Он резко обернулся назад – первая звезда уже робко пробивалась сквозь остатки дня. Принц чувствовал, как все его мысли незримо охвачены временем. Он чувствовал его и одновременно никак не мог уловить его ход – он мог и резко среагировать на какую-либо мелочь, и, одновременно, не замечал как, погружённый в свои мысли, упустил почти целый час собственной жизни. Огромная красная капля крови медленно скатилась по его руке и сорвалась вниз, в темноту, сквозь песок. Затем песок исчез и он ещё долго продолжал видеть каплю. И ничего кроме неё, он даже сам будто бы таял в её свете. А затем кинжал рассёк воздух и пустота превратилась обратно в пустыню и караван. Азад был величественным городом, укреплённым и почти неприступным – его окружали высокие белокаменные стены или отвесные скалистые склоны. Белые, не запятнанные кровью. Эти мысли принадлежали не самому принцу, и он чувствовал это, он не помнил ничего подобного. Ночная прохлада, сливаясь с лёгким жжением в спине, неустанно боролась с последними обрывками солнечного тепла, которое иссякало на глазах. Но победить однажды не значит победить вообще – солнце всем своим видом обещало вернуться. Красное, как слеза, против белого, как холодный свет одинокой звезды. Мысли приобретали всё более странные формы. Они перестали быть мыслями. Это были обрывки света разных цветов, которые будто бы боролись за место в его голове. Последний луч скользнул по жёлтому песку и пропал, зажигая одну за другой миллионы песчинок, брошенных на небо чьей-то могущественной, но невидимой рукой.
– Будь осторожнее! Потерявшись в пустыне однажды, можно остаться в ней навсегда! – голос Туаммака раздался где-то неподалёку и мгновенно вернул принца в настоящую ночь.
– Даа… – неопределённо протянул принц, протирая глаза.
Он не заметил, как мысли засосали его и утянули вдаль, погрузив разум в глубокий сон. Он удалился на приличное расстояние от каравана, приличное настолько, что караван был едва различим, даже под светом луны и звёзд. Принц помотал головой, приводя себя в чувство и поскакал вслед за Туаммаком, чувствуя, как новый поток мыслей, ещё более бессвязных, роится в его голове.
***
Вдоволь напившись и набрав полные фляги воды, двое путников двинулись дальше. Проскакав мимо своеобразного оазиса, они, каждый молча, отметили, что окончательно попали в пустыню. На земле исчезла всяческая растительность, на смену ей остался лишь песок. Сухой и безжизненный, как и всё в пустыне.
Сейчас они вновь скакали молча, каждый думал о чём-то своём. Аша всё ещё вспоминал то место, которое они покинули – оно как-то по-особенному врезалось ему в память. Это место в полном смысле этих слов пришлось ему по душе. В нём чувствовалась постоянная жизнь – полная противоположность угрюмым пустынным дюнам. Всё, куда ни посмотри, радовало глаз, солнце светило как-то совсем по-другому, так, как не светит нигде. От всех этих воспоминаний по лицу Аши медленно расползлась улыбка, не слишком большая, чтобы её можно было назвать радостью, но и не такая маленькая, чтобы её не заметить. И он сам её заметил и смахнул как нечто ненужное в этом суровом месте.
На лице Аджита не читалось ровным счётом ничего. Оно не улыбалось, но и не было хмурым. Даже усталость куда-то пропала. Он был погружён в какие-то раздумья или, возможно, в воспоминания. За годы своей жизни он научился быть очень сдержанным, сдержанным настолько, что многие люди считали его вечно чем-то опечаленным. И действительно – улыбка на его лице была редкостью.
Так они и ехали, и казалось, что даже лёгкий ветер говорил больше, чем эти двое – он постоянно что-то нашёптывал и бросался песком и жаром. Тем временем, солнце, постояв в зените, начало сползать вниз, постепенно ослабляя зной. Уже тогда, когда оно, совсем красное, закатывалось за горизонт, тот начал расплываться, и казалось, что вся даль, которая простиралась впереди, превратилась в огромное, но необычайно спокойное море. И поэтому поначалу ни один из путников не обратил никакого внимания на две почти незаметные точки, замерцавшие среди всей этой далёкой песчаной глади. Но через какое-то время они стали настолько отчётливыми, что уже нельзя было их не заметить. Всё ещё расплывающиеся в горячем вечернем воздухе, они приобретали всё более явственные очертания, превращаясь из миража в нечто реальное – в двух путников. Они передвигались на верблюдах, не были похожи на воинов – скорее простые путники, или, вернее сказать, странники. По их одежде было видно, что пустыня – их дом.
