– Нет?
Она отдернулась с дикими глазами. Кровь из разбитой губы осталась на его пальцах; он слизнул ее и заговорщически добавил:
– Как думаешь, сколько тебе будет помогать твоя сила? – он окинул толпу взглядом. – Они порвут тебя на клочки.
– Ты... был скован, – прошептала Вася, голос ее звучал как в кошмаре. Это был кошмар. Медведь не покидал ее сны со смерти ее отца, а теперь они стояли лицом к лицу в буре дыма и красного света. – Ты не можешь быть здесь.
– Скован? – его серый глаз яростно вспыхнул, как раньше, и рычащая тень не была тенью человека. – О, да, – добавил он с иронией. – Ты и твой отец сковали меня с помощью моего хмурого близнеца, – он оскалился. – Разве ты не рада, что я свободен? Я собираюсь спасти тебе жизнь.
Она смотрела. Реальность искажалась, как воздух вокруг огня.
– Может, я не тот спаситель, которого ты хочешь, – добавил ехидно Медведь, но мой благородный брат не мог прийти лично. Ты разбила его силу, когда разбила его голубой кристалл. А потом наступила весна. Он теперь слабее призрака. И он освободил меня и отправил сюда. Не побоялся бед, – он скользнул взглядом по ее коже, поджал губы. – И со вкусом у него плохо.
– Нет, – выдавила она. – Не побоялся, – ее тошнило от страха и потрясения, от вони толпы, скрытой дымом.
Черт потянулся в свой рваный рукав. Он с недовольным видом бросил в ее руку деревянную птичку размером с ладонь.
– Он сказал передать тебе это. Символ. Он обменял свою свободу на твою жизнь. Теперь нам нужно уходить.
Слова сливались в ее голове, и Вася не могла разобрать их. Деревянная птица до боли напоминала соловья. Она видела как–то, как король зимы, брат Медведя, вырезал птицу под елью в снегу. Ее ладонь сжалась на птице, Вася сказала:
– Ты врешь. Ты не спас мне жизнь, – она хотела воды. Хотела проснуться.
– Еще нет, – сказал Медведь и взглянул на горящую клетку. Насмешка пропала с его лица. – Но ты не сбежишь из города, если не пойдешь со мной, – он вдруг поймал ее за руку, хватка была крепкой. – Я поклялся спасти твою жизнь, Василиса Петровна. Идем. Сейчас.
«Не сон. Не сон. Он убил моего отца», – она облизнула губы, заставила голос звучать.
– Если ты свободен, что ты сделаешь, когда спасешь меня?
Его губы в шрамах скривились.
– Оставайся со мной, и ты узнаешь.
– Ни за что.
– Хорошо. Тогда я спасу тебя, как обещал, но остальное – не твое дело.
Он был чудовищем. Но вряд ли он врал. Зачем королю зимы так делать? И теперь она должна была доверить свою жизнь чудовищу? Что это будет значить для него? А для нее?
Вася мешкала из–за смерти вокруг нее. Крики вдруг раздались из толпы, и она вздрогнула, но они кричали не на нее. Всадники пробивались сквозь толпу. Все переводили взгляды с костра на всадников, даже Медведь оглянулся.
Вася отпрянула и побежала. Она не оглядывалась, чтобы не остановиться, не сдаться в отчаянии обещаниям врага или смерти, еще маячащей за ее спиной. Она бежала и старалась быть призраком, как сами черти. Магия – забыть, что мир не слушался твоей воли. Может, это работало. Никто не окликнул, даже не взглянул в ее сторону.
– Дура, – сказал Медведь. Его голос был в ее ухе, хоть их разделяла толпа людей. Его утомленное изумление было хуже гнева. – Я говорю правду. Это тебя пугает, – она бежала сквозь толпу, призрак с запахом костра, пытаясь не слышать этот сухой скрипучий голос. – Я дам им убить тебя, – сказал Медведь. – Можешь уйти отсюда со мной, или ты не уйдешь вовсе.
