Тинк решил вечерком прогуляться до парка – подышать свежим воздухом и посмотреть с высокого берега на залив, на то, как день над морем и городом постепенно сменяется ночью. Часом раньше он заглянул на Лукаут‑Корт проверить, все ли в порядке в доме Тесс. Парадная дверь, как всегда, была не заперта, и он не стесняясь зашел внутрь. Здесь все было как обычно: в жилище Тесс вечно царил полный беспорядок. Заляпанные грязью кроссовки валялись посреди гостиной; на дверной ручке в кухне проветривался лифчик‑топ, снятый после очередной утренней пробежки; груда кастрюль и тарелок, сваленных в раковину, просто взывала о мыле и губке. Бобо, разумеется, тотчас же бросился Тинку в ноги, жалобным повизгиванием умоляя его о прогулке.
Как это уже не раз бывало, Тинк повел ретривера в парк. На данный момент такое времяпрепровождение представляло собой романтическую кульминацию его личной жизни. Чем еще он мог заняться? Сходить на школьный стадион поглядеть, как парни играют в бейсбол. Смотаться в Данверс и посмотреть кино в торговом центре «Либерти три». Засесть на весь вечер в баре «У Мэдди». И конечно, в его распоряжении, как всегда, был старый добрый Бобо.
Наступал очередной субботний вечер, и Тинку в очередной раз было нечего делать. Иногда по выходным ему удавалось скрасить вечерок, заглянув к Тесс и объявив ей, что он умирает с голоду. Главное было застать ее дома: хозяйкой она была бестолковой, но гостеприимной. Полвечера они убивали на то, чтобы приготовить ужин, а затем заваливались на потрепанный диван и смотрели какой‑нибудь взятый в прокате фильм со Стивом Маккуином. Если честно, то Тесс обычно неплохо удавалось спалить любое блюдо, которое она начинала готовить, но Тинку и в голову не приходило высказывать претензии по поводу ее кулинарных способностей. Он просто любил быть рядом с ней.
|
|
С одной стороны, Тесс была для него вроде младшей сестры. Она принадлежала к тому типу девушек, которым просто необходим старший брат, чтобы держать их в узде и не давать окончательно выбиться за рамки дозволенного. Тесс была умнее большинства окружающих и сильна, как настоящий моряк. Такой сильной и решительной женщины Тинк никогда не встречал. И в то же время ей, несомненно, нужен был якорь в жизни. Особенно это стало заметно после того, как умер ее отец. Тинк по мере возможности старался заполнить собой возникшую в жизни Тесс пустоту.
Если говорить совсем по‑честному, она всегда нравилась Тинку, и с момента их первой встречи на ярмарке в Топсфилде он внутренне боролся с желанием «подъехать» к ней с недвусмысленным предложением. Познакомились же они так. Тинк, в то время своего рода местная знаменитость – ведь он зачитывал прогноз погоды по телевидению, – согласился выступить в качестве приманки в сборе средств для благотворительного фонда Джимми – в пользу Бостонской онкологической клиники. И вот любой посетитель ярмарки, заплативший за благотворительный билет, получал право трижды со всей силы запустить мячом в мишень, при каждом попадании в которую корзина, где сидела звезда экрана, опускалась все ниже в бочку с грязной водой. Больше всего Тинку запомнилась молодая красивая женщина с длинными темными волосами, которая умудрилась послать точно в цель каждый из трех крученых мячей. В результате прицельного обстрела корзина все‑таки рухнула в бак – как в общем‑то и было задумано организаторами благотворительного мероприятия. Высохнув и приведя себя в порядок, Тинк твердо решил разыскать эту красавицу с убийственно сильным броском и познакомиться с ней.
