- Привет, это Мир. Почему ты ушла?
- Не могла заснуть.
- Почему ничего не сказала?
- Не хотела будить.
Я неуклюже посмеялся в трубку.
- А почему ты вообще ко мне приехала?
- Я не… - Лиза выдохнула так, будто тоже собиралась рассмеяться, но вовремя остановила себя. – Я не знаю, Мир. Правда. Ладно, я не могу сейчас говорить. У меня тут… - Лиза перешла на шепот. – Марго.
- Мать Расса?
- Я не знаю других Марго.
- Теперь не шепотом.
- Она ушла в туалет.
Я молчу.
- Понимаешь. – говорил Лиза. – Я не хочу, чтобы она услышала, как я называю ее имя.
Снова молчу.
- Вдруг Марго решит, – продолжает Лиза. – что я о ней сплетничаю, или того хуже.
- А я подумал, из-за того, что ты называла ее Марта, когда вы только познакомились.
- Смешно.
- Ага, целых пять букв не могла запомнить.
- Ах так. Ну ка, скажи мне Мир, какого числа мы отмечаем «Единение»?
- Эм.
- День и месяц. Всего четыре цифры.
Я молчу.
- Мы каждый год его отмечаем.
- Назови что-нибудь другое.
- Мой день рождения.
Все еще молчу.
- Я так и думала. Пока, Мир. – она положила трубку.
Что это с Лизой? Она ведь, знает мое отношение к цифрам и датам, и ко всему что связано с цифрами и датами.
Я вспомнил, как учился в детстве… Учеба всегда была мне ненавистна. Моей маме тоже. Еще бы, ей приходилось учить меня.
Помню, как-то мне нужно было написать один доклад, и я потом ей его зачитывал; вяло, лениво, постоянно сбиваясь и путаясь в собственных словах. Выглядело это примерно так: «- В каком-то году, в какой-то день, во всем мире было принято решение отказаться от деления планеты на страны и государства. Остались только города. Эммм… стр… страны готовились к этому десять лет... А еще… многие были не довольны, то есть против! Да, против… и тринадцатого марта… такого-то года, недовольство дошло до своего пика и началась всемирно… или гражданская… Началась война, между теми, кто за единение, и теми, кто хотел оставить, как есть… Через три года и восемь месяцев этой ужасной войны, победило единение. Поэтому, вся планета празднует этот праздник «Единение»… Как-то так»
«Ужасной войны?» - спросила меня тогда мама, когда сама решила прочитать мой «доклад».
«- Ну да ужасной, много, ведь, людей, умерло…
- Ты можешь на много лучше.
- Раз, не написал лучше, значит лучше и не мог.
- Может, ты чего-то не понял из учебника?
- Я ничего не понял... Разве мы пришли к единству? То есть, ты сама говорила, что чуть ли не каждый город, в который ты ездила, презирает все остальные города. У всех свои законы и порядки. А в некоторых городах, так вообще к крылатым относятся хуже, чем здесь.
- Хочешь, я дам другую тему? Например «Аквариум», напиши про наш город.
- Он был основан кучкой сектантов. Что тут еще добавить?
- Где ты услышал это слово?
- В больнице»
Маме только и оставалось, что вздохнуть и поставить мне «удовлетворительно».
И правда, что еще можно было написать про наш город? Ни тогда, ни сейчас история Аквариума, мне совсем не была интересна. Группа людей, называющих себя «Чистыми» решили обосноваться на полуострове. Это произошло, когда война уже близилась к концу. Во всех бедах, что творились с человечеством, «Чистые» винили телефоны, телевизоры, радио, холодильники. В общем все, связанное с электричеством или вроде того. Причина, почему они так думали, была известна лишь им одним.
Город разрастался, переселялось все больше людей. Основной причиной было желание начать все заново, на новом месте. Принципы и убеждения «Чистых» со временем, смягчились, но не сошли на нет. У нас до сих пор много чего отсутствует. Я конечно не знаю, как живут в других городах, но мама то часто путешествует. Она рассказывает мне почти все. Так же, мэром Аквариума может стать лишь потомок основателей. А их у нас не так много.
