Экснер: Тогда, по вашему мнению, фюрер вёл превентивную войну. Последующий опыт подтвердил, что она являлась военной необходимостью.
Йодль: Несомненно, это было чисто превентивная война. Позднее мы точно обнаружили огромные русские военные приготовления на наших границах. Я опускаю подробности, но я могу лишь сказать, что хотя у нас получилась тактическая неожиданность дня и часа, стратегической неожиданности не было. Россия была полностью готова к войне.
Экснер: В качестве примера, вероятно, вы можете рассказать Трибуналу о количестве новых аэродромов, которые были обнаружены на русско-польской территории?
Йодль: Я вспоминаю приблизительно, что там было около 20 аэродромов в восточной Польше и что между тем они выросли более чем на сотню.
Экснер: Совершенно кратко, при таких обстоятельствах каким был бы результат опережения нас Россией?
Йодль: Я не хочу вдаваться в стратегические принципы, в операции за линией фронта; но я могу кратко заявить, что мы никогда не были достаточно сильны для обороны самих себя на Востоке, как подтвердилось событиями после 1942. Это звучит гротеском, но с целью оккупировать такой фронт в 2000 километров нам, по крайней мере требовалось 300 дивизий; и мы никогда их не имели. Если бы мы ждали вторжения, и русская атака взяла нас в клещи, одновременно, мы точно бы проиграли. Следовательно, если политическая предпосылка являлась верной, а именно, что нам угрожала такая атака, тогда с военной точки зрения также превентивная атака являлась оправданной. Политическая ситуация представлялась нам солдатам в таком свете, соответственно мы основывали свою военную работу.
Экснер: Теперь, несколько вопросов касающихся Японии. Какая значимость у директивы 24 от 5 марта 1941 о сотрудничестве с Японией? Она уже упоминалась, но предмет не совсем ясен. Это страница 94, том I нашей документальной книги, которая документ С-75, экземпляр США-151. Гросс-адмирал Рёдер, давая показания, уже кое-что говорил об этой директиве. Вы можете рассказать мне что-то новое?
|
|
Йодль: Документ очень важный. Первое, я должен признаться. Раз уж я обвинен в простом получении данного документа. Но он исходил от меня; я его разрешил. Он был разработан моим штабом в группе флота. Соответственно, я знаю этот документ лучше чем кто-либо другой. Это не оперативный приказ, это наставление для немецких офицеров.
Экснер: Что это значит?
Йодль: Всем немецким офицерам, которые официально или неофициально вступали в контакт с японскими офицерами следовало точно говорить, какими являлись цели германской политики, а именно, атака Англии даже на Дальнем Востоке и соответственно удержание Америки вне войны.
Экснер: В параграфе 3, подпараграфе А, данной директивы мы читаем:
«Следует подчёркивать, что общая цель войны сокрушить Англию как можно скорее и соответственно удержать Соединенные Штаты вне войны».
Йодль: Такая директива являлась необходимой с целью аккуратных заявлений со стороны немецких офицеров, которые не могли бы использоваться японской армией и флотом для своих политических задач. По этой причине министерство иностранных дел также получило копию, как показано в списке рассылки внизу страницы 96. В случае оперативного приказа такого бы никогда не произошло. Также вот почему фюрер не подписал его.
|
|
Экснер: Цели германского флота также заявлялись вверху страницы 96. Они гласили следующее:
«Более того, атаки на остальные британские базы — на американские морские силы, только если вступление в войну Соединенных Штатов нельзя предотвратить — способны сокрушить вражеские силы в этих местах».
И значит, мы снова находим стремление предотвратить вступление Соединенных Штатов в войну и нападение на них, только если ничего другого не осталось.
Йодль: Я хочу добавить, что целью данного документа не являлось оказывать влияние на Японию, так как это было бы политической акцией; это просто была директива для всех офицеров говорящая им что говорить в таком случае.
Экснер: Гросс-адмирал Рёдер уже говорил нам, что морскими приказами он стремился удержать Соединенные Штаты вне войны. Вам есть что-нибудь добавить к этому?
Йодль: Только один пункт, который гросс-адмирал не упомянул. Он исходит из документа С-119 и экземпляра Йодль-37. Это можно прочесть на странице 98 документальной книги номер 1.
