Тесс решительно пошла по траве в сторону дома. От кромки воды до крыльца было ровно двадцать шагов. Боковая дверь в кладовку для грязной одежды была открыта. На полу у порога стояли, как всегда, ровным рядом отцовские сапоги для рыбалки, охоты и туристские ботинки для долгих прогулок. Его не было уже два года, но мама оставила все по‑старому.
Грейс возилась на кухне. Она осунулась, глаза были красные, а синяя блузка никак не шла к темно‑коричневой юбке. Волосы были наскоро убраны и спрыснуты лаком; при этом сразу становилось понятно, что она приводила себя в порядок буквально в тот момент, когда гости появились на пороге, – просто соблюдая минимальные нормы приличия. Примерно так же она выглядела несколько недель после смерти отца. Когда Тесс пыталась подбодрить мать и заставить ее уделить внимание себе, та отвечала, что чуть не сошла с ума от горя, а никому нет дела до того, как выглядят и как одеваются сумасшедшие.
Тесс подошла к матери и встала рядом. Ей так хотелось обнять ее, но, как только она протянула руки, Сэм буквально влез между ними.
– Извини, – сказал он, – но ты не должна этого делать.
– Почему?
– Это их совсем добивает.
– Что ты имеешь в виду? Я же только обнять ее хотела.
– Поверь мне, это ранит и пугает их не меньше, чем сам факт смерти, а если они догадываются, что происходит, то им хочется, чтобы это повторялось снова и снова. Во всяком случае, им от этого только хуже. Поэтому мы никогда к ним не прикасаемся.
– Но неужели они не понимают, что это мы? Неужели не чувствуют?
– Нет, им этого не понять. Они думают, что это галлюцинации, или что слишком много выпили, или перебрали валиума.
– Но ведь ей же так тяжело.
– Никто не запрещает тебе делать то, что ты хочешь. Ты можешь обнять ее и поцеловать, но вот увидишь: есть способы получше показать маме, что ты здесь.
– Ты покажешь мне как?
– Конечно, да ты и сама скоро поймешь.
Тесс отступила на пару шагов и стала смотреть, как Грейс заканчивает готовить чоудер – блюдо, рецепт которого передавался в семье из поколения в поколение. Основными его ингредиентами были пикша, соленая свинина, репчатый лук и лук‑порей, морковь и – главное – как минимум пинта жирной сметаны. По поводу последней составной части в семье не раз и не два разгорались жаркие дискуссии: слишком уж очевидно было, как много жира и калорий оказывается в этом продукте. Грейс годами пыталась готовить более здоровую пищу, особенно для Джорджа, и часто она старалась урезать количество сметаны. Тесс считала это профанацией священных традиций. Она называла такое блюдо «чоудер‑лайт» и относила его к продуктам из списка своих самых нелюбимых, как диетическая кола, низкоуглеводное пиво и вообще так называемая легкая кухня. По ее мнению, вне зависимости от приносимых вреда или пользы, есть вещи, которыми жертвовать никак нельзя и которые в любом случае стоят и своих калорий, и холестерина.
Тесс услышала, как дверь в кухню отворилась. Вошел преподобный Полкингхорн, который давно выказывал особый интерес к Грейс – с тех самых пор, как умер ее муж. Как всегда, он был одет в самые модные вещи из каталога Л. Л. Бина: синий свитер с узором в шашечку, темно‑коричневые вельветовые брюки и мокасины.
– Ты совсем заработалась, – сказал он. – Может, помочь чем‑нибудь? Я на кухне неплохо управляюсь.
– Можешь отнести несколько блюд в гостиную.
Когда Грейс повернулась к буфету, где стояла посуда, Тесс увидела возможность проявить себя. Она подбежала к плите, оглянулась, чтобы убедиться, что на нее никто не смотрит, и вылила всю сметану в кастрюлю с чоудером. Потом, действуя скорее машинально, по привычке, она швырнула пустую картонку из‑под сметаны в ведро, стоявшее около кухонной двери. Коробка ударилась о край ведра и, сорвавшись, упала на пол.
