Наскоро отрывали окопы. Сноровисто работая лопатами, солдаты поглядывали на небо, хмурившееся лиловыми тучами.
— Ох и врежет к вечеру дож-ж-жик!..
Дождь и впрямь «врезал» такой, какого давно не было в здешних местах. Лил почти всю ночь, затопил болотистую местность, превратил ее в плавни. В ложбинках, в дорожных колеях, в траншеях вода стояла до метра глубиной.
Тяжело пришлось нашей многострадальной пехоте, а противнику — и того хуже. Согнанные непогодой в одно место, скованные в маневре, гитлеровские войска потянулись на запад по шоссе. Их командиры не предполагали, что дорога уже перехвачена нашим батальоном именно в этом узком дефиле. Офицеры в остановленных легковушках пялили глаза в диком изумлении, но схватиться за оружие не успевали, солдаты-мотоциклисты вполголоса бормотали малопонятные фразы, вроде бы грозясь пожаловаться начальству на такое беззаконие...
Однако не все прошли через наши «шлагбаумы». Почуяв опасность, некоторые пробились чуть ли не вплавь стороной. Доложили своим, а те, конечно, приняли меры.
Под утро наши разведчики доложили: к позициям, теперь уже с запада, выдвигается крупное подразделение гитлеровцев, свыше тысячи человек, с артиллерией. Деваться нам было некуда. Вразрез с задачами передового отряда пришлось принять бой с превосходящими силами противника — подчас обстановка требует исключительных решений и сверхвозможных действий. Спросите: а зачем было ввязываться в неравный бой передовому отряду? Отвечу тут же. Указаний таких действительно не было, но думать перспективно и кое-что предвидеть в силу своей самостоятельности командиры подразделений на фронте были приучены и уполномочены. Мне хочется еще раз это подчеркнуть. Вступая в бой, мы действовали в интересах всей подвижной группы.
И бой разыгрался такой, каких за всю войну вспомнишь, быть может, всего несколько. Две силы не то чтобы во встречной атаке сошлись, а вцепились друг другу в горло. Была настоящая яростная драка — когда видишь перекошенное злобой лицо врага, силишься предупредить его удар прикладом наотмашь, его выстрел в упор. Среди серых шинелей пехотинцев мелькали черные комбинезоны танкистов. Майор Иван Кравченко сделал все, чтобы сдержать атаку немцев. И когда они все же подошли вплотную, кинулся со своими танкистами и ремонтниками в рукопашную схватку. Гитлеровцев было больше, и устояли мы только благодаря тому, что перед боем предусмотрительно поставили по подразделениям автомашины с большим запасом гранат. Хватали гвардейцы гранаты в обе руки и швыряли их в гущу наседавших врагов.
Бой, начавшийся с рассветом, гремел, вспарывал воздух трескотней автоматов, истошно вопил человеческими голосами до девяти утра. Наконец отхлынули немцы. Оставшиеся в живых бросили технику и оружие, разбрелись по лесу, как зверье, зализывая раны.
Подошли части подвижной группы. Недалеко остановились машины генерал-лейтенанта Казакова и генерал-майора Стученко. Их взглядам открылась картина, которую, может быть, тоже не часто за войну и бывалым военачальникам довелось наблюдать, — красная от крови вода в кюветах, в воронках, устланные трупами поле и дорога...
— На каждого нашего десяток немцев приходится! — резюмировал один из штабных офицеров.
Михаил Ильич Казаков нахмурился, услыхав эту фразу, прозвучавшую несколько восторженно.
— Ни к чему подобная арифметика, — одернул он штабного офицера.
В жестокой схватке с врагом, когда решается судьба большого и важного, почему-то гибнут лучшие бойцы — уж это примечено. Мы с Иваном Кравченко сами вырыли могилу и долго стояли над ней, молчаливо воздавая последнюю почесть командиру шестой стрелковой роты старшему лейтенанту Юзефу Рудинскому.
