— Хочешь посмотреть на коров? — спрашивает Кэмдин, показывая пальцем себе за спину, в то время как один козленок облизывает ее лицо и пытается залезть ей на спину.
Мимимишность этой картины просто зашкаливает, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, куда показала Кэмдин. И вот я вижу тот самый сарай. Он в четыре раза больше барака.
— Я бы хотела посмотреть на коров. Там есть маленькие телята?
— Ага. — Кэмдин прямо светится, её щеки порозовели, а на лице самая широкая улыбка, которую я когда-либо видела. — Мы кормим их из бутылочки.
Девочки ведут меня в сарай, козлята идут следом.
— Всегда закрывай ворота, — предупреждает меня Кэмдин, используя всю свою силу, чтобы закрыть дверь, как только мы заходим внутрь. — Папочка говорит, что если дверь закрыта, то пусть и будет закрытой. Если она открыта, закрой её.
— Поняла. — Улыбаюсь, думая о том, как эти девочки растут, сохраняя в памяти воспоминания о деревне и фермерской жизни, в то время как я росла, делая покупки в Беверли-Хиллз, и проколола себе пупок в одиннадцать неполных лет. Чувствую запах плесени, шерсти животных, дерьма и другие резкие старые запахи металла и разного оборудования, как в мастерской.
Девочки показывают мне маленьких телят, в которых я тоже влюбляюсь. Кэмдин наливает в бутылочку что-то вроде молочной смеси, и я в шоке, что в пять лет она может делать все это сама. Она протягивает мне бутылочку с соской на конце.
— Вот. Попробуй. — А потом Кэмдин указывает на коричневого пушистого теленка у моих ног. — Покорми Медведя.
Медведь… нетерпелив и начинает бегать за мной. Так что я тоже бегу.
— Почему он преследует меня? — кричу девочкам, которые не могут перестать смеяться.
— Потому что ты держишь в руках его еду, — говорит Кэмдин, хихикая в свои ладошки.
Теленок меня догоняет, и я отдаю ему еду.
Кэмдин расплывается в улыбке.
— Пошли. Покажу тебе Лулу.
Я вся в грязи, сене и соломе, но следую за Кэмдин, не уверена, хочу ли увидеть лошадь в этот момент.
Стойла для лошадей расположены по бокам здания, а сено сложено высоко на чердаке над потолочными балками, где, как мне кажется, тусуются летучие мыши.
— Лулу тут. Иди, посмотри. — Кэмдин тащит меня за руку, а Сев в это время бежит по сараю, её ноги, обутые в сапоги, шаркают по деревянному полу.
Слышны звуки животных, их головы нависают над дверями, а сквозь окна пробивается солнечный свет. Кэмдин торопится к одному определенному стойлу и показывает мне красивую лошадь, завернутую во что-то похожее на одеяло. Она дымчатого серо-коричневого цвета с черной гривой и ей не терпится увидеть Кэмдин.
Как только Лулу замечает Кэмдин, то начинает поднимать и опускать свою голову и практически пытается перескочить через дверь стойла.
— Лулу! — кричит Кэмдин, бросаясь вперед.
Рядом со мной Сев дергает меня за руку.
— Тебе нЛавятся пауки?
Мои глаза невольно расширяются от удивления.
— Нет. Я ненавижу их. Почему ты спрашиваешь?
— На твоем пальто паук.
Я пугаюсь до усрачки и практически бегу к выходу из сарая. Происходят три вещи. Я сбиваю Сев с ног, из-за чего чувствую себя отстойно. Приземляюсь рядом с теленком по имени Поппи, который решает, что я выгляжу аппетитно, и начинает меня лизать. Затем Поппи решает, что на мне будет удобно сидеть, и падает на меня всем своим весом. Прямо ко мне на колени. Позвольте мне рассказать вам, что Поппи намного тяжелее, чем кажется. И третью вещь, я бы не хотела обсуждать, но если вы все-таки хотите знать… когда я запаниковала, то приземлилась прямо на большую старую вонючую кучу дерьма Поппи.
