Чарли так и не рассказал ей о своих тайных встречах с Сэмом. Поначалу необходимость каждый вечер возвращаться домой на закате показалась ей забавной. Но вскоре стало ясно, что это уже не смешно. Когда все возможные предлоги и оправдания иссякли и стало понятно, что просто так Бекка от него не отстанет, Чарли решил попробовать хотя бы немного смягчить установленные им самим жесткие правила. Время от времени он стал появляться на поляне чуть позже, чем обычно. Ничего ужасного не случилось, и он стал давать себе все больше свободы. Однажды вечером он явился туда, когда уже на самом деле стемнело, и вдруг заметил, что Сэм становится менее реальным, чем раньше, что он словно растворяется в воздухе. Сначала перемена была почти неощутима, но через некоторое время Чарли с ужасом осознал, что теряет свой дар, и если дело так пойдет и дальше, то он совсем перестанет видеть Сэма. Непреложные факты свидетельствовали о том, что чем более полноценно он жил в одном мире, тем меньше мог видеть другой.
Тогда он одернул себя, взялся за ум и вернулся к старым, выработанным годами правилам. Что‑то подсказывало ему, что говорить Бекке о своей тайне не стоит. В общем, под Новый год она от него ушла. Чарли обнаружил под рулем своего трактора записку:
«Хватит с меня этого кладбища, – писала Бекка. – Не могу больше жить с живым мертвецом. Если бы ты знал, как мне жаль, что я не та, которая сумеет освободить тебя».
Чарли болезненно переживал этот разрыв, но выбор между Сэмом и Беккой был для него очевидным.
Возможностей компромисса он не видел. Чтобы защитить свое сердце от новых ран, он с двойным усердием налег на работу и стал избегать сколько‑нибудь серьезных знакомств и тем более каких‑либо привязанностей или обязательств перед женщинами.
|
|
Нет, он не стал сторониться людей, и многие по‑прежнему воспринимали его как остроумного парня, вполне довольного собой и жизнью. Зато он стал настоящим профессионалом в том, как избегать действительно серьезных знакомств. Чарли пресекал все завязывавшиеся отношения, причем абсолютно безжалостно, и каждый вечер вспоминал, почему поступает именно так, а не иначе. Это он, Чарли, украл жизнь у Сэма, а значит, теперь он не заслуживает того, чтобы жить в любви и счастье.
Логика была неоспоримая.
И вот на горизонте замаячила серьезная проблема. Это болезненное новое чувство глубоко внутри звучало как сигнал тревоги. Тесс. Если кто и сможет перевернуть его с трудом выстроенный мир с ног на голову, так это она.
Поставив «рамблер» на парковку на Орн‑стрит, Чарли взглянул на небо и сверился с часами. В его распоряжении оставалось семнадцать минут. Он вышел из машины, и вдруг его взгляд наткнулся на энергичную женщину в бордовом прогулочном костюме, ведущую группу туристов из Литтл‑Харбора, скалистой гавани, где веками строили рыбацкие шхуны, а рыбаки продавали свой улов.
Нет, только не это. Куда бы спрятаться?
– Леди и джентльмены, – громогласно обращалась дама к экскурсантам, – обратите внимание, что все печные трубы в нашем городе слегка наклонены на восток. Видите? Вон там и там? – Для большей убедительности она тыкала пальцем в сторону ближайших дымовых труб. – Это происходит из‑за солнца и неравномерного высыхания связывающего кирпичи раствора.
|
|
Фраффи Чемпен была местным краеведом и возглавляла весьма уважаемую организацию – Окружную историческую комиссию. Никто из горожан не имел права надстроить свой дом новым фронтоном, поменять карниз вдоль крыши или даже замостить дорожку, ведущую к входной двери, без соответствующего разрешения правления комиссии, возглавляемой Фраффи. Благодаря крупному носу с горбинкой и пышным седым волосам она чем‑то живо напоминала человека, которого называла одним из своих предков по прямой линии: самого Джорджа Вашингтона, который в свое время дважды посетил Марблхед.
