Через три минуты Сергей, уже радостно предвкушая как собственное, так и общее удовольствие, откупоривал бутылку, принесенную из прохладного погреба, между делом поясняя:
– Это «Ай-Серез», десятилетней выдержки, совсем новая марка, но с очень богатым букетом… в общем, весьма удачная…
«Началось! – вновь молвила самой себе Лена. – И тут десятилетнее, и цвет тот же, наверное, и вкус, конечно, похожий… Странное совпадение… Что бы оно значило???»
Но у вина хоть и оказался тот же золотисто-рубиновый сочный колор, но вот по вкусу оно оказалось послаще и совершенно лишенным терпкости, и, чему не уставала удивляться гостья, в целом вино показалось ей заметно вкуснее тех напитков, которыми ее угощал хозяин Киферона…
У Сергея же, как ни странно, волнение улетучилось начисто, а проснулось незнакомое доселе красноречие, точнее, знакомое, но лишь по собственным лекциям, но всегда почему-то покидавшее при доверительном, с глазу на глаз, общении с девушками. Поэтому их беседа потекла как спокойная широкая полноводная река, без порогов и стремнин, без резких остановок и внезапных мелей, в общем, как по маслу. Так прошел час, подходил к концу второй… Солнце давно встало, растопило последние островки тумана, сад изукрасило золотом, а стены гостиной – розовыми бликами.
На свою беду Сергей настолько доверился внезапно свалившейся на него очаровательной незнакомке, что рассказал в подробностях всю свою жизнь, а также жизнь родителей, упомянул о бабушках и дедушках и, наконец, вскольз прошелся по дяде, Лениному отцу, а потом и по ней самой, спросив у Лены, не стоит ли, по ее мнению, теперь, когда родители его мертвы, наладить отношения с двоюродной сестрой, которую он никогда не видел, но все же рад, что она есть, что зла ни на ее родителей, ни, тем более, на нее саму он не держит. Но Лена промолчала, сделав вид, что отвлеклась и не расслышала вопрос… Для нее было главным – сохранить ореол таинственности, блокировать все попытки собеседника раскрыть ее инкогнито, что она успешно претворила в жизнь, давая самые расплывчатые ответы на редкие вопросы оппонента…
В результате Лена получила полную картину жизни своего кузена и его теперь уже погибшей семьи, тогда как Сергей не узнал о своей собеседнице ровным счетом ничего существенного: ни настоящего имени, ни места учебы, ни интересов, ни того, где она была ночью и как, почему и зачем оказалась здесь в столь ранний час и в таком виде. Лена же тем временем все больше погружалась в сладкую дрему, убаюканная ритмично-занудной манерой говорения своего визави.
– Рина, – окончив очередной автобиографический экскурс, обратился к засыпающей девушке Сергей, – давай я тебе постелю, а то ты уже никакая.
– Ой, да, конечно, спасибо! – очнулась гостья от надвигающегося сна. – А то я что-то совсем… Ты уж не обижайся, просто была тяжелая ночь...
