– Упырь!
Слово – жуткое слово из легенд, кошмаров и сказок – неслось от дома к дому, и с ним приходило осознание. Слово с шипением расходилось по улице, росло, пока не стало стоном, криком.
– Мертвый мальчик. Он ходит. Мертвый ходит. Мы прокляты. Прокляты!
Шум рос. Загорались лампы, факелы становились золотыми точками света под тусклой луной. Гремели крики. Люди падали в обморок, плакали или звали Бога на помощь. Некоторые открывали двери и выбегали посмотреть, что за беда. Другие запирали дверь, заставляли семьи молиться.
Но мертвый ребенок все шел на дрожащих ногах по холму к кремлю.
– Сын! – задыхалась его мать, пока бежала рядом с ним. Она не осмеливалась коснуться его: то, как плохо гнулось его тело, показывало, то он не живой. Но в его глазах – она была уверена – было что–то от ее сына. – Дитя мое, что это за ужас? Бог вернул тебя нам? Ты пришел как предупреждение?
Мальчик повернулся и сказал высоким и тихим голосом:
– Мама?
– Я здесь, – прошептала женщина, протягивая руку. Кожа на его лице рвалась от ее прикосновения. Ее муж толкнул священника вперед.
– Сделайте что–то, ради Бога.
Губы священника дрожали, он шагнул вперед и поднял трясущуюся руку.
– Я велю тебе, дух…
Ребенок поднял голову с тусклыми глазами. Толпа отшатнулась, крестясь, следя… Взгляд мальчика блуждал по лицам.
– Мама? – прошептал ребенок в последний раз. И бросился.
Не быстро. Рана и смерть ослабили его, сделали неуклюжим на его еще не выросших конечностях. Но женщина не сопротивлялась. Упырь уткнулся лицом в ее морщинистое горло.
Она с бульканьем закричала от боли и любви, прижала существо к себе, хрипя в агонии, но воркуя при этом с существом.
– Я здесь, – прошептала она снова.
А потом маленькое мертвое существо испачкалось ее кровью, замотало головой, подражая младенцу.
Люди побежали с криками.
На улице зазвучал голос, и пришел отец Константин. Он шагал быстро и яростно, золотые волосы стали серебром в свете луны.
– Божий народ, – сказал он. – Я здесь, не бойтесь тьмы, – его голос был как звон колоколов на рассвете. Его длинная роба хлопала и развевалась за ним. Он прошел мимо мужа, упавшего на колени, беспомощно протянув руку.
Он перекрестился, двигаясь так, будто вытаскивал меч.
Упырь зашипел. Его лицо было черным от крови.
За Константином была одноглазая тень, следила за кровавым столкновением с радостью, но ее никто не замечал. Даже Константин, но он и не смотрел. Может, забыл, что не только его голос повелевал мертвым упокоиться.
– Назад, черт, – сказал Константин. – Вернись, откуда пришел. Больше не беспокой живых.
Маленький упырь шипел. Толпа замерла, ближайшие смотрели, застыв от благоговения. Упырь и священник долго смотрели друг на друга, сражались волями. Было слышно только булькающее дыхание умирающей женщины.
Внимательный человек заметил бы, что мертвец смотрел не на священника, а за него. За Константином одноглазая тень махнула большим пальцем, как человек, прогоняющий собаку.
Упырь зарычал, но тихо, ведь сила, что дала ему жизнь и дыхание, угасла. Он рухнул на груди матери. Никто не знал, чей выдох прозвучал последним.
Муж смотрел на трупы своей семьи, опустошенный, потрясенный и неподвижный. Но толпа не смотрела на него.
– Назад, – прошипел Медведь в ухо Константину. – Они считают тебя святым, сейчас не нужно перегибать. Чихнешь и испортишь все.
Константин Никонович, окруженный восторженными лицами, прекрасно знал это. Он перекрестил их, благословляя. А потом пошел по узкой улице во тьме, надеясь, что не споткнется о замерзший корень. Люди пропускали его, рыдая.