Когда оба индийца приблизились достаточно близко к ним, Аша чуть быстрее поскакал вперёд, на ходу снимая ремень, переброшенный через плечо – на нём были закреплены ножны с мечом. Затем он демонстративно вытянул руку с этим ремнём вбок и разжал пальцы – он выскользнул из ладони и упал на землю. Видимо поняв и приняв этот своеобразный жест мира, два незнакомца подъехали ближе, на расстояние нескольких шагов. Бросив другому что-то на непонятном для Аши языке, один из незнакомцев подвинулся ещё ближе и неожиданно спрыгнул с верблюда. Аша молча повторил его действие. Затем незнакомец подошёл к тому месту, куда упал меч, неспешно поднял его и вложил в руки Аши. Этот своеобразный немой разговор однозначно определил их взаимное доверие друг к другу.
– Кто вы? – первым спросил Аша.
– Мы – проводники в здешних местах. Проводим по пустыне караваны и этим зарабатываем, – ответил незнакомец.
Аша внимательно выслушал его, задумался ненадолго, взвешивая каждое слово и оценивая обоих всадников на вид. Затем он взглянул на Аджита – взглянул просто так, сам не зная зачем.
– Стало быть…, – наконец-то сказал и вновь замялся индиец.
– Совсем недавно мы провели здесь огромный персидский кара…, – будто бы угадав его мысль, проговорил проводник.
Когда Аша услышал это, его глаза словно загорелись, он подошёл чуть ближе, схватил незнакомца за край одежды, и, не дав договорить последнего слова, чуть ли не крикнул:
– Где… Куда они направились?
Аджит, внимательно следивший за разговором, испугавшись, что Аша может отпугнуть и даже озлобить проводника своей несдержанностью, спрыгнул с коня и подошёл ближе. Незнакомец молча оценил всю картину, мельком бросил взгляд сначала на руку Аши, всё ещё сжимавшую его одеяния, посмотрел ему в глаза – Аша медленно, будто бы осознавая странность своего поведения, разжал пальцы и отошёл на шаг назад.
– Если продолжать идти в ту же сторону, чуть левее заката, то вы дойдёте до Азада, славного бактрийского города. Туда же направились и персы, – ответил проводник.
Затем он чуть вздёрнул брови и вопросительно посмотрел на двух индийцев. Те, не обращая на него почти никакого внимания, переглянулись и пошли к коням. Проводник удивлённо раскрыл рот, словно собираясь что-то сказать, но его слова начали тонуть в этом немом вздохе и были окончательно заглушены словами второго незнакомца, всё на том же непонятном языке, которые, по-видимому, обозначали что-то вроде:
– Оставь! Вряд ли у них есть что-то ценное…
Услышав это, он резко развернулся, подошёл к своему верблюду и оседлал его. Затем всадники и проводники молча проехали мимо друг друга, бросив по последнему взгляду. Двое, довольные последним заработком, ехали восвояси, возможно на поиски новых караванов или богатых путников. Ещё двое ехали за солнцем, которое сейчас убегало от них. Но солнце нередко прячется за тучу или за горизонт, чтобы однажды светить ещё ярче. И они гнались за ним, жадно ловя каждый его луч, будто бы опасаясь, что в следующую секунду, когда они разомкнут веки, солнце исчезнет. Сейчас оно было для них всем. Далёкая призрачная мечта, оно было их лучшим и единственным проводником.
***
В эту ночь караван, утомлённый бурей, остановился на ночлег. Все с радостью устраивались на остывающем песке. Небо уже пестрело звёздами, лунный свет заливал песок, придавая ему беловатый цвет.
Принц, более не уходивший в свои мысли так глубоко, тоже устроился на земле неподалёку от костра и погрузился в сон. Но мысли, измучившие его за этот вечер, растаяли и развеялись в ночи. И принц спал абсолютно спокойным и очень крепким сном. Никаких сновидений и кошмаров. Мерный треск костра, его тепло и практически идеальная тишина.
