыскал работник транспортной милиции и уведомил, что по просьбе отца Тамары готов посадить меня на первый же поезд идущий в обратном направлении, но я уже был не настроен менять маршрут.
К моменту нашей встречи чаша моего душевного состояния была готова качнуться в сторону ещё большего сближения с Тамарой Порошиной. В своём сознании я уже рисовал наши свидания наедине где-то на лугах или на берегу речки, и вдруг такой неожиданный финал. По началу я решил, что это конец всему, но, приехав домой, успокоившись и трезво поразмыслив, написал письмо. Всё разъяснилось довольно просто - они перепутали время прибытия поезда. Никто из нас не высказал обиды, каждый в чём-то винил себя. Решили встретиться в Вологде, когда я поеду обратно, поскольку каникулы Тамары заканчивались раньше. Оба прекрасно понимали, что дальнейшее затягивание встречи ни к чему хорошему не приведёт.
С Тамарой Пинежаниновой мы встретились тем же летом, правда, не сразу, как я приехал, поскольку ещё до встречи друзья, да и просто знакомые, «проинформировали» меня, что «она уже давно дома и не плохо развлекается». Безусловно, в этих разговорах было много шелухи, да и обязательств мне она никаких не давала, к тому же и я ей ничего определённого на её последнее письмо так и не ответил. Когда же мы всё же встретились, разговор пошёл как-то не так. Она отнесла это на мою обиду за её «поведение», а я так и не признался, что решил «пристать к другому берегу». Результатом этой встречи явилось то, что она уехала в институт значительно раньше, хотя, как я потом узнал, у неё была возможность задержаться на месяц и снова отработать свою «сельхозповинность» в местном совхозе.
Незадолго до своего отъезда с каникул я получил письмо от Тамары Порошиной по поводу нашей встречи в Вологде:
Конечно, мы встретимся обязательно, - писала она, - и не будем строить предположений, просто возьмём и встретимся.
И вот долгожданная встреча состоялась, но всё было не так, как мы ожидали. Наверное, что-то перегорело в нас обеих. Разговора, того разговора, что мы так ждали и так хотели, не получилось. Я провёл в Вологде три дня, мог бы и больше, но где-то уже на второй день почувствовал, что в этом нет никакой необходимости. Я даже успел съездить к своему другу Юре Мануилову в Череповец, где он учился в пехотном училище, благо это было недалеко.
Сомнения, что всё может оказаться не так, как мы предполагали, у меня были ещё дома, но я старался об этом не думать, но, к сожалению, подтвердились мои самые худшие опасения. Какие-то встречи урывками между часами занятий в институте и после занятий по вечерам не приносили удовлетворения, да и вообще откровенного обмена мнениями о нашем будущем просто не получалось. Я видел во встрече возможность закрепить то положительное, что было в наших отношениях, Тамара же хотела разрешить всё и, поняв беспочвенность своих надежд на что-то более серьёзное, ушла в себя, потеряв к встрече, как мне показалось, всякий интерес.
Последний день перед отъездом я провёл в комнате общежития, где она жила вместе со своей сестрой и моей одноклассницей Машей Ефимовой. Пили чай, Маша и Тамара сидели за столом напротив, и я невольно обратил внимание, насколько внешне Тамара проигрывает по сравнению с Машей. Мелькнула мысль: «А почему Тамара, а не Маша? - и тут же другая: - А ведь если сравниваю, значит, к тому есть основания, значит, ничего серьёзного между мной и Тамарой нет, не было и вряд ли могло быть!» Думаю, что Тамара поняла это значительно раньше меня, о чём и написала в записке, что торопливо сунула мне в руку перед самым отходом поезда: …Наверное, мы оба ошиблись, принимая желаемое за действительное. Ты оказался не таким, каким я себе представляла, - писала она.
Я не смог удержаться и написал ей сразу же в поезде, но ответа так и не получил. Поразмыслив, понял, что напрасно его жду. Да и зачем это никому ненужное разбирательство? Пусть лучше думает, что инициатива разрыва исходит от неё. Моё самолюбие от этого не страдало. Я радовался, что всё закончилось без ненужных объяснений. Она теряла больше, разочаровавшись в том, что сама себе домыслила, создав в своём воображении образ человека, с которым хотела более близких отношений с дальнейшей перспективой замужества. Сама себя влюбила в этот образ, дорисовала его до собственного идеала и торопила, торопила встречу, которая ей была нужна для того, чтобы убедиться, что она не ошиблась в своём выборе, и чтобы подтолкнуть меня к дальнейшему сближению.