Кэмдин и Сев хихикают на весь сарай.
— Ты сидишь в какашках!
Я унижена и меня подташнивает, потому что не знаю, куда делся тот паук, но я тоже смеюсь с девочками. И это довольно забавно, когда вы подумаете об этом. Первая экскурсия городской девушки в сарай, и она падает в дерьмо.
Это было уместно.
ГЛАВА 17
Заклинание
Девочки хотят мамочку на Рождество. Я плачу.
КЕЙСИ
Когда мы возвращаемся домой, я хочу скрыть следы нашего несчастного случая с теленком. Хорошо, что девочки чистые. Никто не узнает, что произошло. Если только девочки не расскажут. А они, наверное, так и сделают. Это слишком смешно, чтобы об этом молчать.
— Мне очень жаль, что такое случилось с твоей рубашкой. Вот, можешь надеть это. — Кэмдин сует мне одну из футболок Бэррона. — Папочка не будет против.
Я беру у Кэмдин футболку и хочу поднести ее к носу, глубоко вдохнуть запах Бэррона, но сдерживаюсь.
— Спасибо. Как думаешь, твой папа не будет возражать, если я постираю свою одежду? — Я не могу пойти в мастерскую, чтобы забрать свои сумки. Мне придется подождать Бэррона. Но я могу постирать свою одежду, которая есть у меня здесь, верно?
Пожалуйста, скажите верно, потому что моя одежда в коровьем дерьме и пахнет отвратительно.
Кэмдин ведет меня в помещение, которое напоминает амбар. Оно красиво обшито окрашенными досками и рейками в деревенском стиле, а полы изготовлены из черного сланца. Сапоги, седла, поводья, куртки — все, что вы можете себе только представить в доме владельца ранчо, находится вдоль стен. Тут пахнет кожей и мужчиной. Кэмдин указывает на большую стиралку и сушилку возле стены.
— Положи свою одежду туда.
Я никогда не стирала свои вещи. Я даже не знаю, как включается стиральная машина. Каждую пятницу я относила свое белье в прачечную «У Лу», а утром по субботам забирала. Подавляю чувство тревоги, подступающее к горлу.
— Ты знаешь, как пользоваться стиральной машиной?
Кэмдин смотрит на меня так, будто я сошла с ума. Она положила руку на талию.
— А ты не знаешь?
— Я никогда не стирала, — признаюсь я, подготовившись к допросу пятилетнего ребенка о моей жизни.
— О, я покажу тебе. — Малышка пододвигает табуретку к машинке и хватает моющее средство. — Тебе нужно раздеться.
— Верно. — Кэмдин закрывает глаза, как будто ей приходилось делать это раньше, и я борюсь с желанием спросить об этом. Осторожно стягиваю рубашку, измазанные дерьмом джинсы, и остаюсь в лифчике и нижнем белье. Быстро надеваю футболку Бэррона, которая доходит почти до моих колен. — Значит, я кладу одежду в стиральную машину?
— Ага. — Высыпав туда хорошее количество стирального порошка, Кэмдин закрывает крышку. Честно говоря, я задаюсь вопросом «А не слишком ли много моющего средства?», но Кэмдин, вероятно, знает лучше, чем я. Она нажимает кнопку на передней панели, машинка загорается и пикает. — Все, теперь твоя одежда стирается.
— Прекрасно.
Кэмдин слазит с табуретки и смотрит на меня.
— Я голодна.
— Тогда давай поищем немного еды.
В конечном итоге мы находим замороженные буррито, которые ест Кэмдин, но Сев не хочет даже и прикасаться к ним.
— Вы помните то, что случилось с Поппи? — нервно спрашиваю у девочек, пытаясь заблокировать воспоминание о том, как я упала в коровье дерьмо.
Девочки улыбаются и кивают.
— Давайте не будем говорить об этом вашему папе.
Они хихикают, но знаете, ни черта мне не обещают. У меня такое чувство, что это первое, что они расскажут Бэррону, когда он вернется домой.