Грейс резко обернулась. Увидев пустую упаковку на полу, она подошла, наклонилась, взяла ее в руки и удивленно покачала головой.
– Я, наверно, с ума схожу, – пробормотала она, выбрасывая коробку в ведро.
Вернувшись к плите, она еще раз перемешала чоудер, зачерпнула чуть‑чуть деревянной ложкой из кастрюли и поднесла к губам. На редкость вкусно. Она открыла холодильник, вынула еще одну упаковку сметаны и выложила половину в чоудер. Хорошенько перемешав получившуюся густую массу, она взяла кастрюлю прихватками и понесла в гостиную.
Тесс и Сэм последовали за ней. В гостиной было полно народу. В одном углу сбились в кучку дамы из Женского гуманитарного общества, в другом – Бони и ребята из порта потягивали сидр. Фраффи Чемпен и Миртл Свит из Окружной исторической комиссии шумно обсуждали входную дверь и изучали архитектурные детали. Из колонок музыкального центра негромко звучали «Времена года», кто‑то сообразил отключить звук телевизора. Белла Хупер – Женщина, Которая Умеет Слушать, – терпеливо сидела в ожидании, когда кто‑нибудь захочет поговорить.
Тесс обошла комнату, прислушиваясь к разговорам, и не удивилась тому, что услышала. В подобные моменты, не зная, что нужно говорить и о чем молчать, люди всегда чувствовали себя неловко и неуютно и начинали порой нести полную чушь. Так, Фраффи и Миртл поддакивали друг другу, обнаружив антиисторичное, совершенно, с их точки зрения, неприемлемое ворсистое ковровое покрытие на ступеньках крыльца. Мирна Долибер, похоронный агент, в своем черном шлеме из тщательно уложенных волос, втиснулась на диван между какими‑то подружками и «порадовала» их очередной дурной приметой:
– Если люди фотографируются втроем, тот, кто в середине, обязательно умрет первым.
Наконец Грейс глухим, безжизненным голосом пригласила всех к столу. Она терпеливо стояла у буфета, раскладывая чоудер по тарелкам. Когда гости расселись за большим обеденным столом, преподобный Полкингхорн прочитал короткую молитву.
– Возблагодарим Господа за то, что у нас есть еда, когда кто‑то голодает, что у нас есть питье, когда другие страдают от жажды, за то, что Он дал нам друзей в то время, когда другие одиноки, – начал он. – И пусть Божья благодать снизойдет на горячо любимую нами Тесс, где бы она ни была. Пусть любовь Господня укроет ее и сила Господня защитит ее, и да пребудет с ней Бог. Где бы она ни была, Бог всегда любит ее. И помолимся за то, чтобы с Божьей помощью она вернулась домой живой и невредимой.
– Аминь.
Тесс стояла в уголке и смотрела, как гости уплетают мамину стряпню. Последовали вполне заслуженные комплименты, и Тесс не могла не улыбнуться.
– Пальчики оближешь, а сметаны‑то, сметаны сколько, – сказал Тодд Такер, лучший раскройщик парусов из ее мастерской. – Вы сюда целую корову положили?
– Да будет вам известно, что первые поселенцы Марблхеда, обосновавшиеся здесь в тысяча шестьсот двадцать девятом году, делали чоудер не с пикшей, а с мелкой треской, – сообщила Фраффи, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Грейс вежливо улыбалась. Она явно держалась из последних сил. Губы ее были сжаты, глаза слегка прищурены. Еще кто‑то из гостей издал дежурные охи и ахи по поводу восхитительного угощения, и тут Грейс сломалась. Натянутая полуулыбка сползла с ее лица, на глаза навернулись слезы. Грейс смахнула их рукой, но было видно, что долго она не продержится.
Тесс отчаянно хотела хоть что‑то сделать, но Сэм удержал ее, положив руку на плечо.