В это она верила. Но она бежала все глубже в толпу, напуганная, задыхающаяся, ожидающая, что в любой миг ее увидят и схватят. Вырезанный соловей в ее потной руке был холодным и твердым: обещание, которого она не понимала.
А потом голос Медведя захрипел снова, но не направленный на нее:
– Смотрите! Что это? Призрак... нет, это ведьма. Она сбежала! Магия! Черная магия! Она там! Она там!
Вася поняла с ужасом, что толпа слышала его. Голова повернулась. Другая. Они видели ее. Женщина закричала, ладонь сжала руку Васи. Она отпрянула, отбиваясь, но ладонь сжала крепче. На ее плечи накинули плащ, скрывая ее почерневшее платье. Знакомый голос заговорил в ее ухо, пока рука тащила ее глубже в толпу.
– Сюда, – сказал голос.
На волосы Васи в саже надели капюшон, скрытым было все, кроме ее ног. Давка людей скрывала их, люди следили, чтобы их не затоптали. Было слишком темно, чтобы кто–то увидел ее красные следы. За ней буйствовал голос Медведя:
– Там! Там!
Но даже он не мог управлять растерянной толпой. Саша и Дмитрий с его всадниками все–таки прибыли, добрались до огня, крича. Они убирали горящие бревна, ругаясь и обжигая руки. Один мужчина загорелся и завизжал. Все суетились вокруг Васи, бегали, кричали, что видели дух ведьмы, что видели саму ведьму, сбежавшую от огня. Никто не замечал тощую девушку, спотыкающуюся в плаще.
Голос ее брата донесся из шума, и она вроде бы слышала резкий тон Дмитрия Ивановича. Толпа отпрянула от всадников.
«Мне нужно к брату», – думала Вася. Но она не могла обернуться, все в ней стремилось сбежать, и где–то за ней был Медведь...
Ладонь на ее руке продолжала тянуть ее.
– Идем, – сказал знакомый голос. – Скорее.
Вася подняла голову, уставилась с удивлением на мрачное и подбитое лицо Варвары.
– Как ты узнала? – прошептала она.
– Послание, – сказала Варвара, все еще таща ее.
Она не понимала.
– Марья, – выдавила Вася. – Ольга и Марья...
– Живы, – сказала Варвара, и Вася обмякла от облегчения. – Целы. Идем, – она почти несла Васю сквозь отступающую толпу. – Тебе нужно покинуть город.
– Покинуть? – прошептала Вася. – Как? Я... у меня нет...
Соловья. Она не могла это произнести, горе лишало ее сил.
– Тебе не нужен конь, – сказала Варвара тяжелым голосом. – Идем.
Вася молчала, она отчаянно старалась оставаться в сознании. Ее ребра гремели. Ее босые ноги больше не болели, онемели от холода. Но они плохо работали, так что она снова и снова спотыкалась, и только рука Варвары не давала ей упасть.
Толпа гудела за ними, разбегаясь от воинов Дмитрия. Голос крикнул Варваре, спрашивая, в порядке ли девочка, и Вася ощутила новую вспышку ужаса.
Варвара холодно ответила, что племяннице стало плохо от вида крови, при этом она тянула Васю дальше, вверх по берегу, оставляя на ее руке новые синяки. Они шли к лесу, что рос возле посада. Вася пыталась понять, что происходит.
Варвара резко застыла у молодого дуба, голого в начале весны.
– Полуночница, – сказала она темноте.
Вася знала, кого звали Полуночницей. Но откуда служанка ее сестры знала о...
Медведь появился из теней, огонь бросал отблески на его лицо. Вася отпрянула. Варвара проследила за ее взглядом, смотрела на тьму, как слепая.
– Думаешь, я бы упустил тебя там? – осведомился Медведь, отчасти злясь, отчасти веселясь. – От тебя воняет ужасом. Я бы дошел по запаху куда угодно.
Варвара не видела его, но сдавила руку Васи. Вася поняла, что она слышала его.
