– Неандертальцы, как принято считать, вымерли пятьдесят тысяч лет назад. Но что, если они не совсем исчезли? Может быть, наши предки, кроманьонцы, просто вытеснили их из привычных ареалов обитания? И они ушли туда, где их никто не тревожил – в глухие леса, в ущелья снежных гор... Не слу-чайно же во многих легендах этих существ называют «снеж-ными людьми»!
– Ужасно хотелось бы хоть одним глазком взглянуть на та-кого снежного человека, – протянула Катя. – Вот окончится война, надо будет обязательно организовать экспедицию! Вы же не отказались бы, правда?
– Что за вопрос! Знаете, Катя, это, по-моему, самое лучшее, что может быть в жизни...
Лев запнулся.
– Что же? – лукаво спросила она.
– Свобода... и поиск... разгадка неведомого... а еще – дорога. Я очень люблю путешествовать, Катя.
– А из меня никудышная путешественница, – в голосе девуш-ки прозвучала печаль. – Эвакуация из Ленинграда на Урал, да
0сУрала в Москву на самолете... Ой, Лев, а вы ведь тоже из Ле-нинграда?
И они заговорили о любимом городе. Где жили до войны («до ареста», – мысленно поправлял девушку Лев, но вслух ничего не говорил), где любили гулять... Выяснилось, что у них были даже какие-то общие знакомые, хотя Гумилев и был старше на одиннадцать лет. Кто-то водил дружбу со старшей сестрой одной Катиной подруги, и этот кто-то вроде бы учил-ся на параллельном потоке в университете в то же время, что и Гумилев... И не имело значения, что это было пять лет на-зад, что Кате тогда едва исполнилось четырнадцать, и студент университета наверняка казался ей старым и совершенно не-интересным. Тогда это было неважно, а сейчас стало ниточ-кой, протянувшейся между двумя людьми, потерявшими всех своих близких.
|
|
Потом к реке спустились раскрасневшиеся от костра Шиба-нов с Теркиным, и разговор прервался. Но ни Лев, ни Катя о протянувшейся ниточке уже не забыли.
– Ты это, – сказал на следующий день Шибанов, когда они с Гумилевым возвращались со стрельбища. Лев, как всегда, без-божно мазал, и майор Гредасов оставил его на полчаса для до-полнительных стрельб, а капитан остался по собственному же-ланию. – Ты к Катьке клинья не подбивай, понял?
Гумилев остановился, как будто врезавшись в дерево.
– Нет, – сказал он медленно, – не понял.
– Повторяю еще раз. К Катьке клинья не подбивай. Она за-нята уже.
Лев почувствовал, что у него деревенеет подбородок.
– Тобой, что ли? – спросил он, поворачиваясь к Шибанову. Капитан был выше и сильнее, но сейчас это не имело никако-
го значения. Гумилев не боялся его, как не боялся урок на зоне, даже если их было больше и у них были заточки.
– А если мной? – усмехнулся Шибанов. – Что, морду будешь мне бить?
Он стоял, широко расставив ноги и чуть согнув руки в лок-тях, и нагло смотрел на Гумилева.
«Провоцирует, – понял Лев. – Он уже подготовился и просчи-тал все варианты. Если я сейчас дернусь, он сразу возьмет меня на контрприем и отлупит, как Бог черепаху...»
– А сама-то она об этом знает? – вдруг спросил Гумилев. – О том, что ты ее «занял»?
Такого оборота разговора капитан явно не ожидал. Он сделал движение навстречу Льву – точнее сказать, намек на движение
– и вдруг замер. Губы его скривились, как если бы он раскусил кислую ягоду.
|
|
– Узнает, – бросил он Гумилеву.
Резко развернулся и зашагал по тропинке к дому.
Глава пятая
Ленинград
Ленинград, июль 1942 года
Чтобы добраться от Осиновца до Ленинграда, группе «Кугель» пришлось преодолеть два заградпоста и два КПП – один на стан-ции «Борисова Грива», другой – на Финляндском вокзале.
– Кого они тут ловят? – раздраженно спросил Бруно после очередной проверки документов. – Какой идиот в здравом уме будет пытаться попасть в обреченный город?