– Не надо, – сказал он. – Ей придется пройти через это. Другого выхода нет.
Раздался звонок, и Грейс поспешила к двери. На пороге стоял Тинк, заполнив собою весь дверной проем. Чтобы обнять ее, ему пришлось низко наклониться, и потом Грейс провела его в гостиную. Все замолчали в ожидании последних новостей о поисках.
– Последний катер вернулся, – сказал он. – Нашли еще какой‑то мусор и мелкие обломки. Может быть, их выбросили с какой‑нибудь рыбацкой шхуны, а может быть, они с «Керенсии».
– А от нее по‑прежнему ничего? – спросил Вони. – Ни одного радиосигнала? Ни фальшфейера?
– Пока нет, но завтра с рассвета мы продолжим поиски, и мы ее найдем.
– А зачем ждать до завтра? – вырвалось у Грейс. – Почему не сейчас?
– Сейчас нет смысла. На небе плотные тучи, луна зашла. В общем, ни черта не видно.
– А сколько она все‑таки может продержаться, как ты думаешь? – спросила Грейс.
– Вы же ее лучше нас знаете, – ответил Тинк. – Она боец. Она продержится до тех пор, пока мы ее не найдем.
Тесс сокрушенно посмотрела на Сэма. Эти бедняги цеплялись за последнюю, ложную надежду. Вдруг преподобный Полкингхорн вскочил с диванчика, подтянул брюки и предложил:
– Давайте еще раз помолимся.
– Нет, – с вызовом в голосе сказала Грейс. – Пожалуйста, не нужно больше молитв.
Она подошла к окну, вытерла слезы и уставилась в пространство за стеклом.
Тесс приблизилась к ней. Неужели мое прикосновение не утешит ее? Затаив дыхание, она положила руку на плечо матери. Грейс напряглась, затем поежилась, резко обернулась и с явным испугом в глазах поспешила вернуться к гостям.
– Я только что ощутила прикосновение потустороннего холода, – сказала она преподобному Полкингхорну. – Так же было и когда умер Джордж. Могу поклясться, что этот дом проклят или заколдован.
Уныние и печаль обрушились на Тесс.
– Я не могу больше здесь оставаться, – обратилась она к Сэму. – Пойдем отсюда. Быстрее!
Она выбежала на лужайку, над которой повисло низкое темное небо. Ей хотелось убежать как можно быстрее и дальше. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной. Ровным счетом ничего она не могла сделать для своей мамы. И ровным счетом ничего – для себя самой.
Вот если бы отец был еще здесь. Вдруг в ее сознании промелькнула ужасная мысль. А что, если папа точно так же прошел через весь этот ад, наблюдая за тем, как страдают близкие? Неужели он тоже сидел где‑нибудь тут, например на своем любимом стуле за обеденным столом, и присутствовал на этих мучительных молчаливых поминках? Неужели покойники страдают и скорбят вместе с нами? Неужели они чувствуют нашу боль?
Ее всегда учили, что после жизни люди оказываются в лучшем мире, где светло и хорошо, и рано или поздно их окружают ангелы. Но что, если это не так? Что, если боль утраты так же остра для мертвых, как и для живых? И что, если эта боль никогда не проходит?
Она спустилась к пруду и присела на знакомый камень. Сэм сел возле нее, и они долго молчали. Наконец Тесс спросила:
– Теперь всегда так плохо будет?
– Нет, – ответил Сэм. – Сначала всем очень паршиво, но потом это меняется. Ты сама увидишь.
– А когда тебе было хуже всего?
Сэм кинул камешек в воду.
– Сразу после аварии. Мы с Чарли были вместе. Я очень испугался. Чарли пообещал, что никогда не бросит меня и останется со мной навсегда, а потом вдруг стал исчезать. Я остался один в этом странном месте, которое потом оказалось кладбищем. – Его голос дрогнул. – Мы только потом поняли, что случилось. Понимаешь, сначала мы оба были в этом промежутке между двумя мирами, а потом парамедик выдернул его оттуда и вернул обратно в жизнь. – Сэм бросил в воду еще камешек. – Я думал, что никогда больше его не увижу. Решил, это конец всему.
