И начинает Катерина свое лечение. Да только не лечение это вовсе, а ворожба какая-то. Одну руку держит у пилота на шее, другой водит над спиной, как будто гладит. И лицо у нее при этом становится такое, как будто ей не двадцать лет, а все со-рок.
Шибанов рот открыл, чтобы что-то спросить, но товарищ Жора сразу палец к губам – тишина! И стоим мы вокруг Кате-рины, смотрим беспомощно, как она над переломанным пило-том колдует, а вокруг тихо-тихо, только сосны в вышине скри-пят да дятел вдалеке – тук-тук-тук, тук-тук-тук.
И проходит так десять минут, двадцать. А потом командир по часам своим пальцем щелкает – все, нету больше времени.
0ИКатерину за плечо трогает – заканчивай, мол.
Она поднимается, а ее шатает, как пьяную. И глаза такие,
словно она не спала трое суток.
– Все, – говорит, – товарищ Жером, я, что могла, сделала. Те-перь все, что ему нужно – это воротник на шею и полный покой. Транспортировать его отсюда пока что крайне нежелательно.
– Жить будет? – спрашивает командир.
– Не только жить, – пытается улыбнуться Катерина, только плохо это у нее получается. – Уже через пару дней вернется в строй. А если бы я еще час с ним поработала – то и раньше.
– Старшина, – говорит мне Жора, – сооруди товарищу пилоту жесткий воротник из подручных средств.
Ну, это дело несложное. Взял ножик, нарезал бересты, в не-сколько слоев свернул – вот тебе и воротник.
Одели мы это сооружение пилоту нашему на шею. Командир дал ему понюхать какой-то гадости из тюбика – он очнулся.
– Слушайте меня, товарищ летчик, – говорит Жора. – Трав-мы ваши не опасны, если только вы ходить не будете и голо-вой вертеть. Вот вам фляга с водой, вот сухпай, а вот пистолет
|
|
0сдвумя обоймами, чтобы от диких зверей отстреливаться. Хотя никого, крупнее ежика, в этих лесах, по-моему, не встре-чается. Лежите, отдыхайте. Часов через шесть – семь мы вас заберем.
– Как не опасны, – цедит пилот сквозь зубы, – если я с та-кой высоты на спину упал? Вызовите помощь, или пристрелите меня здесь к чертовой матери!
– Отставить истерику, – командир ему отвечает. – Приказы-ваю лежать и отдыхать. А если вы через два-три дня не будете снова летать, то можете считать меня лжецом и бесчестным че-ловеком.
Короче, оставили мы пилота под сосной прохлаждаться, под-хватили свои вещмешки, да и побежали вслед за Жорой в лес.
– А что, – спрашиваю, – планер-то наш так и останется на де-ревьях висеть?
– Да, – говорит, – у нас был билет в одну сторону. Обратно по-другому добираться будем.
Пробежались по лесу километров этак десять. Катерина со-всем выдохлась – так-то она бегает будь здоров, а тут, видно, у нее все силы на лечение и ушли.
– Привал, – командует, наконец, Жора. Ну, нас дважды про-сить не надо – повалились в траву, как подрубленные.
Тут он достает из внутреннего кармана запечатанный сургу-чом пакет и смотрит на часы.
– Сейчас двенадцать ноль-ноль. Согласно полученному мной приказу, в это время я должен вскрыть пакет с подробным из-ложением нашего учебного задания.
Мы лежим, дышим. Не до задания нам.
А Жора бодрый, как будто не бежал сейчас первым, проди-раясь через бурелом и перепрыгивая через бочажины. Даже не запыхался ни разу – двужильный мужик.
|
|
– Итак, задание. Скрытно проникнуть на территорию охра-няемого объекта «Ставка» и обнаружить штаб условного про-тивника. Установить личность главнокомандующего войска-ми противника и изъять принадлежащий ему предмет. При выполнении задания огневой контакт с противником свести к минимуму, убивать главнокомандующего запрещается. При-мечание: предмет представляет собой серебряные часы на це-почке. После выполнения задания группа должна отступить на охраняемый аэродром, расположенный к юго-юго-востоку от объекта «Ставка», захватить один из подготовленных к взлету самолетов и вылететь в точку «В». Примечание: на аэродроме постоянно находятся два заправленных и готовых к взлету транспортных самолета.