– Я это давно понял, что тяжелая. Это ты меня извини, Риночка, что утомил своими рассказами…
– Нет-нет, мне было очень интересно! – на этот раз почти искренне возразила Лена. – Но я правда уже сплю…
|
| Вандерлин Дж. Спящая Ариадна на Наксосе |
Через две минуты постель была готова: широкая двуспальная кровать в родительской спальне, застеленная новым солнечно-желтым бельем с голубыми цветами, очертаниями похожими на лилии. Когда усталая гостья небрежно, как бы мельком, распахнула халат, совершенно не стесняясь своей наготы, словно была совсем одна, Сергея охватила новая, еще более сильная волна желания. Кожа девушки продолжала призывно блестеть и манить тончайшими, едва уловимыми ароматами, бившими не столько по сознанию, сколько ниже его, в область неосознаваемых чувств и инстинктов. И даже одеяло, под которым проворно распласталась девушка, не смогло замедлить нарастающего вожделения…
Он сел на край кровати, нашел руку Лены и, глядя в ее едва приоткрытые засыпающие глаза, любуясь влажными алыми губами и аккуратным носиком, стал гладить её пальчики, ладонь, всю кисть… Лена же никак не реагировала, хотя краешком души понимала, что прикосновения ей приятны, однако предпочитала делать вид, что ничегошеньки не происходит. Эту игру с мужчинами, когда женщина остается абсолютно равнодушной к их взглядам и прикосновениям, она именовала «Бревном» и знала, что нет игры слаще для женщины и мучительнее для мужчины, чем эта жестокая забава. Ведь все мужчины больше озабочены тем, чтобы доставить удовольствие партнерше, чем самим себе, и когда все, даже самые изощренные их усилия, не вызывают у женщины даже вздоха, то это ужасно бьет по мужскому самолюбию. А делать больно мужчинам Лене было не привыкать, а к Сергею она намеревалась применить все самые верные и наиболее остроотточенные средства из своего богатого садистического арсенала – как-то слишком быстро она забыла, будто кто-то намеренно затмил ей сознание, свое недавнее обещание не мучать мужчин, данное Загрею…
Она чувствовала, как рука юноши поднимается все выше и выше – от кисти к предплечью, потом к плечу… Вот она уже скользит по ее груди, значит, надо, не напрягаясь ни одним мускулом, подавить в себе зарождающиеся искры желания, сделать так, чтобы сосок оставался вял и мягок, безжизненным и абсолютно расслабленным… «Господи, как же приятно, нежно он ласкает – как никто и никогда раньше, как может ласкать, пожалуй, только женщина или бог, и как тяжело себя сдерживать, но терпи, терпи, ты не должна поддаваться», – уверяла себя Лена… А Сергей все гладил и гладил её груди, то одну, то другую, а Лена все упорнее боролась со своими инстинктами. Вдруг она открыла глаза, ненамеренно, совсем случайно, и увидела нечто необычное, особенное, чарующее. Это были глаза юноши – глубокие, серо-голубые с огромными блестящими черными зрачками. На какой-то момент ей показалось, что это сам Загрей смотрит на нее из тела этого хрупкого паренька, но лишь на момент… И все же подобного выражения глаз ни у одного из жаждавших ее особей мужеского пола она никогда ранее не видала. Она не могла дать названия этому особенному, сильному и глубокому, и вместе с тем предельно нежному и ласковому, что изливалось из души юноши через ее влажные зеркала прямо на лицо ей, Лене. Только ясно, что это, не подлежащее именованию, было так же далеко от вожделения, как и от мольбы, и единственное словосочетание, которое смогла подобрать Лена к этому выражению глаз, было «Нежное восхищение», но и оно казалось ей каким-то неполным, недостаточно глубоким.