– А потом что случилось?
– Потом все наладилось. Мы видимся с ним каждый день и играем в мяч.
– Но ведь это не то же самое, что быть вместе.
– Конечно нет, – ответил Сэм, – но мы дали обещание и держим слово.
– А что случится, если вы…
– Нарушим обещание? Нет, этого никогда не будет. – Он даже топнул ногой по камню.
– Прости, – сказала Тесс. – Я понимаю, что вы с Чарли – настоящая команда.
Она внимательно посмотрела на Сэма, и ей стало еще грустнее. Господи, сколько же мальчишек, таких, как он, остаются здесь, в промежутке между жизнью и смертью, чтобы не расставаться со своими живыми братьями и сестрами? Сколько мужей так и маются здесь, не в силах расстаться с любимыми женами? И сколько миллионов и миллионов живут в этом мире так, как Чарли, не в силах забыть, отпустить в другой мир друзей и близких?
Они молча, сидели у пруда, слушая ночной концерт лягушек. Откуда‑то издали донесся шум лодочного мотора. Ночь была реальной, как никогда. Тесс услышала шум на лужайке, обернулась и увидела разъезжающихся гостей. Потом в доме погас свет – сначала в кухне, а потом в гостиной. Через окно она видела силуэт матери, поднимающейся по ступенькам на второй этаж. Вот она подошла к окну спальни, почесала Бобо за ухом, посмотрела вдаль и задвинула занавески.
Тесс подтянула колени к груди, обхватила их покрепче и постаралась сжаться в круглый, как мяч, комочек. Она чувствовала себя песчинкой во Вселенной. Ей было одиноко и грустно и больше всего хотелось, чтобы ее приласкал и утешил тот единственный в мире человек, который действительно мог помочь ей пережить эту одинокую ночь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Картами был завален весь дом. Чарли распечатал схемы прогнозов погоды Береговой охраны и теперь с помощью линейки и калькулятора высчитывал, с какого места начинать поиски Тесс, когда встанет солнце. Ему не было дела до того, что ответил на его запрос суперкомпьютер штаба Береговой охраны: машина, сложив все факторы, включая высоту прилива, скорость течений, температуру воды и многие другие, бесстрастно сообщила ему, что шансы Тесс на выживание практически равны нулю. Чарли и сам понимал, что ситуация безнадежная. Это подтверждалось и появлением призрака Тесс на кладбище. Но при всем этом Чарли не мог позволить себе сдаться. Его душа требовала иных, более убедительных объяснений странным событиям, которые произошли с ним за последние сутки.
Он знал много случаев, которые люди не стесняясь называли чудесами. Бывало, что моряки, потерпевшие кораблекрушение, выживали в течение долгих дней, недель и даже месяцев на спасательных плотах, в шлюпках или просто привязав себя к обломкам корабля. В конце концов, тот же «Хорнблоуэр» затонул прошлым летом у Стеллвагенской банки, а спустя пятьдесят пять часов рыбаки все же нашли и спасли шкипера и его семью. Полумертвые от холода, они плавали в спасательных жилетах, связавшись, чтобы не потеряться, бортовым леером. Конечно, вода в тот раз была теплее, но у Тесс есть самый современный спасательный костюм, рассчитанный даже на ледяную воду. Теоретически она должна была надеть его, когда начался шторм, и в таком случае ее еще можно было найти живой.
Дрова в камине догорели, часы видеомагнитофона показывали, что время идет к полуночи. Как же быстро пролетел вечер! Неужели уже так поздно? Сначала Чарли не заметил, как ветви деревьев шуршат, прижимаясь к окну его дома, затем звук стал громче и даже сменился чем‑то вроде стука. Это было странно. Обычно на кладбище ночью царила тишина. Он встал, одернул футболку, застегнул брючный ремень и поправил съехавший шерстяной носок. Подойдя к двери, он выглянул наружу.
