– Ох, что ж тут удивительного, – ответила миссис Дэвидсон. – Говорят – хотя, конечно, мне не стоит вам этого передавать, – юный Тревор пытался покончить с собой… Какие-то проблемы с полицией, – прошептала она. – Ночью приезжала «Скорая». А она ведь совсем одна, вдова! И как только он мог поступить так со своей матерью! Увезли его.
– Куда увезли? – Невилл облокотился о перила и старался сохранять непринужденность.
– В то заведение около школы Мур-бэнк, там еще решетки на окнах. Вот ведь глупый!.. Совсем молодой! Нет чтобы подумать сначала… Ведь после того как Альф погиб тогда в туман на железной дороге, у нее никого нет, кроме него! Впрочем, не должна я тут с вами ничего этого обсуждать, верно? Мне надо торопиться, завтра вся семья в гости нагрянет. – И она развернулась, унося с собой слабительные пилюли и крахмал из корней маранта. А Невилл так и остался стоять с бессмысленно вытаращенными глазами, ничего перед собою не видя. «О, Тревор, прости меня. Зачем ты это сделал? Господи, пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо!»
От страха у него ныло в желудке, но если бы он попытался навестить Тревора, лучше бы никому не стало. Он мог лишь написать ему письмо и отправить немного денег.
Да что же происходит с этим миром, если милый юноша пытается покончить с собой только потому, что он не такой, как все? «Почему такие, как я, должны непременно жениться с одной целью – угодить семье? Почему я должен становиться отцом ребенку, которого я совсем не хочу? Это несправедливо, это неправильно!.. Но Конни нужна поддержка. Какой же я все-таки гад, что на секунду решил подставить ее…»
К черту счастливое Рождество! Вот бы заснуть и проснуться, когда все будет уже позади. Ну, по крайней мере удалось оттянуть судебные слушания еще на месяц, а к тому времени он будет уже женатым мужчиной. Но от этой мысли, ах, как тягостно на душе…
Глава девятнадцатая
Обломки Рождества
Рождественский ужин в этом году планировали скромный: Сьюзан и Якоб собирались отправиться к Джой, которая родила наконец крошечную девочку, Кимберли Дон. Весила она всего четыре фунта [54], поэтому молодую мать и младенца пока не отпускали из родильного дома, выжидая, пока малышка наберет побольше веса. Ну, а Денни, как обычно, ужинал у своей матери.
Эсма предлагала назвать девочку каким-нибудь рождественским именем: Кэрол, Ноэль или даже Николь. Она с облегчением вздохнула, когда ей сообщили, что с новорожденной все в порядке и что Джой тоже постепенно приходит в себя после пережитых мучений.
– Холли хорошее имя, – предложила Конни. – Или Айви…
Тут она самодовольно хмыкнула, ибо была погружена в приготовление пирога с изюмом и миндалем – впрочем, под строжайшим контролем. Должен же кто-то научить неумеху готовить!
– А теперь ее все будут звать просто Ким, – заметила бабуля без всякого энтузиазма, перекладывая пирог на тарелку и проверяя корочку. – Всегда держи наготове тарелку с пирогом. Никогда не знаешь, кто вдруг заглянет поздравить тебя с праздником.
Дом был аккуратно прибран, и Конни присела посчитать открытки. Интересно, их столько же, сколько и в прошлом году? Неприятно будет обнаружить, что их мало. Впрочем, сама-то она ничего никому не отправила.
Леви явился первым и сложил под елку какие-то свертки. Прибыл он, естественно, в одиночестве – Ширли в Саттер-Фолде не привечали.
– За твою первую правнучку! – произнес он, поднимая бокал с хересом. – Наш Невилл еще не приходил?
– Думаю, он в больнице, поехал навестить Джой. Но к рождественскому ужину он приедет, вместе с Айви и Конни, конечно. Лили и Питер собираются к Уолшам, вместе с Артуром. Нет, конечно же, это правильно – вот так взять и пойти куда-то. Но ничего, пока ты отрываешься со своей красоткой, мы им подсунем какое-нибудь слабительное. Господи, да чем же я заслужила такой позор, на старости-то лет! – вздохнула Эсма с отчаянием. – Я же совсем старухой стала тут с вами!