Кровь Константина пела от воспоминания о власти. Годы молитв, поиска сделали его изгоем, а этот демон мог сделать его великим среди людей. Он знал это. Хоть часть его шептала, что у демона его душа, Константин не слушал. Что хорошего сделала ему его душа? Но он прошептал невольно:
– Та женщина умерла для твоего представления.
Черт пожал плечами. Стороны лица со шрамами не было видно в темноте, и он казался обычным, кроме беззвучных босых ног. Он поглядывал на звезды.
– Не совсем мертва. Если я был рядом, никто не умрет спокойно, – Константин поежился. – Она будет бродить по улицам ночью, звать сына. Но это хорошо. Их страх разгорится сильнее, – он бросил косой взгляд на священника. – Жалеешь? Поздно, монах.
Константин молчал.
Черт прошептал:
– В этом мире все зависит от силы. Люди разделены на тех, у кого она есть, и у кого ее нет. Каким будешь ты, Константин Никонович?
– Я хотя бы человек, – пронзительно рявкнул Константин. – А ты – лишь чудище.
Зубы Медведя были белыми, как у зверя. Они сверкнули, когда он улыбнулся.
– Чудищ не бывает.
Константин фыркнул.
– Их нет, – сказал Медведь. – Ни чудищ, ни святых. Только разные оттенки, вплетенные в один гобелен света и тьмы. Чудище для одного человека – любимый для другого. Мудрые это знают.
Они были почти у монастыря.
– Ты – мое чудовище, черт? – спросил Константин.
Тень в уголке рта Медведя стала темнее.
– Да, – сказал он. – И твой любимый тоже. Ты это не различаешь, – черт поймал ладонями золотую голову Константина и поцеловал его в губы.
А потом пропал во тьме, хохоча.
Между городом и злом
Брат Александр покинул терем сестры перед рассветом. Москва вокруг него хмуро шевелилась. Гнев города и дикость сменились сильной тревогой. Дмитрий отправил на улицы всех, кого мог – солдат у ворот кремля, своего дворца, у домов бояр – но их присутствие только усиливало страх.
Некоторые узнавали Сашу, несмотря на время и его капюшон. Они когда–то просили его о благословении, а теперь глядели мрачно и уводили детей подальше.
Брат ведьмы.
Саша шагал, поджав губы. Может, монах получше стал бы думать о прощении, а не горевать из–за мучений сестры или своей утерянной репутации. Но, будь он монахом лучше, он бы остался в Лавре.
Солнце показалось медным краем на горизонте, и вода текла под тающим снегом, когда Саша миновал врата великого князя и обнаружил Дмитрия, тихо говорящего с тремя боярами.
– Бог с вами, – сказал им Саша. Бояре перекрестились, их бороды отчасти скрывали одинаковую тревогу на лицах. Саша почти не винил их.
– Благородным семьям это не нравится, – сказал Дмитрий, когда бояре поклонились и ушли, его слуги не слышали их. – Никому. Предатель был близко, чуть не убил меня, и я потерял власть над городом прошлой ночью. И… – Дмитрий сделал паузу, теребя рукоять меча. – Говорят, в Москве видели нечистую силу.
Саша вспомнил предупреждение Варвары. Может, Дмитрий ждал, что он фыркнет, но он с опаской спросил:
– Какую именно?
Дмитрий взглянул на него.
– Не знаю. Но потому эти трое пришли ко мне так рано и такие встревоженные. Они тоже услышали об этом и боялись, что город прокляли. Они сказали, что люди болтают только о чертях и проклятии. Что наш город еще не пал от зла только из–за того, что ночью отец Константин прогнал нечистую силу. Говорят, что он святой, что только он защищает этот город от зла.
– Ложь, – сказал Саша. – Это отец Константин вчера довел город до мятежа и бросил мою сестру в костер.
Дмитрий прищурился.
– Его толпа разбила врата терема моей сестры, – продолжил Саша. – И он… – Саша умолк.
