ИСТИННЫЙ ВЕТЕР
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Нос «Рогатой жабы» легко скользил над волнами. Чарли стоял на мостике двадцативосьмифутового спортивного катера для рыбной ловли производства фирмы «Альбемарл» и, положив руки на штурвал, выводил судно в сумеречное море. Оба мощных дизельных двигателя работали на максимальных оборотах. Тинк в рубке не без труда сохранял равновесие. Залетающий в иллюминаторы ветер лихо трепал его волосы и бороду. Еще ниже – на кормовой части палубы – дрожал от холода и на глазах трезвел Джо Атеист. По нему было видно, что протрезвление происходит гораздо быстрее, чем ему хотелось бы.
Когда Чарли наконец добрался до ресторана «Бурный прилив» и разыскал Джо, тот восседал на табурете у стойки и сбивчиво рассказывал какую‑то длинную историю, ни к кому в отдельности не обращаясь. Судя по его состоянию, стоявший перед ним стакан с виски «Джим Бим» был как минимум четвертым по счету. Было половина шестого вечера, и в баре собралось много народу: и рабочие, расходившиеся по домам, и рыбаки, вернувшиеся с моря, старались успеть пропустить стаканчик до того, как закончится «счастливый час», объявленный заведением.
– Чарли! – послышался чей‑то возглас.
– Иди сюда, Сент‑Клауд, – позвал другой.
Кто‑то даже схватил его за руку и потащил к столику, где ребята из спортивного клуба как раз приговаривали очередной графинчик. Даже энергично работая локтями, Чарли не без труда удалось освободиться и проложить себе дорогу к барной стойке. Он схватил Джо за плечо и резко развернул вместе с табуретом лицом к себе.
– Сделай доброе дело, – обратился он к Джо.
– Бармен! – проорал Джо. – Еще стаканчик – для моего друга…
|
|
Глаза у него уже налились кровью, речь стала совсем невнятной.
– Мне нужна «Рогатая жаба», – сказал Чарли.
Джо откинулся назад, на стойку бара, и заорал на все помещение, обращаясь к коллегам‑могильщикам, сидевшим в дальнем углу:
– Эй, мужики! Боссу нужна моя…
Чарли схватил его за воротник и как следует встряхнул.
– У меня нет времени на болтовню. Говори, где твой катер. Утром получишь его обратно.
– Ни хрена себе! Сваливаешь куда‑то на всю ночь, а меня даже не приглашаешь!
– Ключи давай. Больше ничего от тебя не требуется. Если что‑то случится, я тебе заплачу, слово даю.
– Нет уж, ты сначала скажи, куда собрался. Я хочу знать.
– Пожалуйста, Джо.
– В таком случае мой ответ – «нет», – сказал тот, гордо скрестив на груди покрытые татуировками руки.
У Чарли в душе все оборвалось. У него не было ни времени, ни других возможностей. Кто еще так запросто мог дать ему на время быстроходный катер? На миг он потерял самообладание и, схватив Джо за воротник, притянул его к себе, почувствовав резкий запах перегара и табака. В зале стало тихо.
– Твою мать, я забираю у тебя катер!
– Мою мать? – злобно прошипел Джо. – Да ты хоть понимаешь, с кем говоришь? Совсем охренел! Запомни: меня на такие штучки не купишь!
В баре все замерли. Чарли и Джо стояли лицом к лицу буквально в нескольких дюймах друг от друга. Потом Джо неожиданно расхохотался:
– Ладно, Сент‑Клауд, пошли отсюда. Уж не знаю, куда ты так торопишься, но в любом случае я с тобой.