В такую ночь, казалось, можно было только спать, особенно после такого перехода и страшной бури. Не спали лишь луна и звёзды – бессменные жители ночного неба. И один человек, сидевший, склоняя голову, у костра. Длинной палкой он шевелил угли, взбрасывая тем самым в воздух сотни рыжих искр, быстро терявшихся в лунном свете. Глаза, в которых дрожали слёзы, время от времени поднимались к луне и безотрывно следили за ней. Они что-то вспоминали, и от этого в них оседало ещё больше грусти. Вдруг, отчаянным жестом он смахнул с глаз навернувшуюся слезу и привстал, впиваясь взглядом в Луну. Кроме неё он не видел ничего, но зато очень много помнил. Он медленно провёл ладонью по лицу, от подбородка, сильно прижимая к носу, и до самого лба, скользя пальцами по волосам, а сквозь эти самые пальцы он продолжал смотреть на холодный белый свет. А затем, опустив руку, он уткнулся взглядом в землю и провёл ногой по песку. На нём остался след – небольшое углубление, по краям которого скатывались песчинки и медленно засыпали его. Но след не мог исчезнуть полностью. Ни с песка, ни из его жизни. Та ночь осталась в его памяти навсегда. Он старался как можно реже про неё вспоминать, но иногда, когда он оставался наедине с самим собой и собственными мыслями, воспоминания подкатывали к горлу и буквально мешали дышать. И приходилось выпускать их. Все события будто вновь оживали: её требовательный тон, жгучая рана, которая никак не хотела заживать и делала его раздражительным и даже злым.
– Я не могу пойти против закона! Ты родила мне сына, но я не могу делать своей женой кого захочу! – эти слова горели в его голове. Их он произнёс в ту ночь.
Она что-то возразила ему, но он отвернулся и зашагал прочь. И тогда она набросилась на него сзади, случайно зацепив рану. Взвыв от боли, он схватился за меч и махнул наотмашь. Не издав ни звука, она рухнула на пол, успев лишь бросить последний непонимающий взгляд на него. Именно этот взгляд запечатлелся в памяти Шахрамана навсегда. То, как он превращается в мёртвую пустоту. И то, как ярко светила проклятая Луна в злополучную ночь. Точно так же, как и в эту.
Тяжело, в последний раз, вздохнув, и не чувствуя больше сил, Шахраман рухнул на землю и мгновенно уснул.
***
К середине следующего дня Азад предстал перед караваном во всём своём великолепии. Он появился перед глазами путников достаточно неожиданно – поднявшись на очередной песчаный холм, довольно высокий, они увидели величественный город, окружённый белой стеной. Благодаря этим стенам город резко выделялся на фоне золотого песка и был виден издалека. Поверх стен виднелись вершины домов, остроконечные башни, и, видимо, дворец – самое крупное и красивое здание.
Было опасно сразу приближаться к городу – Рифат не был предупреждён о визите персидского друга, и поэтому городская охрана могла легко принять их за врагов – в караване было множество воинов, в латах и с оружием в руках. И уже издали было видно, как по стенам города начала рассредоточиваться охрана, были видны вскинутые луки, и чувствовалась готовность дать отпор.
Поэтому, не доходя города, караван остановился, и две фигурки отделились от общей массы – Шахраман и Туаммак вдвоём, без охраны, подъехали к городским вратам:
– Сообщите Рифату, вашему султану, что из дальнего похода к нему прибыл Шахраман и привёз множество даров! – уверенно крикнул король.
Затем оба неспешно развернулись и поскакали прочь к каравану. А тем временем с донесением к султану уже летел молодой солдат.
– Услышав подобную новость, Рифат незамедлительно откроет ворота и впустит нас! – сказал Шахраман, обращаясь к принцу, уже когда они с Туаммаком вернулись обратно.
Новость настигла султана в тот момент, когда он, держа в руках гроздь винограда, стоял у края балкона и наслаждался видом на один из своих любимых садиков, полный зелени, с огромным фонтаном посредине. Услышав эту весть, он чуть не выронил виноград. Его небольшие глазки мгновенно загорелись, и он сразу же приказал открыть ворота, при этом как-то странно прикрикивая, отчего его голос становился скорее смешным, чем властным или пугающим. Услышав очередной приказ, молодой воин бросился прочь. И Рифат тоже убежал с балкона, куда-то во дворец, бросив при этом виноград, который он, между прочим, очень любил.
Через некоторое время до каравана долетели звуки открывающихся ворот – звучный скрип и лязг массивных цепей, и все, повинуясь вскинутой вверх руке короля, двинулись в сторону города.
