Учение проводилось под руководством штаба армии, требования предъявлялись очень строгие. После устранения недостатков весь комплекс действий был повторен. Несколько дней спустя для практической отработки ввода в прорыв дивизии как подвижной группы армии было проведено дивизионное учение с боевой стрельбой. Ни моторесурсов, ни боезапаса не пожалели для этого важного дела.
Политический отдел нашей дивизии во время подготовки к наступлению провел большую работу по восстановлению и укреплению ротных и батарейных парторганизаций. Особое внимание уделялось парторганизациям тех подразделений, которым предстояло решать наиболее сложные задачи. Частенько заглядывали политотдельцы и в наш стрелковый батальон. К нам перевели нескольких партийных активистов из других подразделений, немало нашлось и в наших рядах людей, достойных звания коммунистов и комсомольцев. Они были приняты в партию и комсомол на состоявшихся прямо на учебном поле коротких и деловых собраниях.
Врезался, например, в память простой и очень значимый эпизод приема в партию сержанта Петра Снегирева, командира отделения. Вопросы и ответы звучали кратко.
— Сколько воюешь?
— Год.
— Какие успехи?
— Прошел путь от Ельни до этого вот места. Сколько фрицев уничтожил — не считал. Дважды ранен.
Ответ сержанта прекрасно дополняли его награды: орден Красной Звезды и три медали. Послышалось:
— Принять!
— Принять и обязать бить врагов еще лучше!
За время подготовки к наступлению партийными организациями дивизии было принято 45 человек в члены ВКП(б) и 118 — кандидатами в члены партии, 132 воина стали комсомольцами.
Замполит полка майор Иван Горошников старался собрать коммунистов, как только выпадала свободная минута. Делал он это, может быть, чаще, чем требовалось, — хотелось ему видеть парторганизацию, которая так выросла, чувствовать ее многоликую силу.
— Вот это парторганизация! Целое войско коммунистов! — восторженно говорил Иван, начиная очередное совещание накоротке. И глаза его горели задорным, боевым огнем.
Прекрасно понимая замполита, командир полка подполковник М.Фролов всячески способствовал организационной партийной работе. И даже в самый напряженный период боевой учебы в поле по просьбе замполита находил время, чтобы побеседовать с коммунистами-активистами. Командир и замполит использовали это драгоценное время весьма эффективно и целенаправленно. Они учили партийный актив работать с людьми в боевой обстановке, расставляли силы коммунистов в подразделениях так, чтобы обеспечить постоянное партийное влияние на боевую деятельность воинских коллективов.
Частенько появлялся майор Горошников в нашем батальоне, уже зная, что нам поручается особо важная роль в будущем прорыве. Прежде всего замполита интересовало политико-моральное состояние личного состава, и он помогал нашим партийным активистам проводить агитационно-пропагандистскую работу с людьми. Я слышал, например, как он инструктировал двух взводных агитаторов — пожилого солдата Петренко и сержанта Давиденко, совсем юного, этакого отчаянно смелого в боях мальчишку. Обоим наметил темы для бесед, подсказал, с чего начать, какие факты использовать. Не забыл и командирам взводов младшим лейтенантам А.Пахомову и Н.Зацаринину указать, чтобы они обеспечили условия для работы агитаторов.
Со мной он вообще любил поговорить, и, как мне кажется, весьма доверительно. Вот поработал несколько часов в батальоне, побеседовал с солдатами, с партийными и комсомольскими активистами, вроде бы собрался уходить, а сам глазами меня ищет.
— Хотелось мне еще парой слов с комбатом перемолвиться... — скажет, задумчиво морща лоб, и вежливо, но цепко возьмет меня за локоть.
Шагаем рядом.
— Что думает комбат насчет предстоящего прорыва?
— Думаю, что надо прорвать... — уклончиво отвечаю я.
— Об этом и размышлять нечего, это тебе будет приказано, и ты, надеюсь, выполнишь. А как себе представляешь масштабы, перспективы операции?
— Масштабы и перспективы высокому начальству сподручнее, а наше направление атаки — хутор «Песчаный» или высота «Безымянная»...
Слегка вот так в шутку пререкаясь, мы вскоре увлеклись разговором, перешли к тому, что обоих кровно интересовало, о чем столько дум перед боем.