Джо с размаху поставил стакан на стойку, сполз с табурета и не слишком уверенной походкой направился к дверям. По дороге к причалу Чарли вытащил из багажника своего «рамблера» непромокаемый плащ, а Джо, порывшись в своем «субару», извлек на свет божий здоровенную – на целую ораву – упаковку чипсов «Доритос» и пинту пива «Олд кроу».
|
|
У пристани они столкнулись с Тинком, который уныло укладывал снасти после целого дня безрезультатных поисков. Все, что ему удалось обнаружить в море – оплавленные полосы фибергласа и обугленные пластиковые сиденья, – откровенно говоря, не обнадеживало, а скорее, наоборот, свидетельствовало о том, что «Керенсия» выгорела вся – от киля до мачты.
– Похоже, ты был прав, – сказал Тинк. – Слишком поздно.
– Нет, я как раз ошибся, – ответил Чарли. – Она там. Она нас ждет.
– Ты что, охренел? Мне сейчас не до шуток! – Судя по выражению лица Тинка, он действительно разозлился всерьез. – Не вздумай меня «парить», Сент‑Клауд. Я сейчас не в том настроении.
– Никаких шуток, Тинк. Думаю, я знаю, где она. Давай с нами. В конце концов, что ты теряешь?
– Разве что душевное здоровье, но о нем беспокоиться уже поздно…
Тинк поднял воротник, прихватил сумку‑холодильник и прыгнул на палубу «Рогатой жабы».
Чарли вел катер прямиком к Глостерскому бакену. «Рогатая жаба» легко держала скорость в двадцать пять узлов, и Чарли прикинул, что если ветер и дальше будет попутным, то, обогнув Кейп‑Энн, они наберут и все тридцать. На такой скорости Чарли рассчитывал добраться до места через час.
А потом что? Чарли знал, что луна убывает, а облака, судя по их форме, скоро затянут все небо, перекрыв свет, исходящий от тонкого полумесяца. Впрочем, сейчас это не казалось ему важным. Он рассчитывал на прожектор и сигнальные фальшфейеры. Он был уверен, что найдет Тесс.
|
|
Справа по борту от них с шумом прошел круизный теплоход, возвращавшийся под вечер в гавань. Компания на верхней палубе танцевала под ритмичную музыку и смеялась. Когда «Рогатая жаба» поравнялась с теплоходом, двое пассажиров перегнулись через борт и подняли бутылки с пивом в молчаливом тосте.
Вскоре катер покинул оживленную прибрежную зону, и Чарли двинул рычаг газа вперед до упора.
– К чему такая спешка? – поинтересовался Джо, не без труда вскарабкавшись по трапу на мостик. – Неужели ты и вправду думаешь найти эту девчонку Кэрролл? – Он икнул. – Если честно, готов поспорить, что на этой неделе мы будем копать ей могилу, – и это в лучшем случае.
Чарли, не сдержавшись, рявкнул:
– Заткнись, пьяная морда!
Он ни за что не взял бы с собой Джо, но, увы, его присутствие на борту было платой за аренду катера, едва ли не самого быстрого во всем порту.
– Слушай, а я ведь сразу и не въехал, – объявил Джо после некоторых размышлений. – У тебя же с этой девчонкой что‑то было, правда?
– Отвяжись, Джо. Пожалуйста.
Чарли покосился на Тинка, сверился с компасом и направил катер по курсу сорок четыре градуса в сторону бакена у мыса Кейп‑Энн. Джо рыгнул, примирительно махнул рукой и что‑то пробурчал себе под нос. Чарли оглянулся и увидел вдали на берегу дымящие трубы Салемской теплоцентрали. Несколько чаек изо всех сил пытались угнаться за несущимся по волнам катером. Чарли со страхом посмотрел на часы.
Не может быть! Уже двадцать минут седьмого! Он обернулся к Тинку:
– Ты можешь ненадолго встать за штурвал?
– Если хочешь.
Тинк шагнул к штурвалу и взял на себя управление. Чарли спустился по трапу на палубу и пошел на корму. Он долго стоял неподвижно, глядя на запад. Вода, небо и суша постепенно сливались воедино в вечерних сумерках. Море, земля и воздух представляли собой почти однородную серую массу. Солнце уже опустилось за линию горизонта.
Чарли почувствовал, что по его лицу текут слезы.