Двенадцатая глава
Мир
Я говорил, что с Марком мы познакомились в больнице пять лет назад, когда оба принимали душ? Он был жутко тощим и бледным, что-то шептал себе под нос. А, когда я поздоровался, он сказал мне: «Из-за сильного напора воды, трубы гудят. Шум такой, словно они пытаются что-то сказать, а что, непонятно. Непонятно. Почему нельзя сказать нормально? Если им что-то нужно, почему не сказать – Эй, Марк, сделай-ка для нас это и это, мы будем очень благодарны»
Я не понимаю Марка. Он страдал галлюцинациями и маниакальными идеями, но таблетки и правильная их дозировка, помогли почти полностью излечиться. Ему бы только получить разрешение у сестры, и он может уехать из города навсегда. И отправиться в любое место… Не сразу, конечно, будут еще волокита с документами и всякие проверки, но это того стоит. Что его держит тут?
Я в ненорбаре.
- Тебе это не поможет. – сказал Марк, когда я подошел к барной стойке и сел на мягкий, крутящийся, табурет. Он видел, как я расспрашивал посетителей об Анне. –Никто не знает эту девушку.
Марк предложил мне выпить. Я отказался. Потом, он протянул мне две пачки аспирина. Я убрал их в карман.
По утрам все пабы выглядят уныло, ненорбар исключением никогда не был. Но помимо постоялых пьяниц и мерзкого запаха, сегодня здесь еще и весь пол завален пустыми плакатами, красками и кистями. Парочка девушек в разноцветных пальто, сидят за моим любимым столиком и, с удивительной для здешних посетителей сосредоточенностью, что-то пишут у себя в тетрадках.
- Она знала меня. – сказал я, глядя в пустоту.
- Тебя многие знают.
Я иронично посмотрел на Марка. Слишком часто он говорит подобные вещи. Наверное думает, это как то настроит меня ходить на его собрания, а на деле напоминает о днях, когда в меня тыкали пальцами. Еще бы, ту историю с обрывом крутили по всем каналам, а более или менее известные ведущие обсуждали ее в прямом эфире и раскладывали по полочкам, кто виноват; кто не виноват; кому просто не повезло. Меня успели подставить под каждое, из трех определений, в этой истории. Хорошо, что она быстро всем надоела.
Марк продолжил говорить: - Кстати, по телевизору недавно показывали одного крылатого. Он сказал, что на него напали четверо. А, потом пришел другой крылатый и заступился. Это случайно не ты, Мир?
- С чего взял?
- С того, что как раз в это же время, ты попал в больницу.
- Совпадение.
- … А потом долгое время, никто не бил окна и не летал.
- Об этом парне, вроде до сих пор ничего не слышно.
- А ты, что, не в курсе?
- В курсе чего?
- Кто-то вчера ночью разбил окна театра. Мир… я не понимаю, почему ты не хочешь присоединиться к нам?
Меня начинает злить его глупая уверенность в собственную правоту, поэтому я отвечаю, заметно повысив тон и добавив жесткости голосу: - Потому что ваша затея это глупость. И потому что я НЕ летаю по ночам. Я подрезан, как и все. Хватит придумывать про меня, ясно? Просто хватит.
Я на секунду задумался, вообразив себя борцом с несправедливостью в каком-нибудь меланхоличном фильме, для подростков с суицидальными наклонностями. В таком фильме, где в конце зло проигрывает, а добро умирает. Или, где зло выигрывает, а добро лучше бы умерло… Главный герой подобных фильмов обречен. Что поделать, финал не считается сильным, если в конце нет ничего трагичного…
- В последнее время. – как ни в чем не бывало произнес Марк. – Крылатых, да и психов, часто избивают. Против этого давно нужно было что-то предпринять... Ребята из бара иногда совершают вылазки на улицу, мало ли, наткнуться на драку. Пару раз даже кому-то помогли... Конечно, как ты, один против четверых, ни кто из них не решился бы биться. – Марк хлопнул меня по плечу.