А за это разве можно осуждать? Кто знает, может быть у нас и получилось бы что-нибудь, не сорвись та встреча в её доме, и нам удалось бы провести несколько дней вместе. Но это могло бы и оказаться страшной ошибкой для нас обеих, поскольку кроме взаимного интереса между нами ничего другого и не было, по крайней мере, с моей стороны.
А с Тамарой Пинежаниновой мы ещё успели обменяться парой писем, тоже пытаясь что-то объяснить друг другу.
…Я, действительно, хотела остаться ещё на месяц, - писала Тамара в своём последнем письме, - чтобы провести это время вместе, больше узнать друг друга, понять. Ведь ты в последнем письме с практики писал, что мы можем встретиться и поговорить, если у обеих возникнет такое желание. По-видимому, у тебя его не возникло. Вот я и уехала, и навязываться не собираюсь.
И этого мне следовало ожидать. Оба моих «зайца» разбежались в разные стороны и, думаю, что к лучшему для всех нас. А вообще, если говорить обо мне, в тот третий курс мне на девчачьем фронте основательно не везло, хотя, в части общения с противоположным полом, год был весьма насыщенным, и тому подтверждением была ещё одна встреча, чуть не перевернувшая мою жизнь.
ЭЛЛА
Был последний день и последнее воскресенье сентября. Наша компания из пяти человек после определённых «возлияний» решила рвануть на танцы в городской парк культуры и отдыха. Танцы были в самом разгаре, когда мы, слегка разгорячённые вином, зашли на заполненную молодёжью танцплощадку. Вновь зазвучала музыка, и я, оглянувшись, вдруг увидел, что мои друзья, только что окружавшие меня, вдруг испарились, и я стою совершенно один и растерянно озираюсь по сторонам, а вокруг масса незнакомых лиц и, в основном, девчачьих. В голове мельтешат суматошные мысли: «Что делать? Надо кого-то приглашать! Не стоять же вот так столбом!» И не давая себе опомниться, приглашаю девчонку, что стояла почти рядом в пол оборота ко мне. Вино, что я выпил с друзьями перед этим «походом», определённым образом взбодрило меня, добавив необходимой решительности для этого шага.
Первые вопросы, первые ответы. Девчонка оказалась на редкость контактной. Звать Элла, учится на третьем курсе географического факультета Саратовского университета. За разговором, приглядываюсь повнимательней. Да она совсем недурна! Более того, весьма и весьма привлекательна! «Надо же! Какой удачный выбор и с первого раза!» - мысленно одобряю сам себя, продолжая разговор. Почти сразу же переходим на «ты», и где-то уже вскоре интересуюсь:
- Я надеюсь, мне посчастливится тебя проводить?
- Не знаю, не знаю… - улыбается в ответ Элла.
Оказывается, она пришла на танцы со своей подругой, с которой и знакомит меня, как только танец заканчивается.
- Рита, - протягивает подруга руку.
- Сергей, - сжимаю её ладошку.
Перебрасываемся ещё парой фраз. Вновь звучит музыка, извинившись перед Ритой, увлекаю Эллу в круг танцующих и возобновляю разговор. Моя партнёрша нравиться мне всё больше и больше и я уже не отпускаюсь от неё, приглашая на один танец за другим, правда, делая перерывы на вальсах, которые по-прежнему не рискую танцевать. Два или три танца, по просьбе Эллы, танцую с Ритой, закрепляя наше знакомство.
Время пролетает незаметно, и танцы заканчиваются. Чтобы избежать помехи моему провожанию, задерживаю пацана, что танцевал с Ритой несколько последних танцев.
- Приятель, не спеши уходить. Не грех бы проводить даму!
Парень останавливается. Элла шепчет мне на ухо:
- Зря ты. Рита не хочет, чтобы он провожал её.
Оборачиваюсь к пацану:
- Дружище, извини, оказывается провожатые уже есть, так что можешь быть свободен! - парень, бросив быстрый взгляд на Риту, ни слова не говоря, уходит, а я, подхватив под руки подруг, смеясь, добавляю: - Понятливый паренёк, а мог бы и обидеться!
Не спеша, в плотной толпе молодёжи продвигаемся к выходу из парка. В арочном створе ворот вижу Вовчика и машу ему рукой. Подходит. Знакомлю его с девчонками.
- Пристраивайся.