В первый раз за тринадцать лет он не придет вечером к Сэму и не будет играть с ним в мяч. Он представил себе знакомую тайную поляну с бейсбольным сектором и понял, что сегодня на ней не будет ни души. Наверно, младший брат ненадолго появится там, подождет, качаясь на качелях, – и исчезнет. Господи, он надеялся только на то, что Сэм его поймет.
Открывавшаяся перед ним панорама постепенно меняла цветовую гамму – как слайды на экране. Пурпурные сполохи на горизонте смешивались с полосами синего и почти белого цветов. Чарли непроизвольно восхитился красотой этого зрелища. Много лет он видел закат солнца только с лесной поляны, окруженной деревьями. Силуэты тополей и осин вырисовывались на фоне вечернего неба как перекрестье оконных рам, как решетки на тюремном окне. Это были его границы, его рамки, единственно возможная для него перспектива, в которой можно было наблюдать переход дня в ночь.
Теперь перед ним был весь мир, и Чарли восторгался его красотой, несмотря на все свои переживания и боль. Он полной грудью вдыхал соленый морской воздух. Он слушал крики чаек, круживших над катером. Чуть поодаль над самой водой парил буревестник, по другую сторону от катера ныряли в воду крачки. Вот небо в последний раз полыхнуло темно‑синими и серыми полосами и погрузилось во тьму.
Наступила ночь.
– Прощай, Сэм, – прошептал он.
Ветер был холодный, и темнота поглотила слова прощания. Чарли повернулся и стал подниматься обратно на мостик. На небе высыпали звезды, и одно он знал наверняка: Тесс там, она ждет его, и он не бросит ее, не даст утонуть.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Они ворвались в самую сердцевину архипелага Шолс, между островами Сматтиноуз и Стар. Чарли дотянулся до тумблера и включил прожектор. Мощный луч света взрезал темноту, и белое пятно заплясало на волнах. Чарли описал им широкий круг. Летучие рыбы вспыхивали над поверхностью воды.
Началась ночь отчаянных, изнурительных поисков.
Чарли с Тинком по очереди стояли у штурвала и буквально прочесывали океан, высвечивая воду вокруг катера прожектором. Они кричали и звали, пока не охрипли. Часа в три ночи проснулся Джо и, протерев глаза, встал за штурвал. Чарли с Тинком продолжали смотреть. С каждой вспышкой прожектора, с каждой проходящей секундой сердце Чарли колотилось все сильнее. Неужели он все‑таки ошибся? Неужели неверно прочитал послание? Или вообще все это было лишь порождением его горя? «Дай мне знак, Тесс, – мысленно молил он. – Покажи мне путь».
Ответом была тишина.
Рассвет наступил в шесть часов сорок три минуты, небо на востоке посветлело, на нем появились желтые и оранжевые полосы. Но на этот раз наступление нового дня означало для Чарли самое худшее. Он поставил на карту все – и проиграл. Сэма он больше никогда не увидит. Остается лишь работа на кладбище: стрижка газонов да рытье могил. Он потерял все, что у него было, и не обрел взамен ничего, и только самого себя он мог в этом винить.
После ночи, проведенной на вахте, у него разболелась спина. Желудок сводило от голода. Голова просто раскалывалась после долгих часов отчаянных криков в темноте. Что теперь, что делать дальше? Он ждал знака если не от Тесс, то хотя бы от Сэма. Оставалось надеяться, что хотя бы у младшего брата все в порядке.
Затем он услышал, как Джо с недовольным ворчанием поднимается но трапу.
– Извини, – сказал он, – я вроде как отрубился. – Голос был хриплый со сна. – Ну, что‑нибудь есть?
– Ничего.
– Что ж, ты сделал все, что мог, – сказал Джо, уверенно вставая к штурвалу и локтем отодвигая Чарли в сторону. – Я капитан этого катера, и я приказываю ложиться на обратный курс.
