— Ты даже не можешь позволить ей объяснить?
— Нет. У неё есть мужчина. Больше нечего объяснять.
— Вот, Вон. Если бы ты перестал быть таким упрямым и позволил бедной девушке объясниться, может быть…
— Она не маленькая девочка, Брэд. Она взрослая женщина, которая чертовски хорошо знает, что случается, когда испытываешь мужчину. Я давал ей время, я ждал. Но зашел слишком далеко.
Он вздыхает.
— Если бы ты только послушал, она…
— Я слушал, когда у неё была возможность говорить. Теперь мне надоело слушать.
— Ты ещё пожалеешь об этом. Когда ты, наконец, вытащишь голову из задницы и дашь ей две грёбаные минуты на объяснение, обещаю, ты пожалеешь об этом.
— Мне не о чем жалеть.
— Перестань быть таким упрямым!
— Мне приходится быть таким! — кричу я. — Потому что, когда я не такой, тебе известно, что случается. Ты же знаешь, что, бл*дь, произошло. Я единственный, кому есть до меня дело, Брэд. Если я не буду заботиться о себе… больше никто не будет.
— Она не твоя мать, Вон.
Проклятие. Мне действительно нужно перестать сравнивать всё, что происходит в моей жизни, с моей матерью. Считать, что все отношения закончатся дерьмово из-за неё.
— Ты прав. Но Рейн — та, кто может и уже разочаровал меня, — я вешаю трубку до того, как он попытается переубедить меня.
Когда сижу на своей кровати в одиночестве, меня как гром средь ясного неба сражает воспоминание о моём детстве. Я провёл так много ночей один в своей комнате, но не один в доме. Звуки плача матери не давали мне уснуть. Или крик отчима. Звук бьющегося стекла. Я откидываюсь на кровать и закрываю глаза рукой, как будто это поможет защититься от просачивающихся воспоминаний
Когда воспоминания становятся слишком реальными, я встаю, беру пиво из холодильника, сажусь за стол и потягиваюсь, прежде чем начать рисовать. Так же, как когда я был ребёнком, это сразу отталкивает тёмное прошлое, и ничего, кроме цвета, не заполняет мои глаза.
***
У меня была отменена встреча сегодня днём, поэтому я ничего не делаю, но жду, когда сработает будильник, чтобы я мог проводить Рейн до её машины. Когда я постукиваю ногой по полу, дверь открывается, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть женщину, на которую я так сильно хочу злиться. Я хочу оттолкнуть ее, но знаю, что, в конечном счете, просто снова вернусь.
— Могу я записаться на приём? — спрашивает она, прежде чем я успеваю что-либо сказать.
Гордость подсказывает, что я должен сказать «нет». Но сердце, паскуда, твердит мне, чтобы я перестал быть таким упрямым. Я должен, но не могу этого сказать.
— У меня довольно долгая бронь.
— Не страшно. Я могу подождать, — она подходит ближе к стойке.
Я бегло просматриваю страницы своей записной книжки и создаю окно. Обычно у меня бронь за четыре месяца, но я поменяю кое-какие дела местами ради неё через несколько недель.
— Хочешь зайти двадцать третьего?
— Да.
Моя бровь поднимается вверх.
— Ты даже не проверила, сможешь ли.
— Смогу.
Быстро написав её имя, я пытаюсь скрыть улыбку.
— Окей. Я записал тебя на шесть часов.
— Хорошо. Спасибо, Вон.
— Ага, — я бросаю карандаш и поднимаю глаза, чтобы увидеть, как она выходит. — Чёрт, — спешу к двери, чтобы догнать девушку.
— Тебе не нужно провожать меня до машины, Вон. Я знаю, что не нравлюсь тебе, и понимаю. Я это заслужила. Поэтому, пожалуйста, перестань вести себя так, будто у тебя есть какие-то обязательства передо мной.
Я хватаю её за руку и встаю перед ней.
— Думаешь, ты мне не нравишься, Рейн? Серьёзно?
Она пожимает плечами и облизывает губы.
