– Да?
– Боюсь, случилось нечто ужасное. Одна из ваших подруг, Бобби Долан, утонула в джакузи. – Фейт помедлила, ожидая реакции – изумления, сожаления, шока, даже страха, – а когда ее не последовало, не без труда продолжила: – В воде пустая бутылка из‑под шампанского…
– Нужно что‑то сделать с телом. – Бишоп поднялась, подошла к окну и развела шторы. – Северо‑западный в это время обычное явление; такая погода может простоять несколько дней. Гвен расстроится, теперь она застряла здесь надолго.
Фейт и сама толком не знала, чего ожидала от писательницы, но определенно не этого. После короткой реплики насчет тела мисс Бишоп как будто вернулась к размышлениям вслух.
– В каморке между гостиной и кухней есть плащи и сапоги. Вам следует найти Брента. У него домик за лодочным сараем, и он должен быть там, если только уже не в кухне.
– Несколько минут назад его там не было, и, судя по всему, он еще не приходил, – сказала Фейт. Поиски работника, прогулки в бурю и забота о трупе вряд ли входили в ее обязанности, но она кивнула, повернулась и вышла в коридор. Тон мисс Бишоп не оставлял ей никакой альтернативы, к тому же Фейт и сама хотела найти Брента Джастиса. Он человек опытный и, в отличие от нее, знает о таких бурях все. Вглядываясь с нарастающей паникой в темное небо с тяжелыми, обещающими дождь тучами, она все яснее понимала, что вместе с остальными гостями заперта на острове.
– Пройдите сюда, так быстрее. – Элейн – это же Элейн Принс, напомнила себе Фейт – указала на дверь, за которой обнаружилась лестница. Именно по ней писательница и спустилась в первый вечер, эффектно явив себя изумленным гостям. – У нас здесь бывало и похуже, но генераторы ни разу не подводили, так что не беспокойтесь.
|
|
Меньше всего в данный момент Фейт думала о свете, тепле и пище, но тем не менее заверение хозяйки произвело успокаивающий эффект.
– Сообщите Бренту, что случилось. Он знает, что делать.
Спустившись по ступенькам и проходя мимо камина, она заметила две упавшие с каминной полки вазы. В лужице лежали несколько роз. Вероятно, вибрация расположенного рядом подоконника передалась полке, и вазы не удержались на грубо обработанной деревянной поверхности и соскользнули. Ладно, этим она займется позже. Сейчас важнее найти Брента и решить, что делать с бедняжкой Бобби Долан.
Плащей, накидок и сапог хватило бы наверно, чтобы экипировать десяток поисковых групп. Она натянула первое, что попало под руку, и взяла с полки фонарик. За порогом ее встретили, громко простучав по капюшону, первые капли дождя. Фейт запахнулась поплотнее, опустила голову и двинулась к лодочному сараю – против ветра. Порывы были столь сильными, что иногда на шаг вперед приходились два шага назад.
За лодочным сараем начиналась тропинка, которая уходила куда‑то в лес. Грома слышно не было, значит, не было и молний. Труп или не труп, а отправляться в хвойный лес – или куда‑либо еще, за исключением дома – с перспективой получить удар с неба она не собиралась. Пробираясь под балдахином пахучих веток, Фейт заметила, что природное освещение меняется с насыщенного серого на бледно‑желтое, штормовое, за которым придет полная, кромешная тьма. Ветер тоже стих. Она словно оказалась в эпицентре урагана. Фейт прибавила шагу, но сапоги, оказавшиеся на пару размеров больше, скользили по влажному мху. Ей было холодно и страшно. Из памяти пришли слова Хоуп: «О такой работе можно только мечтать». Да вот только мечта обернулась кошмаром.
|
|
Домик Брента был сложен из крепких сосновых бревен – другими словами, местный строительный материал и отличная маскировка. Чтобы его найти, нужно было как следует присмотреться. Света нет. Может, Брент действительно решил выспаться? Пикника сегодня нет, в огороде делать нечего… Она постучала в дверь. В томительной и немного жутковатой тишине, объявшей остров, как только она вступила в лес, звук получился неестественно громким.