– Мама, но ты и в самом деле довольно уже пожилая, – поддразнил ее Леви. – Тебе ведь уже давно седьмой десяток пошел. Счастливого всем Рождества! Я надеюсь всех увидеть в день подарков [55], приходите на чай. Айви же не засидится здесь, я надеюсь?
– Ох, Леви, лучше бы ты никогда на ней не женился, коли уж на то пошло! Развод – это ужасно. Она потребует свою долю. Она вырастила твоего ребенка, а теперь ты хочешь нас опозорить.
– Она может забрать себе дом. А у меня останется бизнес. У Ширли уютно и всегда найдется кровать для Невилла.
– Невилл и Конни будут жить с Айви. Это решено.
– Ну, тогда я не вмешиваюсь, раз вы все так продумали. Вы-то довольны! А они?
– Что ты хочешь сказать? Знаешь, не каждая семья примет падшую женщину и чужого ребенка. Мы совершаем настоящий христианский поступок для этого малыша, как мы в свое время поступили по отношению к Фредди и его маленьким ошибкам. Тебе отлично известно, что Уинстэнли держатся друг за друга. Я сколько раз тебя выгораживала!
– Хорошо, хорошо, проповедь окончена. Мне пора. Если Невилл захочет со мной поговорить, он знает, где меня найти. Всем пока, хорошо вам завтра повеселиться.
«Как же он становится похож на своего брата Фредди», – подумалось в эту минуту Эсме. С тех пор как он оставил жену, он сбросил вес, и в его глазах снова запрыгали озорные огоньки. Леви никогда не был ее любимым сыном, но хоть прекратил пить. На войне ему пришлось туго, был в плену, о чем-то он так никогда ей и не рассказал – о чем-то, что видел двадцать лет назад. Удивительно, как это выходит, что солдаты до сих пор расплачиваются за то, что защищали родину, и их семьи от этого страдают.
Хорошо, что Невилла не взяли в армию, хотя армия, возможно, и сделала бы из него мужчину. Просто она не понимает его. Но ведь и в Священном Писании говорится о такой дружбе – взять Давида и Ионофана. Любовь между мужчинами стара как мир, и среди солдат это не редкость. Но последнее можно списать на то, что рядом нет женщин.
Семья все-таки должна держаться сплоченно и отбивать все возможные угрозы ее благополучию. Она для них словно скрепляющий клей. Только вот что-то истончается он то тут, то там, устала она…
Конни торопится навестить Джой, знает, что и ей скоро предстоит то же. А сама так и не научилась простейшей чулочной вязке. Ее вязание годится только на тряпочки для посуды. Ну ничего, у них еще несколько месяцев, чтобы все-таки подготовить ее.
Ну и, конечно, неизвестно еще, как они уживутся с Айви. Две женщины у одной плиты – всегда плохо. Вспомнить только, как Сью, Анна и Айви толкались на кухне в Уэйверли, каждая у своего буфета. Еда была по карточкам, а приехавшим из других стран девчушкам хотелось попробовать все новое… И все равно счастливое то было время. Все вместе они смогли уберечь Лили от роковой ошибки и не позволили ей выйти за Уолтера Платта.
Бедняга, он так и не женился и живет до сих пор со своей матерью, недоумевая, почему же жизнь прошла мимо него.