В другой раз, в иной обстановке, она отдала бы многое за то, чтобы мужчина на нее так смотрел, и отдала бы много больше, чем тепло своей мягкосочащейся йони, быть может, даже – чем черт не шутит – вышла бы замуж, лишь бы ловить на себе такой взгляд хотя бы иногда. Но сейчас… сейчас она не могла проявить слабость, и хотя ей безумно хотелось обвить шею носителя этого чудесного выражения лица своими руками, впиться губами в его рот и долго-долго благодарно целовать, лаская губами его язык, а языком – его губы, но… И дело было не только в трехнедельном запрете, наложенном Загреем, нет, главное было в другом – в том, что ей, бедной девушке, хотелось сделать больно ему, богатому наследнику, хотелось упиться своей властью, хотелось показать свою силу… Она прекрасно понимала, как сильно, нестерпимо безудержно сильно хочет он ее, как ужасно сжимают тиски желания его малоопытные, едва ли не девственные, чресла, как едва не разрывается раздуваемая желанием головка его неведомого лингама, как стремится вырваться наружу липкая животворящая жидкость… понимала, знала, чувствовала, и чем больше понимала и чувствовала, тем слаще струилось в сердце чувство мести, тем горячее пылал в душе огонь возмездия…
Наконец, рука Сергея отпустила ее грудь, не добившись ровным счетом ничего – соски так и остались вялыми и глухими к нежности… Правда, к своему ужасу, сосредоточившись на контроле за грудью, Лена не заметила, как отпустила свое главное сокровище, и то, воспользовавшись занятостью хозяйки, стало вопреки её воле готовиться к соитию, источая обильную влагу… Сергей же тем временем гладил её живот, но уже не так уверенно и сладострастно, как грудь… «Что ж, милый, вот и подошла к концу игра – дальше пускать тебя опасно, а то еще возрадуешься…», – и Лена со всей силой прижала друг к другу ноги так, чтобы ни один пальчик, да что там пальчик, чтобы ни одно живое создание, даже самое махонькое, не проскочило в ее разогретое желанием искушенное чрево, знавшее тепло многих мужчин…
И как только пальцы юноши оказались на вершине ее бритой «киски», Лена снова открыла глаза, но прежде чем сказать те простые и жестокие слова, которые женщины обычно говорят в таких ситуациях, она разрешила себе еще раз покупаться в блеске очей Сергея… Она видела, явственно и четко, что Сергей не просто ее хочет, но хочет не так, как все другие мужчины, а совершенно по-иному, как-то возвышенно и одухотворенно. Видела, что для него секс с нею – это не банальное желание разрядки и удовольствия, не вопрос физиологии или похоти, не стремление к власти и не жажда покорения… Нет, тут другое, нечто очень важное, что это для него вопрос жизни и смерти, что, отказав ему, она не просто причинит сильную боль, а убьет что-то очень важное и доброе в его сердце, разрушит устои его души, лишит веры в женщин, быть может, даже веры в саму Любовь, в любовь настоящую, в любовь «просто так»… Она еще раз полюбовалась светом его восхищенных глаз, в которых заблестели блики наворачивающихся слез, еще раз искупалась в серо-лазуревых «зеркалах души», которые, наконец, стали умолять, просить помощи и пощады, как некогда, каких-то два часа назад, просили их ее глаза… «Ну, вот и все, мальчик!» – сказала она себе, а затем уже громко и уверенно произнесла вслух:
– Не надо, Сергей! Прошу тебя, уйди! Я хочу спать!
Сказала, жестко отвела его руку и, повернувшись на бок, плотно укуталась одеялом…
Словно ошпаренный, раздосадованный и облитый грязью недоверия, Сергей выскочил из спальни. Он моментально отрезвел, но мысли все же путались: «За что, за что, за что!!? И это плата за гостеприимство, за мою доброту? Боже, ну почему она так бездушно жестока? Неужели она не увидела, не поняла, что… Ведь она могла приобрести весь мир, так зачем же, зачем!??» Его первым желанием было вызвать охрану и сдать эту «сучку» «куда следует», но на пол-пути к телефону он остановился: «Нет, это было бы слишком просто, милая! Не захотела по-хорошему, значит, будет по-плохому. Пусть первый раунд ты выиграла, но еще не вечер…»
Глава 14. Марина
Переполох, устроенный вторжением неизвестной «наяды» на территорию элитного поселка, ближе к полудню потихоньку улегся. Начальник охраны – отставной подполковник милиции Клещёв, проработавший в уголовном розыске два десятка лет и нашедший в новой должности «тихую», но прибыльную «пристань», – к середине утра провел все необходимые, на его взгляд, следственно-розыскные мероприятия. Он дорожил своей высокой и ответственной должностью, полученной им год назад после того, как предыдущий начальник был «разжалован» за допущенные промахи и недочеты, следствием которых стали два заказных убийства, успешно осуществленных на территории элитного кооператива. А раз дорожил, то делал все на совесть, именно так, как научился за годы службы в ГУВД под началом полковника Сизова. Прибыв к месту странных событий на самом рассвете, приняв доклад начальника смены, просмотрев туманно-затуманенные видеозаписи и отдав необходимые указания, уже к семи утра Клещёв собрал всю необходимую информацию, на основе которой, а также опираясь на свою интуицию и богатое знание жизни, пришел к выводу – в правоте оного он был уверен на 99 процентов – что незваная странная гостья находится в коттедже генерала Кострова и, скорей всего, уже преспокойненько спит и видит сладкие сны.