Что я о нем знал раньше? Студент из Львова, умный, начитанный, волевой. Фашистские оккупанты, разбойничавшие во Львове, садистски уничтожили его семью — мать, отца, сестер. Юзек немало приложил усилий, чтобы попасть на фронт. Вначале было только одно чувство — мстить, и только мстить! Когда же стал взводным, ротным командиром, весь свой живой ум, прирожденную находчивость вложил в тяжелый ратный труд войны. На его роту можно было положиться в самой сложной ситуации боя, как и на него самого. И вот теперь...
— Прощай, Юзеф, боевой друг...
Не только генералы наши — сами мы своим глазам не поверили, когда при свете наступившего утра взглянули на поле боя, на котором трупы валялись в беспорядочном нагромождении, как дрова на лесосеке. Рубка здесь была неимоверная! Апофеоз войны? Да нет... ее будни.
Пока мы стояли с другом-танкистом над свежеукрытой могилой боевого однополчанина, каким-то неверным, заблукавшим в лесу эхом донеслась до командования весть: погиб Третьяк. И уж успели на этот счет соответствующие слова высказать по случаю гибели в бою одного из командиров. А тут я вдруг являюсь пред очи начальства — жив, здоров и даже не ранен.
— Второе рождение!.. — воскликнул кто-то.
Другой добавил:
— Теперь всю войну пройдет, до победы.
Спасибо ему за доброе пророчество!
Мне довелось (уже значительно позже) читать политдонесение, составленное офицером политотдела дивизии подполковником М.Ермошкиным. Вот как отражались в нем события, о которых я рассказал.
«В период наступательных боев партийно-политическая работа с личным составом заключалась главным образом в воспитании у личного состава высокого и непрерывного наступательного порыва. Формы работы: беседы по доведению сводок Совинформбюро, пропаганда (беседа и читка рукописных листовок) подвигов солдат и офицеров, рассказы о зверствах немецко-фашистских захватчиков. По отдельным вопросам — митинги и собрания.
За время подготовки к боям — с 1 июня по 10 июля — парторганизации 93 гв. сп выросли на 127 человек. Партийно-комсомольская прослойка в 93 гв. сп составляла примерно 45 — 50%. В период подготовки к боям комсомольская организация полка выросла на 143 человека.
Парторг 93 гв. сп гвардии капитан Пшеничный, учитывая маневренность предстоящих боев, провел совещание с партактивом, на котором был заострен вопрос партийно-политической информации в бою, популяризации отличившихся. После этого совещания тов. Пшеничный дал конкретное задание членам партбюро полка гв. майору Назарову, гв. старшему лейтенанту Панину, гв. старшему лейтенанту Гаращуку и гв. лейтенанту Васильеву. Задания давались по периодам. В первый период необходимо было помочь парторгам рот в расстановке партийно-комсомольских сил и проведении собраний. В последующем периоде — оказать помощь парторгам батальонов в деле роста рядов партии и пропаганды боевых подвигов коммунистов.
С личным составом на исходном положении после постановки боевой задачи были проведены беседы: «Военная присяга — священный закон для воина», «Обязанности бойца в наступлении», «Успехи советских войск на фронтах Великой Отечественной войны».
После прорыва переднего края обороны противника во всех подразделениях были проведены короткие митинги. Они прошли за 10 мин. На этих митингах до личного состава доведены успехи частей. О высоком наступательном порыве личного состава в тот период можно судить по тому, что на этих митингах пожелало выступить более 70 человек, но обстановка позволила выслушать только 12 человек.
В ночь на 10 июля 93 гв. сп в качестве авангарда дивизии был введен в образовавшуюся в обороне противника брешь. При поддержке других частей полк преследовал отходящего противника.
Формы партийно-политического влияния на личный состав: беседы «Личный пример коммунистов и комсомольцев в наступлении», выпуск написанных от руки листовок, в которых сообщалось о подвигах лучших бойцов. Собрания и другие формы невозможно было использовать, так как полк непрерывно двигался вперед.
При первом же соприкосновении с противником коммунисты и комсомольцы личным примером увлекали всех бойцов на безусловное выполнение боевых приказов.
6-я стрелковая рота, которой командовал гв. старший лейтенант Кудревич (парторг гв. старший сержант Басанов) первой обнаружила противника, засевшего в деревне Кавицино. Командир роты коммунист Кудревич быстро оценил обстановку, развернул подразделение в боевой порядок и штурмом овладел опорным пунктом немцев.