Я наблюдаю за этим движением и вспоминаю, как её губы прижимались к моим.
— Ты мне чертовски нравишься, ясно? — признаю я.
— Ты мне тоже нравишься, — шепчет Рейн.
— Господи! — я провожу пальцами по волосам и делаю глубокий вдох. Действительно ли я хочу пережить это с ней, даже если в её жизни есть другой мужчина?
— Ты встречаешься с кем-то?
В её глазах появляются слёзы, и она кивает.
— Ты, правда, думаешь, что твой мужчина будет не против, если ты будешь тусоваться с парнем, на которого набросилась?
Она приподнимается на цыпочки.
— Я не набрасывалась на тебя.
— Ты не сказала «нет».
— Ты прав, — вздыхает она. — Не сказала.
Мы стоим посреди тротуара, и пока она изучает моё лицо, я делаю то же самое с ней. Не совсем уверен, что мы ищем друг в друге, но почти уверен, что другой человек может быть тем единственным, кто обнаружит это.
— Что тебе от меня нужно? — я нарушаю молчание.
— Друг. Мне бы сейчас очень пригодился друг.
Мои плечи напрягаются, когда я смотрю на небо. Я чувствую, что Вселенная разыгрывает меня. Когда в детстве я хотел иметь друзей, мне не разрешали их заводить, и приходилось прятаться, когда я играл с ними. Когда был подростком, у меня были только парни, которые всегда прикрывали меня, если я прикрывал их. Никакой настоящей дружбы. И теперь, повзрослев, женщина, которой я хочу быть больше, чем другом, хочет, чтобы я отодвинул эти чувства в сторону и был просто её другом. Но я уже знаю, что она того стоит.
— Я ничего не могу тебе обещать, Рейн. Не знаю, смогу ли я быть таковым, и в глубине души знаю, что это закончится плохо. Тебе это тоже известно.
— Не обязательно.
Она невероятна во всех смыслах этого слова. Мне нужно уйти от неё к чёрту. Я знаю, чего хочу… но не понимаю, почему не могу.
— Что ты собираешься сказать своему парню? Как его зовут?
— Брайан.
— Что ты собираешься сказать Брайану?
— Я уже это сделала. Сказала ему, что поцеловала другого, извинилась и…
— Поцелуй? — хмыкаю я. — Ты думаешь, это был просто грёбаный поцелуй? Нет, — я иду к парковке. — Я не буду дурацкой пешкой в каких бы то ни было отношениях, с которыми ты имеешь дело.
Она спешит догнать меня.
— Ты не пешка. Боже, неужели ты не видишь…
Я обрываю её и останавливаюсь в нескольких футах от её машины.
— Разве ты не видишь, что просишь меня сделать невозможное? Ты просишь меня изображать восторг от этого, Рейн? Дружба? Когда мы оба знаем, что это нечто большее. Мы уже миновали стадию дружбы.
— Да, полагаю, что так.
— Может быть раньше, детка. Возможно до того, как я обнял тебя и почувствовал, как твои ноги дрожат, обернутые вокруг моего тела, когда ты собиралась кончить на мой член. А может, и раньше, — я сглатываю и делаю глубокий вдох, — когда ты стонала мне в рот и дергала за волосы? Нет. Чёрт возьми, нет. Потому что я не могу быть рядом с тобой и не хотеть большего. И я не могу быть рядом с тобой и не злиться на тебя за то, что ты дразнишь меня…
— Я не специально, — она качает головой. — Не нарочно. Неужели ты думаешь, что я хотела испытывать такие чувства к кому-то ещё?
Я должен закончить этот разговор, потому что в нем нет смысла.
— Ты хочешь сделать татуировку? Я сделаю её только потому, что не хочу, чтобы кто-то другой испортил её, и потому, что провел одиннадцать часов, рисуя эту чёртову штуку.
— Ты нарисовал цветок?
— Да. Я нарисовал цветок, — киваю на её машину. — Поезжай домой. Увидимся завтра.