Конни так старается угодить своей бабуле, но в глазах ее тоска, плечи понуро опущены, точно как тогда у Лили, пока за нее не взялся клуб «Оливковое масло». Остается надеяться, что Джой и Роза ей по-прежнему хорошие подруги и вернут ее к жизни. С Джой они смогут вместе нянчить своих малышей, прямо как Анна и Сью когда-то. Надо же, как история повторяется…
А теперь Анны не стало, Сью проводит все время с Якобом Фридманом. Двое одиноких людей на склоне жизни нашли наконец свою любовь. Они с Редверсом прожили вместе так мало, потеряли двоих детей. Невилл и Конни все-таки, видимо, сделают все как надо – ради ребенка. Никому из посторонних совершенно не обязательно знать, что они попали в передрягу и поступают так от необходимости. Фиктивный брак, конечно, не самое удачное начало, но других предложений пока что нет. «Только почему же я себя чувствую словно бы виноватой в чем-то? Почему словно корю себя за то, что толкаю их друг к другу?» И почему ей вдруг вспомнилась та долгая помолвка Лили с Уолтером и то, как отчаянно ей хотелось разорвать ее? Слишком все это запутанно для сочельника… Не пора ли сесть на диван и послушать рождественские песни – как раз вон передают из кембриджского Кингз-колледжа. Хоть на душе поспокойнее станет. А там, глядишь, и рождественское настроение появится.
* * *
Конни сидела в своей комнате и с тяжелым сердцем заворачивала подарки. После смерти мамы она просто ненавидела это время! Даже благополучные роды Джой не помогли развеять тоску. А тут еще по радио «Люксембург» передали «Всякий, у кого есть сердце». Только разрыдаться от такой музыки. Но ведь и правда, кому теперь по-настоящему до нее? Медвежонок, которого она купила для маленькой Ким, лишь молча таращился на нее глазами-бусинками. Ах, если бы она снова могла стать ребенком!..
Девчушка, которую родила Джой, лежала в плетеной колыбельке, крошечная, с красным личиком, туго спеленатая и совсем некрасивая. От взгляда на нее Конни впала в панику – боже, и ей предстоит то же самое: слезы, швы, боль! Она приготовила в подарок молодой маме несколько кусочков мыла, миленькую коробочку талька и лавандовую воду, надеясь, что та напомнит ей, что она по-прежнему Джой, а не только мать, обнюхивающая то, что срыгнул младенец.
Для Розы она купила красивую заколку из слоновой кости и вложила в подарочный сверток последнюю сочиненную ею песню – чтобы Роза показала ее Сейди. За время своей беременности Конни не написала ни строчки, ни музыкальной фразы. Невиллу она купила связанный крючком галстук, точно такой, как у красавчиков на обложках журналов мод. Для бабули Эсмы – премилый альбом для фотографий, а то все семейные фото до сих пор хранятся у нее в шкафу в обувной коробке. Так… Еще игрушка для маленького Артура, шоколадные конфеты для тети Ли и Марии, коробка сигарет для дяди Леви.
Ну что, еще одно Рождество? А что дальше? Как же мама прошла через все это? Конни завернула шарф для тети Сью и шариковую ручку для Якоба – он вечно теряет очки и ручки.
«В январе я стану замужней дамой, хоть и с прежней фамилией. Все это будет чистейший фарс, от начала и до конца, вранье на вранье, но ведь другого-то ничего нет!»
От Дианы Ансворт пришла открытка: «Я собираюсь домой в Гримблтон на день подарков. Загляни ко мне». Как странно. Наверное, тетя Ли рассказала ей новости, но уж с этим ничего не поделать.
Да, Рик Ромеро теперь где-то выступает, у него турне по разным странам. До чего же глупая эта ее первая любовь… А та ночь с Лорни Добсоном? Разве можно простить себе такое? Стать еще одной дешевой победой в череде его похождений, а в результате, быть может, родится новая жизнь…
Перед глазами вдруг вспышкой мелькнуло лицо Пола Джервиса. Хороший он парень. Но такой даже не обернется на девицу вроде нее. Ничего, кроме жалости, она у него не вызовет, придется с этим смириться. Жизнь закончилась, не успев начаться. «Ну же, не кисни, надо во всем найти хорошее, чего ж печалиться о том, что ты не в силах изменить?..»
Тут в животе толкнулся ребенок.
– Знаю, знаю… – погладила Конни живот. – Ты не виноват. Ты не просил о том, чтобы появиться на свет. Не волнуйся, я сделаю для тебя всё, что смогу, даже если для меня это окажется сущим адом.