В этих боях погибли два коммуниста — гв. сержант Зацаринин и гв. рядовой Абдуланазаров.
Как только противник был выброшен из деревни, парторг роты Басанов провел 5-минутный митинг, на котором призвал бойцов отомстить врагу за товарищей».
Мне хорошо помнится тот короткий, порывистый, как вихрь, митинг. Чувства рвались наружу, слова звучали клятвой.
В конце митинга я объявил благодарность всему личному составу роты старшего лейтенанта А.Кудревича.
В те дни, когда части нашей армии подходили с боями к Опочке, распространилось и оживленно обсуждалось известие об открытии союзниками второго фронта. И можно было всякое услышать из солдатских уст. Одни в довольно снисходительном тоне говорили, что подмога, дескать, никогда не лишняя, другие остроязычно шутили насчет долгой-предолгой затяжки сроков, третьи высказывались напрямик о том, что пресловутый второй фронт теперь больше нужен самим союзникам, чем нам.
Высадка союзнических войск в Нормандии летом 1944 года вызвала определенный резонанс, но конечно же не такой, каким он мог быть, скажем, в 1942 году. Мне вспомнился приезд иностранных журналистов к нам на фронт, когда мы стояли в 150 км от Москвы, готовясь к наступлению, — вот тогда наши люди думали и говорили о втором фронте с надеждой. Однако надежды оказались тщетными. Вокруг второго фронта велось много разговоров, как было известно из газет, но дальше этого дело не шло. Немало горечи и разочарований испытывали все мы. Положение на фронте тогда было тяжелейшее. И тем не менее никто из солдат, с которыми беседовал американский журналист Болдуин, не выразил никаких просьб. Иностранцы расчетливо прикидывали, на что способны русские войска. Весьма сильное впечатление произвели на них стойкость, убежденность, сила духа наших гвардейцев — я это видел.
С удовлетворением читая газетные сообщения о втором фронте, мы занимались своим делом — продолжали воевать.
Действия подвижной группы развивались в дальнейшем в еще более широком масштабе. Ранним утром 12 июля наши части вышли к оборонительному рубежу противника «Рейер». Несколько позже к ней приблизились и другие соединения 10-й гвардейской армии. На «Рейере» наше наступление, развивавшееся весьма успешно, вдруг приостановилось. Мы встретили организованное сопротивление сил 93-й пехотной дивизии, отдельных частей 69-й пехотной и 19-й СС дивизий.
Захваченные разведкой «языки» показали, что 93-я пехотная дивизия готовилась к переброске с этого участка фронта в район Двинска. Она уже сосредоточилась для погрузки в эшелоны. Но осуществить этот маневр немецкому командованию не удалось, оно вынуждено было менять решение. 10-я гвардейская армия во взаимодействии с 3-й ударной армией, решительно наступая, еще 11 июля разгромила 19-ю и 15-ю пехотные дивизии СС, удерживавшие оборонительную полосу «Пантера». Чтобы как-то закрыть образовавшуюся брешь, немецкое командование решило оставить 93-ю пехотную дивизию на этом участке фронта и развернуть ее для обороны рубежа «Рейер» восточнее Опочки. Выдвинуло оно сюда и другие части, взятые из резерва.
Достигнув к утру 12 июля рубежа «Рейер», подвижная группа 10-й гвардейской армии встретила сопротивление свежих сил противника. Попытка одного из полков прорвать оборону с ходу не увенчалась успехом.
Командир подвижной группы решил повторить атаку после артподготовки. Но и это не дало особых результатов. Один лишь 87-й гвардейский, форсировав реку Изгожка, продвинулся всего на полкилометра, после чего должен был отражать частые контратаки гитлеровцев. А 90-му гвардейскому к вечеру удалось вышибить немцев из опорного пункта.
В тот же день к рубежу «Рейер» вышла 85-я гвардейская дивизия, но и она не смогла прорвать его атакой с ходу.
«Рейер» оказался одним из тех рубежей, который надо было «грызть».