Экснер: Страница 98 тома I, экземпляр Йодль-37, которую мы представили. Там мы находим: «Особые правила о депортации во время оккупации Дании и Норвегии». И затем…
Йодль: Следует прочесть только одно предложение.
Экснер: Пожалуйста, читайте.
Йодль:
«Все военные корабли и торговые суда под флагом США, также как самолёты, исключаются из запрета на плавание или пролёт».
Экснер: И это последнее предложение внизу страницы 98. Параграф говорит о запрете кораблям, торговым судам, самолётам и т. д., покидать порт, за исключением американцев.
|
|
Йодль: И таким образом, во всех военных мероприятиях штаба морских операций, Америке предоставлялось исключительное положение на долгое время.
Экснер: До атаки Японии на Америку, вы имели какие-либо официальные дела с японскими офицерами?
Йодль: Нет, ранее нет.
Экснер: Вообще нет?
Йодль: Нет.
Экснер: Вы ожидали атаки на Пёрл-Харбор?
Йодль: Атака явилась полной неожиданностью. Для меня она являлась полной неожиданностью, и я почувствовал, что она также неожиданная для фюрера; так как он прибыл, в середине ночи, в мою комнату с картами с целью передать новости фельдмаршалу Кейтелю и мне. Он был полностью удивлен.
Экснер: Теперь я хочу, чтобы вы разъяснили ошибочную интерпретацию письма Фалькенштейна. Это страница 81, том I, нашей документальной книги. Письмо, документ 376-ПС, экземпляр США-161, находится здесь. Это письмо от Фалькенштейна вам, мне так кажется?
Йодль: Нет, нет.
Экснер: Нет?
Йодль: Нет, генералу фон Вальдау, из оперативного штаба воздушных сил.
Экснер: Оно говорит:
«В виду будущей войны против Америки, фюрер рассматривает вопрос оккупации атлантических островов».
Это может быть интерпретировано как то, что он намеревался напасть на Америку: В виду будущей войны против Америки, фюрер рассматривает…» Что это означало, и как вы это интерпретируете?
Йодль: Это совершенно очевидно. Тогда действительно рассматривались соображения об оккупации атлантических островов, вещь которую фюрер всегда хотел сделать.
Экснер: Для какой цели?
Йодль: В качестве некой базы безопасности, таким образом, передовой пост на случай американской интервенции; и значит, мы должны были рассматривать такую идею. Хотя флот также как и оперативный штаб вооруженных сил и начальник высшего командования вооруженных сил определенно отвергали это, мы должны были рассматривать эти вопросы хотя бы теоретически; и вот о чём он говорил генералу фон Вальдау в данном письме.
Далее, тоже самое было, затем написано в приказе, документе 444-ПС, точно как написано здесь.
Экснер: У нас был какой-либо интерес в расширении войны?
Йодль: Лично у меня нет. Я могу лишь сказать, что пространство от Нордкапа до Тобрука и от Бреста до Ростова-на-Дону по моему мнению было слишком большим.
Экснер: И мы были заинтересованы в наличии у Японии войны с Америкой?
Йодль: Нет, мы бы предпочли нового и мощного союзника не имея нового и мощного противника.
Экснер: Мы втянули Италию в войну?
Йодль: Я не знаю, как это делалось политически; но после краха Франции, когда Италия также пожелала принять активное участие в войне, мы пытались предотвратить это, мы солдаты в ОКВ. Но мы лишь добились отложения её интервенции на 4 или 6 дней; фюрер не мог совсем отказать. Но за время всей войны Италия не помогала нам, скорее только обременяла; и это подтверждается последующей историей войны.
Экснер: Что касается обвинений в преступлениях против мира. Я хочу сослаться на относящиеся к делу документы, которые представили по Герингу, Риббентропу, Рёдеру и Дёницу. Я не знаю, является ли такая ссылка необходимой согласно процессуальным правилам.
Теперь один последний вопрос. Обвинение представило целую серию кампаний как преднамеренный и согласованный план по завоеванию, которое вы, как заговорщик, и инициировали и осуществляли. Что вы на это скажете?
Йодль: Мне кажется, я уже поправил такую совершенно искаженную картину своими показаниями. Война против Польши началась без моего какого-либо участия в её подготовке. Она развилась в мировую войну вопреки надеждам всех солдат. Всё приходилось импровизировать в этой войне. Не существовало ничего кроме плана атаки на Польшу. Не было достаточно ни бомб, ни боеприпасов. Тогда ни единый солдат не думал о Норвегии, Бельгии, Голландии, Югославии, Греции или даже России. Никаких военных соглашений не было достигнуто с Италией или с Японией.