— Намечается что-то очень крупное, — сказал я серьезно и взволнованно. — По всему видать, что на нашем фронте будет большое наступление. Иначе зачем бы затевать в тылу такое учение, как нынче?
— И мне так мыслится. Я знаю не намного больше, чем ты, Ваня, но кое-что все же слышал, — подтвердил мои догадки замполит. — Наверное, мы будем участниками важнейших событий войны.
Мы откровенно обменялись мнениями, как офицеры, вполне доверяющие друг другу и конечно же понимающие, что об этом распространяться надо поменьше.
— Будь здоров, комбат. Желаю успеха!
— До свидания, товарищ майор.
Когда начинается заблаговременная и основательная подготовка к «чему-то», это «что-то» вырастает в мыслях фронтовиков в главнейшее событие войны. Ни командиры подразделений, такие, как я, ни командир полка, ни даже офицеры штаба дивизии не знали замыслов высшего командования, но все верили, что наше учение является подготовкой к действиям широкого масштаба. Так, впрочем, и всегда: командир, которому ставят задачу, представляет себя, свое подразделение непременно на острие атаки.
Придя в батальон я (уже от себя) заявил офицерам:
— Итак, будем действовать на главном направлении!
Оба мы — и майор Горошников, высказавший «стратегическое» предположение, и я, заявивший об этом вслух, — ошибались. Но заблуждение это было не во вред: в конце концов, для командира и политработника главная задача та, которая им в данном случае поручена.
Крупнейшая наступательная операция Великой Отечественной войны проводилась тем жарким летом не на нашем фронте, а в Белоруссии. Это там Советские Вооруженные Силы развертывали боевые действия гигантского размаха, которые в скором времени изменили в нашу пользу стратегическую обстановку на всем советско-германском фронте.
В то время как мы в прифронтовом тылу готовились к прорыву обороны противника и дальнейшим активным действиям, в Белоруссии назревала грозовой тучей стратегическая операция «Багратион», в результате которой, как скоро станет известно, советскими войсками будет разгромлена немецко-фашистская группа армий «Центр».
Но до поры до времени не только замыслы высшего командования, но даже начавшиеся действия войск на соседнем фронте сохранялись в строгом секрете.
Батальон, которым я командовал во время прифронтовых учений и который вскоре предстояло вести в бой как передовой отряд дивизии, вырос неузнаваемо. Весь личный состав стрелковых подразделений посадили на автомашины. При вводе в бой ротные колонны мчались вперед, ощетинившись пулеметами и автоматами, оглашая окрестности мощным, басовито-свирепым ревом «студебеккеров». Сообразуясь с обстановкой, решительно действовали приданные нам танкисты батальона знакомого мне майора Ивана Кравченко, батарея самоходных артиллерийских установок, рота зенитных пулеметов.
— Таким сильным огневым, броневым кулаком можно с первого удара нокаутировать противника! — говаривал Иван Кравченко, когда мы с ним отрабатывали способы взаимодействия в бою.
Может быть, помнит Кравченко, бывший танкист, а ныне историк, о том, как, по словам наших боевых друзей, «два Ивана в обнимку в атаку ходили»?
Генеральная репетиция будущего прорыва, очевидно, удалась. Наблюдавшие действия войск командующий фронтом генерал армии А.И.Еременко, командарм генерал-лейтенант М.И.Казаков, другие генералы оживленно переговаривались, улыбались. Чувствовалось: все в добром настроении.
Выступивший затем перед офицерами генерал армии А.И.Еременко так и отметил, что действия частей и подразделений отработаны хорошо, личный состав задачу усвоил. За большую, подлинно творческую работу по подготовке войск генерал армии наградил многих командиров ценными подарками. Обходя вместе с другими военачальниками строй офицеров, задержался напротив меня. Я представился:
— Командир стрелкового батальона майор Третьяк.
— Откуда родом?
— Из Полтавской области, товарищ генерал.
— Возможно, из гоголевских мест?
— Так точно. Хорольского района.
Обернувшись к адъютанту, генерал взял коробочку.
— Часы у тебя, наверное, есть, комбат?
— Конечно, есть.
— Вот дарю еще одни. Пусть показывают в бою наше время.
Всем было понятно, о каком «нашем времени» упомянул вскользь генерал армии — пришло время большого и неудержимого наступления советских войск в Белоруссии, Прибалтике, на юге.