Вовчик, галантно раскланявшись, берёт Риту под руку. Перекидываясь шутками и смеясь, выходим из парка. Рита и Элла живут почти рядом, так что, когда я простился с Эллой, Вовчик уже ждал меня за углом. Улыбаясь, сообщил:
- Ты знаешь, ведь я у выхода ждал девчонку, с которой протанцевал почти весь вечер и договорился проводить, а увидел вас и всё начисто забыл! - и сразу же интересуется: - А как тебе твоя партнёрша?
- Хочешь, верь, хочешь - не верь, но понравилась сразу. Договорились встретиться в четверг.
- А я в среду.
Домой вернулись уже за полночь.
В четверг ждать Эллу не пришлось, но она, к моему удивлению, пришла с Ритой. Поздоровавшись, Рита попыталась сразу же уйти, чему я и не возражал, но Элла предложила проводить её до трамвая, и я согласился. Проводив Риту, мы долго, и почти бесцельно, бродили по городу. Элла оказалась прекрасной собеседницей, и мне не пришлось выискивать темы для разговора, он тёк как-то сам по себе.
- Ты протанцевала со мной, практически, весь вечер, и ни разу не отказала мне. Почему? - поинтересовался я.
- Твоё приглашение было несколько неожиданным, и потом с тобою было интересно разговаривать, я даже не заметила, как пролетел вечер!
На все мои вопросы Элла отвечала охотно. Из её рассказа я узнал, что она коренная саратовка, живут с матерью, младшей сестрой и бабушкой в собственном доме. Отец умер, когда Элле не было и шести лет. Мать - врач, вместе с бабушкой опекает их с сестрой неимоверно, но с матерью они дружны. Элла ей всё рассказывает о себе и встречает с её стороны всяческую поддержку, хотя опека матери чрезмерна: Элла не должна поздно возвращаться - в городе много хулиганов; Элла в колхозе - мама в каждом письме дает советы: «не простудись, одевайся теплей», «не слезай с машины сзади» и т. д. и т. п., а если Элла больна - мать и бабушка болеют вместе с ней. И в Саратове Элла учится в университете, а её сестра в мединституте только потому, что мама представить себе не может, что дочери могут жить где-то в другом городе. С Ритой они подруги с шести лет.
- А ты дружила с кем-либо из ребят?
- Да, ещё в школе с одним мальчишкой, потом он поступил в Ленинградский политехнический институт. Переписывались, а сейчас всё оборвалось, да и разонравился он мне.
Мы расстались где-то около одиннадцати, у её дома, где я познакомился с её бабушкой, что уже ждала свою внучку, сидя на скамеечке у крыльца. Договорились встретиться в понедельник у памятника Чернышевскому. Я пожал её ладошку и, сказав «до свидания» бабушке, заспешил к себе. За время этой встречи Элла мне понравилась ещё больше, и я уже лелеял надежду на что-то более определённое и долговечное. Мне страшно не хотелось её потерять. В понедельник я с нетерпением ждал конца занятий, с трудом убедил себя заскочить в столовку, боясь опоздать, и был на месте уже за двадцать минут до назначенного времени, но к памятнику подошёл минут за пять, уж очень «невесело» было стоять столбом посреди площади. Элла была пунктуальна. Я увидел её, быстро идущей через площадь, и заспешил навстречу. Она была в голубом платье и жакете, что так шло ей, подчёркивая стройность её фигуры.
Чуть запыхавшись, Элла протягивает мне руку.
- Не очень удачное место мы выбрали, всё как на сцене, - были её первые слова.
- Абсолютно согласен, я даже эти пять минут, что ждал тебя, чувствовал себя «не в своей тарелке».
- Пойдём на Волгу, - предлагает она.
Я соглашаюсь. Погода не очень благоприятствовала нашей прогулке, было пасмурно и сыровато, но идти куда-либо на танцы или в кино Элла отказалась, да и я, особо, не настаивал. Как-то незаметно наш разговор перешёл к взаимоотношениям Риты и Вовчика. Они накануне поссорились, и Вовчик ушёл, не договорившись о встрече.
-А Володя собирается встречаться с Ритой? Они же из-за ерунды поссорились! - как бы между прочим, спрашивает Элла.
Я понял, что мой друг заинтересовал Риту, но я знал о его прохладном отношении к ней, и постарался уйти от ответа:
- Так они же сами ни о чём не договорились!
- Но мы могли бы им помочь возобновить отношения, - деликатно напоминает Элла.
Пришлось сказать правду:
- Боюсь, что у него нет такого желания. Он встречался с ней больше из-за меня, чтобы избежать неувязок при наших встречах.