Она ждёт секунду, но потом открывает дверь и садится на водительское сиденье. Я иду обратно, когда она окликает меня. На этот раз я колеблюсь, но сдаюсь и оборачиваюсь.
— Во всём есть исключения, Вон. Даже в любви.
Глава 7
Рейн
— Я собираюсь отнести это Вону, — говорю я Полли, держа в руках пакет с сэндвичем.
— Уверена? В прошлый раз, когда мы пытались это сделать, он выбросил его в мусор.
— Да, уверена. Скоро вернусь.
Я солгу себе, сказав, что имею представление о том, что делаю. Вчера я была уверена, что он скажет, что ни за что на свете не сделает мне татуировку, но когда Вон согласился, я ухватилась за эту возможность. Прежде чем открыть дверь, вдыхаю немного воздуха и медленно выдыхаю.
Это мой способ двигаться дальше или, по крайней мере, делать шаги. То, что моя кожа постоянно отмечена другим мужчиной, — это не только татуировка. Речь идет о парне, которому я доверяю это сделать. О том, что я пообещала себе загладить свою вину перед ним за то, что была так не уверенна, когда в глубине души я знаю, что уверена в нем больше, чем во всём остальном в своей жизни.
Захожу внутрь, и меня встречает тишина.
— Вон, — кричу я.
Так и не получив ответа, иду в дальнюю комнату и осматриваюсь — безрезультатно. Решив, что он, быть может, уехал с каким-нибудь поручением, я возвращаюсь к столу и сажусь писать ему записку. Как только кладу ручку на бумагу, дверь распахивается.
— Привет.
Входит парень с большими тоннелями в ушах и татуировками до подбородка и закрывает за собой дверь.
— Привет, — нервно оглядываюсь, надеясь увидеть Вона, но его по-прежнему нигде нет.
— Вон на работе?
— Хм, я в общем-то не знаю, где он.
Он смотрит на часы и плюхается на диван.
— Тогда я подожду.
— Тебе назначено?
— Да. Он заканчивает мою грудную клетку. Надеюсь, это будет последний сеанс.
Я выхожу из-за стола и облокачиваюсь на стойку.
— Сколько раз тебе приходилось приходить?
— Пять. Это будет шестой.
— Срань господня!
Он смеётся.
— Да, но мне пришлось ждать пять месяцев, чтобы попасть к нему за этим творением, так что мне всё равно, сколько времени это займёт.
— Почти полгода?
Этот человек тоже сказал, что он хорош, но я и понятия не имела, что у него такой длинный список ожидания.
— Да. Как только распространился слух, что он вернулся, все сеансы у него тут же были забронированы.
— Что ты набил?
Он встаёт, задирает рубашку на груди, и я подхожу к нему ближе.
— Всего понемногу.
— Я вижу, — племенные узоры, маленький портрет, имя, череп… столько всего, но это не выглядит захламлённым или неряшливым, или что-то ещё. Так или иначе, всё красиво переплетается. Я вынуждена прикоснуться к красотке, потому что она выглядит такой реальной. — Потрясающе.
— В чём дело, Рейн?
Голос Вона пугает меня до чёртиков, и я вскидываю голову так быстро, что бью этого парня по носу. Он чертыхается и закрывает лицо руками, когда кровь стекает к подбородку.
— О, Боже мой. Мне так жаль, — я поворачиваюсь к Вону. — У тебя есть бумажные полотенца?
Он просто… стоит там и выглядит взбешённым. Никогда не видела его таким злым. Вон скрестил руки на груди и стиснул зубы. В конце концов, он идёт за бумажными полотенцами.
— Присядь, присядь, — я хватаю парня за руку и тащу к дивану. — Запрокинь голову.
— Всё нормально.
— Запрокинь голову. Это должно помочь справиться с кровотечением.
Парень смеётся.
— Вообще-то нет.
— Откуда ты знаешь?
— Мой отец-врач, а я — скейтбордист, — он наклоняется вперёд и щиплет себя за переносицу, прижимая к ней рубашку. — Я не раз ломал себе нос.
— Я его сломала? — кричу я.
— Не совсем.