– Такой, как ты, – ответил Рольф. – Или такой, как я. Или та-кой, как Хаген.
Его тоже тревожили меры безопасности, предпринятые рус-скими. Скорцени объяснял им, что Ленинград до сих пор не капитулировал лишь потому, что НКВД держит его жителей
0вжелезном кулаке, однако количество патрулировавших го-род полицейских превосходило ожидания командира группы. Пока что бумаги, выправленные спецами Шелленберга, у рус-ских подозрений не вызывали, но каждая новая проверка уве-личивала шанс нарваться на особо ретивого служаку, который захочет копнуть поглубже.
– По Невскому не пойдем, – решил Рольф. – Слишком риско-ванно.
Карты города у них с собой не было, но она и не требовалась. Каждый из коммандос потратил несколько часов на изучение топографии Ленинграда – с учетом новейших данных авиараз-ведки.
Через Литейный мост перешли на другой берег Невы, вышли на набережную к Летнему Саду, и пошли вдоль Фонтанки. Пе-
ресекли пустынный Невский, и все тою же Фонтанкой дошли до улицы Дзержинского (бывшая Гороховая).
|
|
– Здесь совсем нет животных, – сказал Бруно, когда они прош-ли уже полгорода. – Ни кошек, ни собак.
– Они их съели, – улыбнулся Рольф. Он вообще часто улыбал-ся, у него были превосходные зубы.
– Тогда должны были расплодиться крысы.
– А они и крыс съели. Крысы питательны.
– И птиц совсем нет. Одни воробьи.
– А ты попробуй, поймай воробья. В нем мяса меньше, чем в половине мизинца.
– Фюрер был прав, когда не стал штурмовать Ленинград, – сказал Бруно, подумав. – Этот город выжрет себя сам изнутри.
Ленинград был похож на огромный склеп. Выбитые окна старинных домов казались мертвыми глазницами. Народу на улицах было довольно много, но эти люди больше напомина-ли призраков – худые, с тонкими, как ветки, руками и ногами, они двигались по мостовым, словно серые тени. Только тени скользят над землей, а эти люди шли, тяжело передвигая ноги и наклоняя туловище вперед, как будто в лицо им дул сильный ветер. Иногда они останавливались и поднимали лицо к небу, греясь в лучах нежаркого солнца.
– Жуткий город, – заметил Бруно. – Они все здесь, как мерт-вецы. Видели их глаза? Совершенно неподвижные. И лица, как маски, с обтянутыми кожей носами. Никакой мимики.
– Мы попали на тот свет, – засмеялся Рольф.
Навстречу им шла женщина, державшая за руку малышку трех-четырех лет. Малышка смешно ковыляла на уродливо ис-кривленных тоненьких ножках. Когда они поравнялись с ком-мандос, малышка вдруг закричала:
– Дядя солдат! Дядя солдат!
– Что тебе, девочка? – спросил Хаген, наклоняясь к ней.
– Поля! – сказала вдруг женщина молодым звонким голосом,
0иРольф с изумлением понял, что это совсем юная девушка, вряд ли старше шестнадцати лет – вот только лицо и осанка у нее были старушечьи. – Поля, не приставай к дяде! Сколько раз я тебе говорила!
– Дядя солдат, – затараторила малышка, – ты, пожалуйста, убей там побольше немцев, чтобы война поскорее закончилась! А то у нас тут совсем уже нечего кушать, дядя солдат...
На малоподвижном лице Хагена не отразилось никаких эмо-ций.
– Хорошо, девочка, – сказал он, – я так и сделаю.
Он потрепал ребенка по русой головке и выпрямился. Жен-щина – теперь Рольф был уверен, что это не мать девочки, а ее старшая сестра – уже тащила Полю прочь.
– Вы извините ее, товарищ офицер, – сказала она, стараясь не смотреть Хагену в глаза. – У нас отец весной на фронте погиб, вот она и пристает ко всем, кто в форме...
– Ничего, – сказал Хаген.