- Я не бился. – ответил я. – Просто стоял. Потом лежал.
- Почему?
- Думаешь, у меня были хоть какие-нибудь шансы?
- Это не имеет значения. За себя нужно бороться всегда, в любой ситуации. Иначе получается, что тебе на себя плевать.
- Для тебя существуют только две крайности?
- Не для меня. Их в принципе, только две.
- А как же побег? Это приравнивается к борьбе, или к пофигизму?
- Ты намекаешь на себя или на меня?
Я повел плечами.
- Зачем ты тогда вообще решил влезть в драку? – спросил Марк.
Я подумал одну минуту. И собрался рассказать о том, что случилось со мной однажды в парке, но быстро отмел эту идею.
Подумав еще минуту, я решил рассказать Марку другую историю, не менее неприятную: - Однажды, в доме творчества, когда мне было двенадцать, мимо меня по коридору прошли мальчик и девочка. Может, старше меня на пару лет, может так выглядели, неважно… Они стали кидать мне хлеб под ноги, называть меня голодной птичкой, смеяться. Когда им это надоело они не торопясь ушли. Пока я просто стоял. Спустя пару минут, я придумал, что им ответить. Это была какая-то смешная фраза. Даже остроумная, если сделать скидку на возраст… Но, момент был уже упущен. Я остался один, с «гениальной» фразой в голове, хлебом под ногами и очень неприятным чувством. Не знаю, как его описать… Наверное, глядя на тех четверых, я подумал, если что-нибудь не сделаю для избитого крылатого, испытаю это чувство снова.
До того, как Марк успел мне что-нибудь сказать, я слез со своего места и направился к выходу.
Я открыл дверь и вышел из ненорбара. Глаза, что успели привыкнуть к полу-тьме, ослепил яркий свет зимнего солнца. Я надел солнцезащитные очки, которые по счастливой случайности оказались в кармане моего пальто.
Сделав пару шагов в противоположную сторону от ненобара я заметил Кларсона.
- Эй, Клар! – окликнул я его.
Кларсон подошел ко мне.
- Как поживаешь?
- С Винни все в порядке.
- Может, я о тебе беспокоюсь.
- Бездарно врешь. Надо чаще тренироваться.
- Зачем это мне?
- Ну, раз решил притворяться «крылатым мстителем».
- А ты не думаешь, что это я? – это было неожиданно.
- Я думаю, его вообще не существует… Чего тебе надо, Мир?
- Ничего, просто… ты помнишь девушку в ненорбаре, на дне метели?
- Да, помню. Как по мне, ничего особенного, видал и покрасивее.
- С твоей женой, конечно, не сравнить.
- Авия тоже не красавица... Вот, твоя мама.
Кларсон думает разозлить меня. Бесполезно. На подобные фразы, я научился не обращать внимания лет в пятнадцать.
- Из-за таких слов – говорю я. - жена тебя и ненавидит.
- Нет. Авия ненавидит меня за то, что я «слишком умный для нее» (это цитата). Как и большинство женщин, по этой же причине она меня и полюбила. Даже тут не смогла быть оригинальной… Идеальная пара Винни.
- Так, ты точно ничего такого не видел и не слышал?
- Точно. Не видел и не слышал. Мир, я тороплюсь.
- Что, спасать город с Марком и остальными?
- Нас стерилизовать хотят.
- Крылатых стерилизовать тоже хотели. Все обошлось.
- Ага, вам просто нельзя заводить детей. Я не хочу с тобой спорить, это бесполезно. Мир же в любом случае будет в шоколаде, со всеми известной мамочкой, ее деньгами, и мэром, среди прочего. Но мне, как простому человеку «с отклонениями», хочется оставить при себе, ну знаешь, хоть какие-то права.