Прочитал он нам всю эту лабудень, и аккуратно сжег бумаж-ку и пакет на огне зажигалки.
– Все, – спрашивает, – ясно?
– Ну да, – отвечает Шибанов, – ясно, что с такого задания не возвращаются. Если это ставка Адольфа, то нас к ней и близко не подпустят, нашинкуют из пулеметов.
– Ну так надо постараться, чтобы не нашинковали, – отвечает командир. – И вот еще что – поскольку пилота с нами нет, то с возвращением у нас возникают проблемы. Поэтому пути отхо-да надо продумать заранее.
– А вы что же, – ехидно так Шибанов спрашивает, – самолет разве водить не умеете?
– Я-то умею, – спокойно говорит Жора, – только если и со мной что-нибудь случится, кто вас вывозить будет? Надо было, конечно, еще летному делу вас обучать на всякий пожарный. Но теперь уж поздно.
– Добрая мысля приходит опосля, – соглашается капитан. – Но вообще-то я тоже немножко умею.
|
|
– Действительно? – спрашивает товарищ Жора с внезапно возникшим интересом. – В вашем личном деле это не отраже-но.
– Ну, мало ли что там не отражено. Я У-2 только пилотировал, дядька у меня в сельхозавиации работал, ну и показывал, что да как. А когда подрос, то и за штурвал пускал.
– Замечательно, – говорит командир. – Тогда план оставляем без изменений. Ну, отдышались? Тогда встали и пошли.
... Ну, а дальше, ребята, началась такая катавасия, что расска-зать о ней связно у меня таланту не хватит. Объект, конечно, был учебный, но солдатиков туда согнали – сотни две, не мень-ше. Тут нам вся наша учеба и пригодилась – и как через речку незаметно перебираться, и как часовых бесшумно резать, и как под колючей проволокой ужом скользить. Все шло нормально, пока мы в центр пробирались – а была эта база, вроде нашей «Синицы», только очень чистенькая и вся какая-то отутюжен-ная, как солдатская форма в части, где генерала с проверкой ждут. Домики стоят фанерные, на наши непохожи, перед ними цветнички, дорожки, гравием посыпанные, все культурно. Но чем ближе к центру, тем охраны больше. В конце концов, наш-ли мы этот штаб – а вокруг него оцепление. Не пройти, не про-
ехать. Мы лежим за штакетничком, обмозговываем ситуацию.
0Итут Николаич – ну светлая же голова, говорю! – шепчет:
– Тут где-то коммуникации должны быть подземные! Может, по ним попробуем?
Товарищ Жора говорит:
– Ну, ищите.
Стали искать. Подобрались к водокачке – рядом с ней два ча-совых с автоматами. Мы их сняли так быстро, что они даже пик-нуть не успели. Тут надо пояснить, что оружие и у нас, и у сол-датиков было настоящее, только патроны холостые, но шуметь было ни в коем случае нельзя – сбежится охрана и расстреляет нас, как куропаток. Поэтому мы аккуратно этих часовых спе-ленали, рты им заклеили и в кирпичный сарай при водокачке оттащили. И тут нам очень повезло, потому что в сарае этом обнаружился люк, и был он входом в те самые коммуникации, о которых Николаич твердил.
Проползли мы по ним, все время с компасом сверяясь, чтобы выйти как раз к оцепленному автоматчиками штабу. Ползли долго, в дерьме извозились, что твои золотари, но это ничего, нет такой грязи, чтобы водой нельзя было отмыть. Вылезли в подвал под штабом, послушали, где сверху голоса бубнят – вид-но, там совещание. Потом выбили люк, что выходил в сосед-нюю комнату, и посыпались из подпола, как тараканы.
В штабе человек двадцать было, в основном офицеры, а охра-ны мало. Мы первым делом, конечно, охрану вырубили – тут капитан отличился, как пошел поршнями своими махать, ну чисто молотилка. Да и товарищ Жора, несмотря на то, что по-могать нам он как бы не мог, а только приглядывал, пару чело-век носом в пол все же уложил.