Нет смысла восстанавливать непростой ход мысли отставного «сыскаря». Скажем лишь о том, что от внимания его подчиненных не укрылось и разбитое окно второго этажа дачи генерала, и движение за занавесками того же окна, и следы маленьких женских ножек, оставленные на рыхлой земле садового участка, и, конечно же, то упорство, с каким молодой Костров отказал в «инспекции» собственных владений, будто бы не понимая, что такое обследование будет в интересах его же безопасности. Однако самого важного Клещев уразуметь не мог, что заставляло его мысль интенсивно вопрошать: с какой целью девушка проникла в дом Костровых, каким образом ее проникновение может быть связано с вчерашней гибелью генерала и, наконец, почему девица была совершенно обнажена. Если она киллерша, а в пользу этой версии говорило то ловкое бесстрашие, с которым она улизнула от охраны, то почему оказалась совершенно голой и без оружия. Ну, отсутствие оружия можно объяснить например тем, что она могла бы использовать яд, который несложно зажать в ладошке, но как понять полное отсутствие одежды, даже купальника? И если ей надо было убрать Кострова-младшего, то зачем выбирать такой рискованный вариант, связанный с проникновением на хорошо охраняемый объект, когда можно было бы найти десятки более легких и простых путей?
Ум подполковника, привыкший к раскидыванию сложных пасьянсов из показаний свидетелей, улик, данных экспертиз и прочих фактов, на этот раз спотыкался, и это его беспокоило, и беспокоило сильно. Тем не менее, он решил не торопиться с арестом нарушительницы – что-то подсказывало ему: девушка пришла не убивать, а с какими-то иными, возможно, очень экзотическими целями, а значит, можно не спешить. Потому Клещёв лишь распорядился усилить наблюдение за домом и немедленно докладывать ему о любом движении внутри и около него.
Но дом словно замер, и когда солнце приближалось к зениту, Клещёв не выдержал и самолично отправился в гости к Кострову-младшему, тем паче, что кончина его родителей давала для визита прекрасный повод. Прежде чем услышать в динамике домофона заспанный голос Сергея, начальнику охраны пришлось пару минут подождать и даже поволноваться – а вдруг его интуиция впервые оступилась и отпрыска генерала уже нет в живых, но нет…
– Да, я слушаю… – произнес вялый голосок едва проснувшегося юноши.
– Здравствуйте, Сергей Иванович! Извините, что разбудил, но дело не терпит отлагательств. Вы позволите пройти в дом?
– Да, конечно, проходите… – спросоня согласился Сергей.
И вот Клещёв уже в прихожей – выражает свои соболезнования: «…ваш отец всегда был для меня воплощением лучших сторон нашей армии, а ваша мама – просто прекрасная, душевная женщина…». Убаюкав таким образом неискушенного паренька стандартным набором малозначащих фраз, подполковник вдруг резко спросил:
– Где она?
– Кто? – как можно натуральнее постарался удивиться Сергей.
– Она спит? Позволите взглянуть на вашу гостью? – продолжал гнуть свою линию начальник охраны.
– О чем вы? – оборонялся изо всех сил Сергей, но, похоже, робостью то ли интонаций, то ли взглядов, то ли телодвижений, он уже выдал свою неискренность.