Кларсон ушел. Я смотрю на его отдаляющуюся спину, пока она не скрывается за углом.
Начался снегопад. Я побрел к центру города, под руку с идиотской надеждой, случайно столкнуться с Анной, у какого-нибудь магазина или парка, или фонарного столба... Нет, Анна не покорила меня своим обаянием, честностью, красотой... и прочими своими качествами. Я лишь хочу поговорить с ней… Такое бывает, ты просто хочешь увидеть человека, чтобы объяснить ему, как он не прав. Или… не знаю… Что-то мне в ней не дает покоя.
Тринадцатая глава
Диана
Диане от природы достались ярко рыжие волосы; выразительные, синие глаза, защищенные густыми ресницами; тонкие кисти рук, узкая талия, пухлые губы, длинная шея, большая грудь… Ее проходы по улице редко оставались без внимания. Из-за чего Диана просто не могла не считать себя лучше всех остальных. Однажды, в пятнадцать лет, она посмотрела на себя в зеркало и, с искренней верой в то, что она выбрана кем-то свыше, что у нее особенная судьба, сказала своему отражению – «Я никогда не буду одна». Спустя полгода, ее родители погибли в аварии.
Задрав ноги на подушку, она развалилась на белом диванчике, в своем офисе. Пила сладкий кофе с густой молочной пенкой, и просматривала эскизы женских плащей и дождевиков. События дивного вчерашнего вечера напоминали о себе ноющей, головной болью, избавиться от которой не помогал ни аспирин, ни отдых, ни ее любимый напиток. С вином она вчера явно переборщила…
- Ах. – вырвалось у Дианы. На секунду ее голова заболела в разы сильнее обычного. Она вспомнила о своем сыне и то, о чем ей сегодня рассказал мэр.
На тумбочке лежала коробка трюфельных (отвратительнейших, по мнению Дианы) конфет, с маленькой запиской «Самой красивой женщине». Подарок мэра.
- Самой красивой женщине… - прошептала Диана.
Сколько раз ей говорили, что она самая красивая? Сотню тысяч раз? Пятьсот? Может, дошло уже и до миллиона. Об этом Диана задумывалась чаще, чем ей бы этого хотелось.
А отец ее сына? Диана, вдруг, о нем вспомнила. Сколько раз он говорил ей, что она самая красивая? Тридцать раз? Может, десять? Хотя бы один?... Нет. Ни одного раза. Только он – ее самая большая; возможно, единственная настоящая любовь… только он знал (догадался с первой же встречи), как Диана это ненавидит.
Так и не выбрав лучший вариант, из предложенных, она отбросила эскизы на спинку дивана и допила свой кофе. Затем посмотрела на часы.
Одиннадцать ночи.
Вот и день прошел, подумала Диана. А что она успела за сегодня сделать? Выпить семь стаканчиков кофе. Потерять ручку в складке дивана. Наорать на подчиненного. Забраковать парочку собственных идей… И вот так быстро, и незаметно, проходил почти каждый день, месяц и даже год. Время, непонятно куда, стремилось, увеличивая ее компанию и доходы; выветривая остатки идей; остекленняя взгляд; наконец, делая сына старше… Диана все ждала, когда время запустит свои жадные лапы в ее красоту. Может, думала женщина, когда она лишится этого своего дара… впрочем, это были глупые фантазии.
Диана приехала домой в без десяти двенадцать. Свет был выключен. Мир, наверное, спит, или в баре, или у Лизы, или еще где…
Женщина сняла с себя верхнюю одежду и подошла к дивану. На стеклянном столике лежал двухсотый выпуск ее любимого юмористического журнала «Ку». На обложке изображалась известная актриса, летящая на воздушном шаре. Заголовок был таким: «Нера, Свиреп, Лиловая роща, Аглариз… Любой город рад приютить у себя каждого! (Если у вас есть деньги)». Прочитав это, Диана невесело улыбнулась, вспомнив, как однажды спросила у своего сына, что тот думает о путешествиях. Не хочет ли он разнообразить свою жизнь; сделать ее полной? На что Мир лишь саркастично улыбнулся, и ответил ей: «Хах, кидание себя в тысячу разных мест… Это делает жизнь полной? Больше похоже на жалкие попытки, забить голову чем угодно, лишь бы не думать о бессмысленности своего существования…»
Вдруг дверь открылась. Домой пришел Мир.