Рассказывать об этом долго, а на самом деле все это за секун-ды происходило. Я сам не понял, как очутился в центре комна-ты, рядом с креслом, в котором плюгавый такой генерал сидел.
Чем он мне так приглянулся – не знаю; может, орденов у него было поболе, чем у прочих, а может, охрана, пока ее Шибанов, как кегли, не расшвырял, первого его кинулась защищать.
В общем, тычу я ему в висок ствол, а сам лезу в карман его кителя – проверить, не там ли часы. В левый, в правый залез
– пусто. Потом за отворот и во внутренний карман – вот они, родимые. Тяжелые такие, круглые, как серебряное яйцо. Я их вытащил, цепочку рванул, руку вверх поднял и кричу:
– Есть! Есть часы! Вот они, часики-то!
Почему мне помстилось, что как только я часы эти сцапаю, вра-ги наши оружие тут же побросают – не знаю. С дури, наверное.
Тут мне товарищ Жора тихонько так шепчет:
– Хорошо, старшина, предмет ты добыл, теперь уходить надо. А как тут уйдешь? На улице шухер, в окна, в двери лезут авто-матчики. Офицеры, которые в штабе были, пока мирно лежат на брюхе, как их капитан с Николаичем положили, но начнись стрельба, хорошего от них тоже не жди. В подпол обратно пры-гать? Ну так теперь-то они знают, откуда мы появились, пустят газ да передушат, как котят. А бой принимать – силы слишком
неравные. Что делать?
И тут до меня медленно, но доходит, что никто ведь в нас не стреляет! И не стреляет потому, что я этого плюгавого генера-ла до сих пор на мушке держу! А стоит мне руку с пистолетом от виска его отвести, как затишье это немедленно кончится.
Я кричу:
– Катерина, целься в моего генерала, быстро!
Молодец девка, два раза повторять не просит. Тут же свою винтовку ему в пузо наставила.
– Так, – говорю, – товарищи солдаты, сейчас мы отсюда сва-лим вежливо, а вы нас пропустите. Потому что иначе от глав-нокомандующего вашего только рожки да ножки останутся. А если вы без глупостей обойдетесь, то вернем мы его вам в цело-сти и сохранности, зуб даю.
0Ипошли мы. Сначала капитан с двумя пистолетами, за ним
0яс генералом, за мной Катерина, с винтовкой, в генерала через плечо мое нацеленной, а за ней Николаич с автоматом. Ну, и следом товарищ Жора, который вроде как не при делах, но вы-глядит очень довольным.
Вышли из штаба, вокруг – толпа. Я кричу:
– Расступись, товарищи, дорогу главнокомандующему! Расступились. Только у выхода с площади какой-то резкий
лейтенант на меня все-таки прыгнул, но Сашка его почти не глядя из обоих стволов снял.
Добрались до аэродрома. Там трофейные «Юнкерсы» стоят. Мы сразу к тому, вокруг которого охраны больше.
– Экипаж где? – ору. – Где экипаж, курицыны дети?
Ждем минут десять. Потом появляются двое – пилот и бор-тмеханик. Шибанов их сразу на прицел берет.
– Заводи, – говорю, – шарманку. Покатаемся.
Аэродром, между тем, окружают со всех сторон. Подкатыва-ет пара танкеток, на деревья, смотрю, солдаты с винтовками карабкаются. Ну, думаю, сейчас тут будет жарко.
Хватаю я этого плюгавого и высовываю в люк.
– Так, – говорю, – если в течение пяти минут танкетки и снайперы не уберутся, с товарищем генералом неприятность случится. Все ясно?
Может, они ждали, что я перед взлетом его из самолета выки-ну, но зря. Когда экипаж двигатели раскочегарил, и винты за-ревели, я плюгавого обратно в салон втянул и люк захлопнул.
– Извините, – говорю, – товарищ генерал, за такое обраще-ние, но очень нам желательно отсюда живыми убраться.
Он смотрит на меня злыми глазками.
– Какой, – говорит, – я к чертям свинячьим тебе генерал! Я Марк Подрабинек, заслуженный артист Конотопского драма-тического театра! Трагик, между прочим. Гамлета играл! И угораздило же меня родиться похожим на этого поца Гитлера.