Вот как учились воевать на фронте. Войска отводили с переднего края, боеприпасов не жалели, умело и много работали с людьми.
Разительно выглядят на этом давнем, но ярком фоне отдельные факты сегодняшней учебы, когда мне докладывают, что в такой-то части, отнюдь не блещущей успехами, осталось неиспользованным энное количество снарядов, гранат, патронов. Сия «экономия» боеприпасов образовалась за счет недовыполненных огневых задач, упражнений и тренировок. Перефразируя известное изречение, хочется спросить командира той части: почему ему и его подчиненным так легко в учении? Не будет ли тяжело в бою?
Через две недели все то, чему мы учились во втором эшелоне на картах, на ящиках с песком и на местности, нашло свое воплощение в боях. Разумеется, это не было повторением отработанных действий. Нашу тактику пришлось дополнять и совершенствовать под огнем. И все же приобретенные на учебном поле навыки явились основой успеха.
Наступление 10-й гвардейской армии началось не 11 июля, как планировалось, а днем раньше. Этот непростой и нелегкий в масштабах операций корректив был внесен с целью упредить отход немецких войск на новый оборонительный рубеж.
Подвижная группа армии сосредоточилась в выжидательном районе, готовая ринуться вперед. А в полосе каждой дивизии первого эшелона тем временем велась разведка боем. Поднявшиеся в атаку стрелковые батальоны были встречены сильным огнем противника и успеха не имели. Активнее других действовал батальон соседней дивизии — его бойцы ворвались в траншею врага и захватили в плен солдат и унтер-офицеров 44-го пехотного полка 19-й пехотной дивизии СС. Гитлеровцы подтвердили сведения нашей наземной и воздушной разведки: отход их дивизии с занимаемого рубежа действительно был назначен в ночь на 11 июля.
Замысел нашего командования, рассчитанный на упреждение действий противника, оказался верным и себя оправдал. Немцам не удастся под покровом ночи отойти и закрепиться на новом оборонительном рубеже. Атакующие нависнут у них на плечах, перехватят с флангов, а подвижная группа прорвется глубоко в их тыл.
В 20 часов 30 минут передовые батальоны 30-й и 85-й гвардейских дивизий после получасовой артиллерийской подготовки вновь атаковали противника и овладели его первой траншеей. Введенные вслед за тем в бой главные силы полков к наступлению темноты продвинулись вперед на 2 — 2,5 км, вышли на рубеж Андро-Холмы, Болотница.
Имея данные об успешных действиях частей, командарм приказал приступить к выполнению задачи подвижной группе — моторизованной и усиленной 29-й гвардейской стрелковой дивизии.
Части дивизии двинулись вперед двумя колоннами. Шли, не развертываясь, на скорости. На удалении 3 — 4 км от бывшего переднего края обогнали передовые подразделения 30-й и 85-й гвардейских дивизий.
Ввод в бой подвижной группы ночью планом не предусматривался — обстановка заставила. Действия частей и подразделений намного усложнились. И опять-таки следует добрым словом помянуть учение, на котором была отработана вся динамика ввода в бой, — без этого на успех, да еще ночью, рассчитывать было бы трудно.
Ночью медленнее двигались колонны, менее уверенно работали саперы, обезвреживая минные поля, чаще случались разного рода заминки в управлении. Кроме того, и немцы не спали. Пользуясь темнотой, их мелкие группы то здесь, то там нападали на наши колонны из засад.
Передовой отряд правой колонны был неожиданно обстрелян с ближней высотки огнем противотанковых орудий. С другой стороны наискось полоснули пулеметные трассы. Танки передового отряда развернулись в боевой порядок и вместе с десантом автоматчиков атаковали группу противника. Часть ее была уничтожена, а часть пленена. Захваченные солдаты и офицеры оказались военнослужащими 19-й пехотной дивизии СС.
По пути следования подвижной группы немало завязывалось подобных боев. Они вспыхивали и вскоре гасли. Вражеские засады не выдерживали натиска наших подвижных, обладавших большой огневой мощью колонн.
Всю ночь двигались вперед, атакуя авангардными подразделениями отходящего противника, отрезая ему пути отхода.
Утром части подвижной группы были остановлены организованным огнем противника с его промежуточного рубежа. Здесь гитлеровцы поспешно заняли частично подготовленный рубеж, наскоро усилив его минными заграждениями.