Сердце его бешено забилось. На крыльце стояла Тесс.
– Господи, как я рад тебя видеть, – хватая ее за руку и буквально втаскивая в дом, проговорил он.
Она смотрела на него невыносимо печальными глазами.
– Я думаю, что‑то со мной происходит, – сказала она. – Я даже не могла постучать в дверь. Я пыталась, но ни звука не вышло. Так что пришлось раздуть ветер и заставить ветки стучать тебе в окно.
Чарли напрягся. Судя по словам Тесс, она начала терять физический контакт с реальным миром. Это был первый признак того, что она исчезает. Но, глядя на нее, поверить в это было невозможно. Она стояла перед ним, такая же прекрасная, какой ее создал Бог, и Чарли при всем своем опыте не мог найти в облике Тесс ни единого признака того, что она – не живая женщина, а привидение. У потусторонних созданий обычно хотя бы немного мерцали глаза и светилась кожа. Сэм и тот светился, когда на него падал свет, а когда он быстро двигался, контуры его тела казались слегка размытыми. Но Тесс была здесь – живая и настоящая. Она вошла в дом и остановилась посреди комнаты, заваленной картами и распечатками сводок погоды. Чарли подошел к ней сзади и положил руки на плечи. Тесс вздрогнула, обернулась и посмотрела ему в глаза. Она явно была напугана. Он попытался обнять ее, но она чуть отпрянула.
– Я бы с удовольствием, но Сэм говорит, что так нельзя.
– Сэм? Вот ведь маленький мерзавец!
– Он сказал, что для живых это слишком сильное испытание.
– Знаешь, я все‑таки рискну.
Руки Чарли сомкнулись вокруг нее, и он крепко прижал ее к себе. Да нет же, она, конечно, настоящая, теплая и, где надо, мягкая. Вот она, здесь, в его объятиях. Ошибки быть не может.
Когда он разжал объятия, Тесс подошла к большому кожаному дивану, легла на него и зарылась в подушки.
– Ну не верю я в то, что происходит, – произнесла она. – Это невозможно…
– Расскажи мне, как ты провела вечер? – спросил Чарли, подсаживаясь к ней.
– Мы с Сэмом ходили к моей маме, – сказала Тесс. – Я не смогла этого вынести. Это было так ужасно грустно. Не могу поверить, что я по своей глупости заставила ее пережить все это еще раз. – Она сжала подушку. – Мой безумный друг Тинк собирается продолжать искать меня завтра. Боже, благослови его. Бедная мама цепляется за эту надежду как за соломинку.
Чарли обнял девушку одной рукой и почувствовал, как она вздрагивает при каждом вдохе и выдохе. Все это казалось совершенно необъяснимым. Она ведь призрак – и тем не менее вот она, вздрагивает всем телом в его объятиях.
– А ты? – спросила она. – Где ты был вечером?
– Я ходил в порт посмотреть, как там дела. – Он погладил ее по волосам и плечам. – В штабе Береговой охраны считают, что «Керенсия», скорее всего, сгорела. Их патрульный катер выловил из воды за мысом Энн обугленные обломки. Они думают, у тебя не было шансов выжить.
– А ты в это веришь? – спросила Тесс.
– Нет, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно. – Нет, пока мы не найдем твоего тела.
Тесс уставилась в камин.
– Огонь… – прошептала она. Некоторое время она словно отсутствовала, и вдруг ее глаза сверкнули и она сказала: – Боже мой, Чарли. Думаю, я вспомнила, что случилось…
Казалось, шлюп уже целую вечность дрейфует кверху килем. В рубке была абсолютная темнота. В просочившейся внутрь воде плавали доски трюмного трапа и разные мелкие предметы. У Тесс кружилась голова от запаха солярки, кислоты из аккумуляторов и салатного соуса. Вода постепенно заполняла помещение. Как быстро это происходило и сколько времени оставалось в ее распоряжении, Тесс не знала. Но страшнее всего было то, какие звуки издавал корпус шлюпа. «Керенсия» агонизировала. Тесс молила отца, чтобы тот поддержал ее, провел через шторм. Но гордость не позволяла ей нажать кнопку аварийного радиомаяка. Нет, о помощи она попросит только тогда, когда другого выбора уже не будет.