Теперь таскают по всяким учениям, недели не проходит, чтоб какой-нибудь ухарь-сержант вроде тебя по шее не насовал!
Мне, конечно, смешно, но я сдерживаюсь, вида не подаю.
– Я, – говорю, – не сержант, а старшина. Если чего не так – прошу прощения.
0Вобщем, взлетели мы. У них там вокруг аэродрома зенитки были понатыканы – но по нам никто стрелять, конечно, не по-смел. Два самолета в воздух только поднялись и вслед за нами пошли.
Тут товарищ Жора говорит Катерине:
– Доставайте рацию, вызывайте авиаподдержку. Идем в ква-драт Р-17.
– А как же режим радиомолчания? – Катерина спрашивает. Он хохочет.
– Какое уж тут радиомолчание, когда вы самого Гитлера в за-ложники взяли! Всего мог от вас ожидать, но такого!
Короче, вызвала Катерина подкрепление. И у самого леса, где мы пилота нашего оставили, встретили нас три ястребка. Боя, понятное дело, никакого не было, те самолеты, что за нами шли, крыльями покачали и повернули назад.
Сели мы на картофельном поле, около леса, капитан с това-рищем Жорой за пилотом отправились, а мы с Николаичем, Катериной и актером-трагиком Подрабинеком стали костерок жечь и картошку выпекать – целый день на голодный желудок бегали, проголодались.
Через час они вернулись, причем пилот на своих двоих шел, хотя Шибанов с Жорой его и поддерживали. Подошли они к нам, пилот вдруг Катерину к себе прижал да как расцелует в обе щеки.
– Рассказали мне, сестренка, что если б не ты, лежать бы мне парализованному. Я теперь твой должник навеки.
Катерина в краску. Шибанов говорит:
– Ладно девчонку смущать, садись ешь вон давай.
Не нравится ему, когда кто-то к Катерине лезет, пусть даже и с благодарностями. Эх, думаю, капитан, это ж ты еще про цве-точки не знаешь...
Сидим, едим. Так хорошо – будто побывал в самом пекле, и оттуда вернулся. Сейчас бы, конечно, водочки граммов сто – еще лучше было бы.
– Слышь, земляк, – спрашиваю я пилота, – у тебя авиацион-ного спирта случайно на борту не заныкано?
И тихо так вроде спрашиваю, но у Жоры ушки на макушке.
– Отставить спирт, – говорит. – Операция завершена, и завершена успешно, но у меня есть целый ряд замечаний к личному составу.
Мы молчим, ждем, чего дальше будет.
– Назначенный мной старший группы, капитан Шибанов, вел себя безынициативно, командиром и руководителем опе-рации себя не проявил.
– Позвольте, – вспыхивает Шибанов, – я не был готов к тому, что-бы взять на себя такую ответственность. Вы же сообщили о том, что не будете командовать за несколько минут до начала операции!
– В реальных условиях меня могли бы просто убить, – отвечает Жора, и голос у него лязгает, как железо. – И вы, как старший по званию, обязаны были принять на себя командование группой, вне зависимости от того, готовились вы к этому или нет. А вы вели себя так, словно все время ожидали от меня подсказки.
Потом поворачивается и смотрит на Николаича.
– Несколько лучше проявил себя товарищ Гумилев. Он был достаточно инициативен, изобретателен, его идея с подземны-ми коммуникациями во многом помогла выполнить задание. Однако и у него были серьезные недочеты. Вы, товарищ Гуми-лев, чаще всего действовали индивидуально, без оглядки на товарищей. В некоторых ситуациях это могло стоить жизни и вам, и вашим друзьям. Вам следует обратить особое внимание на отработку взаимодействия в группе.
Левка, гляжу, потупился, сидит, ковыряет палочкой землю.
– Вы, товарищ сержант, – говорит Жора Катерине, – отлично выполнили задание. К вам у меня претензий никаких нет.
Ну, думаю, сейчас меня песочить начнут. Но ошибся я.