— Мне так жаль…
— Чип, — отвечает он.
— Мне жаль, Чип.
— Держи, мужик.
Вон бросает Чипу рулон бумажных полотенец, и мне приходится протянуть руку и поймать его, потому что тот пытается остановить кровотечение.
Чип берёт у меня рулон и отрывает несколько кусочков.
— Почему бы тебе не привести себя в порядок, а после встретимся с тобой там? — спрашивает Вон, но требовательный тон не оставляет ему выбора.
Чип встаёт, а я следую за ним.
— Мне очень, очень жаль.
— Не беспокойся об этом.
Чип пытается улыбнуться, но с окровавленной рубашкой и бумажным полотенцем он выглядит забавно, и я не могу сдержать вырывающийся наружу смешок.
Мы с Воном смотрим, как парень заходит за угол, а потом он поворачивается ко мне.
— Зачем ты пришла?
Я слегка съёживаюсь от его сердитого тона.
— С тобой всё в порядке? Выглядишь очень расстроенным.
— Почему ты здесь?
— Я принесла тебе ланч.
Ложь.
Он качает головой, затем толкает меня к столешнице. Я стараюсь не растечься лужицей от его близости.
— Что я вчера говорил, милая? — парень так близко, но не касается меня. Его руки заключают меня в клетку, а его футболка едва касается меня, когда он делает вдох. — Разве я не говорил тебе, что не могу быть рядом с тобой и не хотеть большего? Хм?
Мой пульс бьётся так сильно, что я чувствую его на шее.
— Да.
— Итак, ещё раз, почему ты здесь?
Откидываю голову назад, чтобы я могла смотреть ему в глаза. Чтобы видеть его.
— Понятия не имею.
Он придвигается ближе, и потому его твёрдый торс прижимается к моему дрожащему телу.
— А чего ты хочешь?
Его губы практически умоляют меня поцеловать их, и в его глазах отражается то же самое проклятое чувство, что и у меня. Вожделение. Смятение. Боль.
Что, чёрт возьми, со мной не так? Как я могу стоять здесь и притворяться, что всего лишь хотела принести ему сэндвич? Я желала увидеть его. Мне хотелось поговорить с ним. И, к своему стыду, мечтала, чтобы он прикоснулся ко мне.
Я опускаю голову и кладу её ему на грудь. Вон видит меня насквозь. Знает, что я хочу того, чего не могу получить. Он чертовски хорошо знает, что я хочу его. Мы стоим так с минуту, а потом он целует меня в макушку и отступает назад.
— Возвращайся на работу, Рейн.
Я слушаю, как он уходит, и, наконец, поднимаю голову и ухожу, целиком и полностью опустошённая. Работа идёт мучительно медленно. Полли двенадцать раз спрашивает, всё ли у меня в порядке. Мытьё пола щёткой снимает часть моего разочарования после того, как все посетители ушли. Несколько прядей моих волос выбивается из конского хвоста, и пот стекает по спине.
Раздаётся знакомый стук в дверь, и я неохотно поднимаюсь, чтобы открыть её. Вон стоит с выжидающим выражением на лице. Отпираю засов и возвращаюсь к своей щётке, не открывая дверь.
Когда снова опускаю руку в ведро, в поле зрения появляются его ботинки.
— Я мою пол.
— Я вижу.
— Можешь идти. Я побуду здесь немного.
— Позвони мне, когда будешь уходить.
Как только слышу, что дверь закрывается, встаю, чтобы запереть её, затем сажусь на стул и звоню. Я даже не слышу его голосовое сообщение, но в ухе раздается громкий гудок.
— Привет. Нам действительно нужно поговорить, Брайан. Я, эм… Проклятье. Я не знаю, как это сказать, но кажется, я влюбляюсь в другого человека. И я не знаю, что мне делать, — слёзы катятся по моим щекам, и я вытираю нос своей толстовкой. — Я не знаю, как следует поступить в данной ситуации, Брайан. Ты должен мне сказать. Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что делать! — я держу телефон подальше от себя и делаю несколько глубоких вдохов. — Пожалуйста, — умоляю в трубку. — Пожалуйста, скажи мне, что я должна делать.