– Пожиратель? – выдохнула Варвара. – Здесь? Полуночница, – вниз по реке было слышно голоса расходящейся толпы.
Медведь посмотрел на Варвару.
– Ты – другая, да? Я забыл, что у старушки были близнецы. Как ты умудрилась прожить так долго?
Вася думала, что в словах должен быть смысл, но понимание ускользнуло, она не успела поймать его. Медведь добавил Васе:
– Она хочет отправить тебя с Полуночницей. Я бы не стал на твоем месте. Ты умрешь там, как в огне.
Голоса толпы стали ближе, народ шел по лесу к посаду. Кто–то увидит их, а потом... Факелы мерцали за худыми деревьями. Мужчина заметил двух женщин.
– Вы что там делаете?
– Девчата! – сказал другой голос. – Смотрите–ка, они одни. Я бы взял себе девочку после такого зрелища...
– Ты можешь умереть от их рук или пойти со мной, – сказал Медведь Васе. – Мне все равно, но я еще раз не спрошу.
Глаз Васи опух и не открывался, другой слезился; может, потому она не сразу заметила фигуру, следящую из теней. У нее была черно–лиловая кожа, а белые волосы ниспадали на глаза, похожие на звезды. Она смотрела на девушек и Медведя и молчала.
Это была Полуночница.
– Не понимаю, – прошептала Вася. Она застыла между Варварой, таящей секреты, и Медведем, предлагающим подозрительную безопасность.
За ними стояла тихая Полуночница. Лес изменился за ее спиной. Он стал гуще, опаснее и темнее.
Варвара сказала тихо и яростно на ухо Васи:
– Что ты видишь?
– Медведя, – выдохнула Вася. – И Полуночницу. И... тьму. За ней такая тьма, – она дрожала всем телом.
– Беги во тьму, – прошептала Варвара Васе. – Таким было послание и обещание. Коснись молодого дуба и беги во тьму. Отсюда дорога к дубу у озера. Дорога Полуночницы открывается каждую ночь тем, кто видит. У озера для тебя будет убежище. Думай о глади воды, сияющей, с большим дубом, что растет на изгибе берега. Беги во тьму, будь храброй.
Кому доверять? Голоса мужчин становились громче. Их хрустящие шаги стали бегом. Ее ждали огонь, тьма или черт посередине.
– Иди! – закричала Варвара. Она прижала окровавленную ладонь Васи к коре и толкнула. Вася пошатнулась, тьма нависла над ней, и ладонь Медведя поймала ее за миг до того, как ночь проглотила ее. Он развернул Васю к себе, ее онемевшие ноги неловко двигались в снегу. – Пойдешь во тьму, – выдохнул он, – и умрешь.
У нее не осталось слов, смелости и упрямства. Она не ответила. Единственным, что заставило ее собрать все силы, вырваться и броситься в ночь, было желание убраться от него, шума и запаха костра.
Она вырвалась из его хватки, устремилась во тьму. Огни и шум Москвы тут же пропали. Она была одна в лесу под безупречным небом. Она сделала шаг вперед, потом другой. А потом споткнулась, упала на колени и не нашла силы встать. Она успела услышать отчасти знакомый голос:
– Уже умирает? Похоже, старуха ошибалась.
Казалось, где–то за ней снова смеялся Медведь.
И Вася обмякла без сознания.
* * *
В истинном мире Медведь шумно дышал сквозь зубы, все еще на грани злого хохота. Он сказал Варваре:
– Ты убила ее. Мне даже не пришлось нарушать слово, данное брату. Благодарю за это.
Варвара молчала. Величайшей силой Пожирателя были знания про желания и слабости людей. Мама Варвары многое рассказала ей о чертях. Варвара пыталась забыть то, что знала. Какая разница? Она их не видела, как любила ей напоминать ее сестра.
Но теперь Пожиратель был свободен, а ее мать и сестра пропали.
Два юноши подошли ближе, пьяные. В их глазах был голодный свет.
– Ты старая и страшная, – сказал один. – Но сгодишься.