«Он украл мою племянницу из ее кровати и отдал ее предателю, – хотел сказать он, но…
«Нет, – сказала Ольга. – Не смей говорить, что моя дочь покидала терем в ту ночь. Добейся справедливости для Васи, если сможешь, но что народ скажет про Марью?».
– У тебя есть доказательства? – спросил Дмитрий.
Когда–то Саша сказал бы: «Моего слова мало?». И Дмитрий ответил бы: «Этого достаточно». И спор был бы окончен. Но ложь встала между ними, и Саша сказал:
– Есть свидетели, что заметили отца Константина в толпе у терема Серпухова и у костра.
Дмитрий не ответил сразу. Он сказал:
– Когда до меня дошли слухи утром, я отправил людей в Архангельский монастырь с приказом привести священника сюда. Но его там не было. Он был в Успенском соборе, половина города пришла к нему, они молились и рыдали. Он говорит как ангел, по их словам, и Москва полна историй о его красоте, набожности и о том, как он освободил город от чертей. Те слухи делают его опасным, даже если он не такой злодей, каким ты его делаешь.
– Раз он опасен, почему вы его не арестовали?
– Ты не слушал? – осведомился Дмитрий. – Я не могу вытащить священника из собора при половине Москвы. Нет, он придет сегодня сюда, и я решу, что делать.
– Он заставил толпу разбить врата Серпухова, – сказал Саша. – Этого уже хватает.
– Правосудие свершится, брат, – ответил Дмитрий, в глазах было предупреждение. – Но это делать мне, а не тебе.
Саша молчал. Во дворе гремели молотки, крики людей и лошадей. Снаружи шептал просыпающийся город.
– Я попросил провести песнопения и службу, – добавил утомленно Дмитрий. – Чтобы все епископы молились. Я не знаю, что еще мы можем. Проклятие, я не священник, чтобы отвечать на вопросы о чертях. Люди и без таких слухов были на взводе. Нужно отстроить город и найти татар.
* * *
Казалось, вся Москва шла за Константином от собора к дворцу великого князя. Их голоса тянули его, их вонь окружала его.
– Я вернусь, – сказал он людям у ворот. Они ждали снаружи с иконами в руках, молились вслух лучше сотни стражей.
И все же пот Константина был холодным, когда он пересекал двор. У Дмитрия были свои стражи, вооруженные и внимательные. Черт не покидал Константина с того утра, шел рядом с ним, незаметный для всех, кроме священника, с интересом глядящий на него. Медведь, как понял с тревогой Константин, наслаждался происходящим.
Во дворе стояли тени маленьких чертей, существ очага. Кожу Константина покалывало от их вида.
– Чего они хотят?
Медведь улыбнулся от вида чертей.
– Они боятся. Колокола делают их все слабее с каждым годом, и разрушение их очагов быстро убивает их. Они знают, что я собираюсь сделать, – Медведь иронично поклонился им. – Они обречены, – бодро добавил он, чтобы его слышали, и пошел дальше.
– Вот как, – буркнул Константин и зашагал следом. Черти взглядами впивались в его спину.
Двое мужчин ждали их в комнате: брат Александр и Дмитрий Иванович, подданные Дмитрия стояли напряженно за ним. Место все еще пахло дымом. На одной стене были следы от мечей, краска облупилась.
Дмитрий сидел на резном троне. Брат Александр напряженно стоял рядом с ним.
– Этот убьет тебя, если сможет, – отметил Медведь, кивнув на Сашу. Саша прищурился. Константину показалось, или монах посмотрел на черта рядом с ним? Он ощутил на миг панику. – Тише, – добавил Медведь, глядя на Сашу. – Он той же крови, что и девчонка–ведьма. Он ощущает, но не видит, – он сделал паузу. – Постарайся не погубить себя, божий человек.
– Константин Никонович, – холодно сказал Дмитрий. Константин сглотнул. – Мою родственницу вчера убили на костре без суда. Говорят, вы направили толпу сделать это. Что скажете?