От самых ворот простиралась широкая дорога, которая уводила немного вверх, и обрывалась прямо у дворца. Проходя мимо стен, каждый оценил их крепость и одновременно с этим – их красоту. Белые, местами изрезанные узорами, они были огромной толщины. По другую сторону, уже внутри города к ним было пристроено множество таких же белых лестниц, достаточно широких, чтобы по ним могли подниматься сразу несколько человек.
По краям огромной дороги попеременно встречались красивые богатые дома, небольшие рощицы или просто отдельные, редко посаженные пальмы и небольшие кустарники. Городская охрана мгновенно утратила всю свою враждебность и теперь просто сопровождала караван. Кто-то с удивлением рассматривал огромные песочные часы – никто из них не видел ничего подобного прежде, чьё-то внимание привлекли птицы и другие звери в клетках, а кто-то практически безучастно шествовал рядом, так, будто бы прибытие подобных караванов было для них совершенно обыденным делом.
Сейчас в Азаде находилась почти вся армия Рифата – он был готов направить её против Персии, если только поступит сигнал. Но специальный лагерь располагался в другой части города, и никто из персов не увидел бы эту армию при всём желании, а, значит, и ничего не заподозрил бы. Такой исход нравился Рифату даже больше. Он боялся Индии, но раз уж Шахраман снова одержал победу, то ему вообще не придётся ничего делать. А если тот что-нибудь спросит, то Рифат просто соврёт, сказав, что его армия по-прежнему охраняет границы и он почти ничем не мог помочь Шахраману, сдерживая врагов чуть ли не у стен Азада.
Солнце висело в зените и палило невероятно жарко, но всё же в городе чувствовалась прохлада, чуть сдерживавшая яростную жару. Частично виной тому была прохлада, исходившая от камня зданий и дороги, успевшего остыть за ночь; тень, бросаемая пальмами, берегла глаза от ярких лучей; лёгкий ветер, дувший будто с реки или из-под земли, пахнувший сыростью, приятно холодил кожу, покрытую мелкими капельками пота.
Постепенно взору открывался величественный дворец. Огромный, построенный из белого камня с золотыми вкраплениями, он поражал воображение. Дорога подходила к самому главному и крупному его зданию. Но вокруг дворца было посажено множество остроконечных башен – некоторые совсем близко, а другие – чуть поодаль, но все они были соединены всевозможными переходами, широкими стенами, поросшими кое-где зеленью и тонувшими в огромных пальмовых рощах. Благодаря дворцу весь город разительно отличался от пустынных пейзажей, к которым путники уже успели привыкнуть за эти долгие дни, – повсюду виднелась зелень, чувствовалась жизнь, вода здесь не была чем-то крайне необычным – она была во многих местах – в фонтанах, в небольших прудиках. Казалось, в этом городе обрывается пустыня и начинается огромный тропический лес, дышащий жизнью и не скупящийся на живительную влагу. И даже песок, устилавший каменную дорогу до дворца, был каким-то другим. Тот же золотистый цвет, и одновременно нечто трудноуловимое. Он был немного мокрым, от него тоже веяло прохладой, и он был не таким рассыпчатым.
Приблизившись вместе с караваном к дворцу, принц рассмотрел крупные двери, впускавшие внутрь дворца. Они были высотой почти в три человеческих роста и сейчас обе створки были распахнуты наружу, встречая гостей и будто бы приглашая их поскорее войти внутрь. Подобно им, навстречу персидскому каравану вышел Рифат и, остановившись на верхних ступеньках, вскрикнул своим визгливым голосом:
– Шахраман! Какой сюрприз!
И затем он мгновенно начал обшаривать глазами весь караван в поисках чего-либо интересного и необычного. И почти сразу же его взгляд застыл как прикованный к большому силуэту песчаных часов, скрытых от взора накидкой. Его глаза наполнились искромётным, по-детски наивным восторгом. Рифат, любивший подобные вещи, загорелся необычайным любопытством и чуть не забыл о реальности на несколько секунд, после чего вытянул руку вперёд, указывая в сторону часов, закрытых огромным полотном ткани, и спросил:
– Что это такое?
И с теми же глазами, полными восторга, он обратил взор на персидского короля. Тот улыбнулся и сказал:
– Дождись вечера. Нам всем следует отдохнуть после дороги. А после этого ты всё увидишь! Где нам можно расположиться?