– Да ты что, ведь только что светать начало, – запротестовал Чарли. – Мы могли не заметить ее в темноте. – Он обернулся к Тинку. – Как ты считаешь? Где нам еще нужно искать?
Джо перебил его:
– Чарли, пора признать очевидную вещь. Я понимаю, что ты имел причину плыть сюда. Но она погибла.
– Нет! Она жива! – Чарли словно обезумел. В его памяти сразу всплыли нужные примеры, и он ринулся в бой. – Вспомни того рыбака, который девять суток был без сознания в Беринговом море. Помнишь? Его показывали в новостях. Его тогда японское китобойное судно подобрало, и он выжил.
– Было дело, – сказал Джо, разворачивая катер.
– Холодная вода замедляет обмен веществ! – Чарли перешел почти на крик и не узнавал собственного голоса. – Такое явление свойственно всем млекопитающим. Его называют рефлексом погружения. Тело само чувствует, как снизить энергообмен с окружающей средой и какие части тела практически вывести из метаболизма, чтобы сохранить тепло для жизненно важных органов. – Он постарался не ограничиваться одним примером. – А помнишь тех альпинистов на Эвересте несколько лет назад? Они застряли на высоте в двадцать семь тысяч футов, в мертвой зоне. Они заблудились, замерзли и впали в кому. И все‑таки они выжили.
– Ты что, рехнулся? – спросил Джо. – Твоим альпинистам просто повезло, вот и все.
– Это было не просто везение. Это было чудо.
– Сколько раз тебе повторять? Чудес не бывает. Джо резко толкнул вперед рычаг газа, и катер словно с радостью рванулся в сторону родной гавани. Чарли знал, что все кончено. Он молча спустился по трапу на корму, сел на скамейку и обхватил голову руками. Его мысли тонули в реве моторов.
Когда он смотрел на пейзаж позади катера, солнце как раз поднималось над горизонтом, окрашивая небо в самые невообразимые нежные цвета. Становилось теплее, но у Чарли внутри все словно вымерзло. Пальцы у него тряслись, все тело била дрожь, и он сомневался, будет ли ему когда‑нибудь снова тепло.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Сэм стал ветром.
Он несся через Атлантику, срывая барашки волн, и чувствовал себя великолепно. Он освободился, вырвался из промежутка, и размеры новой игровой площадки потрясли его невероятно – перед ним открылась вся Вселенная, с сорока миллиардами галактик и немыслимым количеством измерений, какие не способен объять даже самый могучий разум и не в силах представить даже самое богатое воображение. Смерть наконец принесла ему свободу. Он не был больше связан данной когда‑то клятвой, он перешел на следующий уровень, где мог легко обрести любую форму.
Сэм стал свободным духом.
Впрочем, здесь, на Земле, он должен был сделать еще одно дело. Он закружил вокруг «Рогатой жабы» и стал изо всех сил обдувать корму катера, стараясь привлечь внимание брата, но тщетно. Еще один заход вокруг судна, еще один порыв свежего бриза, еще один хлопок американским флагом на корме – никакого результата. Растрепать Чарли волосы, забраться к нему под куртку – и опять все впустую. Сэм поиграл на струнах тросов, натянутых вдоль бортов катера: послышалась какая‑то странная потусторонняя мелодия, но Чарли не уловил ни единой ноты.
Прошлой ночью, когда Чарли внезапно убежал с кладбища, Сэм чувствовал себя покинутым и преданным. На закате он носился вокруг Рощи Теней в нетерпеливом ожидании. Одиночество охватило его, когда последние пурпурные краски исчезли с небосклона, и тайная площадка для игры погрузилась во тьму. Потом в нем пробудился гнев, когда он понял, что большой брат нарушил клятву и бросил его ради девушки.
