В заключение я хочу сослаться только на документ 073-ПС, который несколько дней назад был представлен свидетелю доктору Ламмерсу. Этот документ касался передачи документа от министерства иностранных дел, в котором некая ошибочная информация была дана после сказанного о том, что советские военнопленные находились под командованием министра Рейха по оккупированным восточным странам.
Во введении, можно видеть, что здесь мы касались исключительно доктринальной обработки и пропагандисткой работы, которые министр Геббельс[1081], считал своей вотчиной, нежели чем министерство иностранных дел. Министерство иностранных дел заявляло, что оно имело ведущую юрисдикцию над всеми военнопленными за исключением моральной и пропагандисткой обработки советских военнопленных, которые в этом отношении были приданы к министру оккупированных восточных территорий, потому что заключенные не находились под регулированием Женевской конвенции[1082]. Это заявление о том, что они не связаны с Женевской конвенцией, являлось правовым мнением принятым в штаб-квартире фюрера при урегулировании управления на восточных оккупированных территориях.
Тома: Свидетель, во время настоящих слушаний вы обвинялись, по крайней мере четыре раза по вопросу золотых коронок, набивания тюрьмы в Минске. В этой связи представлен документ, относительно обращения с еврейским вопросом, и далее документ с поджогом и антиеврейской «акцией» также в округе Минск. Будьте добры рассказать нам, что вы можете сказать в данной связи?
Розенберг: Я могу, вероятно, дать следующий общий ответ о многих делах и докладах из моего ведомства: за время 12 лет своей партийной должности и 3 лет в восточном министерстве, много докладов, меморандумов, копий всех видов отделов доставлялись в моё ведомство. Я знаю, некоторые из них, о некоторых я получал устные сведения, которые затем в подробностях попадали в дела, и есть большое число наиболее важных и некоторые совершенно неважные вещи, которые я совершенно не мог заметить в ходе этих лет.
|
Что касается этих документов, я должен сказать относительно документа 212-ПС, что он явно представляет предложение в моё ведомство — которое не озаглавлено, не подписано, и без каких-либо других деталей — которое я никогда не получал лично, но которое я полагаю было вероятно доставлено из полицейских кругов в моё ведомство. Таким образом, при всём желании я не могу заявить о своей позиции по содержанию этого документа.
Что касается документа 1104-ПС касающегося ужасающих инцидентов в городе Слуцке, то есть докладу от октября 1941, и я должен сказать, что этот доклад был представлен мне. Этот доклад вызвал возмущение восточного министерства, и как здесь видно, мой постоянный представитель, гауляйтер Мейер[1083], отправил копию жалобы гражданской администрации, в полицию, начальнику полиции безопасности, тогда Гейдриху, с запросом расследования. Я должен сказать, что полиция имела свою собственную юрисдикцию, в которую министерство оккупированных восточных территорий не могло вмешиваться. Но я не способен сказать, какие меры предпринял Гейдрих. Еще, как из этого видно, я не могу полагать, что приказ — который был представлен свидетелю вчера — был дан Гейдриху или Гиммлеру фюрером. Этот доклад, и многие другие сообщения, которые доходили до моих ушей, относительно расстрелов саботажников и также расстрелов евреев, погромы местным населением в балтийских государствах и на Украине, я воспринимал как военные происшествия. Я слышал, что в Киеве расстреляли большое число евреев, но что большая часть евреев покинула Киев; и сумма этих докладов показывала мне, это правда, ужасающую жестокость, в особенности некоторых докладов из тюремных лагерей. Но о том что здесь, был приказ об индивидуальном уничтожении всего еврейства, я не мог так полагать, в наших обсуждениях, также обсуждалось уничтожение еврейства, я должен сказать это слово, конечно, должно производить пугающее впечатление в виду показаний доступных нам, но тогда в преобладающих условиях, это не интерпретировалось как индивидуальное уничтожение, индивидуальное истребление миллионов евреев. Я должен также сказать, что даже британский премьер-министр, в официальной речи в Палате Общин от 23 или 26 сентября 1943, говорил об уничтожении пруссачества и национал-социализма. Я читал эти слова в его речи. Однако, я не предполагаю, что он говорил, что он имеет в виду расстрел всех прусских офицеров и национал-социалистов.