|
|
Это было четыре года назад, еще до того, как Тинка отлучили от эфира и уволили с телевидения за точное, но не слишком корректное замечание о внешности скелетоподобной коллеги‑ведущей. Тесс даже написала на телеканал письмо в его защиту, но делу это не помогло. Познакомившись, они быстро подружились, и, когда Тинка уволили с телевидения, Тесс сразу же предложила ему поработать у нее в парусной мастерской. Все эти годы Тинк день за днем старательно скрывал свои чувства, втайне надеясь, что рано или поздно Тесс обратит на него внимание не только как на друга, но и как на мужчину. Было дело, он даже попытался сбросить пару фунтов, чтобы стать более привлекательным в ее глазах. Для этого ему пришлось отказаться от любимого «Чабби‑Хабби». Ведь, возможно, именно его пивной животик мешал Тесс посмотреть на него другим взглядом. Впрочем, во всем, что касалось мужчин, она вообще была полной загадкой. Порой казалось, что заарканить ее просто невозможно. Она была человеком свободного духа, что добавляло ей привлекательности, но заставляло Тинка страдать еще сильнее.
Бобо уже разобрался с сухариками и теперь умоляюще поглядывал на сэндвич Тинка. Тот отнесся с пониманием, вытащил из бутерброда кусок колбасы и бросил его псу.
|
|
– Что же у этой девчонки на уме? – спросил он, обращаясь к Бобо. – Она что, идет на свидание сегодня? – (Бобо вздохнул.) – А потом еще уедет надолго.
Тинк с ужасом осознал, что вот так, в обществе Бобо, ему придется провести ближайшие несколько месяцев, пока Тесс будет плыть вокруг света. Он со вздохом встал со скамейки, вытер горчицу с бороды и заправил выбившуюся из брюк фланелевую рубашку.
– Пора идти, старик, – сказал он, пристегивая поводок к ошейнику Бобо.
Он выбросил мусор в урну и вместе с собакой направился к центру города по Дарлинг‑стрит. С холма было видно, что по Вашингтон‑стрит, как обычно по субботним вечерам, движется плотный поток машин. Тинк решил пойти другим маршрутом – по склону. Он свернул к Эббот‑Холлу, срезал угол через площадь и поздоровался с симпатичной женщиной, сидевшей перед классической «солонкой с крышкой» – типичным для Новой Англии бледно‑голубым коттеджем с неравномерной двускатной крышей. Короткий крутой скат прикрывал фасадную двухэтажную часть дома, а одноэтажная, выходившая во двор сторона была длинной и более пологой.
Ла‑Ди‑Да Чаннинг была очень занята. Сидя на своем крыльце, она одновременно приводила в порядок ногти и изучала разворот журнала «Инстайл». Вокруг ее головы был повязан модный зеленый шарф, и даже в сумерках она носила солнечные очки в стиле Джеки Онассис. Ла всегда мечтала стать актрисой и, получив неплохую по местным меркам должность в администрации порта, не переставала надеяться однажды перебраться в Голливуд и покорить эту фабрику грез.
– Добрый вечер, – сказал Тинк.
Ла даже не взглянула на него.
– Брэд и Дженнифер вместе занимаются бикрам‑йогой, – сообщила она.
– Чего?
– Брэд Питт и Дженнифер Энистон. Все звезды теперь занимаются йогой в хорошо нагретых помещениях.
– А куда делся бег трусцой?
Ла оторвалась от журнала и выразительно посмотрела на живот Тинка:
– Это ты мне скажи.
– Да, уж я такой, – отозвался он, похлопав себя по гулко отозвавшемуся животу.
– Ты сегодня неплохо выглядишь, – заметила Ла. – Похоже, даже ванну принял.
– Спасибо за комплимент, – сказал Тинк, чувствуя, как его грудь раздувается от гордости. – По субботам все моются.
– Но только не ты. – Ла засмеялась. – Бобо! – Она наклонилась к псу. – Иди сюда, хороший мальчик.
Тинк смотрел, как она чешет Бобо за ухом.
– Пойдешь вечером к Мэдди? – спросил он.
– А ты угощаешь?
– Для тебя, Ла, все что угодно.
– О‑о‑о, какой ты душечка.