Никто не ответил.
Где же он может быть? А если они разминулись? Если Брент уже пришел и занят чем‑то в подвале? Но тогда он должен был пройти через бассейн и мимо джакузи. Вспомнив про джакузи, Фейт зажмурилась, потом резко открыла глаза и снова постучала, уже сильнее.
– Мистер Джастис? Вы здесь? Это Фейт, Фейт Фэйрчайлд. В доме несчастный случай.
Голос ее звучал чуть выше, чуть пронзительнее обычного.
И опять тишина.
Она повернула ручку, и дверь, что нисколько ее не удивило, открылась. В полумраке комната выглядела пустой. Фейт провела лучом по стенам. Брент Джастис определенно был сторонником минимализма – обстановка его жилища напоминала монастырскую. Возле небольшого окна маленький стол с потертым стулом. У дальней стены узкая кровать с туго натянутым темно‑зеленым покрывалом, брось четвертак – отскочит. Значит ли это, что Джастис служил в армии? Две масляные лампы, одна на столе, другая на полке над кроватью, на которой, похоже, не спали. Источником тепла в комнате служила дровяная печь. Фейт подержала над ней руку, потом дотронулась до плиты. Камень был холодный. Железный чайник пустой.
|
|
За дверью обнаружился встроенный шкаф с рабочей одеждой, толстой зимней паркой и темным костюмом – для похорон, – купленным, судя по форме лацканов, где‑то в шестидесятые. Фейт закрыла дверь, уже сожалея, что вообще открыла ее. Зачем она сделала это? Неясное ощущение тревоги, появившееся с того момента, как она переступила порог и поняла, что в доме никого нет, усиливалось с каждой секундой из‑за полного отсутствия личных вещей. Может быть, в ящике комоде и отыщется бережно хранимая фотография, но, скорее всего, там только белье и носки.
На полочке раковины, около крана, кусочек мыла «Лава». Выше – крохотное круглое оконце, напоминающее иллюминатор, заглянув в которое, Фейт разглядела уборную. Ясно одно, на зиму Брент здесь не оставался. Либо уезжал на материк, либо перебирался в хозяйский дом. Она поймала себя на том, что не спешит уходить, что задерживается в этом пустом, необжитом домишке, откладывая возвращение в большой и красивый, наполненный гостями дом, где ее ожидало тело в джакузи.
На обратном пути Фейт решила на всякий случай проверить лодочный сарай. Может быть, у него там мастерская. Дорожка стала еще более скользкой, чем раньше. Может быть, Брент складывает в тележку деревянные ставни, коря себя за то, что не установил их накануне. Но знал ли он о шторме? Если верить Элейн, единственное средство сообщения с внешним миром – моторка.
Но, конечно, Брент знал о надвигающейся буре. Знал благодаря шестому чувству, некоему свойственному жителям Новой Англии погодному предсказателю, отмечающему перемену ветра, ритма волн, цвета неба – это так же просто и привычно в здешних местах, как тушеная фасоль по субботам. Каким это присказкам учила ее подруга Прикс своих дочерей? «Красно небо по утру – моряку предупрежденье; небо красно к вечеру – радуйся, моряк». Что‑то вроде этого. И тем не менее – существует такая штука, как способность предсказывать погоду, или нет, – Фейт не могла поверить, что местный житель, такой рассудительный и предусмотрительный человек, как Джастис, жизнь которого во многом зависела от погоды и приливов‑отливов, отправился бы на остров без надежного приемника. А раз он не поставил ставни, значит, буря налетела внезапно.
Стучать она не стала – снова поднялся ветер, и Брент ее бы не услышал. К тому же, лодочный сарай, в отличие от дома, место более публичное, и, следовательно, этикет можно проигнорировать.