Варвара без слов ударила его между ног, другого толкнула плечом. Они с криками упали в снег. Она услышала удовлетворенный вздох Медведя. Ее мама говорила, что больше всего он любил армии, сражения и жестокость.
Варвара сжала юбки и побежала к огням, хаосу посада и холму кремля. Она бежала, услышала голос Медведя в своих ушах, хоть он не преследовал ее:
– Я должен поблагодарить тебя снова, Не зрящая, за смерть маленькой ведьмы без нарушения моего обещания.
– Пока не благодари, – тихо процедила Варвара. – Еще рано.
Часть вторая
Искушение
Клетка рухнула с дождем искр, Саша и Дмитрий прорвали кольцо людей и стали ворошить бревна дымящимися бревнами. Хаос стал невероятным.
В смятении Константин Никонович ускользнул, надев капюшон на золотые волосы. Воздух был полон дыма, толпа толкала его, не узнавая. Когда люди разобрали бревна костра, Константин уже миновал посад незамеченным и возвращался тихими шагами в монастырь.
«Она даже не отрицала вину», – подумал он, спеша по подмерзающей жиже. Она подожгла Москву. Праведный гнев людей разобрался с ней. Разве он, святой человек, был виноват?
Она была мертва. Он отомстил.
Ей было семнадцать.
Он едва дошел до своей кельи, закрылся и расхохотался со слезами. Он хохотал над теми кивающими и восхищающимися, рычащими лицами, они верили всем его словам, и он смеялся, помня ее лицо, страх в ее глазах. Он даже смеялся над иконами на стене, над их неподвижностью и тишиной. А потом его смех стал слезами. Звуки боли вырывались из его горла против его воли, пока он не прижал кулак ко рту, чтобы заглушить шум. Она была мертва. Это оказалось так просто. Может, демон, ведьма, богиня существовала только в его разуме.
Он пытался совладать с собой. Люди были глиной в его руках, размякли от пожара в Москве. Не всегда будет так просто. Если Дмитрий Иванович обнаружит, что толпу вел Константин, он станет угрозой для власти, если не убийцей его двоюродной сестры. Константин не знал, было ли его новое влияние достаточно сильным, чтобы отбить гнев великого князя.
Он был так занят рыданиями, шагами, мыслями и попытками не думать, что не заметил тень на стене, пока она не заговорила:
– Плачешь как девица? – прошептал голос. – Именно в эту ночь? Что ты делаешь, Константин Никонович?
Константин отпрянул, звук был близок к визгу.
– Это ты, – он дышал, как ребенок, что боялся темноты. А потом. – Нет, – и после паузы. – Где ты?
– Тут, – сказал голос.
Константин повернулся, но видел только свою тень, отброшенную лампой.
– Нет, тут, – в этот раз голос звучал из иконы Божьей матери. Женщина скалилась ему, и это была не Дева, а Вася с растрепанными красно–черными волосами, опухшим глазом и в ожогах. Константин подавил вопль.
А потом голос сказал в третий раз с его кровати, смеясь:
– Нет, тут, бедный дурак.
Константин посмотрел и увидел… мужчину.
Мужчину? Существо на его кровати выглядело, как мужчина, но такого никогда не было в его монастыре. Он лежал, улыбаясь, на кровати, волосы спутались, ноги были босыми. Но у его тени были когти.
– Кто ты? – спросил Константин, быстро дыша.
– Ты не видел раньше мое лицо? – спросило существо. – Ах, нет, зимой ты видел зверя и тень, но не человека, – он медленно встал на ноги. Они с Константином были почти одного роста. – Не важно. Ты знаешь мой голос, – он опустил взгляд, как девочка. – Я тебе нравлюсь, божий человек? – сторона его лица без шрамов изогнулась в улыбке.
Константин прижался к двери, кулак был у его рта.
– Я помню. Ты – черт.
Мужчина поднял голову, его глаз сиял.
– А? Люди зовут меня Медведем, когда вспоминают. Ты не думал, что рай и ад ближе, чем ты веришь?