Она опустила очки на кончик носа и бросила на него долгий взгляд своих карих глаз. Вечер, казавшийся безнадежно потерянным, начинал обретать смысл. Тинк ощутил даже что‑то вроде проблеска надежды.
– Значит, увидимся у Мэдди, – сказал он, натягивая поводок Бобо. – Может, потом попробуем заняться этим твоим… йогуртом.
– Йогой, дурачина ты!
– Я буду Бобом, а ты можешь быть Дженнифер.
– Брэдом! – расхохоталась она. – Смотри, с непривычки йога – опасная штука. Можешь что‑нибудь себе растянуть.
– Исключено. Ты даже понятия не имеешь, на что способен этот спящий вулкан пылающей любви, – ответил он. – Подожди, еще сама у меня пощады запросишь.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Голова у Тесс слегка кружилась, она понимала, что изрядно захмелела, но согласилась еще на одну порцию пива. Аппетит наконец вернулся к ней, а пиво как рукой сняло чудовищную головную боль. После шторма она все еще передвигалась слегка враскачку, как по палубе, но Чарли сумел вернуть ее к жизни. Ужин удался на славу, и Тесс поймала себя на мысли, что ей давно не было так хорошо. Приготовленная на гриле меч‑рыба с томатным соусом и каперсами была великолепна, а свекольно‑апельсиновый салат имел просто неземной вкус. Тесс определенно не ожидала никакого десерта – он бы в нее просто не поместился, – но понимала, что в любом случае не устоит перед возможностью попробовать еще один кулинарный шедевр.
Они сидели в гостиной дома Чарли за небольшим круглым столом. Свет был приглушен, в камине потрескивали догорающие поленья, две свечи равномерно освещали лицо Чарли. Тесс смотрела на него и слушала рассказ о том, откуда у него такая фамилия: оказывается, она происходит от Сент‑Клаудов из штата Миннесота, из городка Миссисипи‑Ривер, где родилась его мать и откуда она сбежала, как только смогла. Чарли объяснил, что первый Сент‑Клауд, а точнее, Сен‑Клу был в шестнадцатом веке французским принцем, удалившимся в монастырь после того, как злобный дядюшка убил его братьев. Тесс смотрела, как двигаются губы Чарли, слушала его приятный низкий голос. Стоило ей чуть отвлечься, и она даже не заметила, как он сменил тему разговора. Неожиданно речь зашла о нефологии – науке, изучающей облака и тучи: по‑гречески «облако», оказывается, называется «нефос». Они разделяются на девять основных типов, в зависимости от формы и высоты образования. Чарли знал массу странных и удивительных вещей, его мысли с трудом поспевали друг за другом, и порой он перескакивал с одной темы на другую, следуя совершенно непонятной логике. Тесс потягивала пиво, смотрела в глаза Чарли и готова была слушать еще и еще, сама чувствуя, как становится менее жесткой и угловатой. Ей не хотелось ничего ему доказывать.
Она всегда терпеть не могла парней, которые пытались произвести на нее впечатление, для чего везли ее в Бостон, тащили в какой‑нибудь пятизвездочный ресторан со швейцарами и отдельной парковкой, куда специальный служащий отгонял на время ужина их машину. Они заказывали старые винтажные вина, со знанием дела рассуждали о белых трюфелях и без устали болтали о самих себе, излучая при этом неприкрытое, просто маниакальное желание поскорее затащить ее в постель. Они все были такие предсказуемые, неискренние и скучные.