Потому что командир поворачивается к пилоту и чеканит:
– А вас, лейтенант, я бы отдал под трибунал. И ваше счастье, что это был учебный вылет. Потому что в боевых условиях ваше стремление пофорсить могло бы стоить жизни всей группе и сорвать выполнение важнейшего государственного задания.
Пилот, гляжу, делается белый, как снег.
– Почему это – пофорсить? – спрашивает он, а голос у него дрожит. – Место для посадки я выбирал, руководствуясь...
– Руководствуясь личными предпочтениями, – перебивает его командир. – Мне хорошо известно, что вы участвовали в ис-пытаниях планеров А-7 и Г-11 и несколько раз сажали их на лес. Но здесь неподалеку поле, которое можно было использовать для посадки, не рискуя ни планером, ни десантниками. А вы...
– Виноват, – говорит пилот деревянным голосом, – товарищ майор, больше не повторится.
– Ну, а вы, товарищ старшина, проявили себя молодцом, – улыбается мне командир. – Идея с заложником была блестя-щей. Не говоря уже о том, что предмет добыли именно вы.
Мне, конечно, такие слова слышать приятно. Будь я девчон-кой, наверное, покраснел бы. А так только улыбнулся чуть-чуть
0иговорю:
– Служу Советскому Союзу, товарищ майор.
И в этот торжественный момент в наш серьезный мужской разговор влезает заслуженный артист Конотопского драмтеа-тра Марк Подрабинек:
– Я, конечно, дико извиняюсь, но можно мне получить об-ратно свои часы? Это, между прочим, наследство от дедушки, Хаима Лазаревича, который получил их в подарок от самого одесского генерал-губернатора...
Глава четырнадцатая
Дуэль
Подмосковье, июль 1942 года
Капитан Шибанов вернулся из Ленинграда в отвратительном настроении.
Контузия его оказалась действительно тяжелой, и из госпи-таля он смог выбраться – угрожая медицинскому начальству всеми возможными карами – только утром в среду. Его все еще пошатывало и временами мутило, хорошо хоть исчезли мель-тешащие перед глазами разноцветные пятна.
Добравшись, наконец, до Большого дома, он выяснил, что его там не очень-то и ждут. Возможно, дело было в том, что сержант-мотоциклист, которого он отпустил искать убежище во время бомбежки, обратно так и не вернулся – словил слу-чайный осколок. Прямо в его гибели Шибанова, разумеется, не винили, но смотрели довольно косо.
Затем выяснилось, что майор Веретенников, которому было поручено оказывать всяческое содействие московскому гостю, в срочном порядке убыл на очень секретный объект, и вернется не раньше пятницы.
Рассвирепевший Шибанов, размахивая подписанной нарко-мом внутренних дел бумагой, вытащил из кресла какого-то лысого подполковника и заставил сопроводить его в архив. По мере приближения к архиву лысина подполковника поменя-ла цвет с оливкового на багровый и покрылась жемчужными каплями пота. Еще у него обнаружилась одышка и астма. Не дожидаясь, пока подполковника хватит удар, Шибанов присло-нил его к стене и внятно потребовал объяснений.
Подполковник промямлил что-то о небывалом ЧП, загадоч-ным образом связанным с целью визита Шибанова в Ленин-град. Из архива пропало личное дело Льва Гумилева, а сержант госбезопасности, дежуривший в спецхранилище в ночь с поне-дельника на вторник, был найден на посту мертвым. Из-за это-го, по словам подполковника, все начальство ленинградского управления НКВД уже третий день стояло на ушах.
Шибанов похолодел от страшного предчувствия. Он обшарил архив и действительно не нашел там никаких следов дела Льва Гумилева. Дело исчезло вместе с указаниями на то, где храни-лись изъятые у Гумилева предметы.
Затем капитан в сопровождении двух опытных сыскарей спу-стился в спецхранилище, и принялся прочесывать его ящик за ящиком. Хранилище было огромным, и обыскать его целиком вряд ли удалось бы за месяц. Но тут Шибанову неожиданно по-везло. Кто-то из сыскарей вспомнил, что все вещдоки, попав-шие в хранилище после тридцать седьмого года, хранились в шкафах с литерами «Л», «М» и «Н». Поскольку Гумилева аресто-вали в тридцать восьмом году, круг поиска сужался в несколь-ко раз. К тому же в хранилище имелись подробные описи, за-нимавшие два десятка толстенных гроссбухов.