Элла ничего не ответила и перевела разговор на другое.
«А может быть и она со мной встречается из-за Риты?» - вдруг подумал я, и стало как-то не по себе от этой мысли, и, чтобы проверить свою догадку, спросил:
- Ну а мы с тобой, когда встретимся?
- Ой, просто не знаю, - как-то скороговоркой выпалила Элла. - У меня в воскресенье и пятницу кружок, в среду - хор, в субботу дополнительные занятия. Давай в следующий понедельник.
- Это же очень долго, - не соглашаюсь я.
С явной неохотой, после долгих уговоров, Элла соглашается на четверг, и как-то сразу заспешила домой, в итоге я уже около девяти был у себя на квартире, чем очень удивил Вовчика.
- Ты что так рано?
- Так получилось, - и я поделился с ним своими сомнениями. - Не исключено, что она встречалась со мной из-за тебя и Риты, и, в итоге, наше знакомство может так же быстро закончиться!
- Ну, это ты зря! - возразил Вовчик. - У меня о ней совершенно другое мнение. Думаю, что она не способна на подобную пакость.
Слова Вовчика несколько успокоили меня, хотя сомнения и остались, ведь я так рассчитывал, что эта встреча внесёт приятные изменения в мою жизнь, хотя в тоже время понимал, что, при моей влюбчивости, увлечься очередной девчонкой было довольно просто, но, тем не менее, не хотелось её терять!
В четверг Элла не пришла, а ведь мы договорились, что в этот день будем на Волге фотографироваться, и я, по этому случаю, одолжил у ребят фотоаппарат. Но, увы, всё сорвалось! Растерянный и расстроенный я сидел дома, когда вернулся из техникума Вовчик. Увидев меня в таком состоянии, он всё понял.
- Значит, не пришла, - констатировал он.
- Теряюсь в догадках, может быть, она видела меня в среду на танцах у нас в институте с Тосей Мордовской, или кто-то «проинформировал» её об этом, но я же ей рассказывал про своих землячек и очень подробно! Или что другое? - недоумевал я.
- А может, просто заболела или ещё что совершенно тебя не касающееся? - предположил Володя. - Да мало ли что может быть, а ты сразу в панику. Подожди немного, а если уж совсем невтерпёж - напиши письмо, ты же знаешь адрес.
- Вот ходил бы ты с Ритой, всё узнали бы и так.
- Не слишком ли большая цена для узнавания? Если у Эллы к тебе есть какой-то интерес, всё разрешится в ближайшее время, а если нет, то и расстраиваться нечего, - резюмирует Вовчик.
А мне было грустно и тоскливо, и хотелось одного - ясности, и как можно быстрей. В тот же вечер написал Элле короткую записку.
Здравствуй, Элла!
Не знаю, почему ты не пришла, хотя очень хотелось бы знать. Голова идёт кругом, но боюсь что-либо предполагать. Надеюсь, что всё разъяснится при нашей встрече. Буду ждать тебя в понедельник, там же.
Р.S. Извини, что пишу домой, но ничего другого придумать не мог. Не хочется верить, что всё так и закончится. Приходи хотя бы разъяснить. Сергей.
Но и в понедельник Эллу я не дождался. Прошла ещё одна неделя. Я чувствовал себя препаршивейше, хотя старался не подавать виду, убеждая себя, что после трёх встреч это, по крайней мере, несерьёзно, но избавиться от душевных переживаний не мог. Как итог этих волнений, было ещё одно моё письмо Элле, к написанию которого, точнее, поводом для которого послужили мои сомнения, что в своей записке я не указал времени, и Элла могла не придти по этой причине, хотя прекрасно понимал, на сколько призрачной была эта оговорка, но, тем не менее, письмо отправил.
Здравствуй, Элла!
Я ждал тебя в понедельник, но ты вновь не пришла. Теряюсь в догадках и пишу снова, убедив себя, что причина в том, что я не указал время. Но ведь ты могла бы, если бы захотела, и написать об этом - адрес на конверте, но и этого не произошло. Правда, твоя настойчивость узнать об отношении Володи к Рите, подталкивает к мысли, что ты встречалась со мной из-за своей подруги, а когда я стал говорить о фотографировании, ты только уверовалась в своём желании расстаться. Если это так, то получается довольно смешно. Другой раз приходит мысль, что тебе что-то помешало, а может быть, мама посчитала это не нужным и убедила тебя. Да мало ли ещё о чём можно подумать, когда истина растворена в самых различных предположениях! Но ты была такой непосредственной при наших встречах, не скрывая своего расположения ко мне, что заподозрить тебя в легкомыслии я просто не мог, и, в итоге, если я одурачен, то весьма эффектно. Но я не хотел бы этому верить, и как бы не было на самом деле, прошу об одном - напиши о причине разрыва.