Чарли оказался совсем другим. Он производил впечатление редкого существа какого‑то диковинного, экзотического вида – гораздо мягче, воспитаннее и умнее большинства тех особей мужского пола, которых привыкла наблюдать вокруг себя Тесс. Вечер шел легко, словно сам собой. Едва ли не первым делом Тесс отметила, что нигде – ни на кухне, ни в гостиной – не было видно кулинарной книги. Судя по всему, это великолепие Чарли придумал и приготовил сам: он действительно знал, как нужно бланшировать, взбивать, припускать продукты, чтобы получилось вкусно. Для самой Тесс все эти действия, совершаемые на кухне, были сродни каким‑то тайным ритуалам, неведомым простым смертным. Впрочем, куда больше, чем кулинарные способности Чарли, и даже больше, чем его рассказы об особенностях перисто‑слоистых облаков, ее поразило, как он слушал. Ощущение было такое, что он впитывает каждое ее слово, а их, этих самых слов (в чем Тесс не могла себе не признаться), под действием алкоголя было произнесено в тот вечер немало.
– Мне очень нравится, как называется твоя яхта, – сказал Чарли. – «Керенсия», правильно? Красиво звучит.
– Да, – согласилась она. – Ты испанский знаешь?
– Нет, но однажды я прочел книгу про корриду. По‑моему, «керенсией» называется то место на арене, где бык может чувствовать себя в безопасности.
– Точно, – сказала Тесс. – Иногда это самая ярко освещенная солнцем часть арены. А иногда – самая затененная. В это место бык возвращается между атаками на матадора. Это как невидимая крепость, единственное надежное укрытие.
– Как твой шлюп.
– Да, и как Марблхед.
Тесс вдруг почувствовала, что ей хочется, чтобы Чарли узнал о ней все. Хочется рассказать ему, как она сломала руку, катаясь на велосипеде по Козвею, когда ей было одиннадцать лет. Хочется, чтобы он узнал, как Вилли Грейс, ее первый парень, заманил ее с палаткой на остров Брауна якобы посмотреть ночью на звезды, и как вскоре выяснилось, что на уме у него были совсем не звезды. Она хотела, чтобы Чарли узнал, как она всегда танцевала медленный танец под быструю часть песни «Лед Зеппелин» «Лестница в небо». И еще ей хотелось, чтобы он больше узнал про ее отца, который по какой‑то причине сейчас был ближе к ней, чем когда‑либо.
Да, Тесс ощущала некую особую связь с Чарли, и это было одновременно волнующе и пугающе. Она понимала, что с каждой минутой все больше теряет контроль над собой. Ничего хорошего в этом не было. Она попала под очарование Чарли и чувствовала, как оно, словно глубинное течение, медленно, но настойчиво затягивает ее куда‑то в бездну. Но ведь она уезжает через неделю, и именно сейчас какой‑то не просто красивый, а потрясающе красивый и умеющий прекрасно готовить и внимательно слушать парень буквально пытается утопить ее в своем обаянии.
– Десерт будешь? – спросил он совершенно неожиданно.
– Разве я похожа на девушку, способную отказаться от десерта?
– Сейчас все устроим, – сказал Чарли, собирая тарелки со стола.
– Смотри не оплошай.
Тесс откинулась на спинку стула и восхищенным взглядом проводила уходящего на кухню Чарли. На нем были классические джинсы «Ливайс‑501», а сквозь тонкий свитер проступали внушающие уважение очертания дельтовидных мышц и трицепсов.
– Тебе точно не нужно помочь? Я просто чувствую себя какой‑то бесполезной колодой, сидя здесь.
– Хочешь чем‑нибудь заняться – поменяй диск в проигрывателе.
– Какие пожелания?
– Никаких. Считай, что это проверка.
Тесс огляделась вокруг в поисках музыкального центра. Комната была восхитительно сумрачная и теплая. Под потолком гостиной от стены до стены тянулись деревянные грубо отесанные балки. На стенах тут и там висели старинные карты и какие‑то черно‑белые фотографии в рамках. А еще повсюду были книги – ими были уставлены полки, они пачками лежали на полу и на старой мебели из дерева и кожи. Комната выглядела как какое‑то тайное убежище, такое уютное и безопасное, что его не хотелось покидать.