Должно быть, дело шло к полуночи, когда в дом ввалился Невилл. Бабуля похрапывала после бокала вина – в медицинских, разумеется, целях – и не слышала, как хлопнула дверь. Конни сидела на полу, скрестив ноги, и пыталась разжечь в камине огонь, надеясь обрести в нем хоть искорку рождественского настроения.
– Не мог не прийти. Ты ведь слышала о Треворе?
– Тихо, не кричи! Нет, не слышала. Лучше проходи в дом, но не буди бабулю. Что там еще стряслось?
– Он пытался покончить самоубийством, наглотался таблеток – какое-то снотворное его матери. Но съел разом слишком много, у него началась рвота, а теперь его отвезли в психиатрическое отделение в Мур-бэнк. Я хотел навестить его, но я ему не родственник, и меня не пустили. А я так беспокоюсь! Я ведь чувствовал – что-то не так, вот идиот!
– Видимо, ему казалось, что он в ловушке, ему было стыдно, страшно, он растерялся. Не вступить ли ему в наш клуб?.. – без всякого выражения отозвалась Конни.
– Это ты так себя сейчас чувствуешь?
– Ну да. Ты тоже?
Невилл кивнул.
– Конни, я просто не знаю, как тебе об этом сказать… но я не могу это сделать! Я не могу на тебе жениться…
– Я знаю, – вздохнула она, но он попытался еще что-то ей объяснить. – Не надо, я знаю, Невилл. Я тоже не могу.
Невилл не слушал ее. Она потрясла его за плечи.
– А… И ты… Тоже не можешь? – На лице его отразилось явное облегчение.
– Не могу. Это нечестно по отношению к тебе. И ко мне. Мы не можем вот так связать себя. Это нечестно и по отношению к ребенку.
– Даже не знаю, что и сказать.
– Нечего тут говорить. Глупая это была затея, от отчаяния, да и не нам она пришла в голову! Давай-ка я тебе лучше налью глинтвейна. Это единственная хорошая вещь, которую я освоила в Швейцарии. Подогреваешь вино и добавляешь разные специи. И море сразу станет по колено. Я так рада, что ты мне это сказал!
– Прости.
– За что? Кто-то из нас должен был положить конец этому обману, пока мы не оказались у алтаря. Это все было просто нечестно, и чего ради? Чтобы у ребенка было имя? Так у него уже есть точно такая же фамилия, здесь как раз ничего не изменилось бы, правда? Я не смогу жить под одной крышей с Айви. Мы попросту поубиваем друг друга… Вспомни, как она всегда свысока глядела на нас, точно брезговала нами! А сейчас она просто хочет заполучить ребенка в свое безраздельное владение.
– Прости, Конни. Все говорили, если я женюсь, это поможет мне выпутаться в суде. А теперь я не знаю, что буду там говорить.
– Для начала прекрати извиняться. Да, нам в любом случае надо будет что-то сказать окружающим… И кстати – остался один вопрос. Кто сообщит родным? Ты или я?
Невилл вздохнул и отхлебнул из горячей кружки.
– Думаю, ты и сама знаешь ответ.
Конни улыбнулась. «Счастливого Рождества – покуда оно счастливое…»
* * *
В Рождество все шло как обычно: церковь, подарки, херес, суп и, наконец, фаршированная индейка со всеми положенными подливками и приправами. Невилл все поглядывал на Конни, собираясь с духом. Айви продолжала щебетать о приготовлениях к свадьбе. Чтобы на этот раз уж наверняка никто не подавился, они подождали, пока гости зажгут свечи на пудинге и найдут в нем все монетки [56], а потом вместе встали и сообщили бабуле и Айви о своем решении.
– Мы не будем жениться. Эта идея себя не оправдывает!
– Что за глупая шутка? – заволновалась Эсма, и бумажный колпак на ее голове пополз набекрень. – Айви, ну скажи им! Они не могут вот так просто от всего отказаться! Сначала облили грязью нашу семью, навлекли на нас позор, а теперь, после всего, что мы для них сделали, когда все уже почти устроилось!..