Оценив результаты проведенных боев, командующий 10-й гвардейской армией решил в течение ночи произвести перегруппировку войск и подготовить удар всеми силами к утру 13 июля.
Новый штурм начался получасовой артиллерийской подготовкой. И потом бои с переменным успехом продолжались в течение всего дня. Гитлеровцы оказывали яростное сопротивление, стремясь во что бы то ни стало удержать «Рейер». Их подразделения и части при поддержке танков и штурмовых орудий то и дело переходили в контратаки. Артиллерия вела по нашим боевым порядкам беспрерывный огонь, авиация группами по шесть — восемь самолетов висела над нами. Но враг все же не устоял. К 18 часам 13 июля части 10-й гвардейской армии прорвали оборонительный рубеж «Рейер», продвинувшись на 3 — 4 км.
Смелый бросок вперед совершили подразделения 87-го гвардейского полка, захватив исправный мост. Это значительно облегчило переправу войск и техники через болотистую речку Кудка.
Около полуночи части нашей подвижной группы вышли к железной дороге восточнее Опочки. Зарево пожаров тускло очерчивало контуры города.
Предстоял ночной бой. Гвардейцам надо было преодолеть на подступах к городу противотанковый ров, три линии траншей с дотами и блиндажами, проволочное заграждение в три-четыре кола... Плотно опоясался враг — ничего не скажешь!
Выполняя боевой приказ — наступать, командир подразделения, особенно стрелкового, должен действовать так, чтобы непременно добиться цели и как можно надежнее сберечь свою пехоту. Ей ведь труднее всех, опаснее всех, когда надо пройти через вражескую оборону, буквально нашпигованную средствами уничтожения человека.
Наш батальон ворвался в опорный пункт гитлеровцев на автомашинах. Ведя на ходу огонь из автоматов и пулеметов, мы проскочили село не задерживаясь. Вперед, на шоссе, ведущее в город! Точно так же действовали на своих направлениях батальоны майора Н.Чухомова и капитана К.Шароватова — наши соседи. И мы, и они, избежав лобовой встречи с противником, глубоко вклинились в его оборону. Убитых и раненых пока не было.
Местность на подступах к Опочке — путаный лабиринт речушек, озер, заболоченных перелесков. Артиллеристы младшего лейтенанта П.Шиляева несколько раз переносили орудия на руках, танкисты лейтенанта А.Кочергина выскакивали из машин, отыскивая пути, по которым можно продвигаться дальше. Они старались не отставать от нас — пехота сделалась нынче быстрой.
Бой в глубине обороны ночью требует не забывать и о мелких группах противника. Каждый комбат выделяет взвод или хотя бы пару отделений, чтобы находить их и уничтожать, — иначе могут немало вреда причинить.
Наш батальон как передовой отряд двигался в значительном отрыве от главных сил дивизии, первым завязывал бои и преодолевал яростное сопротивление противника на промежуточных рубежах.
На подступах к Опочке батальон с ходу ворвался в деревню и вступил в бой с превосходящими силами гитлеровцев. Фашисты пять раз бросались в контратаки. Нам довелось выдержать четырехчасовую схватку, в результате которой враг был обескровлен.
Батальон уничтожил до 200 фашистских солдат и офицеров, 6 орудий, 12 станковых пулеметов, мы захватили 45 пленных.
При поддержке танкового батальона майора И.Кравченко и артдивизиона капитана С.Муратова стрелковые подразделения, двигаясь в основном по дорогам, заняли железнодорожную станцию Опочка. Немцы не успели ее взорвать, подожгли только два строения, оставив целыми склады с боеприпасами и инженерным имуществом. На пути роты лейтенанта М.Лазарева, пересекавшей железнодорожное полотно, оказался сильный заслон противника.
Залечь, завязать огневой бой — означало бы снизить темп наступления всего батальона, как понимал Лазарев. И этот инициативный, отважный офицер повел своих гвардейцев в рукопашную. Дрались яростно, разили врага и пулей, и прикладом. Как потом вспоминали бойцы, различать в темноте врагов приходилось лишь по каскам. Такой ночной бой не забудется никогда.