Вдруг Сэма осенило: он ведь сейчас находится на грани и готов сделать самый важный, самый решительный шаг. Раньше он никогда об этом не задумывался. Жизнь в промежуточном мире вполне устраивала его и, разумеется, Оскара. Знай себе подглядывай за жителями Марблхеда и играй в мяч на закате. И надо же – именно большой брат подтолкнул его к решительному шагу. «Верь мне», – часто говорил он. И теперь, если уж старший брат был готов рискнуть всем ради одного шага в большой мир, то и Сэму пора было сделать то же самое.
Вот так просто, без фанфар и аплодисментов, без восторженного ангельского хора Сэм взял и переступил черту, перешел на следующий уровень. Переход оказался гораздо легче, чем он предполагал. Никаких усилий от него не потребовалось.
Там, в новом мире, его встретил дедушка вместе с Барнаби Суитландом, бывшим смотрителем Уотерсайдского кладбища, и, конечно, Флорио Ферренте, который крепко обнял вновь прибывшего и стал извиняться за то, что не сумел тогда спасти его. «Но тех, кого любят боги, они забирают молодыми», – сказал он и повторил по‑итальянски: «Muor giovane coluiche al cielo e caro».
С этого момента мир для Сэма стал совершенно другим. Изменился и он сам. Не было больше двенадцатилетнего мальчишки, озабоченного так и не обретенным опытом поцелуев с девчонками и играющего в видеоигры. Как рукой сняло боль, сомнения и страдания по поводу украденной юности. Вместо всего этого он обрел вековую мудрость и все знания и опыт, которых оказался лишен, когда его жизнь оборвалась так рано, так неожиданно и так некстати. Как только Сэм осознал в себе эту мудрость и понял лучше, чем когда‑либо, свои новые перспективы, ему захотелось утешить брата и сделать так, чтобы все у него в жизни было хорошо.
Тогда он вновь сменил обличье, представ на сей раз в виде огромного светящегося облака, несущегося в небе прямо над катером. Если бы Чарли только поднял голову, он непременно бы узнал в рисунке изгибов и выпуклостей облака лицо младшего брата и его вечно непослушные кудри.
Сэм видел, что брат словно утонул в своем горе и ни на что не реагирует. Как же заставить его сменить курс? Как подсказать, чтобы он повернул штурвал и направил катер в нужную сторону? Джо и Тинк? Нет, это уж точно бесполезно: оба они слишком заняты собой и своими мыслями. Джо устроил в своих фантазиях настоящую оргию, представляя, как он когда‑нибудь все‑таки выиграет в лотерею. Тинк тем временем пытался подобрать слова, которые должен будет сказать матери Тесс, вернувшись в Марблхед. Какие все они жалкие душонки! – подумал Сэм.
Но все‑таки нужно как‑то дать Чарли знать о своем присутствии, обратить на себя его внимание. Сэм собрался с силами и вернулся в земной мир в новом, но уже привычном для себя облике.
Северо‑восточный ветер налетел словно ниоткуда, он хлопнул флагом, пропел о чем‑то в снастях и резко полоснул Чарли по глазам. Внезапно он резко сменил направление и подул с юго‑запада, заставив пенные барашки волн бежать в другую сторону. Чайки заволновались и подняли страшный крик. Чарли, погруженный в свои мысли, не обращал ни на что внимания до тех пор, пока вновь сменивший направление ветер не швырнул ему прямо в лицо пригоршню соленой пены.
Протерев глаза, Чарли огляделся и увидел, что море не на шутку разволновалось под порывами все свежевшего ветра. Он вскочил на ноги и поспешно поднялся по трапу на мостик, где Джо не без усилий удерживал катер на выбранном курсе, а Тинк внимательно и обеспокоенно изучал погодные карты.
– Помощь нужна? – деловито осведомился Чарли.
– Еще бы! – ответил Джо. – Порули немного, пока я отолью.
– Вопросов нет.
Чарли крепко взялся за штурвал и сфокусировал взгляд на белых барашках волн и брызгах прямо по курсу. Ему приходилось все время чуть подруливать, чтобы не сбиться с проложенного курса и не дать постоянно меняющемуся ветру отнести катер слишком далеко в сторону. Вскоре он разглядел впереди какое‑то странное серое пятно неправильной формы, неясный маленький силуэт, словно обернутый в пелену тумана, сквозь которую он постепенно проступал. Что это такое? Лодка? Остров?