– Нет, ничего еще не устроилось. Во всяком случае, мы тут ни при чем. Вы сами будете нам благодарны в конечном счете. За то, что мы поступили честно, – сказала Конни, садясь на свое место. – Я удивлена, что и ты, бабуля, поддержала этот безумный план, делая вид, что мы подходим друг другу, позволила нам устроить весь этот фарс, вот так одним махом растоптать уважение к браку, и все ради того, чтобы выглядеть добропорядочными. Я еще могу понять Айви – она на все пойдет ради своих желаний. Но ты-то как могла так запросто распоряжаться нами, будто мы всё еще дети! Нет, мы сами так решили, независимо друг от друга.
– Да, это всё на корню было неправильно, и я не буду в этом участвовать, – поддержал ее Невилл.
– Что ж, пусть это останется на вашей совести, – вздохнула Эсма, погрозив им пальцем. – Только не рассчитывайте, что я помогу вам выпутаться. Я не дам вам ни пенни. Не единого! Вы теперь можете сами позаботиться о себе! А от меня не получите больше ни крошки!
Конни чувствовала себя препаршиво. Никогда прежде не приходилось ей так дерзко разговаривать с бабулей.
Невилл не сдавал позиций:
– Что ж, у меня есть работа. Не надо пытаться меня запугать и подкупить.
– В самом деле? – издала смешок бабуля и кивнула в сторону Конни. – Вот эта незамужняя леди не посмеет принести в этот дом младенца. Ты немедленно покинешь этот дом, и я больше не желаю тебя видеть. Я не стану укрывать внебрачного ребенка. Мне хватит и моего сломанного бедра на пару с ревматизмом.
– А в прошлый раз ты согласилась, – возразила ей Конни. – Ты дала моей маме кров. Но я в самом деле здесь не останусь… Как-нибудь справлюсь… – И она поднялась уходить.
– Только не в этом городе, мерзкая девчонка! – распалилась Эсма, чувствуя в груди жар от выпитого хереса и пунша.
– Не беспокойся, я найду где остановиться. Позор не обрушится на твой порог. – Конни говорила спокойно, но сердце ее бешено колотилось. Всё ужасно, но пути назад нет, значит – остается только не потерять лица.
– Айви, скажи хоть что-нибудь! – обернулась Эсма за поддержкой.
Все посмотрели на Айви. Та сидела с лихорадочно горящими щеками, глаза метали молнии, грудь вздымалась. И вдруг она резко встала и, словно ведьма, сдернула со стола скатерть. Посыпались тарелки из-под пудинга, бокалы, свечи в подсвечниках со звоном закрутились по полу. В ярости она подскочила к Конни, толкнула ее в грудь и принялась колошматить. Кулаки ее так и мелькали.
– Ах ты, вавилонская блудница… вот тебе… дрянная девчонка… исчадие ада!..
Невилл бросился на защиту.
– Бабуля, сделай что-нибудь! Дай ей воды!
– Да… Воды… Я сейчас дам ей воды, – мрачно отозвалась бабуля и, схватив с полки буфета хрустальный кувшин, окатила Айви с ног до головы. Та тихо осела.
– Глупая женщина, прекрати немедленно, успокойся!.. Невилл, уведи эту девочку из моего дома. Полюбуйтесь, что вы натворили! Довели мать до полного безумия… Ступай и попроси Эдну из соседнего дома, чтобы позвонила врачу. И попроси Леви приехать. Вот к чему приводят ваши злые бездумные поступки! Чтобы я никогда больше не видела вас в своем доме! Вон! Оба! От молодежи одни неприятности!
Дрожа от холода и страха, Конни стояла на дороге и ревела. С болот дул пронизывающий ветер. Никогда, никогда прежде не была бабуля такой!.. И Айви вконец озверела… В глазах ее горело безумие, она же готова была убить, и все потому, что ее лишили ребенка – ребенка, которому она не дала бы жить, захватила бы его в личное пользование! Да, но чтобы бабуля вот так выставила ее на улицу…
Невилл быстро сочинил какую-то историю и наплел Эдне, что его мать очень расстроена. Все знали, что Леви ее бросил, так что приступ легко списать на общее депрессивное состояние.