Света внутри не было никакого, потому что не было и окон. Фейт подождала немного, а когда глаза привыкли к темноте, увидела на стене выключатель. Проводов снаружи она не заметила ни здесь, ни возле дома, наверно, они проходили под землей – чтобы не портить вид. Протянуть линию до домика Джастиса стоило бы недорого, вряд ли больше, чем Элейн потратила на икру для приема.
Она щелкнула выключателем и сразу убедилась, что была права. В сарае Брент устроил настоящую мастерскую, укомплектованную мощной циркулярной пилой, которая могла справляться с самыми толстыми деревьями, поваленными возрастом или стихиями. У двери стояли сходни; должно быть помещение и впрямь использовалось когда‑то по прямому назначению. Оглядевшись, Фейт увидела вбитые в стену крючья, на которых когда‑то висели каноэ. Как и говорила Элейн, плавсредств в сарае не было. Может быть, писательница боится воды? Может быть, даже не умеет плавать? Это имело бы смысл, если бы ее сестра утонула, а не разбилась. Нет, человек, боящийся воды, не стал бы жить на острове. Значит, причина в чем‑то другом.
Никаких признаков недавнего пребывания здесь Брента она не обнаружила. Нужно возвращаться в дом. Вообще‑то это следовало сделать еще раньше. Протянув руку к выключателю, Фейт задела рукой что‑то, лежащее на низкой балке, и это что‑то грохнулось на пол. Она опустилась на корточки – весла для каноэ! Новенькие, с четко выбитым названием фирмы‑производителя, «Олд таун». Сам Брент Джастис такие вряд ли бы выбрал. Весла подразумевали каноэ, как и лодочный сарай подразумевал лодки. Но где они? И почему хозяйка говорит, что на острове их нет?
К тому времени, когда Фейт добралась до дома, она уже промокла, несмотря на плащ. За порогом лодочного сарая ее встретила разбушевавшаяся буря. Каждый шаг давался с трудом, и путь до кухонной двери занял едва ли не вечность. Наконец за деревьями замигали освещенные окна. Дверь была открыта, Фейт толкнула ее, споткнулась и едва не растянулась на полу. Кухня дохнула на нее теплом и ароматом кофе.
– Миссис Фэйрчайлд? Что с вами? – Рэчел Гоулд шагнула к ней и, протянув руку, помогла удержаться на ногах.
Они все были здесь. Все, кроме Бобби Долан, которая продолжает мокнуть в джакузи, подумала Фейт, переключаясь из одной ситуации в другую, куда более трагическую. Если гости и говорили о чем‑то, то ее появление прервало разговор. В комнате стояла тишина. Взгляд Фейт скользнул по хмурым, напряженным лицам. Феб Джеймс, похоже, плакала. Одета только хозяйка, остальные в халатах, причем, Мэгги Хоуорд в потертом синельном, вполне возможно еще пелэмских времен. Люси Стэплтон протянула Фейт чашку дымящегося кофе.
– Возьмите, выпьете, пока будете переодеваться.
Фейт благодарно кивнула и посмотрела на Элейн Принс.
– Брента Джастиса нет ни в домике, ни в лодочном сарае. Он приходил сюда?
Элейн покачала головой.
– Нет, но Брент не домосед. Появится, – сухо ответила хозяйка. – Люси права. Вам нужно переодеться. Потом спускайтесь, обсудим, что делать дальше.
Фейт уже не могла сдерживать раздражения. Они же не собираются обсуждать меню обеда или, если на то пошло, поворот сюжета.
– Насчет Брента не уверена – погода не для прогулок. На острове есть места, где он мог бы укрыться? Там, где вы пишете? – Отправляться на поиски пропавшего работника хотелось меньше всего. Может быть, кто‑то еще согласится? Да, они постарше, но почти все в отличной физической форме. Немного дождя им не повредит, а с нее хватит.
Писательница махнула рукой в сторону двери.
– Вы должны быть замерзли. Идите и переоденьтесь.