– Вы только посмотрите на этот цвет, – восторженно вещала она, тыча тростью в дверь старого дома. – Роскошно! Аутентичный синий цвет. Подобран в точном соответствии с оригиналом колониального периода! – Она сделала еще несколько шагов. – А теперь сюда, пожалуйста. Какое безобразие! Я имею в виду ставни‑жалюзи. Нет, я даже смотреть на это не в силах. – Она прикрыла глаза для большей убедительности, изобразив на лице выражение ужаса. – Сам вид этой антиисторичной безвкусицы оскорбляет меня. Такие ставни не использовались в восемнадцатом веке! Они вошли в моду только в начале девятнадцатого. Разумеется, Окружная историческая комиссия настоятельно требует от жителей города, чтобы они демонтировали со своих окон всю эту кошмарную безвкусицу.
Чарли засмеялся про себя. По правде говоря, большинство жителей за глаза давно называли эту историческую комиссию «истерической».
– Вопросы есть? – прокричала Фраффи, но экскурсанты лишь потупили взгляды.
|
|
Фраффи развернулась и как бы невзначай сделала несколько шагов в сторону Чарли. При этом она продолжала громогласно вещать.
– Марблхед – это город, действительно сохранивший свой исторический облик, а не какой‑то дешевый новодел, – заявила она, не обращаясь ни к кому в отдельности, – и мы не позволим чужакам превратить нашу жемчужину в Диснейленд! Нет, не позволим!
Чарли поспешно перешел на другую сторону улицы и попытался скрыться за здоровенным внедорожником «Форд‑Эксплорер». Может быть, ему все же удастся остаться незамеченным. Но уже в следующую секунду он услышал ее пронзительный голос:
– Я вижу тебя, Чарли Сент‑Клауд! Тебе от меня не спрятаться! – Сурово нахмурившись, она решительно направилась в его сторону. – Я тебе настоятельно рекомендую подрезать кусты там у вас, в Вест‑Шоре. На этот раз я предупреждаю тебя со всей серьезностью! Приведи свои джунгли в порядок или ты узнаешь, какова я в гневе!
По правде говоря, Чарли намеренно не подстригал самшит и тик, росшие вдоль кладбищенской изгороди. Ему казалось, что так вход на кладбище выглядит более естественно и лучше вписывается в окружающий пейзаж. Впрочем, сегодня у него не было времени спорить. По тому, под каким низким углом падали лучи, отраженные от водной глади залива, он уже мог сказать, что солнце опустилось ниже крон деревьев.
– Эти кусты неисторичны! – продолжала завывать Фраффи. – Такая вольность в нашем городе абсолютно неприемлема. В общем, я даю тебе последний шанс. Убери их, или я объявлю тебе войну.
Чарли живо представил, как она наводит на него древний мушкет или, подкараулив, набрасывается с морским палашом. Во избежание обострения ситуации в данный момент Чарли постарался ответить как можно вежливее:
– Конечно, я посмотрю, что можно сделать. Но сейчас, извините, я очень спешу.
Фраффи вернулась к группе туристов и, указав тростью в сторону залива, объявила:
– А вот там, в гавани, виднеется остров Джерри. Он назван так по имени Элбриджа Джерри, самого знаменитого из наших земляков. Он стал вице‑президентом Соединенных Штатов в тысяча восемьсот тринадцатом году, и мы назвали в его честь школу, улицу и ассоциацию ветеранов‑пожарных…
Фраффи наконец удалилась, продолжая разглагольствовать относительно остроконечных крыш с крутыми скатами и двойных печных труб. Чарли стремительно, почти бегом направился к рыбному магазину «Лобстер компани», где в витрине традиционно красовалось грозное предупреждение:
ДЕТИ, ЯВИВШИЕСЯ БЕЗ СОПРОВОЖДЕНИЯ ВЗРОСЛЫХ, БУДУТ ПРОДАНЫВ РАБСТВО.