Невилл и Конни уселись в машину, выкурили на двоих последнюю сигарету и, в смятении глядя друг на друга, ждали приезда доктора.
– Ну вот, мосты мы сожгли. Что же дальше? – спросила Конни.
– Я поеду ночевать к отцу, точнее, к Ширли. Это ведь он заронил в мою голову сомнения. Он поймет.
– Тогда отвези меня у Уолшам. Уверена, тетя Ли позволит мне один раз переночевать у них на диване. Это ведь она подтолкнула меня к такому решению. А когда все немного уляжется, бабуля нас поймет.
– Ну вот, значит, не вся семья Уинстэнли против нас. Хоть какое-то утешение. Так жаль маму… А ты как? Она не сильно тебя ударила? Тебе тоже надо бы показаться врачу… – Невилл озабоченно посмотрел на нее.
– Да нет, ничего страшного. Просто никак не могу прийти в себя. Думала, она убьет меня!
– С катушек съехала… Наверное, на возрастное наложилось. Ну, гормональные изменения, и все такое.
– Надеюсь, она успокоится. Она и на отца твоего злится, конечно. Но бабуля… Выставила себя в глупейшем свете. Перебрала этого дурацкого вина. Ничего, все уладится. Не ее же это жизнь, правда? Они не могут заставить нас делать то, чего мы не хотим! Я, конечно, надеялась, что поживу здесь подольше, но раз так, то все к лучшему: уеду из Гримблтона и сама как-нибудь устроюсь.
Но такие слова даже вслух произносить было страшно. Ну как, скажите на милость, она теперь вообще выживет?
– Я буду тебе помогать. Я всегда рядом, ты только говори, когда что-нибудь надо, – сказал Невилл.
– Знаю. Но, кажется, у меня есть одна идея, куда я могу поехать и где никто меня не побеспокоит, – вздохнула Конни, чувствуя себя совершенно вымотанной.
– Куда? – с любопытством спросил Невилл.
– Потом скажу. А пока просто высади меня у тети Ли и не рассказывай никому ничего. Ну, кроме твоего папы, конечно. Все это должно остаться в семье.
– А Джой?
– Давай не сейчас, позже. Ей сейчас и без нас забот хватает. Я потом расскажу им вместе с Розой. Но не сейчас. Ох, Невилл, ну и натворили мы дел, а? – И она снова разревелась.
– Но мы должны были сейчас поступить именно так! Когда мечта рушится, мыльный пузырь лопается, хорошо никогда не бывает… Жаль только, что бабуля так рассердилась. Но теперь уж ничего не поделаешь.
Конни кивнула без сил. Было ей тошно и пакостно. Теперь ей предстоит отдаться на милость еще одному члену семьи Уинстэнли и лишь уповать на то, что судьба сама найдет для нее какой-то выход. Боже, какой кошмар, и все это в Рождество!
* * *
Роза озадаченно склонилась над своим письмом, которое она некоторое время тому назад отправляла Конни: оно вернулось с пометкой «Адресат выбыл». Что происходит? Мама рассказала, что Айви Уинстэнли лечится в клинике Мур-бэнк, что имя Невилла трепали в газетах в связи с обвинениями в непристойном поведении и что Конни внезапно уехала из города.
Да что же случилось? Она ведь даже не успела пересдать свои экзамены! Почему она ничего не рассказывает?
Роза, как и положено, навестила Джой и малышку, принесла им подарки. Крошка Ким казалась прелестной, как все младенцы. Но Джой была вся в заботах, ничего вокруг не видела. Она не знала, куда уехала Конни, и жила слишком уединенно, чтобы ее это особенно интересовало. Сьюзан суетилась вокруг нее и пыталась заставить ее нормально питаться. «Как все это странно», – размышляла Роза, стоя за кулисами и дожидаясь выхода «несравненной Сейди».