Задержались наступавшие, однако, ненадолго. Справа и слева к промежуточному рубежу приближались передовые части 30-й и 85-й гвардейских дивизий. Рассчитывая на помощь, но не упуская драгоценного времени, командир подвижной группы генерал-майор А.Т.Стученко принял решение атаковать противника с ходу. Пехота двух наших полков спешилась и развернулась в цепь. «Студебеккеры» наши под охраной остались в укрытиях. После залпа «катюш» поддерживаемая танками и самоходными установками пехота решительно атаковала противника с фронта и с фланга. В результате согласованного, дружного удара было разгромлено до двух батальонов гитлеровцев, из состава которых более 200 солдат и офицеров взято в плен.
Промежуточный оборонительный рубеж, на котором, по свидетельству пленных, противник рассчитывал продержаться хотя бы сутки, был прорван.
Разгромив противника в этом районе, подвижная группа продолжала углубляться в его оборону. Колонны автомашин с пехотой, танков, артиллерии шли намеченными маршрутами, выдвинув передовые отряды.
В качестве одного из таких передовых отрядов действовал наш стрелковый батальон, усиленный танками и артиллерией.
Во время прорыва очередного рубежа мы проскочили через боевые порядки немцев, не спешиваясь. С бортов машин бойцы вели огонь вправо, влево, вперед. Гитлеровцы даже не пытались задерживать наши извергающие огонь колонны, сами разбегались от них, как от нечистой силы. В стремительном движении вперед мы не раз обгоняли отступающих с боем гитлеровцев, выходя им в тылы.
Энергичный маневр в сочетании с сильным огнем обеспечил успешные действия подвижной группы.
Но вот у населенного пункта Духново передовой отряд наткнулся на упорное сопротивление немцев. Оторвавшись километров на двенадцать от своих, мы вообще рисковали попасть в тяжелое положение. Здесь, у Духново, гитлеровцам ничего не стоило разгромить наш батальон своей артиллерией и танками — сил у них было предостаточно. А выдержки не хватило. При виде быстро движущейся моторизованной колонны фашисты преждевременно начали стрелять с дальних дистанций. Отклонение от «канонов войны» всегда их обескураживало. Так и в данном случае. Мы вскрыли их систему огня в опорном пункте Духново. Роты быстро спешились и пошли в атаку, но обстановка складывалась все же не в нашу пользу, сказывалось значительное превосходство сил противника.
Подоспели другие подразделения 93-го гвардейского стрелкового полка, которым командовал тогда подполковник М.Фролов. Развернувшись, полк атаковал противника при поддержке танков, но тоже успеха не имел.
Крепко засели немцы в Духново...
Нетрудно было догадаться, что они считают этот опорный пункт ключевой позицией обороны и попытаются задержать именно здесь продвижение наших войск на Опочку. В Духново располагался штаб крупной вражеской части, туда подтянулись другие подразделения, в основном эсэсовские. Населенный пункт заранее был приспособлен к круговой обороне. По его восточной окраине тянулась траншея с открытыми площадками. Дороги, идущие сюда, были частично заминированы. Артиллерийские батареи, вкопанные в землю танки держали все подходы под прицельным огнем. Наша разведка, попытавшаяся приблизиться к Духново на английских танках «валлентайн», была отброшена с немалыми потерями.
По решению командира подвижной группы на разгром противника в Духново были нацелены и другие полки нашей дивизии. Это уж нарушало прежний замысел, ибо отвлекало группу от выполнения основной задачи — стремительного продвижения в глубь обороны противника с целью захвата Опочки.
На НП нашего батальона прибыли генерал Стученко и командир полка. Потребовали доложить обстановку. Особенно они интересовались огневыми средствами противника в Духново.
По вопросам и нескольким оброненным фразам чувствовалось — не хочется генералу всеми силами подвижной группы ввязываться в бой за Духново, нарушать разработанный план действий. Он подумывал о том, чтобы обойти Духново, использовав успех 87-го гвардейского стрелкового полка, продвигавшегося южнее.
Постукивая карандашом по карте, генерал долгонько сидел в задумчивости. Мы, офицеры, сгрудились около него. Наконец он отвлекся от своих размышлений. Посмотрев на меня, спросил этак запросто:
— Ну что, Ваня, пойдешь к немцам в Духново? На машинах...