– Поймите, речь идет о вашей безопасности – неужели непонятно, молодой человек? Разве можно быть таким наивным, ведь вы же офицер, не так ли?
– Да, офицер… старший лейтенант, – еще более неуверенно согласился Костров.
– Так чего же дурака валять, парень? Лучше скажи, старлей, она красивая?
– Она?
– Ну, да, – с напускной нежностью произнес Клещёв.
– Да, она чудесная… Красивая… – улыбнулся Сергей, поняв, что отпираться бессмысленно.
– А в постели? – продолжал свой незаконный допрос бывший опер.
– Не знаю… – грустно ответствовал Сергей.
– А что так? Не дала?
– Угу, – неохотно признал свое поражение Костров.
– Ничего, такое бывает, – поспешил его успокоить Клещёв. – Цену себе набивают, боятся, что если дадут сразу, то мы перестанем их уважать. Ничего, в следующий раз даст, не переживай, капитан.
– Старший лейтенант, – поспешил уточнить Сергей.
– Ну, да… Ну, показывай свою красавицу, – продолжал настаивать подполковник. – Я только краешком глаза взгляну, она и не заметит.
Сергею ничего не оставалось, как окончательно покориться мягкому напору умудренного милиционера и провести его к двери в спальню…
– Хороша, телка! – смачно прошептал Клещев, глядя на едва прикрытое легкой простынкой аппетитное тело девушки, усыпанное мириадами странных серебристых блесток, похожих на миниатюрную росу. – А какой аромат! У вас всегда так пахнет?
– Нет, что вы! Это она принесла этот запах!
– Интересно… Ну, ладно, давай к делу, капитан. Итак, что ты о ней знаешь?
И Сергей рассказал все, что знал, и после его недолгого повествования и ему, и начальнику охраны стало очевидно, что ничего конкретного, кроме имени, скорей всего, вымышленного, девушка о себе не поведала.
– Так-с, плохо дело… Информации ноль… – грустно подытожил беседу Клещев и тут же продолжил допрос: – Так сколько времени вы с ней разговаривали?
– Полагаю, что часа полтора…
– И так ничего не узнали? За целых полтора часа? Неужели вам было не интересно, кто она, откуда, зачем? Голая женщина врывается в ваш дом, просит помощи, вы идете ей навстречу, кстати, против интересов собственной же безопасности, а она ничего о себе не рассказывает! Не странно ли, юноша? – и, не дав опомниться собеседнику, продолжал: – А если она – сообщница убийц вашего отца? Вы об этом не подумали? Что она могла прийти за вашей жизнью?
– Нет, нет, только не это… Неужели есть связь?
– Вполне вероятно, исключать ничего нельзя… Что еще добавите? Может, заметили что-то необычное?
– О, да, конечно… – радостно откликнулся Сергей. – Знаете, мне показалось, что с ней что-то не так…
– В смысле? – заинтересовался сыщик.
– Понимаете, что-то мистическое… неземное…
– Продолжай, капитан, но точнее, точнее…
– Когда она попросила помыться, то пока в душе было еще темно, я заметил, что от нее исходит свечение, такое серебристое, наподобие ауры… А потом вот этот аромат, который вы слышали… Я уверен, никакие духи не могут так благоухать, так божественно…
– Это все?
– Да, пожалуй… – подтвердил Костров.
– Что ж, подведем итоги. Девушка странная, личность ее не установлена, цели и намерения неизвестны… Я должен буду ее арестовать. Надеюсь, вы не против?
– Что, прямо сейчас?
– А чего тянуть-то? Возьмем ее в оборот, и она нам быстро все выложит.
– Но она – моя гостья, и… я обещал… а никак нельзя иначе?
– Да чего ты беспокоишься, капитан, – вновь перешел на «ты» подполковник. – Мы только установим ее личность, выясним намерения и – если все чисто – отпустим на все четыре стороны.
– Вы думаете, она так все и расскажет?