Когда солнце начинает склоняться к горизонту, а небо полно розовых, пурпурных и оранжевых оттенков, которые отражаются на морозной снежной земле, я ставлю наши тарелки в раковину и мою их. Я думаю о Бэрроне. Это не первый раз, когда вспоминаю о нем сегодня. Я одета в его футболку, но впервые у меня в груди такое ноющее чувство, что жизнь с Бэрроном может быть прекрасной. Я составляю в голове план, которого на самом деле не существует. Что-то вроде того, когда я думала, что Прекрасный Принц спасет меня. Только оказалось, что он пошел налево и трахнул мою маму.
Смотрю на закат, и мне кажется, что этот план действительно может сработать. Я представляю каждую деталь так четко и легко. Я могу остаться, и это может быть моя жизнь, правда? Это может быть хихиканье моих детей, которых слышно по всему дому. И Бэррон может быть моим мужем, который работает на ранчо, и скоро вернется домой в куртке Carhartt, чтобы заявить на меня свои права, и его щетина будет щекотать мою нежную шею. Я могла бы быть беременна его ребенком и жить на юге, как всегда мечтала.
Но ничего из этого не случится, потому что это всего лишь мечта. Этого никогда не произойдет, когда Бэррон узнает, что я знакома с Тарой.
Ко мне подходит Сев, и дает мне ложку, кастрюлю и что-то похожее на молочный зуб. Я не уверена, что это именно, но выглядит жутко.
— Включи эту штуку, — требует Сев, показывая на плиту.
Выгибаю бровь и поворачиваюсь к ней лицом.
— Зачем? — осмеливаюсь спросить.
— Я буду делать маму.
— Кого?
— Маму, — невозмутимо отвечает Сев, все еще глядя на меня своим пристальным взглядом. Затем малышка лязгает ложкой о кастрюлю. — Мне нужно молоко и голубые блестки.
— Зачем тебе голубые блестки?
— Мамины глаза долЗны быть голубыми, как и мои.
Я расплываюсь в улыбке.
— А какого цвета у нее будут волосы? — Прошу, не говори «белокурые», как у твоей мамы.
Сев разглядывает мои волосы, а затем тянется к ним. Я не уверена, что она собирается делать, хочет вырвать мой волосок или что.
— Вот этот цвет.
— Золотисто-каштановый?
Сев кивает. Мое сердце тает.
— Ты хочешь, чтобы твоя мама была похожа на меня?
Еще один кивок. И на её лице появляется широкая улыбка.
Обнимаю малышку одной рукой.
— Что ж, посмотрим, что мы можем сделать.
У плиты я замечаю, что Сев все еще чешется, а крапивница, которая была у нее на щеке, теперь появилась и на веках.
— Твои пятна все еще чешутся?
— Нет. — Только она их чешет и явно раздражена тем, что это чувство не проходит.
— Зачем ты делаешь маму? — спрашиваю я, наливая молоко, а Кэмдин передает мне голубые блестки.
Кэмдин смотрит на меня, не отводя глаз.
— Мы хотим мамочку на Рождество.
И мое сердце просто разрывается на части.
— Мы попросили маму у Санты, — продолжает Кэмдин. — Надеюсь, он приведет ее к нам.
— Почему вы так сильно хотите маму? — Чувствую себя идиоткой, когда задаю этот вопрос.
— У нас её нет. — Кэмдин пожимает плечами. — А у тебя есть мама?
Боль пронзает мою грудь.
— Да, но она не очень хорошая.
— Почему? — спрашивает Сев, продолжая чесаться. Теперь она задрала футболку, и чешет свой живот.
Моя мать трахнула моего парня, но я этого не говорю.
— Иногда мамы не такие хорошие, как хотелось бы.
Сев пристально смотрит на кастрюлю с молоком и голубыми блестками.
— Наша мамочка будет кЛасивой.
Я таращусь на кастрюлю.
— Конечно. Что нам дальше делать?
Сев глубоко вздыхает и размахивает рукой, держа ложку над кастрюлей.