Я удостоверяю заявление американского начальника генерального штаба, генерала Маршалла, абсолютно верным почти в каждом пункте.
Экснер: Господин Председательствующий, у меня больше нет вопросов.
Председательствующий: Кто-либо из защитников подсудимых хочет задать какие-либо вопросы?
Латерзнер [2602]: Генерал, в качестве начальника оперативного штаба вооруженных сил, вы долгие годы являлись ведущим офицером генерального штаба германских вооруженных сил?
Йодль: Да.
Латерзнер: В ходе вашей военной деятельности вы также долгое время являлись преподавателем в Военной академии?
Йодль: Не именно в Военной академии, но на курсах генерального штаба, которые предшествовали Военной академии и которые тогда проводились при отдельных штаб-квартирах округов.
Латерзнер: Так как все наши высшие военные руководители пришли из профессионального класса офицеров генерального штаба, я прошу вас рассказать нам кратко о том, как этих офицеров готовили в Военной академии. Пожалуйста, ограничьте себя исключительно следующими положениями:
Как или скорее, сколько времени тратилось на инструктирование наступлению; затем пропаганде для агрессивных войн; и отношению к международному праву и политике?
Председательствующий: Трибунал думает, что вопрос совершенно не относится к делу.
Латерзнер: Если суд считает данные вопросы не относящимися к делу, я отказываюсь от ответов на данные вопросы.
Генерал-полковник, вам известна точка зрения обвинения, что военные руководители предположительно сформировали группу с целью развязывания агрессивных войн и в ходе этих войн совершения преступлений против законов войны и законов человечности. Пожалуйста объясните Трибуналу ваше отношение к данному положению, в частности о том действительно ли высшие военные руководители сформировали такую группу.
Йодль: Я никогда не понимал идею о такой группе и никогда не пойму её. Это тоже самое как если бы пассажиры пассажирского корабля встретились на океанском лайнере и там сформировали подразделение — или были обязаны сформировать подразделение — под руководством капитана. Эта так называемая группа высокопоставленных офицеров, возможно, могла существовать в имперские времени как нечто реальное, но не полноценное даже тогда. Но тут, после национал-социалистической революции, данные группы были полностью сломаны во всех сферах жизни, политически, философски и идеологически. Целью объединявшей их была военная профессия и необходимая преданность.
Председательствующий: Вероятно, нам лучше сейчас прерваться.
(Объявлен перерыв до 14 часов)
Вечернее заседание
Латерзнер: Генерал-полковник, до оккупации Чехословакии 10 августа была встреча в Бергхофе между Гитлером и военными руководителями, на которой вы также присутствовали. До сих пор это совещание ещё не обсуждалось здесь, и я хочу спросить о предмете этого совещания.
Йодль: Во время этого совещания, фюрер говорил только с офицерами генерального штаба, и произнёс речь, которая длилась около двух с половиной часов обо всей военной и политической ситуации. В частности, он касался судетско-немецкой проблемы и сказал, что она должна быть решена во, что бы то ни стало. Он описывал различные возможности и в частности, дал понять, что он намерен решить вопрос без вмешательства Франции и Англии и был убежден в успехе.
Латерзнер: Это являлось предметом совещания?
Йодль: Вам известна причина, по которой главнокомандующие трёх родов войск вооруженных сил и их начальники не присутствовали?
Йодль: Я знаю причину, потому что главный адъютант майор Шмундт, заранее проинформировал меня о совещании. Он сказал мне, что фюрер намерен поговорить непосредственно со старшими офицерами генерального штаба тогда, когда они бы не находились под влиянием их слишком критичных главнокомандующих и таким образом не склонялись к уклонению или критике.
Латерзнер: Но тогда, во время того совещания, вместе с тем была, значительная критика со стороны этих офицеров, не так ли?
Йодль: Я не могу сказать, что там была критика; но один из генералов верил, что он мог или должен обратить внимание фюрера на возможность того, что, в конце концов, Франция и Англия могут вмешаться, если он сделает, что-нибудь против Чехословакии. Это был генерал фон Виттерсгейм[2603].