Я, по-моему, не требую от тебя невозможного.
Передай привет Рите. Ребята говорят, что она была у нас на танцах четырнадцатого, жаль, что меня не было там, была бы возможность узнать что-то о тебе и, может быть, не пришлось бы писать это письмо.
С искренним уважением Сергей.
Написав письмо, я словно сбросил с плеч тяжёлый груз и даже, в какой-то мере, успокоился, заставив себя воспринять, как неизбежное, эту очередную неудачу на сердечном фронте, а потому таким неожиданным было ответное письмо Эллы.
Была среда, в институте практических занятий не было, одни лекции, и идти не хотелось. К тому же на улице была мерзопакостная погода, и не было никакого желания вылезать из-под одеяла, но, тем не менее, я приподнялся и посмотрел в окно, за которым туманным месивом мельтешил мелкий занудный дождь, сквозь который неясным контуром проступал башенный кран у строящегося нового клинического корпуса. Выпавший накануне снег превратился под ногами людей в грязную кашу. Зябко передёрнув плечами, я снова нырнул под одеяло. Вовчик на своей койке, отвернувшись к стене, тоже не изъявлял никакого желания занять вертикальное положение. Где-то около восьми я слышал, как бабка пыталась его поднять, напоминая о техникуме, но безуспешно.
Встали около одиннадцати. Вовчик уехал в техникум, а я решил рассчитать курсовую работу по строительной механике, но что-то не получалось, и тут в комнату вбежала Ниночка, внучка нашей хозяйки. Она жила с отцом, матерью и старшим братом во второй половине дома. Раскрасневшаяся, с каплями воды на одежде, блестя глазёнками, она прятала что-то в руке, закинутой за спину.
- Пляши!
Оборачиваюсь, вижу озорную улыбку на круглом личике с маленьким, чуть вздёрнутым, носиком, и впервые замечаю, как она повзрослела за это лето, превратившись из угловатой девчонки - школьницы в весьма привлекательную девчушку. Догадываюсь, что это письмо и протягиваю руку:
- Давай!
Нина отскакивает от стола, продолжая прятать письмо за спиной, но в последний момент я вскакиваю и успеваю схватить её в охапку, и она сразу затихает, как пойманная пташка и отдаёт мне конверт.
- Не с чего мне плясать, я знаю, что там, - не столько ей, сколько себе говорю я, разрывая конверт.
Вся моя корреспонденция идёт «до востребования» на институтское почтовое отделение и поэтому сразу предполагаю, что это письмо от Эллы. Мелькает мысль: «Наверное, возвращает мои письма», - Но что это? В конверте всего один листочек в полоску, наполовину исписанный ровным красивым почерком.
«Она мне написала!» - будоражит мозг уже другая, ошалелая мысль, и мой взгляд лихорадочно летит по строчкам.
Здравствуй, Серёжа!
Твоё первое письмо я не получила, вернее, оно не попало мне в руки, так как пришло без меня, а мама его спрятала и сказала мне об этом только через неделю. Второе письмо я получила в субботу, как раз была дома.
Ну, что я могу тебе ответить? По-моему, лучше обо всём поговорить. Ты не возражаешь? И, если сможешь, приходи в субботу к шести часам на троллейбусную остановку на проспекте Кирова (У нас теперь МПВО с утра).
До встречи. Элла.
Я ещё раз пробежал по строчкам, не веря тому, что прочёл. Видимо это недоумение, перемешанное с радостью, было написано на моём лице, когда я, оторвавшись от письма, поднял глаза на Ниночку, всё ещё стоящую рядом. Радостно улыбаясь, сжимаю её за плечи:
- Спасибо тебе.
- Спасибочком не отделаешься, - отвечает она, кокетливо улыбаясь.
- Ну, тогда я тебя расцелую! - смеюсь я, пытаясь снова поймать Ниночку в объятия, но она вырывается из моих рук и, явно смущённая, выбегает из комнаты. На мгновение, задержавшись в дверях, оборачивается:
- Поцелуй ещё и заслужить надо!