– Я этого не делал, – Константин старался звучать спокойно. – Я пытался сдержать людей от большей жестокости, помешать им сломать терем Серпухова и убить женщин там. Я сделал это, но не смог спасти девицу, – он не изображал печаль в голосе, просто отпустил ее из оков других эмоций. – Я молился за ее душу. Я не смог остановить гнев людей. Она сама призналась, что устроила тот пожар, что убил многих.
Он идеально изображал сожаление при признании. Медведь фыркнул рядом с ним. Константин чуть не взглянул на него.
Саша рядом с двоюродным братом стоял идеально ровно.
Медведь вдруг сказал:
– Монах знает, как начался пожар. Надави на него, он не соврет великому князю.
– Это ложь, – сказал Дмитрий Константину. – Татары начали пожар.
– Спросите брата Александра, – ответил Константин, его голос заполнил комнату. – Спросите монаха, подожгла город девица или нет. Я прошу его ради Бога говорить правду.
Дмитрий повернулся к Саше. Глаза монаха сверкали от гнева, но Константин видел потрясение. Он не соврет.
– Случайно, – выдавил Саша. Они с Дмитрием смотрели друг на друга, словно в комнате были только они. – Дмитрий Иванович…
Лицо Дмитрия исказилось. Он без слов повернулся к Константину. Священник ощутил вспышку радости, и он увидел улыбку Медведя. Они переглянулись с пониманием, и Константин подумал:
«Может, я всегда был проклят, раз понимаю это чудище».
– Но она и спасла город, – прошептал Медведь. – Хоть ее брат не может сказать этого, не обвинив сестру в колдовстве. Безумная. Она почти как дух хаоса, – он звучал почти одобрительно.
Константин сжал губы.
Дмитрий взял себя в руки и сказал:
– Я слышал, что вы изгнали черта прошлой ночью.
– Не знаю, черт то был или заблудшая душа, – сказал Константин. – Но она пришла в гневе пытать живых. Я помолился, – он уже лучше управлял голосом, – и Бог решил вмешаться. И все.
– Да? – тихо и сдержанно сказал брат Александр. – А если мы вам не верим?
– Я могу привести десяток свидетелей из города, – ответил Константин увереннее. Руки монаха были связаны.
Дмитрий склонился.
– Так это правда? – сказал он. – В Москве был черт?
Константин перекрестился. Склонив голову, он сказал:
– Правда. Нежить. Я видел его своими глазами.
– Почему в Москве была нежить, батюшка?
Константин заметил, как его назвали. Он выдохнул:
– Это было Божьим наказанием за то, что вы приютили ведьму. Но теперь ведьма мертва, может, Бог сжалится.
– Не обязательно, – сказал Медведь, но его слышал только Константин.
* * *
«Проклятый болтливый священник, – думал Саша. – И Вася не лучше», – он мог защищать ее хорошие намерения и доброе сердце, но не мог назвать сестру невиновной. Он не мог сказать, что она не была ведьмой. Он не мог говорить о похищении Марьи.
Теперь он должен был стоять перед убийцей, слушать его выдумки. Но он не мог перечить, а Дмитрий, что удивительно, слушал священника. Саша побелел от ярости.
– Нежить вернется? – спросил Дмитрий.
– Бог знает, – ответил Константин. Он взглянул влево едва заметно, но там ничего не было. Волоски на шее Саши встали дыбом.
– Тогда… – начал Дмитрий, но умолк. Шум на лестнице отвлек их, а потом двери комнаты распахнулись.
Они обернулись. Слуга Дмитрия ворвался в комнату, за ним прошел мужчина в хорошей одежде, но в грязи после дороги.
Дмитрий встал. Все подданные поклонились. Новоприбывший был выше великого князя, но с теми же серыми глазами. Все сразу его узнали. Это был величайший человек после великого князя. Он сам был князем по праву, со своими землями без рабства. Владимир Андреевич, князь Серпухова.