Когда они отошли метров на двадцать, он проговорил задум-чиво:
– Шеф ошибался, когда говорил, что все дело в НКВД.
– Почему? – спросил Бруно. – Разве мало особистов на ули-цах?
– Эта девочка никогда не слыхала про НКВД, – сказал Хаген.
– Но она тоже не хочет капитулировать.
До нужного им дома на углу Фонтанки и Дзержинского ком-мандос добрались уже под вечер. Вопреки ожиданиям Рольфа, на патрули они больше не натыкались – по-видимому, основ-ная их часть была сконцентрирована на подступах к городу и у стратегически важных объектов. Набережная была почти пуста, только высокий и прямой, как жердь, старик, стоял у мо-ста, опершись вытянутыми руками на парапет и глядя на воду.
Подойдя ближе, Рольф заметил, что бледные и тонкие губы старика беззвучно шевелятся. «Молится», – подумал он. И тут же понял, что он ошибся – старик не молился, он читал стихи.
– Наше прошлое, наше дерзанье Все, что свято нам навсегда,-На разгром и на поруганье Мы не смеем врагу отдать.
Если это придется взять им, Опозорить свистом плетей, Пусть ложится на нас проклятье Наших внуков и их детей!
Даже клятвы сегодня мало. Мы во всем земле поклялись. Время смертных боев настало – Будь неистов. Будь молчалив.
Всем, что есть у тебя живого, Чем страшна и прекрасна жизнь Кровью, пламенем, сталью, Словом – Задержи врага! Задержи!8
«Он сошел с ума, – подумал Рольф. – Человек не может читать стихи в городе, где нечего есть».
Вслух он сказал:
– Добрый вечер, товарищ. Мы ищем Федора Николаевича Свешникова. Вы, случайно, не знаете такого?
Старик вздрогнул и повернул голову. У него было худое, стро-гое лицо византийского святого.
8 Стихи Ольги Берггольц. Удивительным образом эти строчки (как и многие другие стихи Берггольц) напоминают и по размеру, и по духу стихи Николая Гумилева, написанные им во время Первой мировой войны.
– Я знаю Федора Николаевича, – сказал он медленно. – А по какому делу вы его разыскиваете?
– Его сестра, Варвара Николаевна, просила ему передать письмо и посылочку, – широко улыбнулся Рольф. – А нас тут как раз в Ленинград перебросили, грех не исполнить просьбу.
0Ялейтенант Гусев из береговой радиоразведки.
Старик ничего не выражающим взглядом смотрел куда-то
сквозь Рольфа.
– Я покажу вам, где он живет, – сказал он, наконец. – Но Фе-дор Николаевич едва ли откроет дверь незнакомым людям.
Он оторвал руки от парапета, и, механически переставляя ноги, двинулся к парадному. Трое коммандос последовали за ним.
Они поднялись на третий этаж – по каменной лестнице
0свыщербленными ступенями. Старику явно было тяжело идти, он то и дело останавливался передохнуть, и у Рольфа всякий раз возникало желание вскинуть его на плечо и пота-щить наверх, как мешок с мукой. Наконец они остановились у двери квартиры под номером восемь. Одной рукой старик оперся о дверной косяк, а другой – зашарил в кармане пид-жака. Вытащил оттуда ключ и вставил его в замочную сква-жину.
– У вас есть ключ от квартиры Федора Николаевича? – уди-вился Рольф.
Некоторое время старик молчал. Потом с усилием повернул ключ в замке и потянул дверь на себя.
– Квартира большая, – сказал он ровным голосом. – Федор Николаевич живет в последней комнате по коридору направо.
«Это же общая квартира! – запоздало догадался Рольф. – Как русские их называют – коммуналка? Додуматься же надо – по-селить несколько семей вместе!»
– Большое вам спасибо, – поблагодарил он старика. – Изви-ните, что побеспокоили.
Дверь в комнату Свешникова была, как и следовало ожидать, заперта. Бруно несколько раз постучал по ней костяшками пальцев.
За дверью молчали. Бруно постучал еще несколько раз.
– Может, он спит? – предположил Рольф. – Мы же не знаем, сколько ему лет.