– Мне – расскажет! – уверенно заявил Клещев и, сменив тон на более мягкий, внезапно спросил: – А тебе, кажется, не очень хочется, чтобы мы ее забрали?
– Совсем не хочется! – подтвердил Сергей.
– Влюбился? – полюбопытствовал Клещев и, не дожидаясь ответа, предложил: – Хорошо! Не будем арестовывать! Более того, я помогу тебе ее вывезти за пределы закрытой территории. Но, как говорится, услуга за услугу. Согласен?
– Что я должен сделать?
– Небольшое, пустяковое одолжение… Я помогаю твоей машине вместе с девушкой выехать на волю без досмотра, а ты, капитан, обещаешь мне не рассказывать о ней и ее визите никому, особенно другу твоего отца полковнику Сизову… Понятно – никому! Ну, как? Идет?
– Идет… Но я не понимаю, зачем такая конспирация?
– Это мое дело – зачем. Значит, надо. И еще просьбочка – постарайся задержаться с ней на территории кооператива до вечера, погуляйте с ней, поплавайте, а мы пока ее сфоткаем и попытаемся установить личность. Да и тебе, наверное, интересно, что это за птица, верно?
– Еще как! – подтвердил Сергей.
– Ну, вот и поладили! Да, и еще. Когда поедете в город, то на КПП к вам подсядет мой сотрудник – под видом попутчика. Не выдавай его.
– Вы собираетесь за ней следить?
– Да, так будет лучше, так больше узнаем, и ты тоже узнаешь.
– А если она инопланетянка? Она не похожа на земную девушку…
– Прости, капитан, но в гуманоидов я не верю… Совсем! – скептически заявил Клещев.
– А в антропоидов?
– И в них тоже.
– Но ведь антропоиды – это человекообразные обезьяны! – Сергею стало весело, что он так легко «поймал» многоопытного спеца розыскной работы.
– Неужели? Типа гориллы или шимпанзе?
– Ага, – расплывшись в улыбке, закивал юноша.
– Спасибо за информацию. Теперь буду знать. Так что, договорились?
– Конечно, договорились, – радостно согласился Костров, предчувствуя, что теперь в игре против Ариадны он не одинок, а потому шансы на успех у него возрастают.
– Ну и ладненько, – потерев руки, начальник охраны встал и протянул свою медвежистую лапу Сергею: – Мне пора, а то твоя подруга не ровен час проснется и нас тут застукает.
– До свидания, Михал Иваныч, и – спасибо Вам! – пожимал на прощание руку гостю Костров.
– Покеда, капитан. Но все же поосторожнее с этой особой – мало ли что, – дал последнее напутствие Клещёв и бесшумно юркнул в дверь, ведущую на улицу.
«Ну, что, киска, – виртуально потирая руками в то время, как реальные руки сливали в бокал остатки вина, удовлетворенно рассуждал Костров. – Теперь посмотрим, кто – кого. Могла бы быть понежнее, но… сама виновата!» А пока – в целях маскировки – он решил быть с ней поласковее – будто бы и не было ее жестоких слов, её равнодушно-злого «Уйди!». Сергей наскоро приготовил горячее кофе со сливками, наложил в чашку клубники и отправился в спальню, чтобы порадовать свою гостью, пока она опрометчиво не соскочила с постели. Лена же, казалось, ничуть не была удивлена такой нарочитой добротой хозяина дачи – спокойненько осушила кофеёк, слопала всю клубнику и, услышав предложение сходить освежиться в рукотворном море, радостно согласилась и стала собираться. По-прежнему она не стеснялась своей наготы, смущая, возбуждая и зля Сергея, была, как и накануне, весела и улыбчива, уверенна в своей неотразимости и неуступчивости. И когда поиски подходящего купальника среди вещей покойной матери Сергея не увенчались успехом, и Лена спокойно согласилась искупаться топлесс, в одних трусиках, то Костров воспринял это уже как само собой разумеющееся. «Если бы не нашлись трусы, то она бы и без них искупалась», – заключил он для себя. А на его вопрос: «Не боится ли она охраны?», Лена браво отвечала: «Ни капельки! Ты же не дашь в обиду свою Королеву, рыцарь?»