Дива как раз должна была исполнить одну из баллад Конни, в аранжировке на старомодный манер. Это был сольный номер, и группа подтанцовки должна была торчать в тени за кулисами, пока великолепная мадам завершает свое выступление броским запоминающимся финалом. Роза не знала, успела ли Конни заключить контракт и зарегистрировать авторские права на свои сочинения. Какая-то она была сонная и заторможенная… Однако они решили, что Пападаки будет подходящим именем для автора стихов. Всем нравились греческие фильмы и Мелина Меркури [57]. Сейди хотела записать эту песню, и Роза подумала, что Конни должна знать об этом.
Жизнь рядом с чудовищем легче не становилась, даже Габби похудела и теперь тоже подкладывает себе подушечки в лифчик. Ну а как не голодать на те гроши, что они зарабатывают? А еще надо покупать чулки и косметику!
Скупая? Ха! Роза рассмеялась, вспомнив шутку Марии. «Да она так жмотничает, что соберет блох с твоей спины и продаст их!»
Дела в парикмахерском салоне Сильвио шли хорошо. Они выкупили и предприятие мистера Лаварони. Сильвио обучал персонал новым строгим формам стрижек, которые вознесли Видала Сассуна на вершину славы: волосы укладывались выраженными геометрическими формами, точно в стиле платьев Мэри Куант. Теперь все хотят прямые правильные пряди и челку. У Мелли Даймонд длинные прямые черные волосы, она выглядит просто фантастически, когда она не на сцене – ну, а на сцене Сейди заставляет их надевать жуткие парики.
Как раз Мелли-то и наткнулась на ноты с «Цветами любви». На обложке красовалась Сейди, когда ей было лет двадцать пять – сплошная белозубая улыбка и бюст. Роза принялась искать имена авторов. Нет, указано только, что музыку написал Моррис Лавацца.
– Но это же песня Конни! – протянула она. – Они не могут вот так запросто присвоить ее!
– Они ее уже присвоили – стащили стихи. Они всегда так делают, если некому их прижучить, – вздохнула Мелли.
Роза пришла в ярость. Да как она посмела? Это стало последней каплей. И как же сообщить об этом Конни? Где же она? И ведь она может услышать песню – и решит, что Роза ее предала! Еще чего не хватало! Что ж… Она сыта по горло! Надо действовать.
– Мерзкое чудовище… Пора кончать с нею, – процедила сквозь зубы Роза.
– Да уж, – отозвалась Габби. – Я хочу домой. Надоели мне эти нескончаемые разъезды. Держит нас за какой-то хлам.
– Но прежде мы должны что-то сделать… Поставить ее на место. Не стану я больше крутить задницей в этом погребальном хитоне.
И тут Мелли пришла в голову отличная месть. Потребовалось немного порепетировать и подкупить оркестр, но тот не слишком сопротивлялся, ибо и ему доставалось от примадонны. Они должны были вскоре выступать на очередном балу прессы неподалеку от Манчестера – что-то вроде того давнего бала, организованного газетой «Меркьюри». Сейди должна была стать звездой программы, поэтому они задумали совершенно немыслимое. Они решили во время ее главного номера устроить что-то вроде стриптиза под музыку. Роза понимала, что это может стать профессиональным самоубийством, но мысль о том, какую подлость совершила Сейди, украв песню, укрепляла ее в справедливости такого возмездия.
Сейди начала, как обычно, медленно, заигрывая с публикой. Девочки потихоньку покачивались за ней в такт и подпевали. А потом Дан вдарил по барабану, и парики полетели в сторону, за ними – пышные юбки и накладные лифчики, и под дружный мужской рев и бешеные аплодисменты перед публикой предстали стройные девчонки в весьма откровенных гламурных костюмчиках – чулки в сеточку, высокие каблуки… Молодые, стройные, ладно сложенные, они хорошо смотрелись вместе. Финал получился поистине броским и запоминающимся – на радость залу.
Сейди собрала в кулак весь свой профессионализм и выдавила улыбку удовольствия:
– Мои девочки, «Новые шелковинки»! Поприветствуем нашу чудесную команду!