– Да…, – чуть разочарованно произнёс султан. – Ах да, ну конечно же, отдохнуть…Я подыщу пару комнат во дворце, а все воины смогут переночевать в солдатской казарме!
– Вот и отлично! – решительно и с улыбкой изрёк Шахраман, развеивая прочь сомнительное и разочарованное настроение Рифата.
Тот, видимо в предвкушении, жадно потёр руки и жестом позвал короля за собой, одновременно подзывая к себе одного из стражников.
– Разведи наших гостей по казармам, дайте каждому место под ночлег и нормальный ужин, – быстро, но достаточно громко, чтобы Шахраман и ещё несколько человек слышали его, бросил Рифат последнему и удалился в тень дворцовых стен, зовя за собой короля, принца и людей, приближённых к королю.
***
Принц чувствовал, что перед отдыхом хочет полностью расслабиться. В то время как его отец, Туаммак и ещё несколько особенных людей легли спать, чтобы сбросить усталость, принц вышел в закрытый дворик, сбросил одежду и нырнул в небольшой бассейн. Вода приятной прохладой пощипывала кожу, и движения стали намного легче. Принц смотрел на своё отражение, мелькавшее в водной ряби и искал раны, полученные в своей первой битве. Они были его настоящей гордостью. Ведь он не прятался за спинами солдат, он сам был в гуще битвы. И если бы кто-нибудь попросил его рассказать о ней, то он бы изложил всё в мельчайших деталях с нескрываемым удовольствием.
После купания он вылез из воды и решил последовать примеру остальных и вздремнуть. Усталость, всё ещё чувствовавшаяся в теле, помогла принцу уснуть очень быстро.
Он видел странный сон. В нём он стоял на огромном зеркале, по которому бегала мелкая рябь так же, как и по воде, но он почему-то не проваливался под воду. Посмотрев под ноги, он увидел своё отражение. Вокруг и над его головой была темнота, но себя он видел отчётливо. Не понимая, где он находится, принц решил пройти вперёд. Но тут же ощутил, что не может сделать ни шага. Что-то держало его. Он попробовал пошевелить рукой. Тщетно, тот же результат. Но он чувствовал, что на его руках нет никаких оков, цепей или верёвок. Он совершенно свободен, но всё равно словно бы в плену.
И вдруг он сделал шаг. Но не по собственному желанию. Этот шаг сделало его отражение в зеркале. Затем принц увидел, как оно наклоняет голову и смотрит на него самого. Потом делает ещё шаг. Сколько принц ни пытался, ему не удавалось сделать что-либо самому. Он всецело зависел от отражения. Оно решало, куда ему идти, какой частью тела пошевелить. И больше всего напугало принца то, что даже его собственные мысли зависят от того принца, по другую сторону зеркала. Он старался их тянуть в одну сторону, но отражение направляло мысли в другое русло, оттого принц с трудом понимал, что с ним происходит. Он что, действительно попал в такое странное заточение? Он – это не он, а собственное отражение, лишённое воли и своих мыслей?
После очередного шага принц, наконец, почувствовал, что может двигаться сам, и тут же провалился под воду. Но он не желал этого. Его просто затягивало туда. Отражение впитывало его в себя. Посмотрев наверх, он вновь увидел его. Но на сей раз, отражение слушалось его. Повторяло его движение и мысли. Но могут ли быть мысли у отражения? Побывав по ту сторону, принц не сомневался в этом. Но от этого в его собственные мысли не вернулся порядок. И он не понимал, по какую сторону была реальность. И была ли она вообще…
Лишь тонкая грань казалась реальной. Может, стоило держаться именно за неё? Не тонуть и не погибать в плену, а держаться хрупкой грани, тонкого равновесия? Но сможет ли эта бесконечно тонкая грань вместить его? Что, если ему придётся самому стать её частью? Опять плен? Тогда где же свобода? Существует ли она? Или, хотя бы, существовала? И он сам лишает себя её? Тем, что просто находится здесь. Но где ему ещё быть, если все три стороны отвергают его, привносят необъяснимый страх в его душу? И не было пути. И не было того, кто указал бы его. И он вновь не мог сделать шаг. Он видел лишь один способ справиться со всем – уничтожить всё. И стоило ему об этом подумать, по поверхности воды побежали трещины, после чего грань рассыпалась, и в каждом осколке он видел себя. Стоял один, в абсолютной пустоте, наедине с собой и со своей победой.