Музыкальный центр обнаружился на стойке в дальнем углу. Из колонок негромко лился блюз. Гитара звучала смутно знакомо – может быть, Мадди Уотерс? Но это было бы слишком предсказуемо. Тесс была уверена, что Чарли выбрал для этого вечера что‑то особенное и неизбитое, даже если она и недостаточно разбиралась в музыке, чтобы сразу узнать.
Пробежав взглядом по стопкам дисков, Тесс даже заволновалась. Что, если ему вдруг не понравится ее выбор? Она осторожно сняла с полки несколько верхних – явно те, что он слушал в последнее время. Что тут у нас? «Корнершоп», «Уилко», «Магнетик Филдс». Тесс увидела диск «Джейхоукс» под названием «Голливуд Таунхолл» и заправила его в слот проигрывателя. Эта группа из Миннесоты, с ее длинными, не слишком шаблонными и негромкими балладами, вполне подойдет к атмосфере вечера.
– Неплохо. Можешь оставаться, – вынес свой вердикт Чарли, появившись из кухни с шоколадным тортом в руках. Посредине торта была воткнута свеча.
– Ничего себе! Это по какому случаю?
– Твой день рождения.
– Да он у меня в феврале.
– Сентябрь, февраль – какая разница! По‑моему, мы имеем полное право отметить его заранее – ты же все равно уезжаешь.
Он поднес торт поближе, чтобы она могла задуть свечку.
В этот момент Тесс почти растаяла, но где‑то глубоко внутри звучал предупреждающий голос: будь начеку. Она попыталась внять этому голосу разума. Вот Чарли стоит здесь, такой высокий и красивый, огонек свечи играет в его глазах, на одной щеке ямочка, а торт кажется миниатюрным пирожным в его больших руках.
– Давай, – сказал он, – чего ты ждешь? Загадывай желание!
Он что, издевается или провоцирует меня? Таких людей не бывает. На всей планете Земля нет больше никого такого милого и симпатичного. Тесс задержала дыхание и загадала, чтобы он действительно был таким же идеальным, каким кажется. Она совсем уже собралась дунуть на пламя, как Чарли рассмеялся:
– Ты на самом деле купилась на этот прикол по поводу дня рождения?
Тесс тоже не смогла сдержаться и захихикала.
– Да, купилась, – сказала она и проткнула пальцем слой шоколадной глазури. – Ну, говори правду. По какому случаю торт?
– В честь годовщины победной подачи Теда Уильямса.
– Ты издеваешься?
– Нисколько, – ответил Чарли, ставя торт на стол. – На этой неделе в тысяча девятьсот сорок первом году Тедди Мяч сыграл свой лучший матч.
И благодаря ему наши выиграли: восемь – шесть. А парню было всего двадцать три года.
– О нет, только не это! – воскликнула она. – Ты фанат «Ред Сокс».
– А ты?
– Ненавижу бейсбол. Это же скука смертная. Я его называю стендболл. Девять иннингов они просто стоят на месте, и только кто‑то один бегает. Футбол гораздо больше мне по душе, там все‑таки скорость есть, и я болею за «Патриотов».
– Серьезно? – спросил он с некоторым недоверием. – Не представляю, чтобы тебе нравились парни без шеи.
– Очень даже нравятся, и особенно самые волосатые.
В этот миг Тесс внезапно почувствовала, как напряжение ее отпускает. Пузырь лопнул. Выяснилось, что их с Чарли мнения не во всем совпадают, и от этого ей сразу стало легче и уютнее. Значит, Чарли не совсем идеальный. Футбол против бейсбола. Конечно, это тривиально, но, в сущности, не так уж важно. Потом она поймала себя на мысли, что пытается вспомнить, как сейчас обстоят дела у бостонской бейсбольной команды. Обычно она этим не интересовалась и никогда не говорила с парнями на эту тему. Но сегодня она даже пожалела, что, с тех пор как умер папа, перестала следить, что там происходит с «Сокс».
Чарли положил ей кусок торта. Она попробовала, закрыла глаза и ничего не сказала.