– Рад тебя видеть, брат, – просиял Дмитрий, они росли вместе.
– Город горел, – ответил Владимир. – Рад, что он еще стоит, – но его глаза были мрачными, он исхудал от зимнего путешествия. – Что произошло?
– Был пожар, как ты понял, – сказал Дмитрий. – И мятеж. Я все расскажу. Но зачем ты так спешил?
– Темник Мамая обеспечил армию.
Тишина наполнила комнату. Владимир не смягчал удар.
– Я услышал в Серпухове, – продолжил он. – У Мамая есть противник на юге, что становится с каждым днем все сильнее. Чтобы отогнать угрозу, ему нужна верность Москвы и наше серебро. Он сам идет за этим с севера. Сомнений нет. Он будет в Москве к осени, если ему не заплатить, Дмитрий Иванович. Придется собирать серебро или армию, и медлить нельзя.
На лице Дмитрия странно смешались гнев и рвение.
– Расскажи мне все, что знаешь, – сказал он. – Идем. Выпьем и… – Саша с яростью понял, что его двоюродный брат был рад отложить вопросы о чертях и нежити, о мятеже и пожарах. Дела войны и политики были важнее и понятнее.
Пока его терзали гнев и отчаяние, Саша мог поклясться, что кто–то в комнате смеялся.
* * *
– Отослать священника без наказания? – позже спросил Саша. Он едва мог говорить. Он едва смог застать двоюродного брата одного после прибытия Владимира Андреевича. Саша поймал Дмитрия во дворе, когда тот собирался сесть на коня и проверить пострадавшие части Москвы. – Думаете, Владимир Андреевич примет это? Вася была его свояченицей.
– Мне нужно арестовать главу мятежа, – сказал Дмитрий. Он забрал у конюха поводья и опустил ладонь на бок коня. – Они будут приговорены к смерти за ущерб имуществу князя Серпухова, за то, что покушались на его семью. Но я не трону того священника. Послушай меня. Может, священник и обманщик, но хороший. Видел толпу снаружи?
– Видел, – недовольно сказал Саша.
– Они взбунтуются, если я убью его, – продолжил Дмитрий, – а я не могу допустить еще мятежи. Он может управлять толпой, а я – им. Такой человек хочет золота и славы, хоть и изображает набожность. Новости с юга все меняют, ты сам знаешь. Я могу или сжать своих бояр, князей и богачей Новгорода для серебра, или пойти по сложному пути и созвать всех князей Руси – тех, что придут – и собрать армию. Я попробую первое ради своего народа, но не могу допустить шансов, что мой город захватят. Тот мужчина может пригодиться. Я решил, Саша. И его история правдоподобна. Может, он не врет.
– Думаешь, я вру? Что насчет моей сестры?
– Она устроила пожар, – вдруг холодно сказал Дмитрий. – Может, ее смерть от огня была правосудием. Ты не сказал мне об этом. Мы вернулись к тому, с чего начали. Ложь и скрытая правда.
– Это было случайно.
– Но все же, – сказал Дмитрий.
Они смотрели друг на друга. Саша знал, что хрупкое вернувшееся доверие снова пропадало. Стояла тишина. А потом…
– Я хочу, чтобы ты кое–что сделал, – сказал великий князь. Он отпустил поводья коня и отвел Сашу в сторону. – Мы еще родственники, брат?
* * *
– Я не смог убедить Дмитрия, – утомленно сказал Саша Ольге. – Священник на свободе. Дмитрий хочет собрать серебро, чтобы успокоить татар.
Его сестра штопала чулки, простые иглы и быстрые руки смотрелись нелепо на ее расшитом наряде на коленях. Только дерганые движения ее пальцев раскрывали ее чувства.
– Так за мою сестру, дочь и разбитые врата справедливости не будет? – спросила она.
Саша медленно покачал головой.
– Не сейчас. Но твой муж вернулся. Ты теперь в безопасности.