Фейт ничего не оставалось, как подчиниться. При этом ее вопрос так и остался без ответа.
Когда она вернулась в кухню, на столе уже стояли корзины с кексами и булочками, баночки с джемом и маслом, а Люси делала еще кофе. Есть никто не спешил, но кофе, похоже, пользовался повышенным спросом.
– В спа‑кабинете есть кондиционеры. Мы могли бы пока положить Бобби туда, – сказала Элейн, обращаясь к Фейт. Интересно, кого мисс Принс имеет в виду под «мы».
– Как ты можешь так гадко говорить о Бобби! Словно она и не человек! А ее уже нет! – прокричала Феб и закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись от рыданий. Крис попыталась успокоить подругу.
Элейн посмотрела на нее немного удивленно.
– Я вовсе не имела в виду ничего такого. Просто нам нужно как‑то разбираться со сложившейся ситуацией. Бедняжка Бобби! Она с таким нетерпением ждала эту неделю. Жаль, что живя в Калифорнии, так и не научилась осторожности – нельзя пить в джакузи, это то же самое, что и горячая ванна.
– У нее и в школе, если помните, постоянно возникали неприятности. Боюсь, наша Бобби рассудительностью не отличалась. – Гвен Мэнсфилд говорила с уверенностью человека, чья собственная рассудительность сомнений не вызывала никогда. Феб подняла голову, как будто собираясь что‑то сказать, но вместо этого потянулась за булочкой.
– Нельзя оставлять ее там, где она сейчас, – прошептала бледная Рэчел.
В комнате снова повисла тишина.
– Я перенесу ее, но мне потребуется помощь хотя бы одной из вас, – вздохнула, не выдержав молчания, Фейт. В конце концов мертвецов она видела больше, чем любая из присутствующих. Представив на мгновение реакцию мужа на развитие ситуации, Фейт порадовалась, что здесь нет телефона.
– Я помогу, – сказала Люси. Фейт благодарно кивнула. Она и сама выбрала бы именно ее, женщину сильную и спокойную.
Все вдруг заговорили, перебивая друг друга – «Ты уверена, что справишься?», «Может, и мне пойти с вами?», «А почему бы не подождать Брента?»
Люси поднялась.
– Идемте, миссис Фэйрчайлд. Чем раньше мы это сделаем, тем лучше.
Спускаясь по лестнице на нижний уровень, Фейт сказала:
– В сложившихся обстоятельствах я бы хотела, чтобы вы называли меня по имени, Фейт. – Она не сомневалась, что пережитое в некотором смысле сблизит их, раз так, то и формальности лучше отбросить.
Люси кивнула.
– Вы меня тоже. Что будем делать? Как вы предполагаете ее достать? Мертвецы всегда тяжелее живых, к тому же Бобби промокла.
Фейт включила свет, который сама же раньше и выключила. Почему, она не знала, но это вдруг показалось ей важным.
– Пока меня не было, сюда кто‑нибудь приходил?
– Я, по крайней мере, не спускалась. Может быть, Элейн? Остальные ничего такого не говорили. Чтобы кто‑то шел к лестнице, я тоже не видела. Нас разбудила Элейн – сообщила новости, про Бобби и бурю. Хотя второе ни для кого, наверно, новостью не было. Я уже давно не спала, слушала ветер. Этот ураган не сезонный, но ведет себя именно так. Извините, что‑то разболталась. На ваш вопрос отвечу так: я бы удивилась, если бы узнала, что вниз спускался кто‑то, кроме Элейн. В этом есть что‑то жутковатое и отвратительное.
– Даже для близкой подруги?
– Никто из нас после колледжа связей не поддерживал. На первом году Бобби жила в одной комнате с Мэгги, но они так и не сблизились. На втором курсе ее соседкой стала Феб, а на третьем и четвертом у каждой из нас была своя, отдельная комната. Так что тогда самой близкой ее подругой была, наверно, Феб, а теперь уже никто.