|
Относительно документа Розенберг-135 (экземпляр США-289) я хочу сказать следующее: он датирован 18 июня 1943. 22 июня, я вернулся из официального визита на Украину. После этого официального визита я обнаружил кучу записок о совещаниях. Я нашел много писем, и прежде всего, я нашёл распоряжение фюрера от середины июня 1943, которое приводилось устно, в котором фюрер инструктировал меня ограничить себя основными принципами, что касалось законодательства, и не слишком интересоваться деталями управления на восточных территориях. Я был подавлен, когда вернулся из поездки и не прочитал этот документ. Но я могу полагать, что этот документ совсем не упоминался мной в моём ведомстве. Мои подчиненные были настолько добросовестны, что я только мог полагать, что во время своего доклада о многих документах, они рассказали мне, что другое большое несогласие между полицией и гражданской администрацией стояло в повестке, так как было много несогласий такого характера ранее, и вероятно сказал: «Пожалуйста, дайте это гауляйтеру Мейеру или дайте его полицейскому офицеру, связному, чтобы он мог изучить вопрос». Иначе эти ужасные подробности остались бы в моей памяти. Я не могу сказать большего в отношении этого предмета, чем я способен сказать, когда он был представлен на допросе.
|
Тома: Я представляю Трибуналу экземпляр Розенберг-13, меморандум от Коха Розенбергу, жалобу с критикой Розенберга и оправданием политики на Украине, датированный 16 марта 1943, и письмо Розенберга министру Рейха Ламмерсу датированное 12 октября 1944, в котором он заявляет фюреру о желании отставки. С позволения Трибунала, относительно Розенберг-13, меморандуму от Коха Розенбергу…
Председательствующий: Какой номер?
Тома: Розенберг-13, документ 192-ПС, документальная книга номер 2, страница 14; я хочу зачитать его Трибуналу лично и сделать следующее вступительное замечание.
Председательствующий: Это очень длинная вещь, доктор Тома. Вам точно не нужно его читать целиком?...
Тома: Я не зачитываю весь, ваша честь. Но у меня к сожалению единственная возможность удостоверить государственным секретарем Рике в качестве чиновника министерства оккупированных восточных территорий. Однако, Трибунал даже от этого свидетеля, который предстанет перед ним, сможем понять, что лучшие сотрудники Германского Рейха имелись в министерстве оккупированных восточных территорий то, что каждая отдельная жалоба соответственно проверялась. Это не так, что в это дополнение, к тому что мы слышали сегодня о множестве других совершенных преступлений, которые стали известны Трибуналу, но мне кажется, что всё исчерпывающе представлено «поразительно ужасающими вещами» что происходили на Востоке за время этих 4 или 5 лет. И вопрос теперь как за них отвечал гауляйтер Кох.
Председательствующий: Трибунал просто попросил вас не зачитывать весь документ на многих страницах. Это означает, что вы можете начать читать и зачитать его существенные части.
Тома: Поэтому, я хочу утверждать, что каждая и любая жалоба, которая получалась министерством оккупированных восточных территорий исследовалась. Гауляйтер Кох писал:
«Различные недавние распоряжения министра Рейха по оккупированным восточным территориям, в которых моя работа критиковалась в исключительно грубой и оскорбительной манере и из которых возникло недопонимание политики, также как и моей правовой позиции, заставило меня представить вам этот доклад, господин министр Рейха, в форме меморандума».
И затем следующие замечания показывают, что министерство оккупированных восточных территорий расследовало жалобы. Он жалуется:
«Например, 12 января 1943, я был проинформирован министерством о том, что Анне Прично из Смыгловки, восточной работнице отказали в том, чтобы её родители остававшиеся на Украине могли не платить своих налогов. Меня попросили отменить эти налоги или снизить их наполовину и также доложить о своём решении».
На странице 13:
«Недавние множественные индивидуальные жалобы от восточных рабочих работающих в Рейхе перенаправлялись мне и в каждом отдельном случае просили представить доклад, обычно короткий доклад уведомляющий, что невозможно выполнить запрос».
На страницах 15 и 16:
«Таким образом, я нахожу это странным» — пишет Кох — «имея распоряжение I/41 от 22 ноября 1941 заявляющие, что украинский народ, сильно пронизан немецкой кровью, которая выражается в заметных культурных и научных достижениях. Но когда на верху секретного распоряжения от июля 1942, на которое я сошлюсь более подробно в конце данного раздела, объявляется, что очень много точек соприкосновения существует между немецко— украинским народом, можно только удивляться и поражаться. Данное распоряжение требует не только правильных, но даже дружеских манер с украинцами».