— ГоЛшочек ваЛи, мамочку нам подари!
Мне нравится, что Сев говорит «горшочек вари» вместо выдуманных слов, типа абракадабра.
— Я не думаю, что это сработает. — Кэмдин слезает со стула, который она сама ранее пододвинула к плите. — Можно мне горячего шоколада?
— Конечно.
Девочки показывают мне, где хранится горячий шоколад, и пока они наслаждаются вкусным напитком, я замечаю, что Бэррон подъезжает к дому на своем грузовике. Мое сердце трепещет в груди и не может вернуть свой ровный ритм. Дерьмо. Я все еще одета в его футболку. Я совсем забыла о своей одежде в стиральной машине.
Через несколько минут Бэррон входит в дом, топает ногами по коврику, стряхивая снег с ботинок, на его щеках румянец, джинсы промокли, и он похож на Ноя из фильма «Дневник памяти», когда главные герои попали под дождь. Бум. Заявляю официально. Я влюбилась в Техас.
Бэррон улыбается мне, снимает свою вязаную шапочку и кладет ее на кухонный стол. Его взгляд медленно скользит по моим голым ногам. Что ж, тайное рано или поздно становится явным.
— Ну, я постирала свою одежду. Надеюсь, ты не против. Я могу снять твою футболку, если это тебя беспокоит. — Тянусь к подолу, даже не осознавая, что стою в одной комнате с его детьми, которые, скорее всего, еще не видели голой женщины, и, алё, я начинаю раздеваться перед мужчиной и двумя его маленькими детьми.
Я что так сильно ударилась головой во время аварии? У меня повреждение головного мозга? Кто делает такое дерьмо?
— Тебе не надо отдавать мне футбоолку прямо сейчас, — говорит Бэррон, широко раскрыв глаза от шока и кивая головой в сторону своих детей, которые сидят на диване и бездумно попивают горячий шоколад.
— Хорошо. — Опускаю руки. — Ну… — И затем я делаю, вполне возможно, самую неловкую вещь, которую я когда-либо совершала в своей жизни. Я давлюсь своей собственной слюной. Я не говорю сейчас о том, что мне нужно прочистить горло или тихонько покашлять. Я имею в виду удушье, а затем кашель, плевание, красное лицо, я в панике, что не могу дышать. Я испытала такое удушье, после которого необходимо минимум пять минут, чтобы прийти в себя, и даже после этого у вас горло болит до конца дня, и не в хорошем смысле, если вы понимаете, о чем я говорю.
В любом случае, это произошло.
После того, как я прихожу в себя, одержимо прочищая горло в течение добрых двух минут, совсем не так, как подобает леди, то понимаю, что Бэррон уставился на меня ошеломленным взглядом, будто не уверен, нужен ли мне прием Геймлиха или рот в рот. Честно говоря, если бы он хоть как-то прикоснулся ко мне, мне бы это понравилось. Его лицо бледнеет.
— Ты в порядке?
— Боже правый. — Прижимаю руку к груди. — Я думаю, что мое легкое застряло в горле на секунду.
Бэррон пялится на меня, как будто не может поверить, что оставил эту сумасшедшую со своими детьми на целый день. И я не могу его ни в чем винить.
— Что случилось с твоей одеждой? — спрашивает Бэррон, но на его лице появляется самодовольная улыбка, и мне кажется, что он знает ответ, но ничего не говорит.
— Мы ходили в сарай. — И я останавливаюсь на этом, потому что то, как я упала в коровье дерьмо — это не та история, которую мне хочется рассказать этому парню. Это примерно так же неловко, как врезаться в стену его мастерской на своей машине или носиться по дому в его одежде, будто я играю в семью, как в каком-то фильме студии Холмарк (прим. пер.: Hallmark — киностудия, которая специализируется на романтических фильмах), притворяясь кем-то, кем я на самом деле не являюсь.
Бэррон подходит ближе, его теплое дыхание касается моего лица, а затем он переводит свой взгляд через мое плечо на детей, которые все еще увлечены тем, что показывают по телевизору.