Я вешаю трубку, вытираю нос толстовкой и решаю, что на сегодня с меня хватит мытья полов. Не убрав устроенный мной беспорядок, хватаю сумочку, выключаю свет, а затем убираюсь к чёрту из этого места. Как только начинаю отъезжать, то в последнюю секунду принимаю решение не ехать домой. На перекрёстке, где обычно поворачиваю направо, я поворачиваю налево. Припарковавшись на другой стороне улицы, использую свой ключ, чтобы войти в квартиру Кенни и Брэда, но обязательно даю о себе знать. Заглянув так пару раз, я наткнулась на кое-что, о чём предпочла бы не знать.
— Кеннеди?
Я закрываю и запираю за собой дверь.
— Я в кухне!
Я сворачиваю за угол, и в тот момент, когда Кеннеди видит меня, он кладёт лопатку и раскрывает свои объятия. Я охотно бросаюсь в них и позволяю ему делать то, что он делает лучше всего.
— Чем я могу тебе помочь? — он гладит меня по спине и проводит пальцами по волосам. — Мне больно на тебя смотреть.
— Не знаю, — я отстраняюсь и вытираю глаза салфеткой, которую он мне протянул. — Я просто не знаю, что делать.
Парень похлопывает меня по руке, а затем берёт два бокала. Я улыбаюсь и открываю морозилку, чтобы достать бутылку мятного шнапса и шоколадный сироп из холодильника. Налив, он протягивает мне стакан, а я протягиваю ему шоколадный сироп. После того, как восхитительно-прохладная и вкусная жидкость скользит по моему горлу, я открываю рот, и Кеннеди впрыскивает в него немного сиропа.
— Так хорошо, — бормочу я, вытирая уголки губ.
Он протягивает мне бутылку, и я совершаю те же манипуляции с ним. Не могу вспомнить, когда мы начали делать эти шоты, но на вкус они как печенье. Восхитительное шоколадное лакомство. Вообще-то я не очень много пью, но сегодня он лучше на вкус, нежели должен быть.
— Позволь мне закончить приготовление курицы. Ты уже ужинала? — спрашивает он.
— Нет. Пойду поищу фильм. Брэд работает в баре всю ночь?
— Да, у него возникли некоторые проблемы с «Хитросплетениями». В него просачивается много нежелательных лиц, так что в последнее время он проводит там гораздо больше времени. Будем только мы.
— Неужели?
Я пропустила танцы в прошлую пятницу, но, насколько помню, в прошлый раз была та же самая аудитория.
— Да. Думаю, по колледжу разнесся слух, что одинокие девушки хорошо проводят там время, поэтому кучка придурков приходит и пристаёт к девушкам. Тем временем, геи теряют терпение, потому что чувствуют, что гетеросексуальные парни пытаются захватить это место. Полная неразбериха.
— Чёрт, это действительно отстойно.
— Да, это так. Но Брэд справится, — он показывает на гостиную. — Иди найди фильм, я сейчас приду.
Я беру наши рюмки, шнапс и сироп и устраиваюсь поудобнее на диване. Нахожу смешной фильм и включаю его, а затем жду, когда Кеннеди присоединится ко мне. Он входит с двумя тарелками в руках.
— Надеюсь, ты голодна.
— Вообще-то нет, но знаю, что мне нужно поесть.
Беру свою тарелку и нажимаю на кнопку воспроизведения фильма.
Поскольку мы оба смотрели его около пяти раз, он сразу же начинает говорить.
— Что случилось?
Не нужно ничего приукрашивать.
— Я пошла, чтобы принести ему сэндвич, а он, можно сказать, выразил свое неодобрение моим поступком.
— Почему это?
Я поднимаю палец, когда глотаю.
— Потому что на самом деле я пришла не для того, что принести ему ланч.
— Зачем же ты там была?