– Тише, – сказал Хаген. – Там кто-то движется.
За дверью действительно слышались какие-то звуки – словно некто, маленький и легкий осторожно крался по паркету. По-том раздалось слабое покашливание, и тихий старческий голос спросил:
– Кто там?
– Федор Николаевич, я лейтенант Гусев. У меня есть для вас письмо и посылка от вашей сестры из Казани.
Может быть, Свешников действительно редко открывал дверь незнакомым людям, но услышав о сестре из Казани, мед-лить он не стал. Замок щелкнул и дверь открылась.
– Входите, пожалуйста, товарищи, – проговорил стоявший на пороге старик дрожащим голосом. – Располагайтесь, прошу вас.
Рольф потянул носом – в комнате Свешникова пахло гряз-ным тряпьем, давно немытым телом и почему-то порошком от клопов. Обстановка была чрезвычайно бедной – стул, узкий топчан, лежавший прямо на полу, крохотная закопченная бур-жуйка и сваленные в углу ватники. «Располагаться» здесь было решительно негде, да и не очень-то хотелось.
– Ваша посылка, – сказал Рольф, протягивая Свешникову пе-ревязанный веревкой пакет. Старик развернул его дрожащими пальцами. Пакет был плотно набит серыми кубиками бульон-ного концентрата.
– О, господи, – пробормотал Свешников. Руки его тряслись. Он несколько раз шмыгнул носом и посмотрел на Рольфа бле-стящими от слез глазами, как старая и верная собака.
– Вы не представляете... товарищи, вы даже не представляе-те, что это такое... это же спасение... спасение!
– У вас хорошая сестра, – сверкнул белозубой улыбкой Рольф.
– Да, Варечка прекрасная женщина... прекрасная... Это же суп! Много, много замечательного, вкусного супа! Каждый ку-бик можно разделить на четыре части... а если добавить в ка-стрюлю лебеды или щавеля, то получится великолепный ово-щной суп на мясном бульоне! Товарищи...
Он подошел к Рольфу и обнял его. Старик едва доставал ди-версанту до плеча, и потому уткнулся лицом в обтянутую но-веньким зеленым сукном грудь Рольфа. И заплакал.
Рольф терпеливо ожидал, пока Свешников успокоится.
– Есть еще письмо, Федор Николаевич, – сказал он.
Письмо было в узком солдатском конверте. Старик бережно положил пакет с кубиками на топчан и трясущимися пальцами разорвал конверт.
Содержание письма, изготовленного все теми же специали-стами Шелленберга, Рольф знал наизусть. Сестра Варвара сооб-щала, что у них в Казани все хорошо, продуктов хватает и даже с избытком, поэтому она совершенно не стесняет себя, посылая брату несколько кубиков бульонного концентрата. Все свято верят в скорую победу над фашистской гадиной и своим удар-ным трудом стремятся приблизить день, когда Красная Армия освободит Ленинград и пойдет дальше, на Берлин.
«Дорогой Федор, – писала она в конце. – У меня есть к тебе одна частная, но очень важная просьба. Здесь у нас в эвакуа-ции есть одна пожилая женщина из Ленинграда. У нее в городе остался сын, Лёва. Она не может с ним связаться – письма с их старого адреса возвращаются с пометкой «адресат выбыл». А она, как мать, конечно же, очень переживает. Не мог бы ты по-мочь ей в поисках сына? Его полное имя Лев Николаевич Гу-милев, он родился 1 октября 1912 года, жили они на Литейном.
Если бы ты мог оказать советской матери помощь, это было бы благородное и достойное советского человека дело».
Рольф подождал, пока Свешников дочитает письмо до кон-ца.
– Товарищи, – сказал старик, оборачиваясь на пакет с бульон-ными кубиками. – А вы... э-э... надолго в Ленинград?
– Как командование решит, – пожал плечами Рольф. – Но не-делю наверняка здесь пробудем.
– Это... э-э-э... было бы очень удачно. Моя сестра просит от-ыскать одного человека... для своей, э-э-э, знакомой. Впрочем, она, возможно, вам говорила?..