— Открою тебе маленький секрет, — шепчет он, и от его выраженного южного акцента у меня бегут мурашки по всему телу.
— Какой?
— В сарае есть камеры.
Опускаю голову от смущения.
— Я так и знала.
— Папочка! — кричат девочки, когда замечают своего папу.
— Мы делали мамочку, — произносит Сев, при этом трется всем телом о ковер перед камином.
Глаза Бэррона устремляются на меня.
— Что?
— Они сварили зелье, — говорю я, указывая на кастрюлю на плите.
Бэррон мельком заглядывает в кастрюлю, а затем смотрит на меня с веселым блеском в глазах.
— Похоже, у вас был насыщенный день.
— И Кейси упала в какашки Поппи! — Сев сдает меня, продолжая чесать свои руки.
Бэррон тихонько смеется и ставит свой термос на кухонную столешницу.
— А я думал, чем здесь пахнет.
— Я не воняю. — Хватаю Сев и ставлю ее перед Бэрроном. — У нее была крапивница, когда я увидела ее сегодня утром.
Бэррон протягивает руки, и Сев подходит к нему.
— Ты чешешься, малышка?
Сев качает головой, все еще продолжая чесаться.
— Нет.
Он нежно прижимает свои губы к ее лбу, и убирает ее белокурые кудри с лица. Сдерживаюсь, чтобы не обмахивать себя руками. Кто знал, что наблюдать за мужчиной, который ведет себя как хороший папа, может быть так сексуально. Бэррон открывает шкаф и достает лекарство, похожее на Бенадрил (прим. пер.: Бенадрил — препарат от аллергии).
Я помогаю Бэррону, снимаю мерный стаканчик с крышки, чтобы он мог и дальше держать Сев на руках.
— Это вообще нормально? Кэмдин говорила, что такое иногда случается.
— У Сев чувствительная кожа. Причина может быть в холодной погоде. — Он сажает малышку на столешницу, где она продолжает чесать живот и лицо. Когда Бэррон дает Сев лекарство, она пристально смотрит на своего папу. — Или она чем-то заболела.
— Я не больна! — кричит Сев, соскальзывая со столешницы на пол. Она засовывает свою руку в штаны и уходит, почесывая своего кролика.
Бэррон ухмыляется.
— Сев такая маленькая леди. — Его темные глаза находят мои, такую теплоту я не видела в мужском взгляде уже давно, если видела вообще когда-либо. Он опускает глаза ниже, долго разглядывая мое тело, а затем наши взгляды снова встречаются, и я замечаю в его глазах искреннюю нежность. — Спасибо, что присмотрела за девочками.
— Это был самый лучший день за долгое время. — Именно в этот момент я хочу рассказать ему, кого знаю. Но не могу подобрать слова, ведь именно они предопределяют срок моего существования в их жизни.
ГЛАВА 18
Заявляю официально: я попаду в ад
Но, по крайней мере, там красивый вид
БЭРРОН
— Итак, кто выиграл пари?
— Девочки еще живы. Так что, думаю, я выиграла, — говорит Кейси с дерзкой интонацией, которую я считаю невероятно сексуальной. Возможно, причина в том, что Кейси сейчас полуголая и одета в мою футболку, или потому что поддерживает эту сумасшедшую, но безумно горячую идею.
— Или ничья.
Кейси делает шаг вперед.
— Каков будет твой финальный вердикт?
Делаю вдох и перевожу взгляд на девочек, а затем снова на Кейси, хватаю её за мою футболку, ведь она сейчас на ней, и тяну ее поближе к себе.
— Вся твоя одежда будет позже в моей спальни на полу, — шепчу я, мечтая трахнуть Кейси на кухонном столе. На самом деле, буду рад сделать это где угодно. В этом вопросе я не придирчив.
В ее глазах пылает огонь и желание, но есть также что-то другое. Она сомневается по причинам, которыми не делится со мной.