– Рай? Ближе? – сказал Константин. Он ощущал все выступы досок за собой. – Бог бросил меня. Он отдал меня чертям. Рая нет. Есть лишь этот мир из глины.
– Именно, – демон развел руки. – Чтобы менять его под себя. Что ты хочешь от этого мира, маленький батюшка?
Константин дрожал всем телом.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты мне нужен. Мне нужен человек.
– Зачем?
Медведь пожал плечами.
– Люди делают работу чертей, да? Так всегда было.
– Я – не твой слуга, – его голос дрожал.
– Кому нужен слуга? – сказал Медведь. Он приближался по шагу, понижая голос. – Враг, любовник, страстный раб – возможно, но не слуга, – его красный язык коснулся верхней губы. – Я щедрый.
Константин сглотнул, во рту пересохло. Его дыхание вырывалось с отчаянием, ему казалось, что стены кельи сдвигаются.
– Что я получу взамен на свою… верность?
– Чего ты хочешь? – спросил черт так близко, словно шептал Константину на ухо.
В душе священника была отчаянная скорбь.
«Я молился все эти годы. Молился. Но ты молчал, господь. Если я и заключаю сделки с чертями, то только из–за того, что ты бросил меня», – этот черт выглядел так, словно слышал его мысли.
– Я хочу забыться в преданности людей, – он впервые озвучил эту мысль вслух.
– Готово.
– Я хочу удобства князя, – продолжил Константин. Он тонул в том глазу. – Хорошее мясо и мягкую постель, – он выдохнул последнее слово. – Женщин.
Медведь рассмеялся.
– И это.
– Я хочу власть на земле, – сказал Константин.
– Насколько позволят твои руки, сердце и голос, – сказал Медведь. – Мир у твоих ног.
– Но чего хочешь ты? – выдохнул Константин Никонович.
Ладонь черта сжалась в кулак с когтями.
– Я хотел лишь свободы. Мой гадкий брат сковал меня на поляне в конце зимы, продолжал так делать много поколений людей. Но теперь ему захотелось другого, и я свободен. Я увидел звезды, ощутил запах дыма, вкус людского страха.
Черт добавил тише:
– Я узнал, что черти стали тенями. Теперь люди командуют их жизнями звуками проклятых колоколов. И я хочу сбросить колокола, свергнуть великого князя, пока я здесь, а еще сжечь весь этот мирок Руси и посмотреть, что вырастет из пепла.
Константин смотрел в восторге и страхе.
– Тебе это понравится, да? – спросил Медведь. – Это проучит твоего Бога за то, что он не слушал тебя, – он добавил после паузы спокойнее. – Вкратце, я хочу, чтобы ты пошел сегодня туда, куда я скажу, и сделал то, что я велю.
– Сегодня? Город беспокоен, и уже за полночь, а я…
– Ты боишься, что тебя увидят после полуночи, общающегося со злом? Это оставь мне.
– Почему? – сказал Константин.
– Почему нет? – парировал Медведь.
Константин молчал.
Черт выдохнул в его ухо:
– Ты бы лучше остался и думал, что она мертва? Сидел в темноте и страдал по ней, мертвой?
Константин ощущал кровь там, где зубы сжали щеку.
– Она была ведьмой. Она заслужила это.
– Но ты не рад этому, – прошептал черт. – Почему, думаешь, я пришел за тобой первым?
– Она была страшной, – сказал Константин.
– Она была дикой, как море, – сказал Медведь. – И полной тайн, как море.
– Мертва, – сухо сказал Константин, словно слово могло отрезать память.
Черт хитро улыбнулся.
– Мертва.
Константин ощутил, как воздух загустел в его легких, он словно дышал дымом.
– Мы не можем мешкать, – сказал Медведь. – Первый удар… должен быть этой ночью.
Константин сказал:
– Ты обманывал меня раньше.
– Могу сделать это снова, – отозвался Медведь. – Боишься?
– Нет, – сказал Константин. – Я ничему не верю и ничего не боюсь.
Медведь рассмеялся.