Затем каким‑то чудом шлюп перевернулся килем вниз.
Спасибо тебе, папа, спасибо, где бы ты ни был…
Тесс опасалась, что шлюп остался без мачты. Разгребая перед собой кухонную посуду и разный мусор, она пробралась к люку, выходившему на палубу. Она застегнула молнию на спасательном костюме, натянула маску и полезла вверх по трапу. Перед самым люком она на мгновение остановилась и прислушалась. Шторм бушевал с той же силой, но она должна была выйти на палубу, чтобы проверить мачту и снасти. Она поглубже вдохнула и открыла люк.
В образовавшуюся щель тотчас же, выравнивая давление, ворвался ледяной ветер с водяной пылью. Тесс мгновенно застегнула карабин страховочного троса и выбралась на палубу. Небо и море слились в одну сплошную белую стену. Ощущение было такое, что шлюп не плывет, а летит.
Тесс не была уверена, что устоит на ногах при такой качке, и, оставаясь на четвереньках, стала оглядывать «Керенсию», оценивая нанесенный судну ущерб.
Как она и предполагала, мачту срубило волнами, словно гнилое дерево. Теперь над палубой торчал только взъерошенный пенек, ощетинившийся фибергласовыми щепками. Основная часть мачты повисла на нейлоновых тросах за бортом и теперь при каждой новой волне била по корпусу судна не хуже тарана. Тесс поняла, что должна немедленно перерезать держащие мачту снасти, потому что иначе судно может в ближайшее время получить пробоину и пойти ко дну.
Шлюп немилосердно швыряло по волнам. Тем не менее Тесс удалось добраться до ящика с инструментами и вытащить нужный резак. Ей потребовались все силы, чтобы перерезать канаты и перекусить жесткие стальные рычаги, удерживающие остатки мачты. Когда дело было сделано, первая же набежавшая волна унесла мачту прочь в океан.
Тесс стала ползком пробираться к рубке. Нужно было посмотреть, в каком состоянии находятся основные навигационные приборы.
Черт возьми!
Автопилот отключился. Интересно, давно ли? Впрочем, рассудила она, наверно, и другие приборы не работают с тех пор, как шлюп остался без электричества. На всякий случай Тесс несколько раз нажала на кнопку резервного питания, но все было бесполезно. Автопилот сдох. Не подавала признаков жизни и дублирующая система. Что ж, ничего не поделаешь: придется выбираться из этой мясорубки самой. Вот только знать бы еще, куда ее унесло? Она посмотрела на компас, пытаясь сориентироваться, в каком направлении штормовой ветер сместил судно. Север. Юг. Восток…
Прежде чем она закончила, мощная волна ударила в корму, впечатав Тесс в штурвал. У девушки перехватило дыхание, она согнулась пополам, обхватив руками живот и судорожно пытаясь вдохнуть. Секундная передышка – и громоподобный удар в нос судна заставил ее встать. Она посмотрела вперед и вверх, и в этот момент небо расколол гигантский зигзаг молнии. Даже полуживая от боли и усталости, Тесс не могла не восхититься красотой этой картины. Но в то же время она понимала, что вместе с мачтой со шлюпа сорван и громоотвод, и теперь она беззащитна перед ударами молнии.