Чарли вошел, и на него нахлынул густой, резкий и такой знакомый с детства запах: рассол и рыба. В центре торгового зала, как обычно, стояли здоровенные аквариумы со свежими лобстерами. Бетонный пол был влажным от брызг. Мальчишкой Чарли любил, прижавшись лицом к мокрому стеклу, наблюдать, как лобстеры возятся в аквариумах и дерутся друг с другом.
У кассы он увидел забиравшего покупки бледного высокого мужчину в дорогом костюме в тонкую полоску. Пит Кили когда‑то играл на второй базе в школьной команде, а теперь был партнером в известной бостонской юридической фирме. В свое время они с Чарли играли вместе и на пару принесли своей команде едва ли не наибольшее количество очков за всю историю Марблхеда. Теперь Пит с семьей жил в роскошном доме в центре Бостона и проводил отпуска во Франции и в Италии.
– Вот это да, – сказал Пит, оборачиваясь. – Черт меня подери, если это не номер двадцать четыре… Чарли Сент…
Все это Пит повторял каждый раз, вне зависимости от того, где они случайно встречались, и Чарли знал, что он пытается таким образом избавиться от чувства неловкости. У Пита жизнь вполне удалась, а вот у Чарли, по мнению Пита, – нет. Поэтому он всегда пытался скрыть возникавшее внутреннее напряжение, но, честно говоря, от этого становилось только хуже.
– Эх, жаль, не могу задерживаться. Поболтали бы с тобой, – сказал Пит, вертя на пальце брелок с ключами от «BMW», – но меня жена в машине ждет. – Он потрепал Чарли по плечу и добавил: – Позвони мне как‑нибудь на днях, договоримся, когда встретиться. Заедешь к нам, поужинаем. Вспомним хорошие времена. Жаль, что так редко видимся.
– Заметано, – сказал Чарли, глядя, как тот уходит. Ясное дело, что звонить он не собирался.
– У этого мальчика слишком много денег завелось, – раздался из‑за прилавка дребезжащий старческий голос. – Хороший пример того, что с богатых действительно нужно брать больше налогов.
Боуди Картрайт был хозяином «Лобстер компани», наверно, с самого Сотворения мира. Этот толстый старик не с двойным, а как минимум с тройным подбородком не переставал забавлять детей одной и той же простой и даже не очень смешной пантомимой: надувая щеки, он неплохо изображал рыбу‑кузовок.
– Ну и чего сегодня твоей душе угодно? – спросил он. – Мы получили отличную свежую пикшу на уху, неплохой наборчик для супа из морепродуктов.
– Мне бы пару стейков из меч‑рыбы. Примерно по полфунта каждый.
– Вот, пожалуйста. Свежайшие, прямо со шхуны, которая только что вернулась с Больших рифов.
В этот момент из подсобки в торговый зал вышла молодая женщина. Марджи Картрайт откинула набок свои длинные светлые волосы и улыбнулась. Губы ее были накрашены блестящей красной помадой. Она подошла к кассе, перегнулась через прилавок и подставила Чарли щеку для поцелуя.
– Ну, давай, Чарли. Чмокни свою старую подружку.
До того как он разрушил все в своей жизни, они с Марджи встречались. Она была на год старше и состояла в группе поддержки школьной команды. Чарли учился в десятом классе, а Марджи – в одиннадцатом, и однажды в жутко холодный День благодарения они познакомились на большом матче против Свомпскотта. Она, как чирлидер, считала, что носить короткую юбку и обтягивающий свитер можно в любую погоду. Какой толк, говорила она, если девушки с помпонами выйдут на поле в куртках с капюшонами и длинных брюках. Их роман был еще совершенно невинным, они проводили вечера в пиццерии, болтая о том о сем за пиццей с курицей и пармезаном. Потом случилась авария, и Чарли разорвал все отношения. Все чирлидеры мира не могли бы поднять ему настроение и вернуть присутствие духа. Марджи честно и довольно настойчиво пыталась вернуть его к жизни или хотя бы просто расшевелить, но он неуклонно держал ее на расстоянии.