– Да, – ответила Ольга, голос был сухим, как летняя пыль. – Владимир вернулся. Он придет ко мне сегодня или завтра, когда узнает все новости, построит все планы, помоется, поест и пообщается с великим князем. А потом я расскажу ему, что его второй сын родился дочерью, еще и мертвой. А тут на свободе черти и… Думаешь, будет война?
Саша замешкался, но решительное лицо Ольги не давало жалеть ее, и он принял смену темы.
– Нет, если Дмитрий заплатит. Мамай не хочет войны, у него есть противник на юге Сарая. Ему нужны только деньги.
– Видимо, много денег, – сказала Ольга, – раз он созвал армию, чтобы забрать их. Всю зиму тут были бандиты, Москва недавно горела. Дмитрий сможет найти деньги?
– Не знаю, – признался Саша и сделал паузу. – Оля, он отослал меня.
Это разрушило ее самообладание.
– Отослал… куда?
– В Лавру. К отцу Сергею. Дмитрий понимает проблемы людей и армий. Но с разговорами о нечистой силе он хочет услышать совет отца Сергея, посылает меня за этим, – Саша принялся беспокойно расхаживать. – Из–за Васи город ополчился на меня, – признание далось ему с трудом. – Он говорит, мне глупо оставаться. Это ради тебя и меня.
Ольга прищурилась, следила за ним, пока он расхаживал.
– Саша, ты не можешь уйти. Не когда нечисть вокруг. У Марьи тот же дар, что и у Васи, и этот священник, что пытался убить нашу сестру, знает об этом.
Саша замер.
– У тебя будут люди. Я говорил с Дмитрием и Владимиром об этом. Владимир вызывает людей из Серпухова. Марья будет в безопасности в тереме.
– В безопасности как Вася?
– Она ушла.
Ольга сидела неподвижно и молчала.
Саша опустился на колени возле нее.
– Оля, я должен. Отец Сергей – святой человек, самый лучший в этом. Если там нечисть, Сергей будет знать, что делать. Я не знаю.
Его сестра все еще молчала. Саша тише сказал:
– Дмитрий попросил меня об этом. Цена – его доверие.
Сестра сжала иголки, комкая чулки.
– Мы – твоя семья, клялся ты или нет, и ты нужен нам здесь.
Саша прикусил губу.
– На кону вся Русь, Оля.
– Ты больше переживаешь за детей неизвестных, чем за моих? – напряжение прошлых дней уже сказывалось на них.
– Потому я стал монахом, – парировал он. – Чтобы заботиться обо всем мире, а не быть привязанным к уголку. Зачем все это, если я не могу защитить всю Русь вместо участка и нескольких людей?
– Ты не лучше Васи, – сказала Ольга. – Думаешь, что можно стряхнуть семью, как лошадь всадника. Посмотри, куда это ее привело. Ты не в ответе за Русь. Но ты можешь уберечь племянницу и племянника. Не уходи.
– Это задача твоего мужа… – начал Саша.
– Он будет тут день или неделю, а потом снова уедет по работе князя. Как всегда, – яростно сказала Ольга с дрожью в голосе. – Я не могу рассказать ему о Марье. Что он сделает с такой дочерью? Он со щедростью отправит ее в монастырь. Брат, прошу.
Ольга уверенно управляла хозяйством, но последние дни загнали ее до предела. Когда мир двигался за ее стенами, она мало что могла сделать. Теперь она умоляла, княгиня, которой не хватало сил уберечь семью.
– Оля, – сказал Саша. – Твой муж обеспечит людей у ворот, ты будешь защищена. Я не могу отказать великому князю. Я вернусь, как только смогу. С отцом Сергеем. Он будет знать, что делать. С нечистью… и Константином Никоновичем.
Пока он говорил, она сдерживала гнев. Она снова была уверенной княгиней Серпухова.
– Тогда иди, – с отвращением сказала она. – Ты мне не нужен.
Он прошел к двери, замешкался на пороге.
– Бог с тобой, – сказал он.