Латерзнер: Гитлер позднее снова следовал принципу исключению высших военных руководителей из таких совещаний?
Йодль: Фюрер делал так достаточно часто. Я скажу, что он делал это принципиально. Например, после безуспешной атаки на мост Неттуно, к юго-западу от Рима, он приказал, чтобы младшие офицеры, которые принимали участие в этих битвах, от командиров полка до командиров рот, прибыли в штаб-квартиру фюрера. Днями он лично опрашивал каждого из них в одиночку без их начальников. Он делал тоже самое, очень часто с офицерами воздушных сил, кого он опрашивал без главнокомандующего воздушными силами.
Латерзнер: Генерал-полковник, вы присутствовали во время большинства совещаний по обстановке у Гитлера. Могли командующие генералы находившееся в штаб-квартире фюрера тогда принимать участие в таких совещаниях без затруднений?
Йодль: Пока в ходе этих совещаний по обстановке обсуждались только такие вещи которые уже произошли, фюрер был великодушен с теми кто присутствовал; но как только обсуждалось что-либо, что касалось будущих операций — например, наступление в России в 1942 — командующие генералы групп армий с Западного фронта не могли принимать участие; и наоборот, постольку поскольку это касалось его намерений, он мог инициировать, чтобы такие офицеры должны были информироваться.
Латерзнер: Тогда в таких случаях, созывался так называемый «ближний круг» для совещания об обстановке?
Йодль: Правильно. И значит об этом объявлял главный адъютант, от имени фюрера, что сейчас пройдет дискуссия в узком составе, в которой могут участвовать такие-то и такие-то офицеры.
Латерзнер: Во время таких совещаний об обстановке, вы часто слышали энергичные возражения со стороны командующих генералов групп армий? Кто заявлял такие возражения и по какому поводу? Пожалуйста, ограничьте себя наиболее важными примерами.
Йодль: Я могу дать вам очень краткий ответ на этот вопрос; иначе, я должен говорить об этом час. Я могу сказать, что ни одно совещание не проходило без старых традиционных концепций, если можно их так назвать, относительно операций вступающих в конфликт с революционными концепциями фюрера. Следовательно, помимо вероятно единичных операций в течение первой части войны, я могу заявить, что всегда, когда делался доклад командующего группой армий, происходила схватка мнений. Я могу упомянуть имена всех командующих группами армий, которые когда-либо занимали посты. Я не знаю никого к кому бы это не относилось.
Латерзнер: Конечно, вы знали, всех командующих группами армий, не так ли?
Йодль: В течение первой половины войны, я знал всех командующих вплоть до командующих группами армий. В течение второй половины войны, на Востоке были командующие группами армий, которых я не знал. Так как большая их часть не пришла из генерального штаба, а являлась строевыми офицерами, я мог не знать некоторых из них.
Латерзнер: Генерал-полковник, мог, например, командующий группой армий доложить для дискуссии с Гитлером без затруднений?
Йодль: Командующие группами армий не могли этого сделать. Командующие группами армий, прежде всего, должны были попросить главнокомандующего армией пока такой существовал. Когда главнокомандующего армией больше не стало, командующие группами армий, тогда обращались в управление военных адъютантов или обращались к начальнику генерального штаба армии за разрешением сделать доклад, которого сами по себе командующие не могли сделать.
Латерзнер: Значит, если командующий армией намеревался протестовать некой мере, которую не считал правильной, тогда он должен был идти к главнокомандующему его группой армий, который в ответ должен был идти к главнокомандующему отдельным родом войск вооруженных сил; а значит таким являлся практически единственный канал, через который можно было заявлять возражения Гитлеру обычным официальным образом?
Йодль: Это совершенно верно. Все военные ведомства так делали, и это делалось множество лет.
Латерзнер: Что вам известно о попытке настроить Гитлера против генералов? Когда я говорю «генералов» я имею в виду тех, которые являются «группой».
Йодль: Вероятно, я уже ответил на это частично, когда я жаловался, что мы не были в состоянии предотвратить получение фюрером военных докладов и новостей из непроверенных источников. Являлось стандартным правилом, что полицейские круги в особенности постоянно использовали возможность через Гиммлера критиковать традиционное, или — как они его называли — реакционное, гуманистическое, рыцарское отношение высших военных руководителей, для того, чтобы жестокие приказы от фюрера о жестоких акциях — как он называл их — могли быть остановлены. Таким было постоянно состояние дел. Всех из них никоим образом не включали в это и не были направлены против всех генералов, но направлялись против некоторых из них.