— На этом мои ответы заканчиваются, Кеннеди. Не знаю. Я лишь знаю, что хотела его увидеть. Как такое возможно? Я имею в виду, что не влюблена в этого парня. Хотя я действительно сказала Брайану, что влюбилась в другого человека. — Я пытаюсь вслух разобраться в своих мыслях и чувствах.
— Ты только что сама ответила на свой вопрос, малышка Рейни.
— Что ты имеешь в виду? — я засовываю в рот горку картофельного пюре.
— Ты по уши в него влюблена.
— В кого, в Брайана? Конечно, влюблена.
— Нет, — он кладёт руку мне на колено. — В Вона.
Я кладу вилку и откидываюсь на спинку дивана.
— Я его почти не знаю.
— И что с того? Я влюбился в Брэда, даже не поговорив с ним. Как только он вошел в «Ланч Бокс» и сел за стол рядом со мной, я сразу все понял. Не каждая история любви должна иметь грандиозное начало. Некоторые из них могут быть любовью с первого взгляда; это совсем другое дело.
Он сжимает мою ногу, а потом наливает нам еще по шоту. Я отношу грязные тарелки на кухню, и мы заканчиваем смотреть фильм. Но только после того, как выпиваем еще три шота и боремся за попкорн.
— Это было жуткое кровотечение, Кенни, — я фыркаю от смеха. — И это совсем не смешно. Однако так и было.
Он смеётся вместе со мной и вытирает глаза.
— Как… как, например, согнули и сломали?
— Да! — кричу я.
Кенни падает с дивана и ударяется локтем.
— Дерьмо. О, мой бог, — он раскачивается взад-вперед, держась за него, а я смеюсь ещё сильнее.
— Ты… ты в порядке?
— Нет, оуууу. Почему они называют его смешная косточка? — он отрыгивает и хихикает. — Его следует называть «раненый отросток» или… ха-ха. Стояк.
Моя челюсть болит от такого сильного смеха, и я наклоняюсь, чтобы помочь Кеннеди подняться на ноги, но в конечном итоге теряю равновесие и падаю на него сверху. Мы — одна большая куча беспорядка, когда обезумевший Брэд зовет Кенни по имени.
Мы оба поднимаем глаза и встречаемся с сердитым взглядом Брэда… и Вона. Упс, я забыла позвонить ему, когда выходила из кафе. Они пристально смотрят на нас, и я стараюсь не рассмеяться, но у меня ничего не получается. Я указываю на Кеннеди.
— Он сказал «стояк».
Я падаю на него сверху и разражаюсь хихиканьем. Без предупреждения меня подхватывают, и я хватаюсь за того, кто бы это ни был. Когда мои пальцы обхватывают кожаную куртку Вона, я резко поворачиваю голову к его очень невеселому лицу. Это движение заставляет мою голову вращаться, в результате чего рвотные массы извергаются из моего рта, прежде чем я успеваю его предупредить.
Глава 8
Вон
Я на секунду закрываю глаза, когда её блевотина скользит вниз по моей куртке, беспокойство, испытываемое мной, быстро сменяет разочарование. Она бормочет: «извини», и её голова откидывается назад. Я корректирую её положение на своих руках, чтобы поддерживать ей шею, а затем бросаю взгляд на Брэда.
— Куда её положить?
Он пытается скрыть свой смех и кашляет, но это заканчивается писком, который заставляет его смеяться ещё сильнее.
— Следуй за мной.
Когда добираюсь до комнаты, куда он ведет меня, я кладу почти потерявшую сознание Рейн на кровать. Она издаёт стон, и я уверен, что это прямой результат того, что сейчас она чувствует себя полным дерьмом.
Я выключаю свет, Брэд встречает меня в коридоре, протягивая толстовку с капюшоном.
— Спасибо.
— Ты останешься?
Мои планы, когда мы приехали сюда, были неопределёнными, но, увидев, как она основательно кинула меня, я понял, что ей действительно плевать.
— Нет.