Внезапно все прояснилось.
Над поверхностью воды возвышался крохотный островок, фактически просто кусок скалы. Чарли проверил по карте. В четырехстах ярдах к юго‑востоку от острова Дак‑Айленд была обозначена скала Минго. В бинокль он разглядел изъеденные эрозией каменные склоны, покрытые снизу водорослями, а сверху птичьим пометом. Волны сильно качали катер, и Чарли не без труда удавалось удерживать в фокусе видневшуюся впереди скалу. На мгновение, буквально на долю секунды, прежде чем катер нырнул в очередной провал между двумя гребнями волн, он заметил (или это ему показалось?) цветное пятно на поверхности камня. Чарли упрямо не отводил бинокль от выбранной точки.
Затем он увидел нечто действительно необыкновенное: оранжевый сполох на сером фоне – тот самый цвет, который на море безошибочно ассоциируется со спасательными средствами. Сердце его неистово заколотилось.
– Смотрите! – крикнул он, протягивая бинокль остальным.
– Не может быть, – произнес Тинк.
– Матерь Божья, Пресвятая Богородица! – воскликнул Джо, уже вернувшийся на мостик.
Чарли двинул рычаг газа вперед, и катер на полной скорости стал пожирать пространство, отделявшее его от скалы. С губ Чарли сорвались всего три слова:
– Только не опоздать…
Завывая мотором, вертолет «Джейхоук» завис над скалой Минго, подняв ветер и тучу брызг. Из вертолета спустился спасатель в альпинистской обвязке. Чарли сидел на мокром ледяном камне, положив голову Тесс себе на колени. Ее лицо он пытался прикрыть от вихря мелких брызг своей курткой. Тесс по‑прежнему была в спасательном костюме, к которому нейлоновым тросом был пристегнут водонепроницаемый алюминиевый контейнер: судя по всему, она воспользовалась им как спасательным кругом и плыла на нем, сколько было сил, – до тех пор, пока не наткнулась на торчащую над поверхностью моря скалу. Каким чудом ей удалось вскарабкаться сюда по мокрому, скользкому, почти отвесному склону, оставалось только, догадываться.
Восторг Чарли по поводу обнаружения Тесс улетучился почти сразу же, как только он понял, в каком она состоянии. Ее кожа была почти синей. Зрачки не реагировали на свет. Здоровенная ссадина и огромная шишка на затылке свидетельствовали о тяжелой травме головы. Пульс у нее не прощупывался.
Значит, все‑таки он опоздал.
Его сердце тревожно сжималось, когда он наблюдал, как спасатель распаковывает сумку с набором аппаратуры и инструментов для оказания неотложной помощи. Этот парень действовал сноровисто и умело, не теряя ни секунды на лишние вопросы и разговоры. На окружающем фоне серой ледяной воды и черного камня Чарли не мог не заметить его ярких голубых глаз и розовых щек. Он знал ребят этого типа. Когда‑то он учился вместе с такими на парамедика. Таких называли «эрделями» – элитной породой. Чарли всегда мечтал стать одним из них – спасать людей, не обращая внимания на опасность.
– У нее гипотермия, – сказал Чарли. – Я уже двадцать минут делаю ей искусственное дыхание.
– Отлично, – кивнул спасатель. – Мы ее забираем.
Быстро, но мягко и осторожно он стал освобождать Тесс от страховочного троса. Чарли в очередной раз восхитился профессионализмом этого человека. Любое резкое движение, любой рывок руки или ноги у пациента с переохлаждением мог спровоцировать прилив холодной венозной крови от конечностей к сердцу и в результате его мгновенную остановку.
Затем спасатель сообщил по рации пилоту вертолета, что готов, и с вертолета, словно с неба, спустились на тросах носилки.