Латерзнер: Генерал-полковник, вы всё ещё не совсем ответили на мой вопрос. Я спросил, знали ли вы, что-нибудь о попытке Гиммлера сделать Гитлера враждебным, по причинам о которых я надеюсь, вы расскажите мне.
Йодль: Что же, происхождением того, что я только что описал, было то, что Гиммлер приехал к фюреру и конечно доложил ему, лично. Он жаловался на некоторых командующих, всех из армии; и мы знали об этом, потому что на следующий день фюрер внезапно начала заявлять некоторые возражения некоторым командующим без наших сведений почему, и вызывать плохое предчувствие.
Латерзнер: Какими являлись отношения между ОКВ и ОКХ?
Йодль: До войны и в течение первой части войны отношения между высшим командованием вооруженных сил и высшим командованием армии были затруднены значительными трениями. Однако, причиной являлась исключительно внутренняя. Из-за создания высшего командования вооруженных сил группа генерального штаба должна была выйти из под юрисдикции начальника генерального штаба армии и которая находилась, я должен сказать, даже над генеральным штабом армии и отдавала ему приказы. К этому созвездию, конечно, относились с большим недоверием в генеральном штабе армии. Однако, я могу добавить, что фельдмаршал Кейтель и я, и многие разумные офицеры, добились полного преодоления такой напряженности пока шла война.
Латерзнер: Генерал-полковник, я думаю, этого достаточно об этом положении.
Военные руководители обвиняются в ненужном затягивании безнадёжной войны. Что вам известно об этих усилиях фельдмаршала фон Рундштедта и Роммеля[2604] после успеха вторжения?
Йодль: Я помню совещание с этими двумя командующими, когда фюрер и я вылетели в штаб-квартиру, которую подготовили к северу от Реймса. Это было около июля 1944. Во время этого совещания, и фельдмаршал фон Рундштедт и в особенности Роммель описывали в безошибочной манере серьёзность всей ситуации во Франции, характеризуя огромное превосходство англо-саксонских воздушных сил, против, которых были беспомощны наземные операции. Я помню совершенно чётко, что фельдмаршал Роммель спросил фюрера в конце: «Мой фюрер, что вы действительно думаете о дальнейшем развитии войны?» Фюрер был разгневан этим замечанием, и он отрывисто ответил: «Это не тот вопрос, который касается ваших обязанностей. Оставьте его мне».
Латерзнер: Вы читали письмо, которое фельдмаршал фон Клюге[2605] написал Гитлеру незадолго до смерти?
Йодль: Я стоял рядом с фюрером, когда он получил это письмо. Он открыл конверт, прочёл письмо и затем дал прочесть его мне. Оно говорило именно противоположное тому, что я ожидал. Фельдмаршал фон Клюге начал своё письмо с чрезмерного восхваления личности фюрера и непоколебимости вести войну. Он сказал, что он ещё более симпатизировал его идеалам, чем осознавал фюрер. Он начинал свою задачу на Западе полный доверия. Но так как обещанной поддержки наших воздушных сил не было дано теперь он убеждался, что ситуация была безнадёжной, и его посмертным советом было заключить мир. Вот, вкратце, что содержалось в письме.
Латерзнер: Генерал-полковник, вы можете привести дальнейшие примеры относительно усилий командующих генералов окончить безнадёжную войну?
Йодль: Ни один командующий не мог затрагивать политический вопрос, потому что завершение войны это не военное, а политическое решение. Но косвенно я должен сказать, что не было ни одного офицера на ответственной должности, который бы не говорил фюреру прискорбно, честно, и открыто, какой являлась военная обстановка и не описывал её безнадёжность — как и оказалось в конце. Также я сам, выразил такой взгляд в письменном меморандуме фюрера.
Латерзнер: У меня есть несколько вопросов относительно различных кампаний.
Каким являлось отношение высшего командования армии, в частности фельдмаршала фон Браухича, относительно австрийской кампании?