В тоне, каким был задан вопрос, сторонний, непосвященный человек уловил бы любезное предложение гуляючи прокатиться на машинах в близлежащий населенный пункт. Смысл вопроса означал другое. Собравшимся вокруг комдива офицерам ясно было, какая возникает задача, и все они застыли в напряженном молчании.
Мы знали и любили нашего генерала. Умный, волевой человек большой личной храбрости... Любое его слово — приказ. Но если уж он вот так говорит, в тоне совета и просьбы, то, значит, надо решиться на трудное, рискованное дело.
Я ответил:
— А что... Можно и сходить в Духново.
Кивнул кому-то Андрей Трофимович. Мигом поднесли два стакана с положенными на фронте ста граммами.
— Ну, давай...
Приказав несколько оттянуть стрелковые роты назад, за укрытие в лощине, я построил колонну батальона и постарался придать ей тот самый вид, который наводил ужас на немцев. Солдаты уселись на машины, приготовившись вести с бортов автоматно-пулеметный огонь, метать гранаты. Офицеры встали на правых подножках. В кабины мы не садились — на крыле сподручнее наблюдать, управлять, стрелять. Кроме того, это психологически действует на гитлеровцев, нагоняет на них страху.
— Заводи! — понеслась по колонне многократно повторяемая команда.
Готовые к броску вперед, мы выжидали, пока ослабнет огонь, которым все еще огрызалась вражеская оборона, растревоженная предыдущей атакой наших подразделений. И вот момент настал: канонада стихла, а лежащее впереди поле все еще было окутано дымом и пылью от недавних разрывов.
— Вперед!
Колонна начинает движение почти рывком. Скорость нарастает стремительно. Впереди со своей ротой на подножке «студебеккера» старший лейтенант Голышкин, отважная душа. Он держит в руке на отлете автомат, ветер развевает полы его плащ-палатки. Я следую в голове второй ротной колонны.
35 машин с хорошо вооруженными людьми в кузовах. Сила дерзкая и страшная.
Через зону вражеского обстрела мы проскочили быстро, как говорится, единым махом и почти без потерь — было убито лишь несколько солдат. Но когда достигли южной окраины Духново, противник открыл огонь изо всех видов оружия. Мы тоже ответили огнем. Фронтальная атака могла бы захлебнуться. Я приказал лейтенанту М.Лазареву совершить бросок ротой вправо и уж потом развернуть ее. Другие подразделения направил в обход левее. Таким образом, наши боевые порядки как бы обтекали с двух сторон наиболее укрепленные позиции противника, где были сосредоточены его основные огневые средства. Завязавшийся впоследствии бой уже в самом населенном пункте носил очаговый характер.
Один из эпизодов стоит того, чтобы рассказать о нем подробнее, хоть он и продолжался всего-то несколько минут. Бой этот интересен и поучителен «солдатской тактикой». Таким определением, кстати, я отнюдь не допускаю мысли о каком-то упрощенном, низшем, что ли, разряде тактики. Мне хочется им подчеркнуть целесообразность, инициативность, самостоятельность действий сержантов и солдат в сложной обстановке. Они, бывалые и храбрые фронтовики в солдатских погонах, часто находили исключительно грамотные в тактическом отношении способы боевых действий. При этом не только выполнялся боевой приказ, но теми же сержантами и солдатами велся непрерывный поиск самых решительных действий.
При завязке огневого боя на южной околице Духново выдвинулся вперед и ближе других подразделений подошел к домам взвод младшего лейтенанта А.Пахомова. Взвод сосредоточился в лощине, изготовился для решительного броска в атаку, но он был отрезан огнем противника от других наших подразделений, и это весьма усложняло его положение.
Ранило командира взвода. Его обязанности взял на себя гвардии старший сержант Батыр Басанов. Приняв командование, он продолжал руководить боем с таким же умением, как и офицер. Солдаты понимали его с полуслова и выполняли его распоряжения четко, с боевым рвением. Они хорошо знали и уважали Басанова, парторга роты. До армии он был председателем сельсовета в своей родной Калмыкии — об этом тоже было известно, и солдаты промеж себя называли старшего сержанта по имени и отчеству — Батыром Манджиевичем.