Чарли наклонился и поцеловал ее.
– Вот и умница, – сказала Марджи, хлопая длинными ресницами.
Чарли почувствовал, что от нее по‑прежнему пахнет духами «Хлоя». Во многих отношениях Марджи почти не изменилась со времен юности. У нее были такие же длинные светлые волосы, и она носила облегающий розовый свитер, короткую черную юбку и высокие сапоги. Ее имя и дерзкая манера одеваться были известны рыбакам со всего побережья, сдававшим ей улов. Такое несколько вызывающее поведение представляло единственную форму протеста Марджи против практически неотвратимой перспективы провести всю молодость и состариться здесь, в семейном рыбном магазине.
– Ну и?.. Ужин готовить собираешься? – поинтересовалась Марджи.
– Да так, ничего особенного.
– Держи, – сказал Боуди, протягивая ему пакет. – Марджи, пробей два стейка из меч‑рыбы. Чуть больше фунта.
– Два стейка? В самом деле? – сказала Марджи, вскинув умело подведенную бровь. – Рыба на двоих?
– Ну‑у…
– Чарли, кого ты хочешь обмануть? Кто она такая? Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне. Может, смогу замолвить за тебя доброе словечко?
Чарли положил на прилавок двадцатидолларовую купюру.
– Извини, Марджи. Надо бежать. Позвони мне, пожалуйста.
– Да ну тебя. Совсем скучный стал. А главное – нашел из чего секрет делать. Я же все равно узнаю. Лучше сразу расскажи!
Чарли на минуту задумался. Она была права. Все равно от ее агентурной сети, разбросанной вдоль всего побережья, никуда не скроешься. Через несколько дней она так или иначе все узнает. Тогда какой смысл играть в прятки? Ей известна вся подноготная практически о каждом жителе города, и ее помощь и поддержка всегда пригодятся.
Он посмотрел на часы – оставалось всего одиннадцать минут – и, секунду подумав, решил обойтись без салата и десерта из «Кросбис». Если напрячь воображение и творчески сымпровизировать с тем, что есть дома, то можно выкроить пару минут и разжиться ценными разведданными. Наклонившись к ней, он заговорщицким шепотом спросил:
– Клянешься, что никому не скажешь?
– Вот тебе истинный католический крест.
– Ну ладно. – Он еще больше понизил голос. – Что ты знаешь о Тесс Кэрролл?
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
– Бабуля, ты меня слышишь? Бабуля?
Тесс наклонилась поближе к бабушке и посмотрела прямо в ее мягкие зеленые глаза. Старушка сидела в коричневом кресле у окна в доме для престарелых в «Девере‑Хауз». Тесс зашла к ней по дороге с кладбища и сразу заметила, что в длинном зеленом коридоре, ведущем в комнату двести шестнадцать, сильнее обычного пахнет лекарствами и дезинфицирующим раствором.
– Бабуля, это я, – сказала Тесс. – Ты не поверишь, но, по‑моему, я встретила отличного парня!
Бабушка поморгала ресницами и уставилась прямо в телевизор. Там шел «Крутой Уокер. Правосудие по‑техасски», и у нее была привычка смотреть этот сериал каждый день. Не отрывая взгляда от экрана и не говоря ни слова, она дотянулась до упаковки с апельсиновым соком, стоявшей на подоконнике. Взяла коробку, глотнула через соломинку и поставила обратно.
Тесс – что было сокращением от полного имени Тереза Френсис Кэрролл – всегда могла рассчитывать на мудрый совет бабушки и на ее моральную поддержку во всем, что касалось неизбежных в жизни девушки проблем и неприятностей. Именно к бабуле она пришла за утешением после того, как Скотти Маклафлин отшил ее на глазах у всех в клубе «Коринтиан» на новогодней вечеринке двухтысячного года. Романтик в душе, бабуля прожила нелегкую жизнь. В девятнадцать лет она вышла замуж за ловца лобстера из городка Нахант, во многом соперничавшего с Марблхедом, и уже была беременна, когда муж не вернулся из моря в очередной шторм.