– Куда вы ее повезете? – спросил Чарли, молясь в душе, чтобы ему назвали больницу, а не морг.
– В Норт‑Шорскую больницу скорой помощи. Там лучшее во всей округе отделение реанимации после переохлаждения.
Чарли смотрел, как спасатель фиксирует Тесс на носилках, сам пристегивается к общей страховке и подает сигнал оператору лебедки. Они стали подниматься со скалы. Чарли не отрываясь смотрел, как вращающийся ротор подтягивает носилки и как они в конце концов скрываются в чреве вертолета. «Джейхоук» чуть подался вперед, сделал вираж и стал набирать высоту, уходя на запад.
Волны все бились о скалу, и соленые брызги щипали Чарли глаза. Он смотрел, как оранжево‑белый вертолет исчезает вдали, и слезы застилали ему взгляд. Он остался один на скале, вздымавшейся из вод Атлантики, но теперь у него была надежда. Чарли сжал замерзшие руки, закрыл глаза и стал молиться.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Чарли сразу же возненавидел приемный покой реанимационного отделения. Нет, раздражали его вовсе не больные, усталые, измученные ожиданием люди, сидевшие вокруг. Чарли чувствовал себя здесь неуютно не из‑за того, что видел перед собой, а из‑за того, что чувствовал. Его сверхъестественный дар прежде никогда не проявлял себя за воротами кладбища, но он знал, что здесь, в больнице, полно духов; они кружили около своих семей или же прогуливались по длинным коридорам. В стране живых отделение скорой помощи было пересадочной станцией, земным эквивалентом промежуточного мира.
Неужели дух Тесс уже здесь? – подумал Чарли, садясь на жесткий пластмассовый стул и прислушиваясь к бульканью в стоявшем напротив аквариуме. Может быть, он витает в освещенной холодным флюоресцентным светом комнате ожидания? Чарли закрыл глаза, чтобы не видеть ничего вокруг, но мысли его от этого спокойнее не стали. Два часа кряду он гнал катер на полной скорости к ближайшему от больницы причалу, отчаянно стремясь оказаться рядом с Тесс и выяснить, каково ее состояние. Но пока никаких новостей не было. Врачи еще не выходили из блока интенсивной терапии, и даже старые знакомые Чарли – медицинские сестры, работавшие в больнице, – ничего не знали. Тинк сидел в другом углу комнаты. Его большие пальцы терзали крохотный мобильник. Он звонил чуть ли не всем жителям Марблхеда, имеющим телефоны, чтобы сообщить, что Тесс жива и находится в больнице.
Чарли пытался успокоиться, но все было бесполезно: его мысли то и дело возвращались к так называемому «правилу трех», известному всем спасателям. Чарли узнал о нем, когда учился на парамедика. В критической ситуации человек может прожить три минуты без кислорода, три часа без тепла, три дня без воды, три недели без пищи. Теоретически у Тесс был шанс.
Чарли также прекрасно знал, что при переохлаждении люди зачастую выглядят как покойники. Он перебрал в памяти все основные симптомы: замедленное сердцебиение, отсутствие рефлекторной реакции на внешние раздражители, пульс не прощупывается, зрачки не реагируют на свет. Медики называли такое состояние гибернацией, физиологическим зависанием между жизнью и смертью. Вот почему врачи скорой помощи в подобных случаях не прекращали реанимацию больного до тех пор, пока им не удавалось согреть до нормальной температуры его тело, сердце и легкие. Пока ты холодный и мертвый, тебя еще можно оживить, но когда ты теплый и мертвый, дело гораздо хуже, любили говорить они.