Они прошли мимо бассейна и остановились возле джакузи. Бутылка уже не колыхалась на поверхности, а опустилась на дно, присоединившись к Бобби Долан. Волосы слегка шевелились, глаза были широко открыты и казались не голубыми, а синими. Обнаженное тело выглядело каким‑то детским и напоминало Фейт изображенных на плитках бассейна персонажей книги Чарльза Кингсли. Только там, в книге, они были живыми.
– Наверно, стоит надеть купальники. Если у вас нет своего, поищите подходящий в раздевалке – там их много. – Купальники Фейт обнаружила, когда проводила инвентаризацию в первый день, день, который казался теперь таким далеким.
– Купальник я захватила, но сейчас воспользуюсь одним из этих. Так будет быстрее, к тому же…
Фейт подумала о том же самом. После такой жуткой работы она уже никогда не сможет надеть тот купальник, в котором доставала мертвеца.
– Прежде чем переодеваться, нужно включить кондиционер в спа и, наверно, взять коврик с массажного стола. Положим ее на него…
– Хорошо. Бедняжка Бобби. Она ведь и на самом деле была отличной массажисткой. Я сама попала вчера к ней на стол, и она убрала боль в шее, которая досаждала мне уже два или три месяца. Такая глупая смерть, ненужная, необязательная смерть. Извините. Звучит тривиально то же самое, наверно, можно сказать о каждой смерти или по крайней мере о большинстве случаев.
– Мисс Долан была в добром здравии, ей не исполнилось пятидесяти, и она утонула в джакузи, чего в обычных обстоятельствах случиться было не должно. Так что вы правы: необязательная смерть.
В спа было прохладно, и Фейт установила реле на еще более низкую температуру. Некоторое время тело здесь пролежит, а потом… Они отнесли массажный коврик к джакузи и пошли переодеваться.
Люси и впрямь оказалась в приличной форме. У нее было тело спортсменки, с эластичными, тренированными мышцами.
– Занимаетесь спортом? Бегаете? – поинтересовалась Фейт.
– Спортом я занималась в школе, а сейчас только бегаю. Это моя страсть.
– В теннис не играете? У моего мужа – это теннис.
Люси наклонилась за упавшим на пол халатом.
– Нет, теннис мне никогда особенно не нравился.
Фейт изо всех сил заставляла себя думать о лежащем в джакузи теле как о неодушевленном предмете, манекене, которыми пользуются для тренировки оказания первой медицинской помощи. Прием не срабатывал. Едва она просунула руки под плечи утонувшей, как на нее накатила волна печали и отвращения. Судя по выражению на лице Люси, та испытывала нечто подобное. Действуя слаженно и быстро, они вытащили тело из джакузи, положили на коврик и перенесли в спа, где и оставили, накрыв простыней.
Покончив с неприятной обязанностью, они прошли в душ, а потом, облачившись в мягкие махровые халаты, устроились в шезлонгах у бассейна. Фейт поймала себя на том, что не хочет возвращаться в кухню. Судя по тому, какой аппетит продемонстрировали гости за завтраком, многого от нее и не потребуется. Пока бушует шторм, все останутся в доме, а из‑за смерти Бобби людям будет не до развлечений. Интересно, чем эти женщины смогут себя занять? Будут сидеть по комнатам? Или собьются в группу? В коллективе человек чувствует себя в безопасности.
Безопасность. Фейт думала об этом с того самого момента, как наткнулась на тело.
– Знаете, она ведь не пила, – обронила Люси, словно в ответ на ее мысли.
Фейт знала. В первый вечер Бобби пила минеральную воду, тогда как остальные налегали на шампанское. И потом она тоже отказывалась от алкоголя.