По дороге на пляж Сергей грустно рассказывал о своей обиде, об испытанной боли, надеясь вызвать в душе гостьи то ли чувство сострадания, то ли ощущение вины и, тем самым, сделать её сговорчивее. Лена же сочувствовала с напускной искренностью, выражала мнимую эмпатию и фальшивое понимание, но сетовала, что связана некой тайной, которая не позволяет ей отдаться ни одному мужчине, но это сейчас, а в будущем «все возможно», а пока она «связана и не свободна» и вообще «мы так мало знаем друг друга». Однако же на расспросы Сергея о том, где она живет, в каком вузе учится, кто ее родители, почему она здесь, девушка отвечала, что правду сказать не может, а врать не хочет – и не хочет именно потому, что уважает его, Сергея, и очень благодарна ему за гостеприимство…
Лена купалась долго, размеренно, тем более, что солнце уже перевалило за зенит и наступил апогей жары: столбик термометра в тени приближался к 35-ти градусной отметке. Сергей же предпочитал лежать под тентами и любоваться тем, как грациозно его новоявленная подруга рассекает волны, бороздируя вдоль берега.
Наконец, выйдя из воды, Лена предложила:
– Тесей, я вчера на острове забыла свой купальник, но плыть туда на руках не хочется – далековато. Может, ты договоришься с одним из ваших сторожевых катеров, и мы туда сгоняем, а?
– Так ты приплыла с острова? – удивился не на шутку Костров.
– Да… а что? – непонимающе развела руки девушка.
– Сама? Вплавь? Ночью? – еще больше изумлялся юноша.
– Конечно. А что тут такого? – недоумевала Лена. – Почему бы и нет?
– Так ведь до него километра три!
– Ну, поменьше немного… Но даже если и три – что тут такого?
– Ты, наверное, плаванием занимаешься профессионально?
– О, еще как! – хвастливо проговорила Лена, но тут же осеклась, ибо говорить правду не входило в ее планы, и потому мягко уточнила: – Раньше немного занималась – пару лет ходила в секцию, только и всего!
– А я в универе целый год ходил на плавание! – обрадовался Сергей.
– И как? Успешно?
– О, да! Сначала 50 метров осилить не мог, а в конце второго семестра без остановки преодолел 800 метров и мог бы еще столько же…
– Молодец! Ну, так как насчет катера?
– А что мне за это будет – если катер найдется? – решил поторговаться Костров.
– Я тебя поцелую!
– Честно?
– Обещаю! Но… только на острове!
– Хорошо, пойду попробую… – согласился Сергей без особенного энтузиазма.
На переговоры с охраной ушло минут десять, и только благодаря вмешательству Клещёва, давшему «добро» по рации, вояж оказался возможным. Заодно, пользуясь случаем, Сергей сообщил начальнику охраны только что полученные сведения о пребывании Лены на Аваллоне и её любви к дальним ночным заплывам. А тут, перед самым отплытием, еще подвалил фотограф с обезьянкой и удавом – его за небольшую мзду пускали по воскресеньям на элитный пляж… В результате уже через полчаса на стол Клещёва легла качественная, полноценная цветная фотография подозреваемой, правда, в чем именно – еще предстояло выяснить.
Лена настолько уверилась в своей безнаказанной неуязвимости, в беспредельности поддержки Загрея, что теперь ей казалось все позволенным… В результате она быстро стала терять осторожность: сначала проболталась про остров, затем – про умение прекрасно плавать, и, наконец, уже по пути к Аваллону, рассказала, хотя никто не тянул ее за язык, про свою любовь к античности, про то, что мечтает попасть в Дрезден, что в душе она язычница и открыла даже, что учится на экономиста, только соврала, назвав не местный, а омский вуз.