Затем:
«Следующим я хочу привести еще несколько примеров нехватки сдержанности к украинцам. Например, по указу от 18 июня 1942, II 6 f 6230, я был проинформирован, что вы предоставили 2.3 миллиона рейхсмарок на украинские учебники, вторгнувшись в мой бюджет даже без моего предварительного уведомления».
Председательствующий: Вы думаете, есть необходимость зачитывать его весь? Я не совсем уверен, где вы прочли, потому что я прочел дальше.
Тома: Господин Председательствующий, могу я сделать замечание в этой связи? Я уже ограничил свой выбор. Данный меморандум это довольно толстая тетрадь; однако, я пытаюсь все же быть кратким, и хочу только подчеркнуть, что на каждой странице вы найдете жалобы о добросовестности с которой Розенберг изучал индивидуальные жалобы. Но я буду очень краток:
«Нет необходимости, чтобы ваше министерство давило снова и снова как оно делает, множеством письменных и телефонных протестов о том, чтобы какое-либо насилие при вербовке рабочих не продолжалось»
И затем одно из очень коротких дальнейших замечаний:
«И если я принимаю множество распоряжений против порки, чем в действительности имеет место, мне становиться смешно.
«Такое случалось несколько раз и каждое отдельное дело строго цензурировалось»
Ваши чести и теперь мы переходим к чему-то очень важному, а именно, как гауляйтер Кох угрожал представлениями фюреру и говорил:
«Никто никогда не просил меня, как старого гауляйтера, представлять ему написанные мной статьи, ибо никто кроме фюрера не может лишить меня политической ответственности за то на чем я начертал своё имя…
«Наконец, в дополнение к этим заявлениям о своей ответственности я хочу сослаться на отношения между фюрером и рейхскомиссарами. Как старому гауляйтеру мне позволено приходить со своими проблемами и запросами непосредственно к Фюреру, и это право, в моём качестве оберпрезидента никогда не отрицалось у меня даже моим вышестоящим министром…
«По указу I 6 b 47021/42, мне было приказано воздерживаться от пожеланий фюрера в своих докладах вам, так как следование пожеланиям фюрера является исключительно вашим вопросом. Я должен заявить здесь, что в моём положении как старого гауляйтера фюрер периодически давал мне свои политические директивы…
«Если отнимается или урезается положение рейхскомиссара в отношении к фюреру, тогда очень мало остается для должности рейхскомиссара».
На странице 50 он говорит:
«Я выражусь, что я должен в таких обстоятельствах, отказаться брать ответственность за успешность вербовки рабочих и весенний сев».
Розенберг рекомендовал ему продолжать вербовку рабочих.
И в конце он говорит:
«На моё положение так часто посягали с вашей стороны последние 3 недели, что оно может быть восстановлено только фюрером».
Впоследствии конфликт развивался в присутствии Гитлера в рейхсканцелярии между Розенбергом, и Кохом, и результатом явилось то, что Борман и в основном Кох, остались в силе и подсудимому Розенбергу было рекомендовано ограничить себя только принципиальными вопросами.
Впоследствии подсудимый попросил отставки.
Теперь, я прошу подсудимого разобраться с ним более подробно. Это документальная книга 2, страница 27.
Розенберг: Я хочу заметить…
Председательствующий: Доктор Тома, я думаю нам лучше прерваться на 10 минут.
(Объявлен перерыв)
Тома: Свидетель, несколько дней назад упоминался документ из которого становиться ясно, что лесной округ Цуман являлся частным охотничьим угодьем рейхскомиссара, и что сотни людей застрелили, из-за того, что их переселение тогда было слишком сложным. Вы сделаете заявление об этом?
Розенберг: По прошествии времени, я получал много информации относительно примеров актов насилия совершаемых на Востоке. При расследовании, часто обнаруживалось, что эти доклады не соответствовали фактам. В этом случае доклад показался мне довольно убедительным, так что у меня появилась возможность доложить фюреру прямо, учитывая, что у меня были проблемы с гауляйтером Кохом.
Помимо других вопросов — школ на Украине, создания технических школ, и определенных личных заявлений Коха, которые я представил в жалобе — я также представил доклад.