Тесс снова наклонилась над приборами и попыталась рассчитать свои координаты. Несколько часов ее беспорядочно швыряло штормом. В какую сторону, куда ее отнесло ветром и течением, сказать было трудно, но все же Тесс прикинула, что находится где‑то между…
Досчитать ей не удалось. Шлюп так тряхнуло, что Тесс, упав, чуть не потеряла сознание. Она скатилась по накренившейся палубе и ударилась о стальной пиллерс. Страховочный трос больно впился в грудную клетку. Она лежала навзничь на палубе и, приходя в себя, глядела в черное небо.
У нее страшно болело все тело, но гораздо больше ее занимала не боль, а мысль о том, сколько еще продержится корпус шлюпа под такими ударами. Тесс подтянулась на руках по страховочному тросу, добралась до люка в каюту и заглянула внутрь. Вода залила уже примерно половину внутреннего объема и быстро прибывала.
Наступил решающий момент. Тесс прекрасно понимала, что настало время покидать тонущий корабль – в самом буквальном смысле этого слова. Любой моряк знает, что делать это можно только в самой крайней ситуации, что нельзя переступать бортик спасательного плота раньше, чем он сам всплывет над погружающейся в воду палубой судна. Сколько людей погибло, преждевременно забравшись в шлюпки и покинув корабль, который в итоге так и оставался на плаву. Те, кто слишком торопливо покидал корабль в шторм, рисковали больше, чем те, кто держался до последнего. Впрочем, сомнений уже не оставалось: «Керенсия» шла ко дну. Тесс решительно дернула за конец крепежного троса, фиксировавшего здоровенный тюк у задней стенки рубки. Раздалось шипение баллона с углекислым газом, и плотик стал надуваться.
Теперь у нее был выбор: спуститься вниз и активировать сигнальный радиомаяк или же остаться наверху и попробовать связаться с Береговой охраной по шестнадцатому каналу – на частоте, зарезервированной для экстренных ситуаций. Добраться до рации в рубке было легче. К немалому удивлению Тесс, радиостанция даже не была повреждена. Она дотянулась до выключателя и взяла в руку микрофон.
Прежде чем она успела сказать кодовое слово «мэйдэй», в палубу без всякого предупреждения, без раскатов грома ударила молния. Тесс обдало жаром и ударило взрывной волной – на правом борту появилось пламя. Именно там находился основной топливный бак шлюпа. Даже ураганный ветер и соленая вода не смогли сбить пламя от вспыхнувшего топлива. Огненные языки тянулись все выше к небу.
Неожиданно шлюп стал заваливаться на правый борт, Тесс почувствовала, что палуба ушла у нее из‑под ног и что она всем своим весом висит на страховочном тросе. На мгновение она зависла над транцем, но в следующую секунду крепление страховки, судя по всему, вырвало из гнезда. Больше ничто не удерживало Тесс на судне. Она заскользила по стоящей почти вертикально палубе вниз, в бушующий океан.
В тот миг, когда волны отбросили ее от тонущего судна, она оглянулась и увидела свой любимый шлюп: он горел и одновременно тонул. Это был последний образ, сохранившийся в памяти Тесс: «Керенсия» в огне, белое небо и такое же белое, в пене волн, море, смыкающееся вокруг нее со всех сторон.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
– А ты мог бы когда‑нибудь оставить Сэма?
Тесс задала этот вопрос, неотрывно глядя в догорающий камин. Ощущение было такое, что они с Чарли демонстративно не хотели признавать очевидного. А может быть, они просто настолько увлеклись друг другом, что им ни за что не хотелось говорить на такие мрачные темы, как кораблекрушение и смерть. Вот они и решили не сговариваясь помечтать вслух о том, как было бы хорошо, если б им довелось пожить вместе.
– Ты мог бы уехать отсюда, с кладбища? – спросила Тесс. Лицом она уткнулась в шею Чарли. – Я имею в виду, отправился бы ты со мной в кругосветное путешествие?
Она сама не могла поверить, что задает такие вопросы, но идти куда‑либо под парусом в одиночку ей больше не хотелось. Хотелось только быть с Чарли.
– Ты же никогда меня в море не видела, – ответил он. – Так что будь осторожнее в своих желаниях.