На рассвете штурм города усилился. Атаки накатывались с разных направлений.
Автомашины свои нам пришлось оставить, когда батальон в пешем боевом порядке овладевал одним из опорных пунктов. Батальон первым ворвался в Опочку со стороны Ленинградского шоссе. Надо было и дальше двигаться как можно быстрее. Я приказал пехотинцам сесть на танки поддерживавшего нас подразделения. Вперед и вперед! На танках мы стремительно пронеслись по Ленинской улице и захватили рубеж на реке Великая — это уже в центре города. Автоматчики Н.Гордеев, В.Максимов, Л.Бирюк деловито расправлялись с факельщиками, которые пытались поджигать дома.
На плечах у гитлеровцев батальоны рвались в западную часть города. Повсюду бушевали уличные бои, в разных местах и любыми способами наступавшие форсировали протекающую по центру города реку Великая. Танкисты отыскали броды и с ходу перешли на западный берег.
К вечеру 15 июля Опочка была полностью очищена от оккупантов. Командование отметило инициативные действия нашего стрелкового батальона, ворвавшегося в город первым. Многие из нас были представлены к наградам.
За 15 дней боев, с 10 по 25 июля, гвардейцы взломали укрепленные полосы обороны противника «Рейх», «Синяя», «Зеленая», форсировали реки Великая, Вить, Исса и освободили более тысячи населенных пунктов. В этот же период были разгромлены 15-я и 19-я дивизии СС, 60-й саперный и 25-й инженерный батальоны, нанесен большой урон в живой силе и технике частям 93, 123, 126-й пехотных дивизий гитлеровцев. 10-я гвардейская армия, прорвав оборонительный рубеж «Рейер» и форсировав в нескольких местах реку Великая, овладела Опочкой и во второй половине июля 1944 года развивала наступление на Резекне. В приказе Верховного Главнокомандующего от 12 июля 1944 года за отличные боевые действия по прорыву обороны противника частям нашей дивизии была объявлена благодарность. 29-я гвардейская стрелковая дивизия некоторое время еще действовала как подвижная группа армии, а затем автотранспорт и средства усиления у нее отобрали, и она возвратилась в состав 15-го гвардейского корпуса.
Но повторю: пехота отдавать колеса насовсем была не намерена. В последующих боях еще много раз обретал наш батальон мобильность мотострелкового подразделения. Все чаще, все смелее применяли командиры в тактике боев энергичный, быстрый маневр. К этому способу действий всей душой стремился и автор настоящих записок. Маневр не только обеспечивал тактическое преимущество в борьбе с противником, не только наращивал силу, маневр кроме всего прочего оказывал нужное морально-психологическое влияние на наших солдат, укрепляя в них чувство уверенности.
В июльских боях наши гвардейцы разбили немало гитлеровских частей, в том числе 19-ю дивизию СС. Однако противник еще располагал резервами и за их счет довольно быстро восстанавливал силы в местах прорывов. Из вышестоящих штабов нам, командирам подразделений, присылали оперативные документы и сводные разведданные. И мы узнавали, что перед фронтом нашей 10-й гвардейской армии то и дело появлялись свежие вражеские соединения — 126, 93, 69-я дивизии. Уныния среди гвардейцев это обстоятельство отнюдь не вызывало. Наоборот, можно было слышать в солдатской среде задорные разговоры о том, что, дескать, разгромили одних, справимся и с другими — кто там из них на очереди?
Крепкий боевой дух, высокая активность войск обеспечивались вдохновляющими решениями Коммунистической партии, нашими успехами на всем огромном фронте, большой воспитательной работой, проводимой в подразделениях командирами и политработниками, партийными и комсомольскими организациями. Постоянно возрастал поток идущей на фронт новой техники и вооружения. Отчизна делала все для того, чтобы обеспечить разгром ненавистного врага. С чувством восхищения и гордости гвардейцы принимали в свои руки отличное стрелковое оружие, дальнобойные пушки, мощные танки. Возможно, не всегда и не все задумывались над тем, какой ценой, какими усилиями сработано это оружие...