Йодль: Вечером перед маршем в Австрию, около 2 часов утра, я находился с фельдмаршалом фон Браухичем. Я обнаружил его в унылом настроении. Я не видел причины для этого; но видимо он был убеждён, что этот марш в Австрию мог, возможно, привести к военному конфликту с Италией или Чехословакией. Или вероятно с политической точки зрения он не совсем радовался этому намечавшемуся увеличению южнонемецкого элемента в Рейхе. Я не знаю. Но в любом случае он был не рад.
Латерзнер: Какими были причины напряжения существовавшего между Гитлером с одной стороны и военными руководителями с другой после польской кампании?
Йодль: Конфликт тогда был особенно серьезным, потому что главнокомандующий армией и многие высшие генералы разделяли взгляд, который я описывал этим утром — а именно, что мы должны оставаться спокойными на Западе до конца войны. Так как это снова являлось политическим спором, который они могли использовать, главнокомандующий армией тогда представил фюреру военную аргументациию. Данная аргументация учитывала условия, в которых тогда находилась наша армия, она не была в состоянии поразить французскую армию, усиленную британской армией в наступлении. Это чрезвычайно огорчило фюрера и его огорчение само постоянно выражалось в каждой речи командующим. Вся речь от 23 ноября, весь меморандум который он написал 10 октября можно объяснить в свете этого конфликта.
Латерзнер: Обвинение, в качестве основания обвинительного заключения группы, представило ряд письменных показаний. Я хочу попросить вас заявить о своих взглядах в связи с письменными показаниями номер 12, документом 3710-ПС, экземпляр США-557, который был составлен Вальтером Шелленбергом[2606]. Здесь на странице 1 Шелленберг свидетельствовал, что во фронтовой зоне специальные группы СД[2607] полностью находились под командованием армий — то есть, тактически, технически и с точки зрения войсковой службы, так он сказал в письменных показаниях. Генерал-полковник, это правда?
Йодль: Это правда, только в ограниченной степени. Я должен начать свой ответ сказав, что я не был знаком с идеей айнзатцгрупп и айнзатцкомманд пока не попал в Нюрнберг. Я должен сказать совершенно открыто, даже рискуя быть названным «Парцифалем[2608]«, но это факт. Я знал только о полиции. Оперативная территория армии разделялась на три сектора. Линия фронта называлась зоной боевых действий и шла приблизительно до места, куда могла доставать вражеская артиллерия. В этом секторе всё, вообще все, во всех отношениях подчинялось армии. Но в этом секторе не было полиции — за исключением секретной полевой полиции, которая в любом случае подчинялась армии.
Латерзнер: Секретная полевая полиция действительно являлась частью дивизии, не так ли?
Йодль: Да, она являлась дивизионными войсками, которые проводили полицейскую работу в войсках. Затем шёл тыловой район армий, который находился под командованием армейских генералов и помимо этого там находились коммуникации армии, которые включали все подразделения снабжения и службы генерал-квартирмейстера армии. В этом основном секторе — который являлся крупнейшим сектором включающим 97 процентов всего оперативного района — вся полиция и все, что не относилось к армии органически не находились под командованием армии, что касалось задач, но подчинялось полиции, подчиненной рейхсфюреру СС Гиммлеру. Только с точки позиции служебных войск — то есть, относительно их снабжения или передвижений во время продвижения или отступления — армия, конечно, имела право отдавать приказы войскам относительно их передвижений и их сосредоточения.
Латерзнер: Шелленберг заявляет, что в тыловых оперативных районах и тыловых районах армии эти особые группы подчинялись армии только, что касалось снабжения; и что касалось приказов и задач, подчинялись главному управлению безопасности Рейха. Это правильно?
Йодль: Это верно. Вся полиция получала приказы о том, что она должна делать только от Гиммлера.
Латерзнер: Шелленберг также заявил далее в своих письменных показаниях номер 12, документ 3710-ПС, экземпляр США-557, что это подчинение относительно военной службы также включало вопрос дисциплины. Это правда?
Йодль: Это ошибка. Офицер армии никогда не мог наказать сотрудника полиции или СС.
Латерзнер: Как было установлено, основной задачей этих особых групп было осуществление массовых казней евреев и коммунистов. Шелленберг заявляет в своих письменных показаниях номер 12, что он убеждён, что командующие группами армий чётко информировались об этих задачах по официальным каналам. Поскольку Шелленберг заявил о таком убеждении в своих письменных показаниях я прошу вас привести нам свои, потому что я думаю я прав предположить, что вы являлись лучше всего информированным офицером вооруженных сил.