— Если мы собираемся вскоре раздеться, ты не возражаешь, если я приму душ?
Только если смогу смотреть. Но я этого не говорю.
— Нет.
— Нет, ты не против, или нет, я не могу принять душ?
Киваю и достаю из холодильника пиво.
— Я не против.
— Прекрасно.
— Можешь воспользоваться моей ванной. — Указываю на свою комнату в конце коридора. — Полотенца лежат под раковиной.
Кейси замолкает, упираясь руками на кухонный стол, который разделяет нас, как и прошлой ночью. Я так сильно хочу поцеловать ее снова, но не могу. Дети в комнате. Кейси улыбается.
— Спасибо. — Она делает шаг назад и поворачивается, чтобы уйти в ванную, но затем останавливается и щелкает пальцами. — Ой, я забыла про свою одежду.
— Я сам положу её в сушилку. А пока оставайся в моей футболке. Она хорошо выглядит на тебе.
Кейси упирает руку в бедро.
— Мне нужны штаны.
Подношу пиво к губам, самодовольно улыбаясь.
— Правда?
— Да, — шепчет она.
— У меня есть пара спортивных штанов в комоде. Я положу их для тебя на кровать.
— Мне нравятся спортивные штаны. Я могла бы оставить их себе, — дразнит она, уходя. Моя футболка так классно смотрится на Кейси, а её походка такая сексуальная, что мне п*здец. Полный п*здец.
Вздыхая, жду, когда Кейси зайдет в мою комнату, а затем проверяю её вещи. Явно видно, что Кэмдин помогала Кейси, потому что в стиральной машинке слишком много пены. Снова запускаю цикл полоскания и возвращаюсь на кухню, где Сев пялится на меня с надутыми щеками.
— Что у тебя во рту?
— НиЦего, — бубнит она с набитым ртом.
— Выплюнь.
Сев качает головой, будто там ничего нет.
— Если у тебя внезапно не выросла опухоль во рту, у тебя там что-то есть. А теперь выплевывай.
— Нет.
— Я считаю до трех, и если ты не выплюнешь, я выкину Вейдера на улицу.
Глаза Сева широко распахиваются от удивления, как будто она не может поверить, что я способен на такое. Но вы знаете, что? Она выплевывает все мне в руку.
— Зачем ты засунула в рот свисток и гигиеническую помаду?
Сев пожимает плечами.
— Я не знаю.
— Не пихай себе в рот всякое дерьмо. Последнее, что мне сейчас нужно, это ехать в отделение неотложной помощи с ребенком, который задыхается от свистка. Ты будешь свистеть задницей.
В ответ Сев снова лишь пожимает плечами.
— Уже пора купить елку?
— Скоро. Я пойду проверю Кейси. — Вы можете понять по моему внезапному рвению, что я слишком взволнован? Да ладно. Вы знали, что я собирался посмотреть, как там Кейси. Это просто знак вежливости, верно?
Захожу в свою комнату и закрываю дверь, прекрасно понимая, что мои дети вляпаются в какое-то дерьмо, чего они делать не должны, как только я закрою за собой дверь. Но некоторые вещи стоят риска. Обнаженная и мокрая Кейси — одна из них. В моей комнате клубится пар, и дверь в ванную немного приоткрыта. С трудом сглатываю, мое сердце начинает биться быстрее. О чем, черт возьми, я думаю, но почему же тогда она оставила дверь приоткрытой? Я не виноват, если увижу, что там происходит.
Имею в виду, это же моя ванная.
Я сказал Кейси, что она может ею воспользоваться, но, тем не менее, вы понимаете ход моих мыслей? Или я отвратителен?
Вы правы. Я не должен подглядывать.
Но, черт возьми, это так заманчиво.
Будь джентльменом. Будь гребаным джентльменом!
Кладу спортивные штаны на кровать и выхожу из комнаты. Видимо, я решил быть джентльменом, потому что очень разочарован в себе из-за того, что так и не заглянул украдкой в ванную.
Но, эй, еще не вечер, верно?