Ни в одном из шкафов, отмеченных этими литерами, изъ-ятых у Гумилева предметов, однако, обнаружить не удалось. Шибанов перетряс все ящики и заставил сыскарей сверить на-ходившиеся там вещдоки с описями. Здесь его ждал очередной удар: согласно записям в гроссбухах, предмет из серебристого металла, изображавший птицу и карта с неизвестным шифром должны были находиться в ящике с маркировкой М 58/77. Ка-питан бросился проверять ящик, и обнаружил, что он пуст.
Ситуация складывалась аховая: личное дело Гумилева и об-наруженные им в Туркестане предметы исчезли, единствен-ный человек, который мог что-то знать об обстоятельствах их исчезновения, был мертв. Шибанов не без труда выяснил, кто
из следователей вел дело о гибели сержанта Андреева и про-бился к нему в кабинет. Поначалу следователь, рослый здо-ровяк с погонами майора, наотрез отказывался сообщать ему какую-либо информацию, и едва ли не хамил Шибанову в лицо. В конце концов капитан потерял терпение и прямо из кабинета следователя позвонил порученцу Берии Саркисову.
Следующие пятнадцать минут Шибанов злорадно наблюдал, как майор становится меньше ростом и уже в плечах. Отбор-ный мат Саркисова было слышно даже на лестнице.
К тому моменту, когда порученец Берии израсходовал боль-шую часть своего богатого запаса обсценных выражений, следователь был уже полностью укрощен и готов к сотруд-ничеству. Дрожа от перенесенного потрясения, он рассказал Шибанову, что сержанту Андрееву, скорее всего, сломали шейные позвонки профессионально нанесенным ударом из арсенала боевого самбо, и что убийство совершено, вероят-но, теми же злоумышленниками, которые проникли в здание управления со стороны улицы Каляева, вырезав стекло в окне первого этажа.
– Интересно тут у вас, – проговорил капитан, представив себе крадущихся по коридорам Большого дома злоумышленников.
– И что, часто к вам этак по-свойски воры залезают?
– Клянусь! – рыдающим голосом закричал майор, зачем-то прижимая к груди телефонную трубку. – Первый раз за пятнад-цать лет! Никто! Никогда! Даже подумать не мог! Чтобы! По-куситься!
– Следы хоть какие-нибудь остались? – спросил Шибанов, уже догадываясь, что ответит ему следователь.
– Нет! Все чисто! Только в хранилище пулю нашли от нагана и пятна крови. А так они даже стекло, которое вырезали, тря-почкой протерли!
«Профессионалы работали», – подумал Шибанов. Он поднял-ся и с легким сожалением взглянул на следователя.
– Колыма тебе светит, майор, – сказал он и вышел.
Тем же вечером Шибанов вылетел в Москву. Когда «У-2» про-летал над позициями немцев в районе Луги, по нему открыла огонь зенитная батарея. Капитан с интересом обнаружил, что совершенно не испытывает страха.
«А может, ну его к черту, – подумал он, – пусть лучше собьют...
Меньше позора будет».
Но то ли ему везло, то ли судьба хранила его, как бычка, предназначенного на заклание. «У-2» благополучно миновал немецкие огневые рубежи и спустя три часа сел на одном из подмосковных аэродромов.
Выйдя из самолета, капитан крепко задумался. В Ленинград его посылал лично Лаврентий Павлович Берия, и докладывать-ся он должен был именно ему. Но что-то подсказывало Шиба-нову, что если он примчится к наркому с информацией о про-павших из спецхранилища ленинградского НКВД предметах, то из кабинета Берии он может отправиться не на базу «Сини-ца», а прямиком в Лефортово. С одной стороны, он, Шибанов, вроде бы ни в чем и не виноват, а с другой – кража была совер-шена именно в то время, когда он валялся в беспамятстве на больничной койке. Для подозрительного наркома этого может оказаться достаточно, чтобы подвергнуть незадачливого эмис-сара допросу с пристрастием.