– Таких, как он, больше не было и нет, – говорила она Тесс, и подтверждением служил тот факт, что она так больше и не вышла замуж, несмотря на большое количество претендентов. История ее жизни, повторенная десятки раз, всегда заставляла Тесс сдерживаться изо всех сил, чтобы не расплакаться. – Жди свою настоящую любовь, – советовала бабуля. – Никогда не успокаивайся.
Именно от бабушки Тесс узнала, что означают слова «выживать», «бороться за жизнь». Чтобы поставить на ноги своего сына, бабуля пошла работать на обувную фабрику в Линне. Вся ее жизнь представляла собой каждодневную борьбу, и сейчас, в восемьдесят шесть, она все еще боролась – против поразившего ее одиннадцать лет назад рака легких. Уже дважды приходилось прибегать к крайним мерам, чтобы вернуть ее с порога смерти, и каждый раз какая‑то маленькая часть ее оказывалась там, за порогом. В этом мире бабушки оставалось все меньше. На табличке, прикрепленной к спинке ее кровати, теперь просто значились две большие буквы «НР», что означало «не реанимировать».
Для Тесс бабуля по‑прежнему оставалась образцом твердости духа. Убежденная демократка, она могла десятилетиями держать на своем столике пожелтевшую вырезку из «Бостон глоуб» с фотографией трех еще совсем молодых братьев Кеннеди. Она любила посплетничать о знакомых мужчинах. Более того – она сумела добиться, чтобы ей не то чтобы позволили, но по крайней мере не мешали курить ее любимые крепкие «Мальборо» даже после того, как ее здоровье совсем пошатнулось.
Иногда бабушка еще узнавала Тесс. Но в большинстве случаев путала внучку со своей старшей сестрой, которая скончалась в тот день, когда Джордж Буш одержал победу над Майклом Дукакисом с перевесом в триста двадцать пять голосов выборщиков. Порой возникало ощущение, что она вообще не видит Тесс. Она могла своим мягким взглядом смотреть не на нее, а просто в пространство. При всем этом, стараясь поддержать свое достоинство в глазах окружающих, настойчиво требовала, чтобы ее каждый день одевали полностью, как положено: включая цветную шляпку и веселенькую бижутерию из грошовой лавки.
Сейчас бабушка неподвижно сидела в кресле, что‑то мычала себе под нос и глядела в окно.
– Ну и что ты там высматриваешь? – спросила Тесс.
Окна «Девере‑Хауза» выходили на асфальтированную парковочную площадку, где Тесс заметила птичку, сидевшую на ограде.
– Ты смотришь на этого воробья? Его ты увидела?
Бабуля улыбнулась, на миг прикрыла глаза, затем вновь открыла.
– Так что ты хотела рассказать мне? – Тесс упорно стремилась достучаться до бабулиного сознания. – Мистер Пурди все еще пристает к тебе, когда ты выходишь в гостиную? Ты говорила, он настоящий извращенец.
Снова молчание.
Неужели все должно закончиться именно так? Долгая жизнь, а потом что? Годы, проведенные в тумане и сумраке. Тесс поклялась себе не допустить, чтобы с ней произошло такое. Она должна была уйти в зените славы. Она никогда не хотела постепенно угаснуть, растаять и раствориться. Для нее это был худший из всех возможных вариантов.
– Послушай, бабуля, я ведь пришла попрощаться, – сказала Тесс. – Ты помнишь? Я ухожу в большое кругосветное путешествие под парусом. – Она сделала паузу и посмотрела на бабушкино стеклярусное ожерелье. – Я привезу тебе драгоценности с Востока. Неплохо звучит, а?
Губы бабули дрогнули, в глазах мелькнули едва заметные искорки. Тесс очень хотелось бы знать, о чем она в этот момент думает. Интересно, слышит ли она голос и понимает ли, о чем с ней говорят?