Так вот, Батыр Манджиевич, возглавив подразделение, стал по-командирски анализировать обстановку. Он вспомнил показания пленных гитлеровцев, захваченных еще на подходе к Духново: где-то здесь в красном кирпичном здании расположен штаб 42-го пехотного полка 19-й дивизии СС. Прощупывая местность острым взглядом по-калмыцки суженных глаз, Басанов отыскал красное кирпичное здание. По всем признакам это было оно, то самое, в котором штаб полка. Басанов решил: продвигаясь вперед, взвод должен все усилия сосредоточить на этом объекте. Он имеет большое значение. Взять штаб — значит парализовать действия подразделений гитлеровской части в Духново.
В распоряжении старшего сержанта было всего несколько минут, чтобы обдумать свой дерзкий замысел и отдать боевой приказ подчиненным. Посоветоваться ему было не с кем — сильный огонь противника отсекал взвод от других наступавших подразделений.
Басанов поставил задачи отделенным командирам: Давыдову — захватить крайний дом и держать под огнем подступы к кирпичному зданию; Водяку — обойти дома лощиной слева, перехватить дорогу, ведущую в тыл. Сам Басанов пошел с отделением Андреева с целью захвата и разгрома штаба вражеского полка.
— Вперед! — решительно и твердо приказал старший сержант. И тут же добавил просто и душевно, как мог сказать в разговоре с людьми парторг: — Смелее, ребята!
Отделение Давыдова ворвалось в крайний дом, захватив там офицера и нескольких солдат с радиостанцией. Закрепившись в доме, гвардейцы простреливали подступы к кирпичному зданию.
Басанов с отделением Андреева подошел почти вплотную к штабному зданию, приготовился к решительной схватке.
— Будут прыгать в окна — ни одной души не выпускать! — приказал старший сержант меткому стрелку Воронову и еще двум автоматчикам.
У подъезда дома стояли автомашины, готовые к отъезду — попыхивали сизые дымки выхлопных труб. Шоферы торопливо что-то укладывали в кузова. Настежь распахнулись обе створки входной двери: оттуда выносили увесистый ящик.
— За мной! — скомандовал Басанов и бросился с автоматом наизготовку к подъезду здания.
В помещении, куда в следующий миг ворвались гвардейцы, находились штабные офицеры. Они были заняты своими бумагами, а солдаты тем временем выносили чемоданы. Даже в напряженной обстановке близкого боя появление гвардейцев в большой комнате штаба было очень уж неожиданным. Эсэсовские офицеры просто опешили, когда громко прозвучало по-русски:
— Ни с места! Руки вверх!
Замешательство длилось с минуту, а потом трое эсэсовцев схватились за оружие, остальные бросились к окнам.
Прежде чем Басанов успел что-то скомандовать, один из гвардейцев, раненный фашистской пулей, падая, крикнул:
— Ах так? Бей их, гадов, бей всех!
Поднялась стрельба. Фашистские офицеры, понимая, что спастись у них шансов мало, дрались особенно отчаянно.
Гвардейцы разили врагов короткими автоматными очередями в упор, глушили прикладами. В большой комнате, забаррикадированной битой мебелью, уже валялось несколько трупов. Два фашистских офицера все-таки успели выпрыгнуть в окна. Но на землю оба упали уже мертвыми — Воронов и два других автоматчика, державшие окна под прицелом снаружи, стреляли метко.
При дерзком налете на полковой штаб противника взвод под командованием парторга старшего сержанта Батыра Басанова уничтожил около 50 гитлеровских солдат и офицеров, захватил большое количество оружия, 5 штабных автомашин, много ценных штабных документов.
Своими боевыми действиями взвод Басанова вызвал смятение в рядах противника. Используя это, в Духново ворвалась 4-я стрелковая рота, а вслед за ней весь наш батальон.
При выходе с западной окраины населенного пункта взвод Басанова попал под огонь орудий прямой наводки. Фашистская батарея заняла позиции в роще западнее села и оттуда вела огонь. Наши гвардейцы вышли из-под обстрела и, скрытно двигаясь по перелескам, вскоре оказались в тылу батареи. Васанов с двумя отделениями бросился на нее в атаку. Гвардейцы уничтожили артиллерийскую прислугу и захватили 4 исправных орудия.
Басанов был ранен, но строя не покинул до конца этого боя.