Зал снова затопотал и принялся вызывать их на бис, но Сейди поволокла их со сцены, вне себя от ярости, бахрома ее зеленого платья так и ходила ходуном.
– Да как вы смеете?! Как вы смеете так поступать со мной?! – визжала она. – Вам не работать в этой стране! Уж я позабочусь об этом!
– И вам здесь не работать, – твердо ответила Роза. – Я могу доказать, что вы украли эту песню и выдали за свою. А ее написала моя подруга. Это она должна быть указана ее автором и получать гонорар, а не вы!
– Неблагодарная девчонка!
– А вы злобная старушенция! Ваше время давно прошло! Не пора ли убраться на пенсию? Вы слишком стары для современной эстрады. Вам теперь выступать только в клубах для рабочего класса. Самое место для престарелых звезд!
– Да никто в жизни не осмеливался так со мной разговаривать! Всё! В этом бизнесе вас больше нет!
– Это мы еще посмотрим…
– Я все расскажу Дилли Шерман!
– Давайте. А мы расскажем газетам нашу печальную историю: как знаменитая звезда оставила нас голодать в облезлой гостинице.
– Я этого не делала!
– Вы должны нам зарплату за месяц! – заорала на нее Мелли.
– Ждите, размечтались! – последовал ответ, и в лицо Сейди полетел башмак.
* * *
Роза привела Мелли и Габби обратно к Дилли, та проводила их в свой кабинет.
– Да, я уже слышала о вашей ссоре. Я ведь предупреждала вас! Я только не поняла, что это за история насчет «Цветов любви»?
– Всё чистая правда. Эту песню – от первого до последнего слова – сочинила моя подруга, Конни Уинстэнли. Она прислала мне ее просто показать, вместе с несколькими другими песнями. Вот, взгляните, у меня есть все листочки, – ответила Роза.
– Глупышка должна оформить свои права. Приведите ее сюда. Я знаю человека, который поможет ей.
– Я хотела бы, но она исчезла. Скорее всего, она решила уйти из этой сферы. Но она в любом случае должна получать проценты, если песня стала хитом. Сейди – воришка!
– Ох, да тут не она одна заявляет, что это ее песня… Но давайте-ка я послушаю вашу версию событий… – И Дилли уселась, приготовившись слушать.
– …Вы бы только видели нас тогда! – рассмеялась Мелли, завершая рассказ и от волнения раскачивая головой так, что ее прямые волосы летали из стороны в сторону.
– Мне этого знать совсем не обязательно, юная леди. Лучшее, что я теперь могу для вас сделать, – это отправить вас поскорей из страны. Я слышала, в Южную Африку собирается какой-то круиз, и им на корабль нужны певцы и танцоры. Надеюсь, вы не забывали заниматься у станка?
– Вы еще спросите, не разучились ли рыбы плавать! – хмыкнула Роза. – О да, конечно, мы еще способны показать любой трюк из репертуара «Тиллер герлз» [58]и сесть на шпагат.
– Тогда немедленно отправляйтесь в Саутгемптон, подальше от взбешенной Сейди. Ну кому из вас нужны враги? Просто не знаю, что с вами теперь делать, – вздохнула Дилли. – Давайте, давайте, поторопитесь, а то у меня тут сердечный приступ с вами случится.
– Я хочу вернуться домой в Вест-Хартлпул. С меня довольно, – сказала Габби.
– Разумно, – согласилась Дилли. – Если ты не солист, а где-то во втором и третьем ряду, то выживать очень непросто. Все сливки достаются звездам, а жизнь танцора так коротка… Посмотрите на вашу Сейди Лейн и подумайте о своей судьбе. В шоу-бизнесе всё так скоротечно! Зрителям хочется всё нового и нового. Она ведь тоже когда-то была молода, у нее была слава, почитатели, а потом – пуф-ф-ф – и нет ничего, сдулся шарик… Послушайте моего совета, девочки: найдите себе хороших мужиков, выходите замуж и держите мужа на коротком поводке.