Останавливаюсь возле двери и стою. Один быстрый взгляд не навредит.
Крадусь назад в комнату, закрываю за собой дверь, а затем запираю её на замок и пробегаю рукой по волосам. Пока борюсь с собой и выдумываю причину, которая позволит мне пойти в ванную и спросить, не нужно ли ей что-нибудь, слышу, как Кейси выключает душ.
Дерьмо. Я думаю еще несколько секунд, а затем оборачиваюсь и вижу, что Кейси стоит в дверном проеме, белое полотенце обернуто вокруг ее стройного тела. Ее глаза расширились от удивления, будто она не ожидала увидеть меня в комнате.
Я указываю на кровать.
— Спортивные штаны. — Будто это объясняет мое появление здесь.
На самом деле все не так, но, похоже, Кейси это не беспокоит, потому что, представляете, она роняет чертово полотенце.
— Как мы и договаривались, моя одежда на полу в твоей спальне.
— Формально, на полу полотенце, но я не буду придираться к деталям пари. — Блуждаю глазами по ее длинному стройному телу, и у меня перехватывает дыхание. Я не был готов увидеть ее полностью обнаженной. Я надеялся на это, но не готовился, и уж точно не собираюсь упускать такую возможность. Преодолеваю расстояние, которое разделяло нас, и толкаю Кейси обратно в ванную, к умывальнику.
Хихиканье срывается с ее губ в ту же секунду, когда мои губы приближаются к ее.
— А ты нетерпеливый?
— Ты даже не представляешь насколько, — выдыхаю ей в рот. Поднимаю Кейси и сажу ее на шкафчик, а затем двигаю ее попку к самому краю, чтобы она могла очень хорошо видеть, какие части меня нетерпеливы.
Кейси кладет свои руки мне на плечи, а затем хватается за мою фланелевую рубашку и обвивает ногами мою талию. Я наклоняю голову и впиваюсь в ее губы, сосу, кусаю чертовски отчаянно. Я думал об этом с той ночи, когда мы впервые встретились.
Она трется о мой член, извивается всем телом, нуждаясь в нашем телесном контакте так же, как и я. Ее жар обжигает меня, и мой член подпрыгивает от её прикосновений.
В следующее мгновение мы взрываемся и безумно целуемся, тремся, извиваемся, тяжело дыша. Шире расставляю ноги Кейси, мой язык скользит в её рот, царапаю её зубами, смутно осознавая тот факт, что мои дети находятся в соседней комнате без присмотра, а я страстно желаю девушку, которую даже не знаю.
Кейси прерывает поцелуй и запрокидывает голову, предоставляя мне доступ к своей шее.
— Боже, а ты хорошо целуешься.
С моих губ слетает ворчание, и это мое единственное признание ее оценки моих способностей. Я даже еще не исследовал остальную часть ее обнаженного тела, но все, о чем я могу думать, это то, что хочу поскорей проникнуть внутрь ее теплой, влажной киски.
— Моя кровать? — Держу руки на заднице Кейси, прижимая ее к себе.
Кейси стонет мне в рот, и я поднимаю ее, направляясь в свою комнату. Врезаюсь в дверь, в стену, а потом слышу.
— Папочка? — Голоса девочек становятся громче, когда они подходят к двери моей спальни. — Папочка? Ты там?
Я останавливаюсь, опускаю Кейси на пол. Голую. Жаждущую. Она встречается со мной взглядом, её глаза широко раскрыты, осознавая происходящую ситуацию.
— Дерьмо.
— Папочка? — В дверь стучат, ручка дергается. Я могу сказать по голосу, что это Кэмдин. — Ты говорил, что мы будем покупать елку? Я хочу поехать сейчас.
— Стой там, — кричу я, держа свою руку на теле Кейси. Она улыбается, и я целую ее еще раз.
Я вздыхаю, Кейси смеется, и ее мягкий смех очаровывает меня. Делаю шаг назад, лезу в джинсы и поправляю свой член. Щеки Кейси горят. Даю ей полотенце и целую в лоб.