Она не ответила. Он вышел под серую морось ранней весны и успел услышать ее вдох, словно она пыталась сдержать слезы.
* * *
В Москве снова была ночь, двигались только нищие, пытались согреться в весенней слякоти. Едва заметные духи домов ходили, шептались. В воздухе была перемена, вода была подо льдом и во влажном ветре. Черти шептали слухи, как люди в городе.
Медведь тихо шел по улицам, холодный дождь был на его лице, и меньшие черти отступали. Он не глядел на них. Он радовался звукам и запахам, движущемуся воздуху. Плоды его ума обретали форму. Новости о татарах были удачей, и он хотел использовать это.
Он должен преуспеть. Должен. Лучше переделать мир, уничтожить себя, чем вернуться на мрачную поляну на краю зимы и спать годами. Но до этого не дойдет. Его брат был далеко, так скован, что никогда больше не вернется.
Медведь улыбнулся безразличным звездам.
«Приходите, весна и лето, и я покончу с этим местом, заглушу колокола», – когда они звенели с каждой службой, он чуть вздрагивал. Но люди оставались людьми, каких бы богов не выбирали. Разве он не искусил слугу нового Бога?
Копыта стучали во тьме впереди, женщина на черном коне выехала из теней.
Медведь поднял голову, не удивился.
– Новости, Полуночница? – сказал он с долей веселья в голосе.
– Она не умерла в моем королевстве, – сказала она без эмоций.
Взгляд Медведя стал пронзительным.
– Ты помогла ей?
– Нет.
– Но следила за ней. Зачем?
Полуночница пожала плечами.
– Мы все смотрим. Все черти. Она отказала вам, Морозко и Медведю, и стала отдельной силой в твоей войне. Черти снова выбирают сторону.
Медведь рассмеялся, но серый глаз был осторожным.
– Выбрали ее, а не меня? Она ребенок.
– Она уже одолела тебя раз.
– С помощью моего брата и жертвы ее отца.
– Она выжила в трех пожарах, и она уже не ребенок.
– Зачем говоришь мне?
Полуночница пожала плечами.
– Потому что я не выбирала сторону, Медведь.
Он с улыбкой сказал:
– Ты пожалеешь о своей нерешительности.
Черный конь Полуночницы топнул и дико посмотрел на Медведя. Женщина погладила его гриву.
– Может, – сказала она. – Тебе я тоже помогла. У тебя есть вся весна на твои дела. Если не укрепишь свое положение, то черти будут правы, обратившись к силам девицы.
– Где я ее найду?
– Летом, конечно. У воды, – Полуночница посмотрела на него с высоты, сидя на коне. – Мы будем наблюдать.
– Тогда у меня есть время, – Медведь снова посмотрел на дикие звезды.
Часть третья
Путь в полуночи
Вася проснулась в такой глубокой тьме, что подумала, что ослепла. Она подняла голову. Ничего. Ее тело замерзло, окоченело, и от движений боль хлынула по ее шее и спине. Она смутно задумалась, почему не умерла, почему лежала на папоротнике, а не на снегу. Было тихо, лишь потрескивали ветки сверху. Она робко поднесла дрожащую руку к глазам. Один был опухшим, не открывался. Другой казался нормальным, но ресницы склеились. Она осторожно разлепила их.
Было еще темно, но теперь она могла видеть. Тонкий серп луны бросал трепещущий свет на странный лес. Снег лежал участками, туман окутывал деревья, озаренный луной. Вася ощущала запах холодной и влажной земли. Она поднялась на ноги, повернулась по кругу. Тьма вокруг. Она пыталась вспомнить последние часы, но были лишь смутные ужас и бег. Что она делала? Где была?
– Что же, – сказал голос, – ты все–таки не мертва.
Голос звучал сверху. Вася невольно отпрянула, пока искала взглядом говорящего, ее здоровый глаз слезился. Наконец, на ветке сверху она заметила бледные, как звезды, волосы и яркие глаза. Пока ее глаз привыкал, Вася смогла разглядеть силуэт Полуночницы, сидящей на ветке дуба, прислоняясь к стволу.