– Перед массажем Бобби задала мне несколько вопросов. Предупредила, что отвечать необязательно, но если я все же отвечу, это поможет ей соприкоснуться с моим естеством. Что‑то в этом роде. Сама я пью много. И сказала об этом ей. Объяснила, что пью просто так, от скуки, потому что в тех местах, куда я хожу – в клубе, на вечеринках и приемах, – полагается пить. Бобби меня пожалела. Нет, она ничего такого не сказала, но я это почувствовала. Вслух же она сказала, что избегает содержащихся в алкоголе токсинов. Призналась, что очень хотела выпить бокал шампанского в самолете, но отказалась, зная, что потом пожалеет.
– И, однако ж, выпила вчера целую бутылку.
Люси пожала плечами.
– Похоже, что так.
В последовавшей за этим тишине было слышен вой ветра и шум дождя, но женщины некоторое время молчали, предавшись каждая своим мыслям. Фейт заговорила внезапно и даже немного сбивчиво, словно ее подтолкнула представшая перед глазами яркая картина оборвавшейся жизни.
– Что бы хотели сделать со своей жизнью? – спросила она. – Извините, это дело глубоко личное, и я ужасно виновата. Просто на меня как‑то все нахлынуло… Все ведь может закончиться совершенно неожиданно, а вы показались мне…
– Хотите сказать, что я недовольна жизнью? Кстати, Бобби тоже заметила. Наверно догадаться нетрудно. Чем бы я хотела заниматься? – Она замолчала и молчала так долго, что Фейт уже начала подниматься. Зачем спрашивала – это ведь совсем не ее дело.
– Я вырастила двух замечательных дочерей. И горжусь этим. Младшая осенью отправится в колледж. Нет, нет, не в Пелэм – упаси Бог, – в Нью‑йоркский университет. Хочет стать социальным работником, изменить мир. Старшая в Стэнфорде. И тоже хочет изменить мир, только по‑другому – визуально, через кино. Наверно, я хотела того же в их возрасте. Сейчас уже трудно вспомнить. Знаю, вы сейчас скажете, что я совсем еще не старая. Я и не старая, но со временем вы тоже обнаружите, что забывается очень многое. Итак, что бы я хотела сделать со своей жизнью? Я бы хотела писать книги. – Она сдержанно улыбнулась. – Я даже написала одну. И, кстати, этот эпизод помню хорошо.
– Когда это было? И о чем книга? – Впереди целый день, может быть, не один – все они оказались пленниками бури. Спешить некуда, возвращаться к другим не за чем, а то, что они должны были сделать, уже сделано.
– Это было в год окончания колледжа. Я жила на Манхэттене с Элейн. Вы, может быть, уже знаете – кто‑то упомянул об этом вчера вечером. Устроили все, разумеется, наши родители. – Люси произнесла это с нескрываемой горечью. – Мы обе работали в издательствах. Я читала все, что присылали – надеясь наткнуться на гения, – готовила кофе, забирала из прачечной белье старших редакторов, и мне это ужасно нравилось. После нескольких недель чтения решила попробовать написать сама. Как и большинство первых романов, то был роман становления, вхождения во взрослую жизнь. Что‑то вроде Холдена Колфилда в юбке. В те годы мы все носили юбки. Мини.
Я уже пробовала свои силы в Пелэме, и профессора всячески меня поддерживали и ободряли. Правда, «Нью‑йоркер» ответил вежливым отказом, но зато «Мадемуазель» напечатала отрывок.
– А потом?
– Потом… Однажды, ранней весной, я пришла домой и увидела, как моя мать сжигает в ванной почти готовую рукопись. Ванну я тоже хорошо помню – такая большая, старомодная, с ножками в виде львиной лапы. Мать у меня всегда была женщиной предприимчивой. Облила бумагу какой‑то гадостью из зажигалки – тогда ведь все курили, кто же мог знать? – и положила сверху спичку. Вспыхнуло мигом. Когда я пришла, остался только пепел.
– Но почему она это сделала?
– Потому что ей не нравилось. Прочитав немного, она убедила себя, что это «мерзость». Вообще‑то я собиралась укрыться под псевдонимом, но она, конечно, этого не знала.
– Как же тогда она вообще узнала, что вы что‑то пишете? От вас?