Как раз об этом заговорил прибывший в полк и заглянувший в первую очередь в наш батальон начальник политотдела дивизии полковник Александр Иванович Хриченко.
Начал просто:
— Доверили мне наши товарищи свои письма, полученные из дому. Хочу вам зачитать некоторые из них...
Достал из полевой сумки несколько конвертов, стал поочередно читать. Пятнадцатилетний сын офицера писал отцу на фронт, что уже год работает токарем и за это время успел получить четвертый разряд. Другой такой же мальчишка скромно и дельно рассказывал, как он руководит на заводе бывшей отцовской бригадой слесарей. Сестрички-близнецы (обеим едва ли тридцать набиралось) наказывали фронтовикам, чтобы все артиллерийские снаряды, сделанные их руками, попали точно в цель, поразили фашистов. И так далее, и тому подобное... Письма, пришедшие из глубокого тыла, простыми, порой наивными словами рисовали потрясающую картину героического труда народа. Особенно волновало, сжимало болью и вместе с тем наполняло гордостью сердца фронтовиков то, что на заводах и фабриках к станкам встали подростки.
— Им бы мячи гонять да косы куклам заплетать, а они вкалывают по десять часов в сутки на заводе! — бросил кто-то из гвардейцев.
— Дети-дети, дорогие вы наши... — вырвалось тяжким вздохом у другого.
Заговорили разом многие. На полянке под березками, где собрались бойцы, в течение нескольких минут стоял многоголосый гомон. Полковник выжидательно молчал, не мешая бурному обмену мнениями. Но вот он поднял руку, потряс в воздухе пачкой писем, и сразу воцарилась тишина.
— Да, товарищи, время тяжелое, — заговорил Александр Иванович сурово. — На предприятиях оборонной промышленности рабочих рук не хватает, и к станкам встали подростки, многодетные матери, пенсионеры. Работают самоотверженно, сутками из цехов не выходят. Известно и то, что в тылу сильно урезаны продовольственные пайки, что люди наши отдают значительную часть заработка в фонд обороны. Самый популярный, самый действенный сейчас лозунг в тылу: «Все для фронта, все для победы!» И мы с вами должны ответить на заботу, на любовь Родины одним: как можно сильнее бить врага!
В дальнейшей беседе с солдатами и офицерами Александр Иванович привел некоторые данные о работе оборонной промышленности, рассказал о военных заводах, выросших на голых прежде местах в Сибири и в Средней Азии, о том, какую выпускают они продукцию — танки, самолеты, артиллерийские системы, боеприпасы.
Полковник Хриченко нередко бывал в нашем полку, и всякий раз его посещение оставляло след. Надо сказать, начальник политотдела дивизии обладал кроме всего прочего важным и ценным качеством: он своевременно появлялся там, где был очень нужен людям. Как и в этот раз, например. Мы готовились к дальнейшему наступлению, к нам поступали новая боевая техника и вооружение — обо всем этом надо было сказать убеждающее, авторитетное слово. Не могу припомнить случая, чтобы начальник политотдела дивизии заехал в полк «просто так». Если уж он пришел к людям, то непременно для того, чтобы обсудить с ними наболевший вопрос, чтобы сориентировать в обстановке.
Главной чертой характера этого человека была храбрость. Его можно было видеть на НП с биноклем у глаз, неожиданно натолкнуться на него в боевой цепи залегших стрелков. Во время наступления его частенько разыскивали по радио в боевых порядках атакующих подразделений.
23 июля в бою за город Люцин полковник Хриченко был тяжело ранен. Первую медицинскую помощь ему, как могли, оказали ротные санитары. До госпиталя пришлось везти больше тридцати километров — где по бездорожью, а где и под обстрелом. Генерал Стученко, помчавшийся на машине вслед, нашел начальника политотдела уже мертвым.
Вернувшись в дивизию, генерал скупо рассказывал:
— Не довелось услыхать от него последнего слова. А лежал на носилках — как живой!..
Всегда живым предстает он и перед моими глазами, наш незабвенный Александр Иванович. Его партийное слово, звавшее гвардейцев вперед, звучит в моей памяти и сейчас.
ГЛАВА 5