- Я думала, ты спишь. – сказала Диана.
- Я наверное и спал. Даже не помню, как сюда добрался. – Мир снял пальто и повесил на вешалку. Потом снял ботинки, и положил их на тумбочку для обуви; просунул между замшевыми туфлями и старыми кедами.
- Ты пил? – спросила Диана.
- Нет. Просто гулял. – ответил Мир, и ушел на кухню, мыть руки. Диана последовала за ним.
Спросить его? Думала Диана. Нет. Ответила она себе же. Опять начнется «этот» разговор. А «эти» разговоры обычно заканчиваются чем-то ужасным… И все таки можно просто обмолвиться, ничего не начинать. Скорее всего, Мир и сам об этом уже слышал.
- В театре вчера, кто-то разбил окна.
- Я знаю. Марк сказал. – Мир домыл руки, и уступил матери место у раковины.
Диана поднесла руки к струе теплой воды. Затем намылила их. После сполоснула и выключила воду.
- Ты… - неуверенно произнесла женщина.
- Что? – спросил Мир, наливая себе в стакан воду, и шурша чем-то в ящике с таблетками.
- Ничего... Мы с мэром отлично провели время вчера. Надо было взять тебя с собой.
- Не переживай. – улыбнулся Мир. – Я тоже не скучал. В гостях была Лиза. Даже ночевать осталась.
- Лиза? – женщина с облегчением выдохнула. – Я рада. А то вы стали редко проводить время вместе. С тех пор, как она завела парня.
Диана вытерла руки. Заем налила воды в железный чайник, и поставила его на газ.
- Лиза замужем, мам.
Мир отложил стакан, и вытащил из настенного шкафа две кружки; насыпал в них кофе и сахар, и засунул в каждую по чайной ложке. Потом достал молоко, и положил рядом с кружками.
- Жаль. Я все надеялась, что у вас с ней что-нибудь получится.
- Смешно.
- Вы были бы красивой парой.
- Лиза классная, но она не…
- Да, да. Знаю. Но на выставку ты ее все равно отведешь.
Мир сел на высокую табуретку, положил голову на кухонный стол и принялся смотреть в синее, газовое пламя под чайником.
- На какую выставку?
- В картинную галерею. Мне подарили пару приглашений. Будут известные художники и шампанское. Лиза, ведь, любит искусство? Вам понравится.
- Что-то не хочется мне никуда идти.
- Перестань. Тебе не повредит немного разнообразить свои будни.
Чайник вскипел. Диана разлила кипяток по кружкам. Добавила молока и села рядом с Миром.
Мир сделал пару глотков. Потом спросил Диану: - Ты видела что-нибудь? В театре. Ты была там.
- Это случилось, когда все уже разошлись. Я и сама узнала только утром. Мэр подал эту новость вместе со стаканом воды и двумя таблетками аспирина.
- Какой заботливый.
- Мир…
- Прости.
Диана прижалась губами к своей кружке и, с нескрываемым наслаждением, залпом выпила все ее содержимое. Потом положила голову на стол и сказала: - Не представляешь, как я сегодня устала. Ничего толком не делала, и так устала…
- Так ложись спать.
- Сначала почитаю. А ты…
- Слабак?
- Что?
- Ничего.
…
- Ты точно сегодня не пил?
- Я бы стал врать?
…
- Ты чем то расстроен?
- Я… я надеялся, найти кое-что, но так и не нашел… Скажешь, искал не там?