– Что-то такое упоминала, – улыбнулся Рольф. – Кажется, какой-то Лев Гумилев, да?
– Именно. Так вот, я думаю, что если бы я нашел его, то пере-дать через вас весточку было бы вернее... письма на Большую Землю часто не доходят, вы же знаете, какая обстановка вокруг города...
– А вы уверены, что сможете его найти? – прищурился Хаген.
– И сколько времени вам на это потребуется?
Свешников еще раз посмотрел на пакет.
– Времени это может занять... э-э, много. Но если кто и спо-собен найти потерявшегося человека в блокадном Ленинграде, то это я, товарищи. Не знаю, говорила вам Варвара или нет, но я служу... то есть служил... старшим статистиком справочной службы по городу Ленинграду.
И о Федоре Николаевиче Свешникове, и о его сестре Варва-ре оберштурмбаннфюрер Отто Скорцени узнал от своего при-ятеля Фрица Штайнера, директора разведшколы «Нахтигаль». Штайнер подчинялся руководителю штаба «Валли» Гейнцу Шмальцшлегеру, и не имел права предоставлять секретную ин-формацию представителю другого ведомства, но со Скорцени их связывала давняя дружба. К тому же в разговоре с прияте-
лем Скорцени ни разу не упомянул имя Вальтера Шелленберга, бывшего на ножах с руководством Абвера. Он просто рассказал Штайнеру, что его людям необходимо найти в блокадном Ле-нинграде одного человека, и спросил, не знает ли Штайнер, как это можно сделать наиболее простым и элегантным способом.
– Ты обратился как раз по адресу, старина, – ответил ему Штайнер, роясь в папках на своем рабочем столе. – В моей шко-ле учится человек, который может тебе очень в этом помочь. Вот, Свешников Василий Иванович, бывший сержант Красной Армии, сдался в плен в январе 1942 года под Лозовой, содер-жался в концентрационном лагере, где почти сразу же высказал желание сотрудничать с Абвером. Вот его личное дело. Учится он хорошо, будем делать из него диверсанта.
– У меня своих хватает, – отмахнулся Скорцени.
– Я не собираюсь отдавать его тебе, – рассмеялся Штайнер.
– Просто у этого парня в Ленинграде есть один очень интерес-ный родственник...
– Когда мне к вам зайти, Федор Николаевич? – спросил Рольф.
– Зайдите... э-э, завтра вечером. Ну, или послезавтра – это уже наверняка. Я сообщу вам все, что смогу узнать.
– Тогда мы, пожалуй, пойдем, – Рольф приложил ладонь к фу-ражке. – Честь имею, товарищ Свешников.
– Погодите, погодите, – заволновался старик, – ужели вы так просто возьмете и уйдете? Может быть, посидите еще немно-го? Расскажете, как дела на фронте...
– Нет, Федор Николаевич, – покачал головой Рольф. – Мы уже и так опаздываем в штаб полка. Но я постараюсь зайти к вам завтра вечером.
На прощание Свешников обменялся с ними рукопожатием. Рольфу показалось, что ладонь старика была не толще папи-росной бумаги.
Когда гости ушли, Федор Николаевич Свешников, не подо-зревавший о том, что его племянник, сын любимой сестры Вар-вары числится ныне курсантом разведшколы Абвера «Нахти-галь», поставил на буржуйку почерневшую кастрюлю и налил туда два ковшика воды из стоявшего в углу ведра. Дождался, когда закипит вода и осторожно, кончиком ножа отрезал от бу-льонного кубика тонкую коричневую полоску – не четвертую часть, а скорее, осьмушку.
Некоторое время он сидел, вдыхая запах из кастрюли, потом прикрыл ее крышкой и вышел в коридор, предварительно при-перев дверь чурбачком, чтобы не захлопнулась от сквозняка. Доковыляв до середины коридора, он постучал к соседу.
– Я лежу, – недовольно сказали из-за двери.
– Савушка, – проговорил Свешников, – Савушка, ты уж, по-жалуйста, поднимайся. Поднимайся, Савушка, дело у меня к тебе важное.
– Что ты, Федор, беспокойный какой, – заворчали за дверью.