– Ты ведь знаешь, что я здесь, правда? – спросила Тесс. – Понимаешь, что я рядом с тобой?
В комнате было тихо. Бабуля разомкнула губы, глаза сверкнули, и наконец она твердым голосом проговорила:
– Конечно, я понимаю.
Впервые за несколько месяцев бабуля дала понять, что узнает внучку и знает о ее присутствии. Тесс просто лишилась дара речи.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – спросила бабуля.
Тесс не находила слов, чтобы ответить.
Взгляд бабулиных глаз четко сфокусировался на Тесс, и она произнесла:
– Все хорошо, милая. Все будет в порядке, и мы с тобой очень скоро увидимся.
Потом бабулины ресницы сомкнулись, и она стала клевать носом. Раздался легкий храп. Тесс встала и поцеловала бабушкину напудренную щеку.
– Я тебя люблю, – сказала она. – Скоро увидимся.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Чарли выпустил из рук веревку тарзанки и отправился в свободный полет. Он успел сгруппироваться и бомбочкой влетел в холодную воду. Несколько сильных гребков – и, добравшись до поросшего мхом дна, Чарли поудобнее обхватил обеими руками знакомый булыжник, чтобы его не тянуло обратно, и стал слушать, как бьется сердце и как булькают выходящие понемногу изо рта пузырьки воздуха.
До рощи он добрался буквально за несколько секунд до наступления сумерек. Пожалуй, впервые за все эти годы, оказавшись здесь, в обществе младшего брата, он испытывал сложные, даже противоречивые чувства: в его голове то и дело мелькали новые, взаимоисключающие мысли: он прикидывал, не взять ли сегодня на вечер катер Джо и не прокатить ли Тесс на закате по заливу, открыв при этом бутылку хорошего вина, а затем пригласить ее прокатиться до Манчестера и поужинать там в каком‑нибудь прибрежном ресторанчике.
Впрочем, он прекрасно понимал, что все это лишь несбыточные мечты. На самом деле выбора у него не было. Он должен был держать данное когда‑то слово и исполнять неизменный ежедневный ритуал. Каждый вечер они с Сэмом играли в мяч на поляне, а затем купались в маленьком пруду, который Чарли вырыл собственными руками много лет назад. Он скопировал во всех деталях ту глубокую заводь, в которую они так любили нырять в детском лагере на Кэт‑Айленде. Размеры пруда были точь‑в‑точь как там, на острове, над ним висела практически такая же тарзанка, и даже узел на конце веревки был завязан трижды – в точности как в то лето. Пожалуй, лето, проведенное в лагере Молодежной христианской ассоциации, стало для обоих братьев счастливейшим в жизни. Целыми днями они ходили под парусом на шлюпках и ялах, а ближе к вечеру отправлялись на озеро и до изнеможения ныряли с тарзанки.
Чарли терпел, сколько мог, а затем отпустил камень и оттолкнулся от дна пруда ногами. Он вылетел на поверхность, как пробка, подняв целое облако брызг. Он едва успел отдышаться, когда Сэм торжественно объявил:
– Минута и двадцать две секунды! Чарли Сент‑Клауд устанавливает новый рекорд Уотерсайда.
Брат сидел на поваленном дереве рядом с прудом, а возле него пристроился Оскар. Псу не было дела до рекордов – он был занят выгрызанием блох из своей шерсти. Оказывается, на том свете тоже водятся блохи.
Солнце только что село, и Роща Теней была залита таинственным, мягким сиреневым светом. Чарли вылез из пруда и набросил на плечи полотенце. Старые, растянутые плавки‑шорты сползли ему на бедра и почти прикрыли колени, исполосованные шрамами, которые остались после аварии. Наскоро вытершись, он наклонился над Оскаром и потряс мокрой головой, обрызгав при этом собаку.
– Ты видел там внизу Малыша Тима? – спросил Сэм.
– Нет, – ответил Чарли. – Куда‑то запропастился.