На приёме у фюрера, рейхскомиссар Кох представил мнение начальника лесной администрации Украины. Из него оказалось, что эти лесные округа использовались для поставок древесины либо для железнодорожных путей или других чрезвычайных нужд. И поскольку различные повстанческие отряды и партизаны собирались вместе в этих лесных округах и такая задача было чрезвычайно опасной в виду небезопасной ситуации, он был создан Кохом, не в интересах ранее предполагавшейся охоты, но по причине, приказа очистить округ; и во время этой зачистки значительное число партизан были обнаружены и застрелены. Оставшееся население из этих лесных округов было переселено, и как добавил Кох, в дополнение к этому заявлению начальника лесной администрации, ряд этих расселенных лиц даже выражали благодарность за тот факт, что они получали лучшие условия работы, чем были у них в лесных районах. По получении этих докладов от Коха фюрер вздернул плечами и сказал:
«Тут сложно решить. Согласно заявлению лесной администрации для Украины, что здесь есть, я должен оставить вопрос сам себе, и другие решения относительно украинской политики будут направлены вам».
Это случилось в июле в форме распоряжения, которое также в моих делах, но которое к сожалению, не нашлось. Это распоряжение, о котором свидетель Ламмерс говорил и которое в принципе заявляло, что министру Рейха не следует чинить препятствий, министр Востока должен ограничивать себя основными вопросами, должен представлять свои распоряжения для мнения рейхскомиссара и в случае конфликта, требовалось решение фюрера.
После данного распоряжения фюрера, я сделал обновленную попытку представить взгляды, которые я считал правильными. Но конечно, я не отрицаю, что по нескольким поводам, из-за давления штаб-квартиры фюрера, я устал. И когда это было сказано, и сказано в четких терминах о том, что я по-видимому более заинтересован в этих восточных народах, чем в благополучии немецкой нации, я сделал несколько примирительных заявлений; но мои распоряжения и дальнейшие ходатайства о моих инструкциях продолжались старым путем. Так как я не был способен удостовериться, я докладывал фюреру лично по восьми различным поводам о вопросе, и я представлял письменные обращения и формулировал свои распоряжения с этой целью в уме.
Когда затем в 1944, рейхсфюрер СС, также, сам занялся не только полицейским делам, но также политикой на восточных территориях, и когда я больше не мог докладывать в штаб-квартиру фюрера, поскольку с ноября 1943, я сделал одну последнюю попытку предложить фюреру щедрую восточную политику. В то же время, я попросил очень четко, чтобы в случае отказа, быть освобожденным от дальнейшей работы. Это документ (документ Розенберг-14) это письмо доктору Ламмерсу от 12 октября 1944 в начале которого сказано:
«Перед лицом текущего развития восточной проблемы, я прошу вас лично представить сопроводительное письмо фюреру. Я считаю способ и путь, которым немецкая политика на Востоке проводиться сегодня, как очень неудачный; не участвуя в переговорах, я вместе с тем сделан ответственным за них. Поэтому, я прошу вас представить моё письмо фюреру так быстро как возможно для решения».
Доктор Ламмерс затем незамедлительно передал это письмо секретарю фюрера, Борману. В письме фюреру говорится на странице 2:
«Для наблюдения и управления этим развитием я создал региональные отделы для всех восточных народов в министерстве оккупированных восточных территорий, которые могут сейчас, после многих испытаний, рассматриваться подходящими, и хорошо организованы. Они также включают представителей из различных регионов и рас, и если это рассматривается в интересах политики Германии, они могут быть признаны как специальный национальный комитет».
Эти центральные отделы, упоминающиеся здесь имели задачу следить за тем, чтобы представители всех восточных народов лично получали жалобы от своих односельчан, которые находились на суверенной немецкой территории и представляли их министерству оккупированных восточных территорий, которое предпринимало меры совместно с властями Германского трудового фронта, с полицией, или генеральным уполномоченным по размещению рабочей силы.
На странице 5 оно затем говорит:
«Я проинформировал министра Рейха и начальника рейхсканцелярии о том, что восточное министерство сделало в сфере политического руководства в письме датированном 28 мая 1944, и я прошу вас, мой фюрер, чтобы вам зачитали содержание».
