– Как там Тесс? – спросила Грейс. – Прошу вас, скажите мне.
– Сюда, пожалуйста, – пригласила Соня. – Вся информация у врачей.
Грейс повернулась к Чарли и сказала:
– Пойдем со мной. И ты тоже, Тинк. Я туда одна ни ногой.
Так, втроем, они и вошли в отделение реанимации, и Соня провела их в комнату для консультаций.
Реаниматологами оказались две молодые женщины. Первая начала с банальных приветствий, представилась сама и представила коллегу. Чарли внимательно наблюдал за ней. Ее лицо выражало сочувствие, но мышцы шеи были напряжены. Глаза внимательно следили за окружающим, но при этом во взгляде читалась некоторая отстраненность. Чарли сразу понял смысл происходящего. Ему была хорошо знакома эта профессиональная бесстрастность медиков. Так было всегда. Врачи и вообще медицинский персонал не могли позволить себе роскошь полноценного эмоционального сопереживания.
Вторая докторша сразу перешла к фактам. У нее была отрывистая речь:
– У Тесс тяжелая травма головы и экстремальное переохлаждение. Она в критическом состоянии. Самостоятельно дышать не может. Сейчас мы подключили ее к аппарату искусственной вентиляции легких.
Грейс прижала руку к губам.
– Могу вас заверить, что она не чувствует никакой боли, – сказала врач. – Она в глубокой коме. На раздражители не реагирует. Мы измеряем уровень таких состояний по так называемой шкале Глазго. Нормальный показатель – пятнадцать. У Тесс он составляет пять. Это очень тяжелая ситуация.
Грейс пошатнулась, и Тинк поддержал ее.
– Что же происходит? – спросил он. – Она очнется?
– Никто не знает ответа на этот вопрос, – сказала врач. – Сейчас она в руках Господа. Единственное, что мы можем, – это ждать.
– Ждать чего? – спросила Грейс. – Почему вы не можете ничего сделать?
– Она очень сильная и здоровая женщина, – ответила врач, – и совершенно невероятно, что она выжила, находясь так долго в подобных условиях. Но травма черепа оказалась серьезной, а воздействие низких температур – слишком продолжительным. – Докторша сделала паузу и бросила взгляд на коллегу. – Теоретически есть шанс, что функции ее организма восстановятся самостоятельно. В медицинской литературе описаны случаи выхода из комы, не поддающиеся рациональному объяснению. Но мы считаем, что надо быть реалистами. – Она понизила голос. – Вероятность ее выздоровления крайне низка, – возможно, ее даже не стоит принимать в расчет.
Несколько секунд все молчали, осмысливая прозвучавшие слова. Чарли ощущал себя так, будто у него земля ушла из‑под ног. Потом врач сказала:
– Если вы хотите немного побыть с ней, сейчас самое подходящее время.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
«Я увольняюсь».
Еще недавно Чарли и в голову не могло прийти, что он когда‑нибудь произнесет эти слова, но сегодня они сорвались с его губ легко, словно сами собой. Он произнес их, стоя на разветвлении аллеи А – асфальтированной подъездной дороги, рассекавшей надвое Уотерсайдское кладбище. Илайхью Суэтт, управляющий кладбищем, не без труда развернул свой «Линкольн‑Континенталь» на неширокой дороге и открыл окно. На просторном переднем сиденье огромной машины он казался еще меньше, чем обычно.
– Ты уверен, что я ничего не могу сделать, чтобы ты изменил свое решение? – спросил Илайхью.
– Уверен.
– Как насчет четырехпроцентной надбавки? Думаю, мне удастся уломать городской совет.
– Дело не в деньгах, – сказал Чарли.
– Как насчет дополнительной недели отпуска? Я уверен, что смогу уломать их и на это.
– Нет, спасибо. Настало время уйти.
Илайхью нахмурился.
– Остается надеяться, что ты все‑таки передумаешь, – сказал он, осторожно снимая перчатку из латекса и протягивая Чарли руку через окно. – В любом случае, если захочешь вернуться, место для тебя всегда найдется.
После крепкого и «незащищенного» рукопожатия Чарли улыбнулся:
– Надеюсь, пройдет еще немало времени, прежде чем меня принесут сюда.