– Не даешь человеку полежать после вечернего моциона...
Щелкнул замок. На пороге комнаты стоял высокий старик с
иконописным лицом, полчаса назад читавший стихи над Фон-танкой. Он снял пиджак и брюки и был в поношенной, но чи-стой пижаме.
– Савушка, – зашептал Свешников, – у тебя щавель есть? Или лебеда? Хотя бы немножечко? Понимаешь, Варя, сестра моя, прислала из Казани гостинец – бульонный концентрат... И те-перь я варю суп, Савушка! Я приглашаю тебя на суп! Неважно, есть у тебя щавель или нет, хотя лучше, конечно, чтобы был. Собирайся и приходи, скоро все будет готово!
Старик, которого он назвал Савушкой, строго посмотрел на него.
– Вот как? Это хорошо. У меня есть несколько листочков ща-веля и даже немного капустных листьев. Можешь их взять. Од-нако мне нужно переодеться, я не могу идти в гости в пижаме.
Федор Николаевич, лучась от счастья, схватил подаренную зелень и поспешил к супу. Минут через десять он потушил огонь и, причмокнув губами, попробовал с ложки получившее-ся варево. Вкус был божественный.
– Что же Савушка-то не идет, – пробормотал он. – Остынет же!
Еще через пять минут он решил поторопить соседа. Дверь в его комнату была открыта, а сам он сидел на стуле, спиною к Свешникову.
– Савушка, – позвал Федор Николаевич, – ну что же ты так долго!..
Потом он увидел, что подле стула неряшливым комом лежит пижама. Савушка переоделся, но не успел убрать ее в шкаф.
– Савушка! – испуганно прошептал Свешников. Подошел на цыпочках, вгляделся.
Старик с лицом византийского святого смотрел куда-то сквозь него остановившимися, мертвыми глазами.
Глава шестая
След «Золотой Зари»
Подмосковье, июль 1942 года
Спустя две недели после начала занятий курсанты познако-мились с новым преподавателем.
Это произошло на уроке немецкого. Войдя в класс, они обна-ружили, что вместо старенькой Изольды Францевны за столом сидит худощавый черноволосый мужчина с крупным носом и цепкими, похожими на маслины, глазами. Одет он был в штат-ское – свободные черные брюки и белую рубашку с коротким рукавом.
– Здравия желаю, – на всякий случай гаркнул Шибанов. Муж-чина слегка поднял брови – мол, зачем же так кричать?
– Разрешите вопрос!
– Спрашивайте, капитан.
– А что с Изольдой Францевной?
– Она больше не будет вести у вас немецкий, – ответил черно-волосый. – Немецкий у вас буду вести я. А также многое дру-гое.
«У него акцент, – подумал Лев. – Несильный, едва заметный, но все же акцент. Француз?»
– Меня зовут Жером, – словно прочитав его мысли, продол-жал мужчина. – Я назначен командиром вашей группы. Груп-пе, кстати, присвоено кодовое название «Синица». Вопросы?
«Он похож на д’Артаньяна, – подумал Гумилев. – Не такого молодого, как в «Трех мушкетерах», но и не такого старого как
0в«Двадцать лет спустя». Где-то посередине. Интересно, он из Интербригад? В Испании сражалось много французов...»
– Товарищ Жером, вы военный? – не унимался Шибанов. Черноволосый сдержанно улыбнулся.
– Да, капитан. Я майор государственной безопасности. Но будет лучше, если вы станете обращаться ко мне, как сейчас – «товарищ Жером».
– Разрешите узнать, каковы задачи нашей группы, – неожи-данно выступила вперед Катя. – А то мы уже две недели гадаем, зачем нас здесь собрали...
Жером легко поднялся со стула и зачем-то подошел к окну. Подумал и задернул штору.
– Разумеется, я отвечу на все ваши вопросы, – сказал он, на-конец. – Но прежде вам предстоит пройти что-то вроде экзаме-на.
– По немецкому? – разочарованно спросил Теркин. – Так я не сдам...
– Немецкий здесь не при чем, – успокоил его черноволосый.