А я ещё раз отмечаю, как повзрослела она, припомнив, что ещё Алёхин в прошлом году подзуживал меня, намекая, что хозяйская внучка неравнодушна ко мне: «Мог бы извлекать кое-какую пользу, глядишь, и нам что-нибудь бы подфартило, особенно когда в животе пусто!», - но я воспринимал это как мелкий трёп, хотя много позже у меня был «роман» с этой девчоночкой, но, к счастью, далеко не зашло, а вот пенки, как она выразилась, я с неё снял, первым поцеловав её в пунцовые губки.
Я совсем забыл о времени, а когда хватился, его оставалось в обрез, но, тем не менее, я каким-то чудом сумел «быть к назначенному времени в указанном месте», огляделся и увидел Эллу. Она переходила улицу и смотрела на меня. Взаимные приветствия, ориентиры по маршруту и, наконец, вопросы:
- Так почему же ты не пришла в четверг?
- У нас было комсомольское собрание.
- Но ты же говорила, что оно будет в среду!
- А его перенесли в связи с политинформацией по Суэцкому каналу, а возможности сообщить тебе не было никакой.
- А что же всё-таки произошло с письмом?
- Ты понимаешь, в этот день кроме твоего письма пришло ещё письмо от моего хорошего знакомого, курсанта погранучилища, с приглашением в театр. Мама прочла оба письма, твоё порвала, а то, второе, отдала мне вечером. В театр я не пошла, не было настроения, а мама только через неделю призналась, что было ещё письмо из Автодорожного. На моё возмущение она среагировала весьма спокойно, мотивируя своё решение тем, что Витька у нас бывал, а тебя она не знает и считает «это новое знакомство совершенно излишним».
- Но ты, надеюсь, так не считаешь?
- Не считаю, - Элла улыбнулась. - Мог бы и не спрашивать, я же пришла. А вот почему ты решил, что оказался одурачен?
- А что тут непонятного? Три наши встречи дали мне определённую надежду на длительность наших отношений и тут два «прокола» подряд без каких-либо объяснений.
- Так ведь я же говорила, у меня не было возможности что-либо объяснить! Адреса твоего я не знала, знакомых ребят, через которых можно было бы что-то передать, не встречала.
Мы говорили ещё о чём-то и эти темы не иссякали. Незаметно пролетел вечер.
- Как собираешься встречать праздники? - поинтересовалась Элла, когда мы подошли к её дому и уселись на скамеечку.
- Нас с Сашко пригласили тут в одну компанию, но пока ещё не определились, - слукавил я. Предложение исходило от Милы, и мы уже решили праздновать у неё, но мне не хотелось распространяться об этом. - А ты как?
- А я дома.
- А как ты смотришь на то, чтобы восьмого сходить на танцы в Дом учителя, а десятого к нам в институт на концерт?
- Я не против.
На улице было довольно-таки прохладно, и я порядком замёрз, да и Элла тоже поёживалась, но не спешила уйти. Возможно, она ждала от меня других более значимых слов, касающихся наших взаимоотношений, но я никак не решался говорить на эту тему, хотя от встречи к встрече эта девчонка нравилась мне всё больше и больше. Вполне возможно, что она ждала и моих предложений по совместному проведению праздника. Безусловно, можно было пойти на танцы к нам в институт, но я не хотел отказываться от предложения Милы.
Мы расстались около девяти, договорившись встретиться восьмого. Я возвращался в некотором смятении, терзали сомнения в правильности моего решения, которое, в принципе-то, можно было бы ещё исправить, но я так и не определился.
- Как дела? - поинтересовался Вовчик.
- Как-то всё неопределённо. С одной стороны, мы ближе не становимся, но с другой - я понял, у неё есть желание встречаться со мной, и, более того, она, по всей видимости, ждала, что я предложу провести праздники вместе.
- Так в чём же дело? Прочему не договорился?
- А что договариваться? Я же с Сашко иду к Милке.
- Так взял бы её с собой.
- Легко сказать. Там уже рассчитанный комплект шесть на шесть, и, по-моему, было бы диковато привести её туда. К тому же идём на всё готовенькое. А Элле я сказал, что мы ещё не определились. Она тоже могла бы пригласить меня, у них седьмого вечер в университете, но промолчала.
- Так ведь чтобы приглашать надо быть уверенным, что у неё будут билеты, а у неё, по всей видимости, такой уверенности не было, и потом она, наверное, рассчитывала, что ты сам «подсуетишься» на счёт совместного времяпровождения, поскольку проявил такое рвение, чтобы отыскать её.