– Нет. Ей рассказала Элейн. Объяснила, что сделала это ради моего же блага. Ее сильно беспокоило, что книгу могут опубликовать, и люди примут ее как правду, замаскированную под вымысел. По‑моему, именно так она мне и сказала. Как видите, некоторые воспоминания не тускнеют. Элейн говорила, что псевдонимы никогда не помогают, что люди всегда догадываются, кто настоящий автор, что мы живем в мире, где нет тайн. Все оно так, только мне было наплевать, узнает кто‑то, что я написала, или никто ничего не узнает.
Давняя рана не затянулась и болела сейчас так же, как и много лет назад. Фейт положила руку на плечо Люси.
– Что вы сделали? Уехали оттуда?
– Что я сделала? Приняла приглашение пообедать с Недом Стэплтоном, другом моего брата, и напилась. А через девять месяцев у меня родилась дочь, Бекки.
– Ты не можешь отказать отцу в праве пройти с тобой к алтарю! Да что с тобой такое! Конечно, мы бы хотели получше подготовиться к свадьбе собственной дочери, но ты же сама все так мило устроила. Разумеется, мы ничего не имеем против Неда. Брак с ним – это твой первый разумный шаг за последние несколько лет.
– Почему бы тебе не помолчать, мама? Я бы сделала аборт, если бы в нашей стране это не было так трудно. В крайнем случае мы могли бы вообще никому ничего не говорить. Я так и хотела, но Нед уперся. Ему, видите ли, нужна настоящая свадьба, и он собирается пригласить всех своих приятелей по Йелю, которые напьются и будут приставать к моей подружке. Так что давай не будем ссориться по пустякам. К алтарю мы пройдем втроем, ты, я и отец. Так теперь многие делают, даже в вашем кругу. Потом я брошу букет, и мы постараемся видеться как можно реже.
Все случилось так, как она и предсказывала, за одним только исключением. В семейных делах Нед оказался традиционалистом, и после первого, а потом и второго ребенка она сдалась – каждый год их отцы попеременно резали рождественскую индейку, а матери раздавали подарки. Потом ее родители умерли, и на их похоронах слезы лил только Нед. Она подозревала, что слезы вызвал страх, осознание приближения смерти, но об этом, как и о многом другом, они никогда не говорили. И вот теперь она рассказывает едва знакомой женщине то, о чем не говорила еще никому. Никогда.
– Так что вы сделали с копией?
– А почему вы думаете, что была копия?
Фейт улыбнулась.
– Я знаю тех, кто пишет. Они всегда сохраняют копии. Где она была у вас, в морозилке?
– Нет, на работе. В файле под буквой «М» – «мое».
– На том ведь дело не кончилось, да? Было что‑то еще?
– Вы уверены, что занимаетесь поставкой продуктов? Что вы не психиатр? Не ведьма?
– Уверена. Но я всегда чувствую, когда человек что‑то скрывает.
– Полезное качество, – сказала Люси. – Да, было кое‑что еще. Через год после моей свадьбы вышла первая книга Элейн. Вышла, конечно, под псевдонимом, но я сразу поняла, кто автор. Она позаимствовала мой стиль, нескольких действующих лиц и даже почти весь сюжет.
– Другими словами, весь ваш роман?
– По сути, да, но оснований для обращения в суд у меня не было. Она добавила саспенса, изобрела героиню, которой угрожает опасность, убрала тему взросления. И добавила секса. Много секса.
Я читала ей вслух, когда работала над романом, и она расспрашивала о деталях, обсуждала со мной характеры. Я была ее поводырем в литературе. Элейн ведь занималась историей. Потом это ей пригодилось. Да, она талантлива. Очень талантлива.
– Но и вы тоже.
Люси поднялась.
– Да уж точно.
Пора идти.
– Вы скажите им там, что мы все сделали. Я скоро приду. Не знаю, что делать с ланчем. – Фейт поднялась. Кое‑что привлекло ее внимание, и она хотела остаться одна.