Возможно, Тесс все еще находилась в этом промежуточном состоянии и могла быть возвращена к жизни, подобно тому как Флорио когда‑то удалось оживить Чарли в машине «скорой помощи». Первым шагом была принудительная подача в легкие кислорода, нагретого до ста семи градусов по Фаренгейту. Это наверняка начали делать еще в спасательном вертолете Береговой охраны. Подогретый воздух мог стабилизировать температуру сердца, легких и мозга. Наверняка Тесс также обложили специальными термоодеялами – голову, шею, бока и промежность. Таким образом восстанавливалась нормальная температура наружных покровов тела. Затем следовало ввести в вену теплый физраствор, чтобы избежать последствий обезвоживания.
Уже здесь, в больнице, врачи должны были начать сложный и тонкий процесс восстановления нормальной температуры тела, учитывая опасность повреждения клеток различных органов. Они вводили солевой раствор ей в желудок, мочевой пузырь и даже в легкие или же использовали аппарат «искусственное сердце – легкие», который удалял кровь из тела, согревал ее и снова закачивал в сосуды.
Но почему никто из персонала так долго не выходит из палаты интенсивной терапии? Может, это не просто гипотермия? Может быть, она получила более тяжелые повреждения? На какое‑то время мрачные размышления Чарли были прерваны появлением в дверях приемного покоя весьма впечатляющего персонажа: сюда даже не вошел, а ввалился грязный, дурно пахнущий бомж. Его рубашка была вся в крови. Чарли решил, что это огнестрельное или ножевое ранение.
Затем вращающаяся дверь повернулась еще раз, и Чарли увидел, как вошла мать Тесс. Он сразу же узнал ее – настолько похожи они были с дочерью овалом лица и формой носа. Чарли вскочил.
– Миссис Кэрролл, – сказал он, – простите меня, что я не смог найти Тесс быстрее.
Женщина покачала головой.
– Благослови тебя Бог, что ты вообще нашел ее, – сказала она, касаясь его руки. – Пожалуйста, зови меня Грейс.
– А я Чарли, – ответил он, – Чарли Сент‑Клауд.
– Сент‑Клауд. Как ангел с небес, – проговорила она.
Тинк подошел к ним и приобнял Грейс своей могучей ручищей.
– Врачи что‑нибудь сказали вам о состоянии Тесс? – спросил Чарли.
– Нет, я приехала сюда через десять минут после того, как приземлился вертолет, а спасатели Береговой охраны ничего мне не сказали. – Она посмотрела прямо в глаза Чарли. – Как она выглядела, когда ты нашел ее? Она была ранена? Она что‑нибудь говорила?
В этот момент Чарли понял, что Грейс еще не представляет себе всей тяжести ситуации. Мысленно он вдруг перенесся туда, на скалу Минго, где Тесс лежала у него на руках. Он вспомнил, как снова и снова звал ее по имени, как пытался привести ее в чувство. Он говорил ей, как все ждут ее в Марблхеде, как надеются, что она вернется домой. Но она его не слышала. Она была неживая. За все время у нее ни разу не затрепетали ресницы, не дрогнули губы, не шевельнулись пальцы.
– Наверно, Тесси и сейчас рассказывает о том, как на этой неделе отправится в кругосветное плавание, – сказала Грейс с вымученной улыбкой.
Прежде чем Чарли смог ответить, двери в отделение реанимации открылись, и оттуда вышла медсестра. Это была Соня Банерджи, его старая подруга: когда‑то они вместе играли в школьном ансамбле. На Соне была светло‑голубая сестринская униформа, черные волосы завязаны в длинный хвост.
– Миссис Кэрролл? – спросила она. – Пожалуйста, пойдемте со мной. Врачи хотят поговорить с вами.
– Да‑да, конечно, – сказала Грейс.
У Чарли, однако, все внутри оборвалось. Желудок свело судорогой. За годы учебы на парамедика он научился языку тайных знаков, принятому в среде реаниматологов. Всегда, практически без исключений, доктора сами выходили к родственникам с хорошими новостями, но просили медсестер привести семью, если дела были плохи. Кроме того, членов семьи обычно приглашали повидать родственника прямо в палате, если все шло хорошо. За закрытыми дверями доктора встречали родных, только чтобы сообщить плохие новости.