Проснувшись, принц ещё помнил то, что видел во сне. Он оставил какое-то неприятное чувство, напоминающее обречённость и неизбежность. Постаравшись отделаться от него, принц усмехнулся над мыслью о том, что человек как-то может зависеть от своего отражения. Ведь человек реален, а всё остальное – его тень и его отражение – зависит от него самого. Туда, куда пойдёт он, придут и они, причём в ту же самую секунду. Без возражений и опозданий.
Но лишь до тех пор, пока им это нужно.
***
Так же быстро, подобно тени, бегущей за человеком, пришёл и долгожданный вечер. Рифат деловито сидел на троне и сгорал от нетерпения. Он знал, что на сей раз у Шахрамана особенные подарки и не мог дождаться мгновения, когда он их получит.
Наконец, распахнулись двери и вошёл сам Шахраман, а рядом с ним несколько людей включая принца и визиря.
– Приветствую вновь тебя, мой друг! – сказал персидский король и слегка поклонился. – Я привёз тебе чудесные и дорогие подарки! Пришло время взглянуть на них!
– Наконец-то! Я готов! – сказал Рифат и вскочил с трона, что он делал очень редко. Значит, он действительно не мог ждать больше ни секунды.
В зал вошли персидские солдаты. Кто-то из них нёс мотки отличной ткани, вышитой драгоценными камнями. Кто-то нёс клетки с птицами. Рифат жадно ловил глазами каждого нового солдата, проходившего через двери.
– Эти птицы станут отличным дополнением к твоему зверинцу! – говорил Шахраман.
Затем в зал ввели несколько пленных, среди которых была принцесса и несколько других девушек. Их руки не были связаны, но никто уже не пытался сбежать – это было бы глупо. Среди пленных было и несколько рослых мужчин с туманными взглядами. Причиной тому была обречённость, которую они чувствовали.
Огромные часы вносили в последнюю очередь. Увидев их, Рифат мгновенно позабыл об остальных подарках и спросил:
– Что это?
Около двух десятков солдат несли часы. По их лицам было видно, что им очень тяжело. Дойдя до середины зала, они аккуратно опустили часы на пол, потом пятеро из них взяли толстые канаты и стали поднимать их с одного края, а остальные двигали часы так, чтобы они постепенно вставали вертикально.
Когда с часов сдёрнули ткань, скрывавшую их от взора, Шахраман с особой гордостью в голосе сказал:
– Я дарю тебе Песок Времени!
Зал залился золотистым свечением. Оно исходило из самих часов, внутри которых что-то находилось. Свечение пульсировало и привлекало внимание всякого, кто был в зале.
Рифат подбежал к часам и положил обе ладони на стекло. Его восторгу не было предела, его ладони даже вспотели от возбуждения.
– А что он может? Зачем он? – говорил он, не отводя взгляда от таинственного свечения.
– Позвольте мне рассказать об этих часах, – вмешался визирь, не дав вставить слова Шахраману. – Пески хранят величайшее из сокровищ, которое может получить человек. Но если просто смотреть на них, то они бесполезны. Нужно открыть их, чтобы узнать, чем они являются. Даже вечная жизнь по сравнению с тем, что они могут дать – жалкий пустяк.
Шахраман слушал с интересом и чувствовал, что начинает жалеть, что отдаёт в дар такое сокровище. Рифат же вообще позабыл обо всём на свете:
– Скажи, как они открываются? Я хочу увидеть все эти сокровища! Они дороже золота?
– Они дороже всего золота мира, султан! – отвечал визирь.
Принц удивлённо смотрел на часы, но думал немного о другом. Он не понимал, как может всего лишь одна красивая вещь быть ценнее всех других сокровищ? Неужели она настолько особенная и исключительная, как говорил Амар?
– Я помогу вам увидеть Пески. Для этого мне нужен лишь кинжал, но он находится в руках человека, который куда могущественнее меня и ему решать, как распоряжаться им, – продолжал визирь с лёгкой ухмылкой. Договорив слова, он повернулся к принцу и сказал: – Мой принц, вы поможете нам?
Тот в нерешительности шагнул вперёд, чувствуя, что он опьянён возможностью первым прикоснуться к Пескам, которые так многообещающе нахваливал визирь. От этого его ноги сами вели к часам.
Поравнявшись с визирем, он вопросительно взглянул на него. Тот указал на щель на шейке часов и, с самой мягкой улыбкой, на какую был способен, произнёс:
– Вставьте кинжал сюда и часы будут открыты.