– У меня аппетит появится не скоро, но это у меня. Спрошу. Не говорите, что собираетесь делать, что будете искать, но присмотритесь хорошенько. Бобби не пила шампанское. – Обняв на ходу Фейт, Люси вышла в коридор.
Фейт снова переоделась и, оставив обувь у двери, вернулась к джакузи и опустилась на корточки. То, что привлекло ее внимание, было землей. Несколько крохотных комочков темной, удобренной почвы у самого края. Она осторожно, глядя под ноги, прошлась по комнате. Еще один комочек застрял между плитками пола возле высокого окна, выходящего на задний дворик. Третий обнаружился у порожка. Бобби Долан была без обуви. Ее одежда лежала на низком столике возле джакузи, а китайские, обшитые парчой тапочки – Фейт видела похожие во всех чайнатаунах – аккуратно стояли рядом. Подошвы стерлись, но никаких следов грязи на них не было. Фейт выпрямилась. Три обнаруженные ею комочка лежали на одной прямой в направлении двери. Она подошла ближе и выглянула наружу, но не увидела ничего, пока не включила освещение во дворе. Скрывавшаяся в темноте картина мгновенно ожила. Ветер расшвырял мебель, прибил к дому несколько стульев и столиков, опрокинул декоративные кадки и цветочные горшки. Высокая трава пригнулась почти горизонтально земле. Вспомнив совет Люси, Фейт присмотрелась повнимательнее. Определить, откуда взялись комочки, было трудно, но в одном месте трава примялась сильнее, как будто по ней протащили что‑то. Надо бы выйти и посмотреть, но только в плаще и сапогах, а переодеваться еще раз не хотелось. Да и что искать? Все, что у нее есть, это немножко грунта. Садового грунта.
В кухне, когда Фейт вошла туда, не было уже никого, кроме ректора колледжа. Мэгги мыла кофейник.
– Пожалуйста, оставьте, я сама все сделаю, – сказала Фейт, вспомнив, для чего приехала на Бишоп‑Айленд.
– Вам сегодня и без того работы хватило, – ответила Мэгги и вздохнула. – Феб была права, когда упрекнула Элейн в бессердечии. Мы все отнеслись к этому так, словно Бобби была какой‑то вещью. – Она принялась вытирать стол – быстро, аккуратно, без лишних движений. Наблюдая за ней, Фейт подумала, что точно так же Мэгги справляется и с бесконечной бумажной рутиной, со всем тем, что составляет ее работу.
– Где остальные? – спросила она.
– Наверху, одеваются. Решают, что делать и как себя вести. Ситуация ведь действительно ужасная. – Мэгги сказала это так, словно и сама думала о том же.
– Вы знали Бобби Долан? Я имею в виду, после колледжа? Она не оборвала связи с Пелэмом?
Мэгги посмотрела на нее, как показалось Фейт, с недоумением.
– Никто из них никаких связей с колледжем не поддерживал. Кроме, понятно, меня и Элейн. Только мы не знали, что пожертвования идут от нее. Что касается Бобби, то она как попала после выпуска в список пропавших без вести, так в нем и оставалась.
– Список пропавших?
– У нас это так называется. Ни адреса, ни какой‑либо другой информации. Некоторые очень стараются, чтобы о них никто ничего не знал, – с грустью добавила она.
Иногда, обнаружив в почтовом ящике очередную порцию журналов и обращений от всевозможных организаций с просьбой о финансовой помощи, Фейт и сама подумывала, что было бы неплохо затаиться в каком‑нибудь темном уголке, но как можно бесследно исчезнуть в наш информационный век, когда оберегающая частную жизнь завеса устраняется одним кликом компьютерной мышки!
– То есть в последний раз вы видели ее на выпускном?
Мэгги кивнула.
– Мы жили в одной комнате на первом курсе и неплохо ладили, но она всегда вела себя, как щенок, вечно таскалась за нами. За нашей группой.