– Как и должно быть. Потому что только так можно сыграть. Когда не боишься потерять.
Ни костей, ни плоти
Дмитрий и его люди разгребали костер на реке. Саша работал с остальными с безнадежным отчаянием. В конце на тающем люду оказалось поле дымящихся бревен. Клетка выглядела как остальное горелое дерево, и они едва могли различить, где остались ее части. Толпа убежала, это была самая холодная и темная часть ночи. Они стояли среди угасающего огня между холодной землей и весенними звездами.
Ужасная сила вдруг пропала из тела Саши. Он прильнул к боку своей лошади, от которой пахло дымом. Ничего. От нее ничего не осталось. Он не мог перестать дрожать.
Дмитрий убрал волосы со лба, перекрестился и тихо сказал:
– Упокой господь ее душу, – он опустил ладонь на плечо двоюродного брата. – Никто не может совершать месть в моем городе без моего ведома. Ты получишь отмщение.
Саша молчал. Но великого князя удивило выражение лица двоюродного брата. Горе, конечно, гнев. Но… растерянность?
– Брат? – сказал Дмитрий.
– Смотрите, – Саша отбросил ногой бревно, другое, указал на обломки клетки.
– Что? – с опаской сказал Дмитрий.
– Костей нет, – сказал Саша и сглотнул. – Как и плоти.
– Сгорели, – сказал Дмитрий. – Огонь был горячим.
Саша тряхнул головой.
– Он недолго горел.
– Идем, – сказал Дмитрий, теперь переживая. – Брат, знаю, ты хочешь, чтобы она была живой, но она умерла. Она не может вернуться.
– Не может, – Саша глубоко вдохнул, но еще раз осмотрел адскую черно–красную реку, а потом резко пошел к лошади. – Я пойду к сестре.
Испуганная тишина, а потом Дмитрий понял.
– Хорошо, – сказал он. – Скажи княгине Серпухова, что я… сожалею о ее потере и твоей. Она… была смелой девушкой. Господь с тобой.
Лишь слова. Саша знал, что Дмитрий не жалел о смерти Васи, она была проблемой, которую он не знал, как решить. Но в костре не было костей. А Вася… с ней ничего нельзя было предсказать. Саша повернул лошадь и разогнал ее по холму к посаду и вратам Москвы.
Дмитрий повернулся, хмурился и кричал приказы страже. Он очень устал, и теперь в Москве было два пожара, и второй был не менее разрушительный, чем первый.
* * *
Врата Ольги были разбиты, двор – затоптан. Но Дмитрий послал всех людей, которых можно было выделить. Они навели порядок, не дали обворовать строения. Двор был тихим.
Саша миновал людей Дмитрия с тихим словом. Несколько конюхов остались, когда толпа пошла к реке. Саша разбудил одного в конюшне и отдал ему поводья своей лошади, почти не замирая.
Снег во дворе был примят и в крови, и следы ног и клинков были на двери терема. Испуганная служанка открыла на его стук, но ему пришлось уговаривать ее, чтобы войти.
Ольга сидела у горячей печи в спальне, не спала, все еще была одета. Ее лицо было осунувшимся и серым в свете свечи, тени усталости испачкали ее молочную красоту. Марья в истерике рыдала на коленях матери, черные волосы ниспадали, как вода. Они были одни. Саша замер на пороге. Ольга посмотрела на его вид, грязный, в саже и волдырях. Она побелела.
– Если у тебя новости, это может подождать, – она взглянула на ребенка.
Саша не знал, что сказать: слабая и ужасная надежда казалась глупой после увиденной крови во дворе и горя Марьи.
– Маша в порядке? – сказал он, пересекая комнату и опускаясь рядом с сестрой.
– Нет, – сказал Ольга.
Марья подняла голову и мокрыми и опухшими глазами.
– Они убили его! – всхлипывала она. – Убили, а он не вредил никому, кроме злых, и он любил кашу. Они не должны были убивать его! – ее глаза пылали. – Я подожду, пока Вася вернется, и мы убьем тех, кто его погубил, – она хмуро оглядела комнату, глаза снова наполнились слезами. Гнев пропал из нее так же быстро, как возник. Она упала на колени, сжалась, рыдая в колени матери.