В Лефортово капитану не хотелось. И он решил пойти ва-банк: прежде, чем предстать перед наркомом, доложить о ЧП в Большом доме своему непосредственному начальнику, Викто-ру Абакумову.
Было начало третьего ночи. Абакумов, скорее всего, еще си-дел в своем кабинете на площади Дзержинского, но туда Шиба-нову хода не было: слишком много внимательных глаз могли заметить, что он навестил шефа раньше, чем Лаврентия Пав-ловича. Поэтому капитан поехал к Абакумову домой, в Теле-графный переулок.
Окна большой пятикомнатной квартиры комиссара госбезо-пасности были темны. Шибанов прислонился к стене дома на-против и приготовился к долгому ожиданию.
Ждать, ему, впрочем, пришлось не больше часа. Черный «ЗИС» со шторками на окнах бесшумно подкатил к подъезду Абакумова в четыре часа утра. Шофер выскочил и распахнул перед Абакумовым дверцу.
– Поезжай домой, Степа, – распорядился комиссар госбезо-пасности. – Завтра заедешь за мной в двенадцать ноль-ноль.
Гулко хлопнула дверь подъезда. Когда «ЗИС» завернул за угол, Шибанов сорвался с места и стремительной тенью пере-сек переулок.
Абакумов поднимался по лестнице медленно, усталой поход-кой человека, заканчивающего долгий и трудный день. Услы-шав, что кто-то вбежал за ним в подъезд, он тут же обернулся и сунул руку в карман плаща.
– Товарищ комиссар госбезопасности, – торопливо прогово-рил капитан, – это я, Шибанов.
– Что ты тут делаешь? – спросил Абакумов, не вынимая руку из кармана. Капитан понял, что одно неверное слово или дви-жение – и он может получить пулю.
Шеф не видел его уже три недели – с того самого момента, как по личному распоряжению Берии Шибанова отправили на базу «Синица». За эти три недели с капитаном могли сделать все что угодно – перевербовать, запугать, обколоть наркотиками, или просто убедить в том, что его начальник – враг народа.
– У меня для вас очень важная информация, – сказал Шиба-нов, глядя на шефа снизу вверх. – Никто не должен знать, что я
0свами встречался. Поэтому я позволил себе прийти к вам до-мой. Если об этом узнает товарищ нарком, мне крышка.
Абакумов засопел и вытащил руку из кармана.
– Поднимешься? – спросил он будничным тоном. – Или так и будем на лестнице стоять?
В огромной квартире было пусто – жена и сын Абакумова летом жили на даче. Комиссар госбезопасности жестом при-гласил капитана в кухню, открыл холодильник, достал оттуда початую бутылку водки и глиняную тарелку с солеными огур-цами.
– Выпьешь?
– Я же не пью, товарищ комиссар госбезопасности.
– Пьяниц не люблю, трезвенников опасаюсь, – проворчал Абакумов, наливая себе полстакана водки. – Не я сказал, а сам товарищ Горький. Ну, и что там у тебя стряслось, капи-тан?
Он выпил водку залпом и вкусно захрустел огурцом.
– В воскресенье по личному распоряжению наркома вну-тренних дел я был направлен в Ленинград, – начал Шибанов, но шеф перебил его.
– Это ты мне можешь не рассказывать. Все, что связано с опе-рацией «Вундеркинд», я курирую лично.
«А я думал, нас товарищ Берия курирует», – подумал Шиба-нов. Вслух он сказал:
– В Ленинграде ЧП, товарищ комиссар госбезопасности. Из хранилища ленинградского управления НКВД похищены пред-меты, изъятые у Льва Гумилева летом тридцать восьмого года.
Абакумов посмотрел на него тяжелым взглядом. Глаза у него были красные от недосыпания.
– Что-то я не понял, капитан, – сказал он медленно. – Что зна-чит – похищены?
Шибанов коротко и четко доложил ему все, что узнал в Ле-нинграде. С каждой минутой Абакумов мрачнел все больше.
– Ты понимаешь, что это значит? – спросил он, наконец.
– Думаю, да. Противник провел на нашей территории наглую операцию. Работали наверняка профессионалы, диверсанты высокого класса.
Абакумов плеснул себе еще водки, выпил, скрипнул зубами.