Сначала, прежде чем пойти посмотреть, собралась ли она, я подождал пару часов, прежде чем пойти проверить её, так как от неё не было никаких звонков. Но когда Рейн не оказалось на месте, а машина исчезла, я попытался дозвониться до неё. Она не отвечала. Я знал, что она расстроена, и мне не нравилось, что я отчасти виноват в этом, поэтому Брэд дал мне её адрес, так как знал, как сильно я волновался, когда звонил ему. Я приехал к ней домой только для того, чтобы найти окна тёмными и пустыми.
Я слишком сильно забочусь о ней, и я не мог уйти, не узнав, что с ней всё в порядке, поэтому остановился у бара, полагая, что, возможно, она оказалась там. Брэд не мог связаться ни с ней, ни с Кеннеди, поэтому мы сразу же приехали сюда. Знаю, что Кенни гей, но, увидев её лежащей на нём и смеющейся, мне захотелось врезать ему по симпатичной мордашке. Вместо того, чтобы поступить подобным образом, я даже не подумал перед тем, как стянул её с него, хотя и не был уверен в том, какую преследовал цель.
Следуя за Брэдом, захожу в кухню и бросаю свою куртку и футболку в корзину для грязного белья, которую он протягивает мне, прежде чем надеть толстовку.
— Спасибо, приятель.
— Нет проблем.
В данный момент больше ничего не нужно говорить. Она явно играла со мной и это не только бесит меня, но и напоминает об огромном количестве дерьма из прошлого, что я едва сдерживаю свою ярость.
— Она нуждается в тебе.
Как только я подхожу к двери, чтобы уйти, невнятный голос Кеннеди останавливает меня.
Я поворачиваюсь и скрещиваю руки на груди.
— О ком, бл*дь, ты говоришь?
— О малышке Рейни. Она нуждается в тебе, — он встаёт и на нетвёрдых ногах подходит ближе ко мне. — Она никогда не признается тебе в этом, но с тех пор, как он…
— Хватит, Кеннеди. Не вмешивайся, — перебивает его Брэд.
— Нет. Скажи мне, — я повышаю голос. — Чёрт возьми, скажи мне, чего она не скажет, потому что я больше не играю в эти грёбаные игры.
— Он больше не вер…
— Кеннеди! — Брэд рукой закрывает Кеннеди рот. — Остановись. Это не твоё дело.
Кенни изо всех сил пытается вырваться из хватки Брэда, затем хватает его за руку, чтобы не упасть.
— Он заслуживает того, чтобы знать, и я знаю тебя. Ты понимаешь, что я имею в виду.
Брэд закатывает глаза, и Кенни срывается с места так, как только способен пьяный человек, а затем захлопывает дверь в их спальню.
— О чём это он говорит? — спрашиваю я его, надеясь, что он поймёт моё разочарование. — Никто мне ничего не говорит, и я хожу по очень тонкой грани с ней, Брэд.
Он вздыхает и засовывает руки в задние карманы брюк.
— Ты хочешь, чтобы я всем рассказывал о твоём личном дерьме?
— Я не прошу тебя рассказывать всем, я лишь прошу тебя рассказать мне, человеку, с которым она играет, как с проклятой марионеткой.
— Она не играет с тобой, Вон. Она запуталась.
— Какого хрена ты выбрал её сторону? Это все из-за…
— Это не имеет никакого отношения к прошлому. Она милая девушка, Вон.
— Проклятье. Просто скажи мне!
Он скрещивает руки на груди.
— Это не моё дело.
— С меня хватит этого дерьма.
Я ухожу, но меня останавливает его голос.
— Ты бы отреагировал нормально, если бы я рассказал ей о твоей матери и отчиме?
— Не сравнивай эти две вещи. То, что с лучилось с ними, никак не влияет на мои отношения с ней.
Он кивает.
— Я всё понял. Так и сделаю. Единственное, что могу сказать, — дай ей время. Уверяю тебя, она стоит того, чтобы ждать.
— Значит, я должен просто ждать, да? Ради девушки, которая не только недоступна, но и ставит передо мной другого мужчину? Звучит знакомо? Никогда больше, Брэд.
Я изо всех сил стараюсь не топать, когда ухожу.