Ольга гладила волосы дочери. Саша видел вблизи, что рука Ольги дрожала.
– Там была толпа, – тихо сказал Саша. – Вася…
Ольга прижала палец к губам, взглянув на плачущую девочку. Но она на миг закрыла глаза.
– Господь с ней, – сказала она.
Марья подняла голову.
– Дядя Саша, Вася вернулась с тобой? Мы ей нужны, она будет грустить.
– Маша, – нежно сказала Ольга. – Нам нужно помолиться за Васю. Боюсь, она не вернулась.
– Но она…
– Маша, – сказала Ольга. – Тише. Мы не знаем, что случилось. Нужно подождать. Утро вечера мудренее. Может, поспишь немного?
Марья не стала. Она поднялась на ноги.
– Она должна вернуться! – закричала она. – Куда она пошла, если не вернулась?
– Может, к Богу, – твердо сказала Ольга. Она не врала детям. – Пусть ее душа покоится с миром.
Девочка смотрела на маму и дядю, в ужасе раскрыв рот. А потом повернула голову, словно в комнате говорил кто–то еще. Саша проследил за ее взглядом в угол у печи. Там никого не было. Холодок пробежал по его спине.
– Нет! – закричала Марья, отпрянула от рук мамы. Она потерла мокрые глаза. – Она не у Бога. Ошибаетесь! Она… где? – потребовала Марья у пустого места возле пола. – Полночь – это не место.
Саша и Ольга переглянулись.
– Маша… – начала Ольга.
Движение на пороге. Они вскочили. Саша повернулся, грязная ладонь легла на рукоять меча.
– Это я, – сказала Варвара. Ее светлая коса растрепалась, на ее одежде была сажа и кровь.
Ольга глядела на нее.
– Где ты была?
Варвара сказала без церемоний:
– Вася жива. Была, когда я ее покинула. Они собирались сжечь ее. Но она сломала прутья клетки и незаметно выпрыгнула. Я увела ее из города.
Саша надеялся. Но не думал, как…
– Незаметно? – но он подумал о вещах важнее. – Куда? Она была ранена? Где она? Я должен…
– Да, она ранена. Ее побила толпа, – едко сказала Варвара. – И она чуть не сошла с ума с магией, это нашло на нее в отчаянии. Но она жива, и ее раны не смертельны. Она сбежала.
– Где она теперь? – резко спросила Ольга.
– Она пошла дорогой в Полуночи, – сказала Варвара. На ее лице была странная смесь очарования и возмущения. – Может, даже дойдет до озера. Я сделала все, что могла.
– Мне нужно к ней, – сказал Саша. – Где эта дорога в Полуночи?
– Нигде, – сказала Варвара. – И всюду. Но только в полночь. А уже не полночь. И у тебя нет того зрения, той силы, что пустит на дорогу. Она вне твоей досягаемости.
Ольга хмуро смотрела на Марью и Варвару.
Саша потрясенно сказал:
– Хочешь, чтобы я поверил на слово? Бросил сестру?
– Не в том дело. Ее судьба не в твоих руках, – Варвара опустилась на стул, словно не была слугой. Что–то немного изменилось в ее поведении. Ее глаза были встревоженными. – Пожиратель на свободе, – сказала она. – Существо, что люди зовут Медведем.
Даже после того, как Вася рассказала им правду после пожара Москвы и спасения снегом, Саша едва верил рассказу сестры о чертях. Он хотел потребовать снова, чтобы Варвара рассказала, где была Вася, но вмешалась Ольга:
– Что значит, Медведь на свободе? Кто это? И что он сделает?