На странице 6 оно заявляет:
«Мой фюрер я прошу вас, рассказать желаете ли вы всё еще моей деятельности в этой сфере, поскольку мне невозможно докладывать вам устно, и проблемы Востока преподносятся вам и обсуждаются с различных сторон,, с учетом развития, я должен полагать, что вы более не считаете мою деятельность необходимой»
«В дополнение распространяются слухи из неизвестных источников о роспуске министерства оккупированных восточных территорий; фактически говорится, что эти слухи использованы в официальной переписке высших руководителей Рейха из-за различных требований которые заявлялись. В таких обстоятельствах продуктивная работа невозможна, и я прошу вас, дать мне указания, как я должен действовать в свете развивающихся событий».
В середине следующего параграфа, я укажу на следующее, из идей, что я впервые озвучил в своей речи от 20 июня и моего протеста во время встречи от 16 июня. И здесь буквально сказано:
«Данный план предусматривает, что с целью мобилизации всех национальных сил восточных народов, им должна быть обещана, в дальнейшем определенная автономия и возможность культурного развития, с целью возглавить их против большевистского врага. Этот план, который я, в начале рискнул предложить, для вашего одобрения, не был осуществлен, потому что с народами обращались способом, который был политически противоположен этому.
«Единственно и лишь из-за аграрного приказа от 1942, одобренного вами, их желание работать поддерживалось до конца в виду надежды получить собственность».
К этому письму фюреру было приложено предложение по перестройке восточной политики, которая повторялась в последнее время. И в параграфе 2 в середине страницы 2 сказано:
«Региональные и местные отделы для народов Востока, приданные министру Рейха по оккупированным восточным территориям, от имени правительства Рейха, признаются им как национальные комитеты с даты установленной фюрером. Термин «национальный комитет» понимается правительством Рейха как средство данных уполномоченных лиц представлять пожелания и жалобы своих народов».
На странице 2, в середине, оно говорит:
«В руководстве народами Востока…»
Председательствующий: Трибунал заинтересован во всех этих подробностях? Его сущность была приведена свидетелем, не так ли? Он подытожил всё письмо прежде чем он начал читать, что-либо из него. В этом нет ничего нового.
Тома: Господин Председательствующий, подсудимый снова кратко хотел подытожить, чем являлись его идеи для Украины, а именно, автономия, свободное культурное развитие; и что сущность разногласий с Кохом, а именно в том, что Кох давил в основном на идею эксплуатации; поэтому подсудимый хотел сказать еще раз, что у него был общий план намерений по Советскому Союзу. Но эту тему можно опустить.
Прежде чем я сделаю заявление о вопросе готовности проводить на Украине конструктивную работу, я хочу попросить подсудимого сделать заявление по вопросу обращения с военнопленными. Документ 081.
Председательствующий: Он где-то в ваших книгах? Это документ 081-ПС.
Тома: Его приобщали под номером экземпляра СССР.
(Документ передан подсудимому)
Вы нашли подсудимый?
Розенберг: Это экземпляр СССР-353. Жалобы относительно военнопленных поступали из различных источников. С самого начала они уже подавались в восточное министерство; затем позже, в особенности во время зимы 1941-1942, они передавались офицерами или солдатами и докладывались мне моим политическим управлением. Затем мы передавали данные жалобы в компетентные военные учреждения с запросом о том, чтобы по очевидным причинам, их рассмотрели.
Эти жалобы часто получались моим штабом, по прошествии времени, заявлявшем мне, что они столкнулись с большим объемом понимания для этих пожеланий, в особенности пожеланий выражавшихся нами о том, что заключенные из большого числа лагерей советских военнопленных должны отбираться согласно своей национальности и переводиться в небольшие лагеря, потому что путем этой национальной сегрегации, было лучше гарантировано хорошее политическое и гуманное обращения. В виду многочисленных жалоб о смертях многих тысяч советских заключенных, я получал более чем однажды, доклады о том, что во время боев в окружении, части Красной армии оборонялись ожесточенно и не сдавались. Фактически они были полностью истощены от голода, когда наконец захватывались немцами, и было установлено даже множество случаев каннибализма, порожденного их установкой не сдаваться ни при каких обстоятельствах.
Третью жалобу я получил в отношении расстрелов политических комиссаров. Эта жалоба также передавалась нами. Этот приказ[1084] существовал в связи неизвестной мне. Мы заключали из других докладов, что здесь явно должна была быть политическая репрессалия[1085], поскольку мы слышали о том, что многие немецкие пленные, которых позже освободили, в большинстве найденных были мертвы или изуродованы. Позже я был проинформирован о том, что такие расстрелы были запрещены, и таким образом мы полагали, что политические комиссары также принадлежали к регулярной Красной армии.