– Экзамен вы будете сдавать в индивидуальном порядке, много времени он не займет. Начнем, пожалуй, именно с вас. Осталь-ных попрошу подождать за дверью.
– Ни пуха, ни пера, – сказал Шибанов, хлопая Василия по плечу. – Смотри, не подведи, пехота...
Выйдя на улицу, устроились в тени большого дуба. Гуми-лев достал папиросы, закурил. Курева им выдавали по пачке в день, причем папиросы были хорошие, явно из довоенных еще запасов – «Борцы» или «Дели». Кроме Льва, в группе ку-рил только Теркин, но тот в основном смолил припасенную махорочку, а папиросы копил и обменивал на что-нибудь цен-ное.
– Отсядь, Николаич, – попросил Шибанов, – сам здоровье гробишь, так хоть других не обкуривай.
– Сдается мне, капитан, ты хочешь жить вечно, – процитиро-вал Гумилев безымянного английского капрала эпохи первой мировой войны, но отодвинулся.
– А что, – задумчиво проговорил Шибанов, – это мысль ин-тересная. Вот если бы открыли такой способ, чтоб можно было жить лет двести-триста и не стареть... Это ж сколько за всю жизнь можно увидеть! Пушкин сто с хвостиком лет назад еще жив был, стихи писал! А еще за сто лет до этого Пугачев родил-ся... Да мало ли великих людей в России было...
– Их и сейчас не меньше, – усмехнулся Лев. – Только как спра-ведливо заметил еще один поэт, «большое видится на расстоя-нье». Ты уверен, капитан, что смог бы определить, кто из твоих современников действительно велик?
Шибанов сорвал травинку, сунул в рот и принялся жевать.
– В чем-то ты, конечно, прав, Николаич. Но все равно про-жить триста лет было бы здорово...
– А мне бы хотелось, чтобы изобрели такое средство, чтобы люди вообще не болели, – сказала Катя. – Пусть живут не три-ста лет, а семьдесят – но только здоровыми.
– Да чего тут изобретать, – удивился Шибанов. – Не пей, не кури, спортом занимайся – вот и не будешь болеть.
По лицу Кати пробежала тень.
– У меня мама не пила и не курила. А потом заразилась ти-фом и умерла.
Капитан крякнул.
– Извини, Катюш. Я ж не про заразу...
Повисло неловкое молчание. Гумилев, чтобы разрядить об-становку, спросил:
– Как думаете, этот Жером – он француз или испанец?
– Маловато данных, – тут же откликнулся Шибанов. – Вообще
0унас в Таганроге и в Ростове таких тоже хватало. На армянина он не слишком похож, а вот на осетина – вполне.
– А акцент?
– Ну, пожил за границей, вот и акцент...
Открылась дверь, и во двор вышел Теркин. Вид у него был обескураженный.
– Катюша, тебя просят.
– А чего там было-то? – Катя вскочила, поправила падавшую на глаза светлую челочку. – О чем спрашивал?
– Не велено рассказывать, – покачал головой Василий. – Но ты иди, не боись. Он не кусается.
– Я и не боюсь, – обиженно дернула плечиком Катя. – Поду-маешь...
И гордой походкой двинулась к казарме, в которой размещал-ся класс немецкого.
– Ладно, пехота, колись, чем там этот Жером интересуется, – сказал капитан, когда Катя скрылась за дверью. – Тут все свои.
– Думаешь, я шутки шучу? – нахмурился Василий. – Он му-жик серьезный, не то, что некоторые. До тебя очередь дойдет, сам все узнаешь. Николаич, дай папироску.
– Ну и ладно, – Шибанов сплюнул травинку. – Ты у меня тоже чего-нибудь попроси...
Катя отсутствовала минут пятнадцать. Вернулась бледная и как будто бы чем-то испуганная, но говорить, что происходило
0вклассе, тоже наотрез отказалась.
– Саша, теперь ты иди, – сказала она, садясь на траву. – А Лев после тебя...
– Можете меня даже не спрашивать, о чем мы с этим Жеро-мом разговаривали, – буркнул Шибанов. – Все равно не скажу.