- А, может, не то?
Диана спрыгнула с табуретки. Помыла за собой кружку. Обняла сына, немного потрепала за волосы и перья.
- Кто-бы мог подумать, что Лиза замужем… Мир, а тебя не смущает, что у всех твоих знакомых жизнь куда-то движется. А твоя словно… замерла. – осторожно спросила Диана.
- Замужество, это движение вперед?
- Это движение. У Марка вот, бар.
- Он получил наследство.
- Он мог бы его прогулять. Но открыл свое дело. А Винни ходит на курсы по ремонту техники.
- Зря я рассказал тебе об этом.
- Ты можешь научиться чему-нибудь. Чему хочешь. Можешь поступить, куда хочешь. Я помогу подтянуть нужные знания. Точнее… приобрести их.
- Я думал про первый аквариумный колледж.
- Правда?
- Да. Мы можем поступить туда вместе с Авророй, когда она проснется.
…
- Я оставлю пригласительные на столе, в гостиной. Обязательно сходите с Лизой.
- Хорошо. – ответил Мир.
- Спокойной ночи.
- Спокойной.
Диана направилась к лестнице.
- Почему ты с мэром? – вдруг спросил ее сын, тупо уставившись в свою кружку. На секунду Диана подумала, что ей послышалось, настолько отстраненным в этот момент выглядел Мир. А в прочем, когда он НЕ выглядит отстраненным? Спросила себя женщина, вспомнив, как Мир может просто сидеть и улыбаться, или безмолвно шевелить губами, глядя в одну точку; и продолжила шаг, решив воздержаться от ответа.
«Почему ты с…» Если бы Мир с самого детства, пристрастился задавать подобные вопросы, Диана бы, до смерти устала, на них отвечать…
«Почему ты с продавцом в автосалоне?»
«Почему ты с директором магазина?»
«Почему ты с тем странным мужчиной из соседнего дома?»
Диана поднялась в свою спальню и с порога грохнулась на кровать. На прикроватной тумбочке, между упаковкой аспирина, и пузырьком снотворного, лежала потрепанная книга, в тонком переплете. Диана взяла ее, и, приняв удобное положение, открыла на страничке с загнутым уголком. В предложении, на котором она остановилась, описывалась обнаженная девушка, гуляющая по полю ромашек в последний, жаркий день лета. Девушка улыбалась смотрела на облака и говорила: «Мне никогда не было так хорошо!» Вместо этого, Диана прочитала: «Почему ты с мэром? Ясно же, что ты его не любишь. А он, разве любит тебя? Мне так не кажется. Так, почему вы вместе?
Почему, почему? Разве, это не очевидно? Спросила Диана у героини книги. Мне, может, и не нужна никакая любовь. Мне нужна стабильность. Мне и Миру. А, если мэр не любит меня, так даже лучше. Никто не любит, значит, и не разлюбит никто. К тому же, мэр добрый, порядочный и влиятельный… Я о большем и мечтать не могу! Так что заткнись! (Диана сверлила глазами место в книге, где было написано имя главной героини) И шагай по своему полю! И радуйся своей жизни.
…
Почему же тогда мэр с ней, раз в нее не влюблен?
Ответ Диану настолько же пугал, на сколько и успокаивал.
- Потому что он любит моего сына. – произнесла женщина.
Четырнадцатая глава
Мир
Двенадцать утра.
Плечо свело судорогой.
Я лежу в ванне, чищу перья зубной щеткой. Это очень утомительно. Те перья, что ближе к спине, нужно чистить с помощью двух зеркал, не хило вывернув руки, которые затекают уже через пару минут. Раньше мне их чистила мама или санитары в больнице, но лет в четырнадцать мне показалось, что со стороны это выглядит жалко, и я кое-как приноровился сам.
Пристально вглядевшись в отражение, я просмотрел каждое перо. Вроде все чисто.