Впоследствии, в 1945 году, за мужество и боевую инициативу, проявленные в действиях под Духново, Батыру Манджиевичу Басанову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Бой у Духново, так смело и удачно начатый взводом Басанова, продолжался. Наши машины с пехотой, ворвавшись в населенный пункт, заняли ключевые позиции. Гвардейцы, уничтожая, подавляя противника, открыли в разных направлениях плотный огонь из автоматов и пулеметов, стали метать гранаты, используя всю мощь этой «карманной артиллерии».
Среди фашистов поднялась паника. Большинство гитлеровских офицеров думало уже не об обороне, а о том, как бы унести ноги. А в Духново вслед за нами входили другие подразделения. Сказался неписаный закон фронтовых дорог: одна колонна пошла — и другие за ней трогаются. На этот раз пришли за нами даже тылы, что было очень кстати: боеприпасы были на исходе, да и время шло к обеду.
В Духново были взяты в плен вражеские подразделения в полном составе, в том числе разведбат, захвачены орудия с расчетами, танки с экипажами. Под огнем гвардейцев погибло свыше 300 гитлеровцев, в том числе командир пехотного полка СС. Попались нам в руки бургомистр и группа фашистских прихвостней из местных жителей, которых теперь ожидали суд и суровая кара. В Духново немцы рассчитывали держаться долго. Когда мы туда ворвались, там готовилось какое-то торжество, были накрыты столы для банкета, приехала группа артистов из Германии.
— Мы им дали свой концерт! — воскликнул командир роты Миша Голышкин, встретив меня в зале. — По-нашему — художественной самодеятельности.
Поздравив друг друга с боевым успехом, мы пошли с ним вдоль села, направляясь в его роту. Бой уже затих, и в центре, и на окраинах — всюду находились наши войска.
Дальнейший отход гитлеровских войск, выбитых нами из Духново, был неорганизованным, похожим на бегство. Части нашей подвижной группы теснили их, наседая на арьергарды, 87-й гвардейский полк, обошедший Духново южнее, угрожал глубоким охватом с фланга. Наш усиленный мотострелковый батальон вновь действовал как передовой отряд.
В течение двух часов шел бой, завязавшийся уже западнее Духново. И за этот оборонительный рубеж немцам не удалось зацепиться. Подвижная группа во взаимодействии с 30-й и 85-й гвардейскими стрелковыми дивизиями сломила сопротивление противника.
После разгрома вражеских войск в районе Духново и западнее его подвижная группа, посадив свою пехоту на машины, взяла направление на Опочку. Шли лесными дорогами, почти не встречая сопротивления вражеских войск. Фашистская авиация совершила, правда, несколько налетов, но благодаря четко налаженной в частях службе наблюдения и ведения огня по самолетам обошлось без больших потерь.
В то время как главные силы в колоннах, с боевым охранением по сторонам, шли сравнительно спокойно, передовой отряд, при всей своей бдительности, не однажды нарывался на противника и с боем прокладывал себе путь.
Погода стояла хорошая, лесные дороги и тропы были сухими. Мы быстро проскочили лесной массив, вышли к шоссе на Опочку и перерезали его. В 10 — 15 км от своих сил произошла короткая схватка с подразделениями противника. Контролируя участок шоссе, мы довольно легко захватили нескольких пленных. Разговор с ними был у нас короткий (по причине весьма поверхностного знания немецкого языка доморощенными переводчиками). Несколько вопросов, ответов — и дальше его, солдата или унтера, в вышестоящий штаб. Из-за неумения допросить пленного на месте мы допустили промашку. Ни один из наших «переводчиков» не уловил в многочисленных показаниях пленных важного предупреждения, хотя немцы повторяли его по нескольку раз. А именно: шоссе дальше проходит по узкому дефиле между болотом и лесом, и там заложены противотанковые мины. Не уяснив этого, двинули мы вперед танки и тут же дорого поплатились. Пришлось надолго задержаться, обезвреживая минное поле и восстанавливая подорвавшиеся танки.
А раз уж засели тут — надо укрепляться. Местность и фактические данные обстановки подсказывали решение: занять оборону, оседлав узкое дефиле силами передового отряда, не допустить отхода по этому перешейку частей противника, не дать ему усилить свою группировку в Опочке — ее ведь брать с боем нашей подвижной группе.