Малышом Тимом братья звали жившую в пруду черепаху. Тринадцать лет назад они забрали Тима из маленького аквариума, что стоял рядом с кассой на прилавке зоомагазина в Клочестере. Когда Чарли перебрался в Уотерсайд, Малыш последовал за ним. Со временем, получая достаточно пищи и имея в своем распоряжении собственный пруд, он вырос в настоящего великана.
Сэм почесал в затылке:
– Может быть, он встретил какую‑нибудь горячую черепашку женского пола и свалил?
– Сомневаюсь.
– Но ты бы на него за это не рассердился? – спросил Сэм. – В конце концов, при его размерах даже ему одному здесь уже тесновато.
Чарли посмотрел на часы. Тесс должна была прийти к большим железным воротам кладбища ровно через час. А ему нужно было еще вернуться в коттедж, убрать валявшиеся по всему дому газеты, покидать грязную посуду в раковину и разжечь угли.
– Давай нырнем еще по разу, – предложил Чарли. – Давай, мелкий, теперь твоя очередь.
Сэм дотянулся до веревки. На нем, как и на брате, были только плавки – джинсы с коротко обрезанными брючинами. Сэм так и остался долговязым и несколько неуклюжим подростком. Худющий, он как будто был сложен из сплошных костей и суставов – локти, колени, плечи и лодыжки торчали из него во все стороны.
– Подтолкни меня.
Чарли выполнил просьбу, и Сэм пролетел по дуге над самой водой, а затем взмыл высоко в воздух. Веревку он выпустил из рук в самой правильной точке траектории. Словно лист, подхваченный ветром, он поднялся в воздух явно в нарушение закона гравитации. Затем он медленно, даже чуть лениво исполнил переднее сальто с поворотом на пятьсот сорок градусов – этот чрезвычайно сложный прыжок он увидел когда‑то по телевизору в репортаже о десятом летнем чемпионате по экстремальным видам спорта.
Плюх!
Сэм свечкой вошел в воду и не показывался на поверхности очень долго. Затем, вынырнув, он широко улыбнулся и объявил:
– Малыш тебе привет передает! Он молодец. Сказал, что никуда отсюда уходить не собирается.
Сэм вылез из пруда и схватил свое полотенце.
– Не хочешь попробовать сальто крутануть? – спросил он.
– Не получится. Слишком сложно.
– Боишься.
– Ничего я не боюсь. Просто ты забыл, кто из нас умеет летать, а кто не относится к летучему отряду.
– Да ладно тебе, – продолжал настаивать Сэм. – Чего расхныкался‑то? Это же просто. Я тебе покажу. Ты не убьешься.
– Нет уж, – сказал Чарли. – На сегодня с меня хватит.
С этими словами он стал натягивать через голову Футболку «Викингов» – команды Салемского университета.
– Да что с тобой сегодня такое? – спросил Сэм. – Мы и в мяч толком не поиграли, и поныряли чуть‑чуть, а ты уже сливаешься. Что случилось‑то?
– Ничего не случилось.
– Ну да, не случилось. Ты весь вечер какой‑то странный.
– Вовсе не странный.
– Нет, странный.
– Сэм, ну хватит.
Чарли натянул кроссовки и стал завязывать шнурки. Он старался не злиться на брата, но, по правде говоря, уже подустал от ежедневных однообразных развлечений.
Глаза Сэма вдруг расширились.
– Подожди‑ка минутку! Это девушка, правда? Ты с кем‑то познакомился. У тебя сегодня свидание!
– Да о чем ты болтаешь?
– Вот врун! – осуждающе сказал Сэм. Искры плясали в его карих глазах. – Давай колись, рассказывай всю правду. Сопротивление бесполезно. Как ее зовут?!
Чарли решил попробовать перевести разговор на другую тему и применил тактическую уловку.