Включаю радио в своём грузовике, мечтая, чтобы всё это просто было чертовски проще. К тому времени, как добираюсь до дома, я действительно устаю. Заскакиваю в душ, прежде чем лечь в постель, и в ту же секунду, как моя голова касается подушки, я засыпаю.
* * *
Я сижу за столом, когда она входит. Её волосы собраны в небрежный пучок, и на ней тёмные очки, поэтому я не вижу глаз девушки, и меня это бесит.
— Вот, — Рейн протягивает мне пакет из химчистки вместе с моей курткой, которую я забыл у Брэда и Кенни, когда уходил вчера вечером.
— Благодарю.
— Прости, что я на тебя блеванула.
— Не парься.
Когда она поворачивается, чтобы уйти, я не решаюсь последовать за ней. Не должен. Потому и не делаю этого. Когда стрелки на часах показывают четыре, я иду в кафе, жду её за дверью, а потом провожаю до машины. Я игнорирую напряжение, гнев, желание… грёбаное разочарование. Она просто благодарит меня, прежде чем закрыть дверь своей машины. Эти два слова, произнесенные её мягким голосом, — изюминка моего дня.
Недели проходят без новых откровений. Неделями я задавался вопросом, почему снова делаю это с собой. Почему трачу своё время на кого-то, кому явно плевать на меня. Почему всё ещё провожаю Рейн до машины, защищаю женщину, которая предпочитает мне другого мужчину. Эйнштейн сказал, что формулировка делать что-то снова и снова и ожидать другого результата — это определение безумия. Тогда, по-видимому, я схожу с ума.
Я хочу спросить, где он. Какого хрена он позволяет своей девушке иметь другого парня, чтобы убедиться, что она в безопасности. Что же это за человек такой? Её родители вернулись на прошлой неделе, и с тех пор я ни разу не удосужился проводить её до машины, так как видел, как они уходили вместе. Идеальная маленькая семья. Я всегда хотел иметь таких родителей.
Кажется, я боялся, но с нетерпением ждал того момента, когда нанесу ей татуировку на всю жизнь. Когда Рейн приходит на приём, я вручаю ей документ об освобождении от ответственности, заставляю девушку подписать его, а затем жестом приглашаю следовать за мной.
— Мне нужно, чтобы ты стояла, пока я буду наносить контур.
— Хорошо.
— Подними рубашку и приспусти пояс.
Жду, когда она обнажит свой бок передо мной, и когда её брюки оказываются приспущены недостаточно низко, я опускаю их ещё ниже. Единственная причина, по которой могу сдерживать себя от того, что действительно хочу сделать, — это то, что я профессионал. Я очень серьёзно отношусь к своей работе и отказываюсь делать для неё исключение. Аккуратно накладываю трафарет и втираю его чуть дольше, чем нужно, потому что даже через бумагу она ощущается чертовски хорошо. Неспешно отклеив трафарет, я отодвигаю стул и осматриваю её.
— Идеально, — я киваю на зеркало. — Посмотри и скажи, что думаешь. Не хочу слушать бред о том, как тебе нравится рисунок, когда на самом деле ты хочешь что-то изменить. Будь честна, потому что, как только она окажется там, то уже не смоется.
Рейн поворачивается к зеркалу, и я наблюдаю за её лицом в отражении. Бросив беглый взгляд, она поворачивается ко мне.
— Выглядит замечательно.
— Ты даже не рассмотрела её.
— Рассмотрела. Пожалуйста, просто начинай.
Единственная причина, по которой продолжаю дальше, это то, что я знаю, что она будет выглядеть потрясающе. Я не делаю дерьмовую работу. Никогда.
— Прекрасно. Запрыгивай и ложись на бок.
Трудно избежать разговора с ней, когда я о многом хочу её расспросить. Хочу посмотреть, так ли Рейн несчастна, как и я. Хочу знать, почему она мучает меня. Хочу узнать, откроется ли она мне когда-нибудь. Но это к лучшему. Она занята, а я отказываюсь снова быть запасным вариантом в жизни какой-либо женщины.