– Ну как, ничего? – спросил Чарли. – У меня времени не было, пришлось готовить по самому простому рецепту – смешал все вместе и сразу.
– Вполне съедобно, – сообщила Тесс, катая кусочек шоколада на языке. Ей нравилось, как Чарли «завис», ожидая приговора своему кулинарному творению. Наконец она улыбнулась. – На самом деле просто чудесно. Как и все, что было сегодня вечером. – Она замолчала, посмотрела на то, что осталось от «Сэма Адамса», и поняла, что теперь у них с Чарли идет «пивной разговор».
– А ты любишь готовить? – спросил Чарли.
– Нет, я люблю есть, – ответила Тесс, медленно разжевывая следующий кусок торта. – Я могу приготовить заливное из полуфабрикатов, но результат не гарантирую, а мое коронное блюдо – макароны с сыром. Но во всем остальном я на кухне – пустое место. – Третий кусок торта. – Самое паршивое в одиночном плавании – это еда. Сплошной замороженно‑сушеный рацион. – Четвертый кусок.
– Ты сбавь обороты, – сказал Чарли. – Я только один торт сделал.
Тесс улыбнулась. Почему все сегодня имеет какой‑то особенный вкус, даже десерт? Может, это из‑за Чарли, парня, который способен сделать лучше все, даже еду.
– А где ты научился так готовить? – спросила она. – У мамы?
В этом вопросе был некий подвох: если он маменькин сыночек, то это даже к лучшему: слезет с него часть позолоты и станет видно, какой он на самом деле.
– Да, у мамы, – ответил он без малейшего замешательства. – Я и сегодня звонил ей в Орегон, чтобы почерпнуть некоторые идеи для ужина. И знаешь что? Она была просто в ужасе, узнав, что на первом же свидании я собираюсь кормить тебя едой собственного приготовления. Она предупредила меня, что это большая ошибка с моей стороны и что у тебя после этого ужина может случиться несварение желудка или даже пищевое отравление. – Он подмигнул. – Слава богу, я не всегда ее слушаюсь.
– Может быть, она и была отчасти права. У меня в желудке что‑то начинает бурлить.
– Я слышал, что алкоголь убивает все вредные микробы и бактерии. Как насчет того, чтобы еще по пиву?
– Напоить меня хочешь?
– Естественно, – ответил он и пошел к холодильнику на кухню.
– Знаешь, я тебя не только перепью, но и переем. Давай тащи свое пиво, – сказала Тесс.
В ее глазах Чарли только что сдал еще один зачет. Он не стеснялся признаться, что прислушивается к мнению матери и поддерживает с нею тесные отношения, но, судя по всему, сумел установить здравую для взрослого мужчины дистанцию, а это, должно быть, далось ему нелегко после той страшной аварии.
– А что же твоя мама делает в Орегоне?
– Она переехала туда сразу после аварии, – пояснил Чарли. – Не хотела, чтобы тяжелые воспоминания бередили душу. Там у нее жизнь заново началась. Она даже вышла замуж, и у нее теперь новые дети – ее мужа.
– Ты хочешь сказать, что она бросила тебя здесь?
– Нет, я сам отказался ехать. Я жил в семье Инголлов, пока не окончил школу, а после стал жить самостоятельно.
Тесс встала из‑за стола, пошла в темный угол комнаты, увешанной картами, и зажгла лампу. На всех листах было изображено Восточное побережье – дороги, береговая линия, ближайшие острова. Карты были утыканы булавками, а еще Тесс заметила на всех них странные концентрические окружности. Их центром неизменно был Марблхед, а сами окружности доходили до Нью‑Йорка и Канады. Рядом с картами висели таблицы, указывавшие точное время восхода и захода солнца на каждый день месяца.
– А это что такое? – спросила она, когда Чарли вернулся из кухни. Тесс приложила палец к одной из окружностей. – Я понимаю, что это как‑то связано с расстоянием от нашего города, но не возьму в толк, как именно.