– Не знаю, – сказала Варвара. – Медведь – один из самых сильных чертей, повелевает нечистыми силами земли, – она говорила медленно, словно вспоминала давно забытый урок. – Он хорошо знает разумы людей, склоняет их к своей воле. Больше всего он любит разрушение, он будет стремиться к этому, – она покачала головой и вдруг снова стала Варварой, умной и практичной служанкой. – Это подождет утра. Мы все ужасно устали. Дикая девица жива, до нее не дотянутся ни друзья, ни враги. Может, поспим?
Тишина. Саша мрачно сказал:
– Нет. Если я не могу пойти к ней, я хотя бы помолюсь. За мою сестру, за этот безумный город.
– Город не безумен, – возразила Марья. Она слушала их разговор, черные глаза пылали, а потом она повернулась к невидимой силе в углу. – Это был мужчина с золотыми волосами. Он заставил их так сделать. Он говорил с ними, разозлил их, – она задрожала. – Он пришел ко мне той ночью, заставил пойти с ним. Люди слушают, когда он говорит. У него очень красивый голос. И он ненавидит тетю Васю.
Ольга обняла дочь. Марья снова плакала, но она уже устала.
– Тише, милая, – сказала она дочери. Саша ощутил, как вытянулось его лицо.
– Священник с золотыми волосами, – сказал он. – Константин Никонович.
– Наш отец укрыл его. Ты привел его в Москву. Я поддерживала его тут, – сказала Ольга. Ее привычная сдержанность не скрывала ее взгляд.
– Я пойду молиться, – сказал Саша. – Если в городе черт, я могу против него лишь молиться. Но завтра я пойду к Дмитрию Ивановичу, чтобы этого священника судили.
– Ты должен убить его своим мечом, дядя Саша, – сказала Марья. – Ведь он очень плохой.
Саша поцеловал их и ушел в тишине.
– Спасибо, что спасла нашу сестру, – сказала Ольга Варваре, когда Саша ушел.
Варвара молчала, но женщины сжали руки друг друга. Они давно были знакомы.
– Расскажи больше о черте, что пришел в Москву, – добавила Ольга. – Если это касается безопасности моей семьи, это не может ждать до утра.
Чудовище
В другой части Москвы в черный холодный час перед рассветом крестьянин и его жена лежали на печи его брата и не спали. Они потеряли избу, вещи, первого ребенка в пожаре прошлой ночью, с тех пор ни не спали.
Тихий стук донесся со стороны окна.
Тук. Тук.
На полу пошевелилась семья брата. Стук продолжался, ровный, монотонный, сначала в окно, потом в дверь.
– Кто это может быть? – пробормотал муж.
– Кому–то нужна помощь, – сказала его жена, голос охрип от слез, что она пролила за день. – Открой.
Ее муж с неохотой слез с печи. Он прошел к двери, обойдя жалующиеся тела семьи брата. Он открыл дверь и прошел к входной двери.
Его жена услышала его всхлип, а потом стало тихо. Она поспешила за ним.
Фигурка стояла в дверях. Его кожа почернела и облетала, можно было увидеть участки белой кости под прорехами в его одежде.
– Мама? – прошептал он.
Мать мертвого ребенка завизжала так, что разбудила бы мертвого, но мертвые уже проснулись. Крик разбудил их соседей, что спали тревожно после пожара. Люди открыли ставни и двери.
Ребенок не вошел. Он отвернулся и пошел по улице. Он шел, шатаясь. Его глаза в свете луны были ошеломленными, испуганными и решительными.
– Мама? – сказал он.
Сверху и по сторонам проснувшиеся соседи глазели и указывали.
– Матерь Божья.
– Кто это?
– Что это такое?
– Ребенок?
– Какой ребенок?
– Нет, Боже упаси, это маленький Андрюша… но он мертв…
Голос матери ребенка стал громче:
– Нет! – закричала она. – Нет, прости. Я здесь. Малыш, не бросай меня.
Она побежала за мертвым мальчиком, скользя по подмёрзшей земле. Ее муж выбежал за ней. В толпе был священник, и муж схватил его и потащил за собой.
– Батюшка, сделайте что–нибудь! – закричал он. – Пусть он уйдет! Молитвой…