— Клянусь богом, пытаться трахнуть тебя — это еще то испытание.
Она ловит мой взгляд.
— Да, не то слово.
— Ну, давайте уже! — кричит Кэмдин. — Поехали за елкой!
— Я бы хотел сказать, что они потеряют интерес… — поднимаю спортивные штаны со своей кровати и протягиваю их Кейси, — …но этого не случится. — Пытаясь выровнять дыхание, наблюдаю, как Кейси надевает мои спортивные штаны и футболку, которая была на ней до душа.
Ну что плохого в том, если дети подождут? Сколько времени мне потребуется, две минуты?
— Папочка! — кричат девочки, пиная мою дверь. Нетерпеливые маленькие засранки.
Кейси улыбается, будто все понимает.
— Можно я поеду с вами?
Я киваю.
— Они, наверное, убьют меня, если я оставлю тебя здесь, не так ли?
После моих слов Кейси расплывается в улыбке.
— Они такие милые.
— Ты уже говорила это, — бормочу я, разочарованный тем, что все получилось не так, как я надеялся.
ГЛАВА 19
Встреча с семьей Грейди
Мы все сумасшедшие.
БЭРРОН
Остаток субботнего вечера мы искали елку для дома. Я украдкой получил от Кейси еще два страстных поцелуя, и после них отчаянно захотел большего, но девочки уснули с ней на диване. Всего за два дня Кейси стала лучшим другом моим детям, и моему члену.
Это позор. Я не могу поверить, что мы так быстро полюбили её, но опять же, когда так долго отказываешь себе в чем-то, легко нырнуть в воду, невзирая на глубину.
Воскресным утром, после того как я покормил крупный рогатый скот и пытался отговорить лошадь от попытки совершить самоубийство, искупавшись в пруду, оказываюсь в поле, где делаю снежных ангелов вместе с детьми и Кейси.
— Я никогда раньше не делала снежного ангела, — говорит Кейси Кэмдин.
— Не делала? — спрашивает Кэмдин, переворачиваясь на спину и устремляя свой взгляд в безоблачное небо. К счастью, первая снежная буря уже прошла, но на следующей неделе нас ждет еще одна. Сегодня солнечно, ветрено, как обычно, но это идеальный день, чтобы выгулять детей на улице.
— Не-а. Никогда не видела снега, пока не приехала сюда. — Кейси улыбается моей дочери, и я хочу знать, как выглядит эта улыбка в шесть часов утра, когда солнечный свет падает на ее кожу.
Я уже зависим от ее бунтарской натуры. Страстно желаю её.
— Папочка! — Кэмдин садится, подталкивая меня вперед. — Сделай с нами ангела.
Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что делает Сев. Она стоит рядом с домом и пялится на ведро, в котором, вероятно, думает застрять позже.
— Малышка, не смей лезть в это ведро.
Сев смотрит на меня с озорным огоньком в глазах. Возможно, она хотела бы поместить меня туда. Никогда не знаешь, что на уме у этого ребенка.
Я подхожу ближе к Кэмдин, поправляя перчатки. Стоя над ней, широко раздвигаю ноги, ее глаза становятся ярче, смех срывается с ее красных губ. Делаю вид, будто собираюсь на неё упасть.
— Не двигайся, — предупреждаю я, подмигивая.
Кэмдин замирает, выпрямляется и прикрывает глаза руками, хихикая.
Осторожно падаю вперед, а затем выставляю руки и приземляюсь в положении упор лежа. В такой позе мои чертовы локти ужасно болят, но я не подаю вида. Я, как дурак, пытаюсь произвести впечатление на девушку рядом со мной.
Смех Кэмдин разносится по полю, вокруг нас стоит тишина, лишь снег блестит, словно стекло. Кейси тоже молчит, и я умираю от желания раздеть её и узнать её мысли.
Затем Кэмдин уходит от нас, забирает Сев с крытой веранды, и они вместе начинают лепить снеговика возле дома. Снег рыхлый и не держится кучи, но они стараются.