Принц повернулся к часам, достал из-за пояса кинжал и медленно стал приближать лезвие к заветной цели. Кончик кинжала вспыхнул голубым светом, и принцу вдруг показалось, что весь остальной свет, кроме того, что исходил от кинжала и часов, погас. И исчезли все люди. Остался лишь он один. И он открывал часы и первым вкушал тайну. Он смотрел на них и думал о том, что он обязательно должен их открыть. Теперь принца тоже сильно привлекал этот чудесный блеск внутри часов, он любовался им. Открыть, чтобы каждый увидел это свечение так, как видит его он. Чтобы дать этой силе развернуться, встать в полный рост и показать себя и свои великие тайны. Он уже представлял, что они несут несказанную славу, ощущал гордость за своё первенство. Это было даже лучше, чем просто заработать их в бою. В последний миг, когда от него ещё зависело, достигнет кинжал цели или нет, его голубые глаза вдруг вспыхнули жёлтым. Любой, присмотревшись, решил бы, что это отражение Песка. Наверно, так оно и было.
Справа от принца, за солдатами стояла девушка в красном платье. Видя происходящее, она шептала:
– Нет… нет!
Когда принц уже почти закончил начатое, она перешла с шёпота на крик и бросилась вперёд, в отчаянной надежде прорваться сквозь персидских солдат. Но те поймали её за руки и не дали пройти дальше. Принц повернулся, и она увидела его жёлтые глаза. Она поняла, что уже поздно что-либо менять.
Доведя кинжал до конца, тот услышал мягкий щелчок, после которого дно часов раскрылось, и из него сразу же поползли клубы странного золотого тумана, напитанного песком. Одновременно с этим задрожали стены и послышались тревожные голоса. И принц почувствовал, что его сердце будто бы рвётся надвое. Без боли. Оттого он не испугался сразу. Просто кровь стала по-другому течь по телу. Просто пустота внутри. И пустота снаружи. И он сам – пустота.
Туман медленно полз по полу и касался людей. Поначалу он не поднимался выше их ног. Но затем, добравшись до султана, он начал разрастаться.
Рифат испуганно завизжал:
– Что это? Уберите это от меня! Стража!
Но стража уже была занята тем, что отмахивала туман от себя. Но их попытки были жалкими и бесполезными. Песок расползался повсюду и обволакивал всё. Принц, стоявший у часов, почувствовал, как немеют его ноги и, пошатываясь, попятился назад.
Внезапно рядом с ним упал камень. Довольно большой и тяжёлый. Он легко мог убить принца. После этого раздались первые крики. Принц видел, как, люди хватаются за головы, в панике разбегаются в стороны и … превращаются в чудовищ. Прямо на глазах. Высыхала кожа, рвалась одежда, руки и ноги вытягивались, принимая уродливые очертания, пропадали человеческие черты лиц. Словно бы время состаривало их за несколько секунд. И каждый сопротивлялся как мог. Кто-то пытался отогнать непонятный туман руками. Кто-то рвал на себе одежду и царапал грудь, словно бы пытаясь залезть под кости, внутрь и вынуть оттуда песок.
Стены стали дрожать сильнее и в следующую секунду сверху раздался треск и вниз полетели огромные каменные глыбы, которые в один миг обрывали жизни людей. В потолке, в аккурат над часами, образовалась огромная дыра и показалось ночное небо, но почему-то на нём не было звёзд. Вместо этого были видны всполохи молний, которые переросли в одну гигантскую вспышку, породившую столб света, ударивший в часы. Сразу после этого Пески начали вести себя по-настоящему агрессивно. Крики людей стали ещё отчаянней. Кричали уже не они, а их души, терзаемые страшной и таинственной стихией.
Песок, словно во время бури, забирался в глаза, в уши и в горло. Вдохнув раз случайно, принц ощутил, как что-то режет его изнутри и, поддавшись всеобщей панике, ринулся к выходу. Уже сейчас, он чувствовал, что Песок давит на его сознание, разрывает в нём связь с действительностью. В этот момент он думал лишь о себе и даже позабыл о том, что где-то рядом стоял его отец. Миновав двери, он наугад выбрал коридор и побежал по нему, смутно слыша крики людей и треск ломающихся стен и сводов.
«Что произошло?» – главный вопрос, вертевшийся в его голове.