– Я тут раздобыл заявочный список на следующий сезон. По‑моему, «Ред Сокс» еще никогда не выступали таким сильным составом, – начал он. – За наших будут играть Луис Тиант в связке с Боггсом, Ястржемски, Гарсияпаррой, Янгом…
– Попытка засчитана, – перебил его Сэм. – Думаешь, я куплюсь на это? – Он торжествующе рассмеялся. – Давай выкладывай! Как ее зовут?!
– Надоел ты, дай отдышаться, – снова ушел от ответа Чарли.
Но любой двенадцатилетний мальчишка может довести до белого каления кого угодно, если захочет. Сэм не унимался:
– Я так понимаю, ты серьезно влюбился, если даже мне не признаешься, кто она такая.
В этот момент Чарли мысленно прикинул свои шансы. По предыдущему опыту подобных разговоров он знал, что долго сопротивляться не сумеет. Сэм все равно узнает. Кроме того, он быстрее доберется домой, если не будет упираться.
– Ее зовут Тесс, – сказал он наконец.
– Тесс, а дальше?
– Тесс Кэрролл.
– Еще что‑нибудь скажешь?
– Она шьет паруса. Ее отец умер пару лет назад от инфаркта.
Сэм присел на бревно рядом с Чарли. Уставившись на брата, он спросил:
– А она болеет за «Сокс»?
– Пока еще не знаю, не спрашивал.
– Почему это? Боишься, что ли?
– Ничего я не боюсь.
Еще одна ложь. Конечно, он побаивался задавать ей лишние вопросы.
Сэм улыбнулся и натянул свою футболку:
– Я могу слетать на разведку, если хочешь. Узнать, есть ли у нее парень.
– Марджи Картрайт сказала, что сейчас у нее никого нет.
– Хорошо, а что я тогда могу для тебя сделать?
– Не суйся куда не надо и держись от нас подальше, – серьезным тоном ответил Чарли.
– Да ну тебя, неужели и пошутить нельзя? Ну, например, в бельишке ее покопаться.
– Нет, Сэм. Никаких рейдов по бельевым шкафам. – Он посмотрел на часы. – О‑о, я уже опаздываю. Мне в самом деле пора идти. – Он встал с бревна. – Запомни: никаких шуточек. Не вздумай пугать Тесс и сделай одолжение: не светись сегодня вечером около моего дома.
– Расслабься, нашел из‑за чего на меня наезжать, – ответил Сэм, подтягивая к себе тарзанку и вставая на нижний узел. – Обещаю, духу моего там не будет.
– Вот именно: чтобы духу твоего не было и вообще, чтобы тобой не воняло. Я‑то знаю, у тебя хронический метеоризм, такой, что и могила не исправит.
– Хорошее слово – метеоризм, – сказал Сэм с улыбкой. – Метеоризм – это способность испускать газы с такой силой и шумом, что звезды с неба падают, превращаясь в метеоры. – Выдав это умозаключение, он громко рассмеялся. – Ладно, лучше подтолкни меня, большой брат.
Чарли снова выполнил его просьбу, и тот взмыл в воздух над прудом. Несколько раз он пролетел по дуге, раскачиваясь на тарзанке как на качелях, а затем, набрав скорость, взлетел высоко в небо.
– Счастливо, увидимся.
Чарли моргнул, и Сэм мгновенно исчез. Опустевшую Рощу Теней накрыли густые сумерки. Тишину, стоявшую в лесу, нарушал только шелест ветра в кронах деревьев.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Пинта светлого «Чабби‑Хабби» производства компании «Бен энд Джерри» была опустошена Тинком уже наполовину. В той же пропорции был усечен здоровенный трехъярусный сэндвич с сервелатом, швейцарским сыром и салатными листьями. По соседству с этим более чем щедрым сухим пайком на скамейке в Крокер‑парке возвышалась здоровенная бутылка диетического напитка «Доктор Пеппер». Газировка категории «лайт» была единственным реверансом Тинка в адрес хотя бы более или менее здорового питания. По соседству на траве лежал Бобо, оставленный Тесс на выходные на попечение Тинка. Псу тоже было чем заняться: он увлеченно поглощал содержимое большого пакета соленых сухариков.