Под деревом трепетала тьма. Вася прищурилась, разглядела красивого черного коня, щипающего траву в свете луны. Он поднял голову и посмотрел на нее. Сердце Васи стукнуло раз, оглушая, и она вспомнила кровь на руках, лицо отца Константина, огонь…
Она замерла. Если пошевелится, издаст звук, то убежит, крича, сходя с ума от воспоминаний или невозможности этой тьмы без Москвы рядом. Это было настоящее? Это? Ее конь мертв, а ее жизнь спасла магия? Она поежилась, упала на колени, прижалась ладонями к влажной холодной земле. Пытаясь понять, она словно ловила дождь. Она могло лишь дышать, ощущать ладони на земле.
Она с усилием подняла голову. Слова прозвучали медленно:
– Где я?
Нечисть издала смешок.
– И в своем уме, – она звучала немного удивленной. – Это мое королевство. Оно зовется Полуночью, – изгиб ее губ был холодным. – Я тебя впустила.
Вася пыталась дышать медленнее.
– Где Москва?
– Кто знает? – сказала Полуночница. Она съехала с дерева, тихо упала на землю. – Не близко. Мое королевство не из дней или времен года, а из полуночей. Ты можешь пересечь мир мгновенно, пока там, куда ты идешь, полночь. Или ты можешь умереть, пытаясь, или сойти с ума. Такое вероятнее.
– Мне сказали, – вспомнила Вася, – что я должна найти озеро. С дубом на берегу.
Полуночница вскинула бледную бровь.
– Какое озеро? В моем королевстве столько озеро, что ты будешь искать тысячу жизней.
«Искать?» – Вася едва стояла.
– Ты мне поможешь?
Черный конь тряхнул ушами.
– Помочь тебе? – ответила Полуночница. – Я помогла тебе. Я сделала тебя свободной от своего королевства. Я даже держала тебя тут, пока ты была без чувств. Мне сделать больше? – волосы Полуночницы ниспадали холодным дождем по тьме ее кожи. – Ты была невежливой во время нашей последней встречи.
– Пожалуйста, – сказала Вася.
Полуночница слабо улыбнулась, приблизилась и прошептала ответ, будто тайну:
– Нет, – сказала она. – Ищи сама. Или умри тут и сейчас. Я скажу старухе. Она, может, даже расстроится, но я сомневаюсь.
– Старуха? – сказала Вася. Тьма ужасно давила на нее. – Пожалуйста, – повторила она.
– Я не забываю оскорбления, Василиса Петровна, – сказала Полуночница и отвернулась, прижала ладонь к черному коню. Она забралась на него, повернулась и пропала за деревьями, не оглянувшись.
Вася была одна во тьме.
* * *
Она могла лечь на листья и ждать рассвета. Но откуда рассвету быть в царстве полуночей? Она могла ходить, хоть ноги дрожали, пока она просто стояла. Но куда идти? Она была в плаще Варвары, окровавленных лохмотьях платья. Ее ноги были босыми и растерзанными. Было больно дышать, и она дрожала. Эта ночь была чуть теплее, чем ночь у Москвы, но не намного.
Она прошла огонь, отказала Медведю, сбежала из Москвы магией, чтобы умереть во тьме?
«Иди к озеру, – сказала Варвара. – Там ты будешь в безопасности. Озеро с дубом на берегу».
Если Варвара думала, что Вася могла его найти, тогда у нее был шанс. Может, Варвара думала, что Полуночница поможет ей, ведь Вася даже не знала, какую сторону выбрать. Но она хотя бы умрет в пути, в поисках убежища. Вася собралась с силами и пошла во тьму.
* * *
Она не знала, долго ли шла. Сил уже не было, но она шагала вперед. Свет не менялся, солнце не вставало. Вася отчаянно желала света. Ее ноги оставляли кровавые следы.