Оказавшись на острове, Лена тихохонько, улучив момент, быстренько поцеловала макушку волшебного камня, про себя возблагодарила Загрея, пообещав в точности выполнить его наказ. Разумеется, купальник нашелся и даже неожиданно быстро нашелся, хотя накануне Лена запульнула каждую из двух его частей в неведомо-разные стороны. Когда же пришла пора возвращаться на катер, и Сергей потребовал «оплатить» свои посреднические услуги, то Лена сухо чмокнула его в щечку, уточнив – конечно, только одними глазами, – что именно «это» она имела в виду под словом «поцелуй». Но Сергея такая «благодарность» уже мало огорчала – ему начинала все больше нравиться эта игра с непредсказуемым концом и неясными правилами, а потому он готов был сдать одну позицию за другой, лишь бы заманить «противника» поглубже в тыл, усыпить бдительность девушки лживым блеском быстролегких побед, чтобы потом нанести решающий фланговый кинжальный удар, правда, когда и как он его осуществит – пока было совершенно еще не понятно.
Наступил вечер… Близились затяжные поздние июньские сумерки… До их наступления наши кузены успели пообедать, осушить еще две бутылки вина, а Лена ко всему прочему смогла успешно отразить новый натиск Сергея, не отличавшийся, однако, ни истинным напором, ни продолжительностью, а носивший, скорее, вежливо-показной характер: «Мол, я не потерял к тебе интерес, по-прежнему тебя желаю, но уважаю твое целомудрие и право на телесную неприкосновенность, а потому не требую, а только прошу…».
Когда же солнце заскользило над полоской далекого леса, тянущейся вдоль противоположного берега рукотворного моря, Лена, будто бы внезапно что-то вспомнив, стала энергично собираться домой:
– Пожалуй, мне пора, Сережа! Пожалуйста, извини мне мою холодность! Я знаю, что причинила тебе боль, но, поверь, на это есть серьезные причины. Ты мне очень симпатичен, но есть обстоятельства… Я не говорю тебе «нет», а говорю «потерпи» и еще «все возможно»…
– Я понимаю, Ариадна, а потому уже не злюсь…
– Спасибо! Ты очень милый. Ты меня проводишь? – и глаза девушки вновь заискрились лукавым огнем.
– Конечно, Рина! С удовольствием тебя отвезу, прямо до подъезда твоего дома, если, конечно, позволишь…
– Так ты на «колесах»? – наигранно удивилась гостья.
– Ну, конечно! Давай собирайся, а я пока выгоню машину из гаража, и через полчасика двинем.
– А пораньше?
– Ну, хорошо, через десять минут, о’кей?
– Замётано! – радостно подтвердила Лена.
Как и ожидал Сергей, на КПП к ним в машину попросился пассажир, но, к удивлению юноши, это был не накачанный здоровяк, а миловидная женщина лет тридцати, улыбчивая, коротко стриженая, да еще с солидной сумкой, набитой непонятно чем – ведь урожай первых ягод и овощей предвиделся еще не скоро. «Ну, и конспирация, – сказал себе Костров, – высший класс! Никогда бы не подумал, что такая мадам может быть тайным агентом или, как говорили в старину, филером».
– Вам куда, сударыня? – поинтересовался Сергей.
– Ой, мне далеко, – и она проговорила название действительно чуть ли не самой глухой улицы самого отдаленного района города, куда ходит один-единственный автобус, да и то не каждый вечер.
– И вправду далековато… – согласился юноша. – Как же вы…
– Я заплачу, по таксистским расценкам, только вы уж довезите до дома, а то у нас там по ночам…
– Неспокойно?
– Ага, даже очень…
– Чего ж вы не переехали в нормальный район? – незванно вмешалась в разговор Лена.