– Это просто один мой проект, – сказал Чарли, протягивая ей пиво и отходя в противоположный конец комнаты. – Ты лучше расскажи мне о своей кругосветке.
– А что тебя интересует?
– Для начала хотя бы маршрут.
– Ну вот: я стартую из Бостонской гавани в пятницу и иду на юг до самого Карибского моря, а потом, разумеется, прохожу через Панамский канал.
– Покажи мне.
Он стоял перед большой старинной картой, убранной в раму под стекло. Тесс подошла к нему. В комнате было тепло; Тесс сняла через голову верхнюю рубашку и бросила ее на диван. Теперь на ней был белый открытый топ, и Тесс не могла не обратить внимание, что Чарли непроизвольно проследил взглядом, как она поправляет выбившуюся бретельку лифчика. Потом он сделал несколько шагов и остановился рядом.
– Ты прихрамываешь, – сказал он, стараясь поддерживать разговор, чтобы в нем не возникало неловких пауз.
– Да, помяло меня во время последнего тренировочного плавания.
– Синяки на руках тоже после этой «прогулки»?
– Да, если честно, потрепало меня довольно сильно.
Они еще долго стояли у карты буквально в нескольких дюймах друг от друга. Тесс подробно показывала намеченный маршрут через Тихий океан. Она ощущала дыхание Чарли на своей шее, когда водила рукой по карте, задерживаясь у Маркизских островов, Туамоту, Тонги и Фиджи. Чтобы уследить за стремительно разворачивающимся маршрутом и увидеть, как она поплывет мимо северного побережья Австралии, через Индийский океан в Дурбан, вокруг мыса Доброй Надежды в Южную Атлантику и оттуда ветры вернут ее наконец домой, ему пришлось придвинуться еще ближе.
– Это трудный путь для тебя одной, – подытожил Чарли. – Не представляю, хватило бы у меня смелости на такое дело.
– Смелость ни при чем, ты просто гораздо умнее, чем я. Благоразумнее.
Они стояли теперь вплотную друг к другу и внимательно разглядывали весь тот огромный мир, который ей предстояло обогнуть. Тесс почесала одну из своих ссадин, потом повернулась к Чарли и посмотрела в его светло‑карие глаза.
– Слушай, Чаз, а ты бы куда хотел съездить?
Тесс назвала его уменьшительным именем – оно выплыло откуда‑то из глубин подсознания, но ей понравилось, как оно звучит.
– В Занзибар, в Тасманию, на Галапагосы. Много куда…
– Так почему же не едешь?
Чарли засунул руки в карманы и вздохнул:
– У меня здесь слишком много обязанностей.
– Одна работа, а как же отдых?
На это он не ответил. В первый раз за весь вечер возникло ощущение неловкости. Несмотря на всю свою непринужденность и улыбчивость, этот человек что‑то скрывал. Тесс и сама не ожидала от себя такой реакции. Вместо того чтобы тактично промолчать и воздержаться от попыток выяснить его секреты, она решила, что для них обоих будет лучше, если она проявит некоторую настойчивость.
– Ну же, – спросила Тесс, – что тебя останавливает?
Его глаза словно пробуравили ее насквозь, потом на губах появилась улыбка, которая, судя по всему, далась ему нелегко.
– Пойдем прогуляемся.
– На кладбище? Посреди ночи?
– Брось. Для того, кто собирается в одиночное кругосветное плавание, не может быть страшна прогулка по кладбищу.
Тесс не была в этом уверена.
– Ладно, пошли, – сказал Чарли, протягивая девушке ее рубашку и снимая с вешалки две куртки. – Я тебе кое‑что покажу.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В полночь Уотерсайд был затянут густым туманом. Луна скрылась за облаками, темнота подбиралась со всех сторон плотной стеной, а Чарли спокойно вел Тесс за собой по лужайке. Все было тихо, густой туман глушил все звуки, даже шаги. Мраморные ангелы и гранитные нимфы появлялись словно ниоткуда, когда на них падал луч фонарика Чарли.