– Не шути. Я ведь серьезно спрашиваю. – Потом она задала вопрос, который был явно слишком прямолинейным. – Ты так и собираешься остаться навсегда здесь, с Сэмом?
Чарли погладил ее по волосам.
– Помнишь, я рассказывал тебе про книгу о корриде? – (Тесс кивнула.) – Так вот, там описан прием, который называется «аль алимон». Суть его состоит в том, что два матадора выходят к быку, держась за концы одного плаща. В общем, это чистой воды самоубийство, если они не действуют в идеальной гармонии друг с другом. В Испании говорят, только братья настолько хорошо понимают мысли и движения друг друга, что могут выступать на арене с таким номером.
– Как ты и Сэм.
– Без него я не смог бы противостоять этой жизни.
Чарли нежно поцеловал руку девушки. Тесс набралась храбрости и задала еще один вопрос:
– А как же мы? Ты и я? Что с нами будет?
Чарли прижал ее к себе и стать читать стихи, что слышал на похоронах ее отца:
– Верь своему сердцу, даже если море загорится…
– …и живи любовью, даже если звезды повернут вспять, – подхватила Тесс.
– Вот на что я собираюсь потратить время, оставшееся у нас с тобой. – Чарли ласково поцеловал ее в щеку. Потом прошептал: – Пойдем со мной.
Он встал с дивана и потянул Тесс за собой.
Она смотрела на него и не знала, что делать. Камин совсем догорел, но одна свеча на кофейном столике еще теплилась. В комнате стояла тишина.
– Пойдем наверх, – сказал он. – Не бойся, я не кусаюсь.
– Нам нельзя, – сказала Тесс, чувствуя, как возвращаются печаль и уныние. – Это невозможно. Я ведь даже в дверь постучать не могу. На самом деле меня здесь нет.
– А это ты чувствуешь? – спросил он, наклоняясь и целуя ее в уголок глаза.
– Конечно.
– А это чувствуешь? – продолжал он, проводя рукой по плечу Тесс и прикасаясь к ее груди.
– Да.
– Значит, ты еще в промежутке. Ты не пересекла черту. Все еще возможно здесь, между смертью и жизнью.
– Как‑то у тебя гладко выходит, – сказала она. – Значит, ты призракам под юбки залезаешь?
Она шутливо пихнула его локтем в бок. Он взял свечу со столика и пересек гостиную.
– Иди сюда, – сказал Чарли.
Тесс пошла за ним через темную комнату, поднялась по крутой деревянной лестнице и оказалась сначала в маленьком холле, а потом в спальне. Комната была небольшая и уютная, со сводчатым потолком и открытыми стропилами, подпиравшими крышу. Широкая кровать ручной работы занимала почти все пространство. Чарли поставил свечу на прикроватный столик.
В слабом свете она увидела, как Чарли снимает футболку и ложится на кровать. У него были мускулистые грудь и живот, брюки застегнуты низко на талии. Какая‑то небольшая часть ее хотела, чтобы Чарли ее поуламывал и вообще как следует потрудился, чтобы добиться своего. Этот рефлекс был выработан за долгие годы жизненного опыта и разочарований. Но сейчас это было бы смешно. У них не было времени на игры. Сейчас – или никогда.
– Скажи правду, – спросила Тесс, – ты когда‑нибудь чем‑то подобным занимался?
– Ты имеешь в виду, спал ли я с привидением на втором свидании? – На щеке у Чарли появилась все та же неотразимая ямочка.
– Ну ты и наглец, парень. Смотри, удача ведь может тебе и изменить.
Тесс расстегнула заколку, и волосы рассыпались у нее по плечам. Потом она стала расстегивать пуговицы на рубашке. И вдруг заметила: линии ее рук стали мягче. Кожа словно тоньше и прозрачнее. Даже ткань одежды ощущалась под пальцами не так, как всегда. Все было менее вещественным. Это был лишь момент, но Тесс все поняла.