Мне вдруг вспомнился один случай, связанный с Лизой. Как-то, когда мне было лет восемнадцать-девятнадцать, а за окном стояло лето, Лиза позвонила мне в семь утра и попросила встретиться. Ее голос так меня напугал, что я тут же принялся одеваться.
Мы встретились у школы творчества. Глаза Лизы были красными, а рукава блузки, мокрыми. Мы сели на лавочку, где Лиза прильнула к моему плечу, и сказала «Я сегодня мылась два часа. Крутила и крутила вентиль; вода была чуть теплая. А когда вылезла из душа и стала вытираться, поняла, что мылась в кипятке». Я всмотрелся в ее лицо, шею. Кожа Лизы была красная. Она продолжила говорить «Мир, я ни на что не гожусь. Раньше я думала, что неплохо пишу, и собиралась заниматься этим всю свою жизнь, но теперь… Меня не приняли в университет, я провалила почти все экзамены. Ненужно было брать перерыв после школы… А еще, издательству не понравился мой роман. Сказали, сюжет провисает, финал предсказуемый, а главный герой не раскрыт» Лиза надрывно вздохнула и истерично рассмеялась. «Меня даже обратно, на склад не берут. Пришлось устроиться официанткой в баре, чтобы заплатить за электричество. Буду общаться с людьми, и натягивать улыбку на лицо два, через два… Не так я планировала этот год. Прости, что всполошила тебя. Мне больше не с кем поговорить. Я так хотела ни одного дня не делать то, что мне не нравится. Мне казалось, это выполнимо, если постараться. Видно, я не старалась… Черт! Мне кажется, что я падаю в пропасть, Мир… Я в собственной жизни ничего не решаю» Лиза расплакалась.
До этого момента, как Лиза плачет, я видел только один раз. Когда мы смотрели документальный фильм про гонения какого-то человека, или целого общества... Непомню.
Мы пришли ко мне. Лиза заснула на моей кровати. Я спал на полу, укутавшись покрывалом.
На следующий день, она мылась в моей ванне, пока я чистил зубы в полуметре от нее.
Через пару месяцев Лиза встретила Расса в том самом баре, где работала, и больше они не расставались.
Я сполоснул щетку и убрал в пластмассовый чехол. Спустил мыльную воду. Включил кран. На меня обрушился поток теплой воды, создавший вокруг головы, успокаивающий шумный вакуум. Иногда в нем хочется жить вечно…
Спустя пару минут, мыла на мне не осталось. Я выключил воду и отодвинул прозрачную занавеску, свисающую вокруг ванны.
На кафельном полу сидит Второй. Опершись на унитаз, он ковыряет ногти острым кончиком тюбика зубной пасты.
«Не забудь побриться. Все-таки светское мероприятие»
- Мама уже ушла на работу.
«Побрейся один»
- Смешно. – глухо ответил я, глядя на синее, вафельное полотенце.
Мы посидели молча минуту или две, и вдруг Второй отложил пасту, спросив меня: «О чем думаешь?»
- О книгах. – ответил я, и потянулся к полотенцу. - Не могу понять, что это за ерунда с не до конца раскрытым героем? Почему мотивы персонажей всегда должны быть понятны? А если они не ясны, то это ужас; полный провал? Когда Х был маленьким, его изнасиловали, поэтому он злится на мир и убивает людей. Другого Х била мама, поэтому он никому не доверяет. Еще одна Х хотела украсть у старушки фрукты, что привело к смерти второй, поэтому Х теперь пытается совершать только хорошие поступки. – я схватил полотенце и принялся вытирать лицо. - А еще один Х профессиональный наемник. Десять лет назад вся его семья подорвалась в поезде из-за теракта, но потом он вновь полюбил очень хорошую девушку, что заставляет его метаться между темной и светлой сторонами. Мне никогда не казалось это правильным. Люди в реальной жизни редко понимают собственные мотивы. Они могут думать так, а на деле сделать по-другому. Или не думать вообще ничего, и ничего не делать, соответственно... Х, чья семья погибла, мог с тем же успехом вырасти самым обычным человеком с вредными привычками, веселой компанией и огромной коллекции фарфоровых поросят. Да и ненавидеть людей можно просто так, без всякой на то причины...