Потом он вскочил в свой мини‑трактор и продолжил объезд территории, иногда останавливаясь, чтобы поправить сбившуюся насадку разбрызгивателя или подстричь куст, потерявший правильную пирамидальную форму. Цветы казались ему более яркими, надписи даже на самых старых памятниках легко читались, и в целом ощущение было такое, что кто‑то включил свет в полутемной комнате.
Была пятница. В этот день недели на кладбище было заведено устанавливать и ремонтировать памятники. Бригада подчиненных Чарли работала по заранее согласованному плану. Всего в Уотерсайде было пятьдесят две тысячи четыреста тридцать четыре надгробных памятника самых разнообразных форм и размеров. Итальянский мрамор. Вермонтский гранит. Буквально миллионы и миллионы долларов, потраченных на камень и воспоминания. Чарли надеялся, что когда‑нибудь его тоже вспомнят. За то, что он был хорошим братом. За то, что нашел Тесс. За то, что сумел чего‑то добиться в жизни.
Он решил отработать последний день на кладбище как положено. Закончив объезд, он заглянул к могильщикам и попрощался с ними. Джо Атеист крепко обнял его и доверительным тоном сообщил, что собирается пересмотреть свое отношение к Богу. «Рогатая жаба», добавил он, всегда к услугам старых друзей, особенно если они собираются совершить романтическую прогулку. Около фонтана Чарли наткнулся на Беллу Хупер – Женщину, Которая Умеет Слушать.
– Все только и говорят о том, что ты сделал, – сообщила она. – Ну, понимаешь, о том, что ты отправился туда и все‑таки нашел Тесс. Никогда не сдавайся. Это замечательно. Ты теперь главный герой в городе.
– Спасибо, Белла, но это было не так уж трудно.
– Ну, об этом мы как‑нибудь еще поговорим, – ответила она многозначительно. – Я всегда в твоем распоряжении. И у меня специальный тариф для друзей и родственников.
Чарли еще раз окинул взглядом свои былые владения и порадовался тому, каким ухоженным и умиротворенным выглядит кладбище. Вернувшись в дом, он побросал свои немногочисленные ценные и просто нужные вещи в большую спортивную сумку, упаковал любимые книги и диски, аккуратно сложил на полках шкафа комплекты кладбищенской униформы, вымыл посуду, вытер ее насухо и выбросил мусор. Мебель и всю обстановку, доставшиеся ему от Барнаби Суитланда, Чарли решил оставить следующему смотрителю. Связку ключей он повесил на крюк у дверного косяка, сложил сумки на крыльце и прикрыл за собой дверь. Загрузив вещи в кузов мини‑трактора, он двинулся на север.
Этот маршрут он мог проехать даже с закрытыми глазами: правый поворот, левый, полукруг по берегу пруда – и вот он уже возле маленького мавзолея на холме, скрытого в тени двух плакучих ив. На полированном мраморе играли искры, а правильно подобранный по пропорциям фронтон с двумя скрещенными бейсбольными битами зрительно увеличивал размеры сооружения. На поперечной балке над входом уже появился лишайник, частично скрывший старую надпись, вырезанную в камне:
СЕНТ‑КЛАУД
Чарли заглушил мотор, вынул из перчаточного ящика большой старомодный ключ и отпер дверь. Там, в полумраке, он сел, прислонившись к маленькому саркофагу и вытянув ноги. Посидев немного, он вложил мяч в бейсбольную перчатку, которую принес с собой. Потом, улыбнувшись голубоглазому ангелу в маленьком витражном окошке, положил ее на гладкую плиту каррарского мрамора. Здесь ей и мячу было самое место.
Солнце садилось, и Чарли понял, что пора уходить. Он запер дверь и постоял немного на вершине холме, глядя вниз на гавань. Господи, как же он будет скучать по Сэму и его озорным проделкам. Вдруг подул свежий ветер, листва на деревьях зашелестела, а несколько багряных дубовых листьев подлетели к нему, покружились в воздухе прямо перед лицом и унеслись прочь.
Сэм был здесь. Чарли знал наверняка. Его брат был повсюду вокруг него – в воздухе, в небе, в закате и в листве. Ежевечерние встречи и мальчишеская игра в мяч остались в памяти навсегда. Но Чарли не мог не поддаться еще одному искушению. В этот последний день на Уотерсайдском кладбище ему нужно навестить еще одно место, не известное больше никому.