Теперь здесь документ 081-ПС. Как заявлено обвинением это письмо от министра оккупированных восточных территорий начальнику ОКВ. Документ был также найден в моих делах. Но это не письмо от меня начальнику ОКВ, Кейтелю; напротив, оно, очевидно, хранилось в моём ведомстве отправителем. В левом верхнем углу на странице 1, можно увидеть, что есть цифра «I». Она означает управление «I». В случае если письмо исходило от меня с такой ссылкой я всегда отсутствовал, поскольку «I» не являлся управлением моего ведомства. В дальнейшем, мои письма начальнику ОКВ были всегда личного характера, либо начинаясь с имени адресата, или личного адреса. Начальник ОКВ это ведомство. Таким же путем обычный адрес «министр Рейха по оккупированным восточным территориям» не являлось личным письмом мне, но означало ведомство.
Я не буду вдаваться в эти подробности, но я возьму на себя смелость зачитать один последний параграф в связи, с которым я также могу заявить, что он сохранял дух, который я стремился привить своим сотрудникам. И также, они думали о том, что они сами действуют и выражают себя в таком духе. Оно заявляет, буквально, на странице 6:
«Главное требование…»
Председательствующий: Какая дата?
Розенберг: Письмо датировано 28 февраля 1942. То есть, оно было зимой, в тот кошмарный холодный период. На странице 6 буквально заявляется:
«Главное требование в том, чтобы иметь обращение с военнопленными осуществляемое согласно с законами гуманизма и подобающего достоинства Германии…
«Понимаемо, что множество случаев бесчеловечного обращения с немецкими военнопленными военнослужащих Красной армии, которые зафиксированы настолько озлобили немецкие войска, что они желают отплатить той же монетой.
«Однако, такие репрессалии, никоим образом не улучшат ситуацию с немецкими военнопленными, но совершенно приведут, к тому, что обе стороны не будут брать пленных».
Я просто хотел процитировать это письмо, потому что у меня нет в распоряжении других документов о работе моего политического управления, и это единственный пример работы, которая я думаю, затрагивала эти проблемы.
Тома: Господин Председательствующий, я хотел придти к завершению вопросов относящихся к министерству оккупированных восточных территорий приобщением письменных показаний профессора доктора Денкера о применении сельскохозяйственных машин в Украине. Документ Розенберг-35 уже допущен мне Трибуналом. Эти письменные показания касаются следующего…
Председательствующий: Вы закончили ваш допрос?
Тома: Я закончил с вопросами относящимися к министерству оккупированных восточных территорий. У меня осталось только несколько коротких вопросов.
Председательствующий: Трибунал недавно видел эти письменные показания, так что нет необходимости их зачитывать. Итак, вы присваиваете им номер экземпляра.
Тома: Розенберг-35. Они касаются машин стоимостью 180 миллионов доставленных на Украину — сельскохозяйственных машин.
Свидетель, вы являлись членом СА[1086] или СС?
Розенберг: Нет, я ни принадлежал ни к СА ни к СС.
Тома: Вы никогда не носили форму СС?
Розенберг: Нет.
Тома: Вы знали, что-либо о концентрационных лагерях?
Розенберг: Да. Этот вопрос, конечно, ставился каждому, и фактически о существовании концентрационных лагерей мне стало известно в 1933. Но хотя это может показаться повторением, я должен вместе с тем сказать, что я знал названия только двух концентрационных лагерей, Ораниенбург[1087] и Дахау[1088]. Когда эти учреждения объяснялись мне, я был проинформирован помимо прочего о том, что в одном концентрационном лагере находились 800 коммунистических функционеров чьи предыдущие приговоры равнялись 4 годам заключения или частично тюремным срокам. В виду факта, что это вызывалось полной революцией и хотя даже у них была правовая основа, они всё же являлись революционными, я считал приемлемым, что превентивное заключение должно было некоторое время применяться новым государством для враждебных лиц. Но в то же время я видел и слышал как с нашими сильнейшими противниками, против которых также не предъявлялись обвинения уголовного характера, обращались щедро, что например, наш сильнейший противник, прусский министр Зеверинг[1089] был отправлен в отставку с полной пенсией, и я считал такое отношение национал-социалистическим. Таким образом, я полагал, что эти меры являлись политически и национально необходимыми, и я убеждался в этом.
Тома: Вы участвовали в эвакуации евреев из Германии?