«С чего вдруг тебя волнуют такие вещи?»
Я вылез из ванны. Накинул халат. Надел тапочки. Убрал мыло и щетку в шкафчик, что висит над раковиной. Протер большое, запотевшее зеркало. Потом сказал Второму: - Почему я так хочу встретиться с той девушкой? Это на меня не похоже. И в ней, вроде бы, ничего такого нет.
«Разве плохо, кем-то заинтересоваться?» спросил Второй.
- Да. – ответил я. – Не то, чтобы плохо… Скорее не нужно. А, ты что об всем этом думаешь. Об Анне?
«Я… Я ничего не думаю. И ничего не знаю… Не знаю»
Шесть вечера.
Бледно голубой потолок, плавно сливается с синими стенами, которые в свою очередь, перетекают в темно синий, мраморный пол. Здесь полно света, шума, официантов. А так же смеющихся, и восхищающихся на каждом шагу, посетителей. Лиза и я в галерее, на выставке изобразительного искусства. Стоим в зале, где висят работы молодых художников. Смотрим на большое полотно, где изображена мешанина из непонятных мне вещей: цветы с ядовито-желтыми бутонами в виде змеиных морд; реактивная карусель с клоуном в костюме доктора; густой лес с оранжевыми деревьями; река, в виде туфли; вытянутые и перекошенные, городские здания с хвостами острозубых рыб, вместо крыш. Чуть выше нарисованы снежные горы, с чьих вершин скатываются морские коньки. У краев полотна нарисованы планеты со звездами, обволакиваемые размытыми черными линиями космоса. А в самом центре полотна, изображена девушка в зеленом платье, которая как и мы с Лизой, не понимает, что происходит.
Картина мне понравилась. По большому счету, из-за девушки. Ее лицо очень выразительное и красивое.
- Думаешь, сколько она стоит? - спросил я Лизу.
- Вряд-ли картины, что висят здесь, пользуются большой популярностью. Тысяч сорок, не больше.
- Сорок? Но сорок это много.
- Тогда про расценки Вика А, тебе вообще лучше не говорить.
Мы помолчали немного, потом я спросил: - Я не поинтересовался, как прошла твоя выставка. С рисунками из мусорных баков.
- Никак. – ответила она, продолжая, не моргая, смотреть на полотно. – Я, не нашла ничего достойного, хоть перерыла десятки мусорных контейнеров. Так что пришлось отложить на неопределенный срок… Представляешь, я додумалась предложить Рассу прогуляться со мной по городской свалке. В шутку, конечно.
- И как он отреагировал?
- Отказался. Очень, очень мягко. Как будто боялся, что я расстроюсь.
Полностью оглядев на картину, под названием «Где?», мы двинулись дальше по залу, смотреть на остальные работы. Вот картина, похожая на штору – черные и серые узорчатые цветы на голубом фоне. Мы даже не стали останавливаться возле нее. Дальше картина, где нарисованы маркеры, обтянутые оранжевой лентой. Далее восход над заледеневшим морем. Хвойный лес, вид сверху. Бледный, бирюзового цвета, силуэт человека на лиловом фоне. Женское лицо, все детали которого (нос, губы, глаза, шея…) изображены в виде женских тел. Мужчина сидящий на камне в виде женского лица, чьи глаза и ресницы белые, губы тоже. А облизывающий губы язык, черный. Далее стеклянный замок на фоне восхода. Фиолетовые тюльпаны в разрезе. Голубой человеческий силуэт, обтянутый корнями горящего дерева. Розоволосый голый старик тонущий в бутылке пива. Попугай в разрезе. Кролик в разрезе. Фарфоровая кукла в разрезе. И, напоследок слоны, летящие на чайных пакетиках.