Это был колдовской час, и Чарли чувствовал, что его околдовали, и был счастлив. Все, что так или иначе было связано с Тесс, выбивало его из привычной колеи, и он только радовался этому. Конечно, поначалу он перенервничал и, наверно, вел себя не совсем правильно. Судя по всему, он переусердствовал с подробностями, и рассказ о том, откуда взялись в Миннесоте Сент‑Клауды и откуда вообще происходит эта фамилия, получился довольно занудным. Скорее всего, он перегрузил деталями и научными подробностями «лекцию» о различиях между перистыми и слоистыми облаками. Но несмотря на все это, он был уверен, что Тесс с ним хорошо. Она весело расправлялась с пивом и смеялась над его шутками.
Чарли хотелось запомнить все, что происходило с ним в этот вечер: каждую деталь встречи с Тесс, начиная с того момента, когда ровно в восемь он вышел ей навстречу к воротам на Вест‑Шор. Волосы ее были растрепаны ветром, и, когда Чарли протянул ей руку, она, словно не заметив этого жеста, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Ужин готов? – спросила она. – Умираю с голоду.
Тесс действительно съела по две порции всего, что он наготовил, и при этом было видно, что она не стесняется своего аппетита. Чарли нравилось, как она поглощает не только еду, но саму жизнь, наслаждаясь каждым кусочком. Он не рассказывал на этом первом свидании отрепетированные, пропахшие нафталином байки, а говорил о том, что действительно ему интересно, ничего не приукрашивая и не преувеличивая. Сегодня он сбросил уже привычный ему облик простоватого парня, вполне довольного своей работой на кладбище, домоседа, никуда не стремящегося за пределы Марблхеда. Тесс удалось выудить из него настоящего Чарли, который когда‑нибудь сумеет освободиться от всего, что его здесь держит, и попасть наконец в большой мир.
Ему даже захотелось рассказать ей про карты на стене, про таблицы заходов солнца и про то, как эти концентрические окружности управляют его жизнью. Круги на картах и схемах обозначали границы его мира. Дальше забираться было нельзя, иначе он не успел бы вовремя вернуться к Сэму. Прогулка на Кейп‑Код. Поездка в Нью‑Хэмпшир. Внешний круг – это было предельное расстояние, на которое он мог позволить себе отъехать от города и Уотерсайда. Пересечешь эту линию – и не вернешься вовремя домой. Клятва будет нарушена, и Сэм исчезнет навсегда. Посвящать во все это Тесс было опасно, но сейчас, под покровом ночи, он чувствовал себя более уверенно, чем обычно, и готов был поделиться с нею хотя бы частью своей тайны.
– Сначала напоил меня, а теперь устроил марш‑бросок по ночному лесу, – сказала Тесс, карабкаясь по склону холма. – Куда мы тащимся?
– Поверь мне, скоро все узнаешь. Это особенное место.
Они пошли дальше, и лунный свет наконец пробился сквозь облака, мягко осветив надгробные памятники.
– Мы еще маленькими прятались здесь от взрослых, – сказала Тесс. – А потом я и со своим первым парнем тут пряталась. По‑моему, вон за тем обелиском.
– И кто же был этот счастливчик?
– Тед Бэйлор. Он, кажется, учился в твоем классе.
– Человек‑муха?
Тед прославился тем, что был пойман с поличным и предстал перед судом по делам несовершеннолетних за попытку выкрасть в ночь накануне экзамена из учительской комнаты копии итоговых годовых тестовых заданий. Для этого ему пришлось взобраться по стене школы и влезть в окно на четвертом этаже.
– Ну и вкус у тебя.
– Мне было четырнадцать лет, – возразила Тесс, – а он так классно целовался.
Они пошли дальше, минуя одну лужайку за другой. Где‑то в ветвях деревьев прокричала сова. Ночь была свежая, и Чарли даже застегнул свою форменную куртку.