Я только закончил набросок портрета на груди парня, недавно потерявшего отца. Всякий раз, когда я делаю портрет, это бьёт меня под дых, потому что в моей жизни нет никого, чьё лицо я хотел бы видеть на своей коже. Во всяком случае, до Рейн.
Раздаётся сигнал тревоги, и я смотрю на монитор, чтобы увидеть отца Рейн.
— Чёрт, — бормочу я себе под нос. — Эй, приятель. Не против прерваться на минутку?
— Да, я тогда выйду и быстренько выкурю сигарету.
— Круто, — указываю на дверь из комнаты. — Она выведет тебя на задний дворик. Я открою её.
— Окей.
— Спасибо, встретимся здесь.
По пути ко входной двери салона я щёлкаю засовом, чтобы мой клиент мог выйти в проулок.
— Рон, — приветствую я отца Рейн. Он встаёт со стула и, поколебавшись, протягивает мне руку.
Обменявшись рукопожатиями, я облокачиваюсь на стойку и скрещиваю руки на груди, ожидая, что он скажет то, что хотел сказать.
— Позволь мне сначала извиниться за то, что я сказал на днях. Я тебя не знаю, и с моей стороны было некрасиво демонстрировать тебе свою враждебность.
— Я ценю это.
Он кивает и оглядывается.
— Хорошее местечко.
— Спасибо.
— Рейн – моя единственная дочь, — уголки его рта опускаются, и он переключает своё внимание на меня. — Когда она была с Брайаном, то была счастливой девушкой. Он исчез, и я засомневался, выживет ли она вообще без него.
Мне не очень нравится слышать, как моя девушка была счастлива с другим парнем, я хмыкаю, но жду, когда он продолжит. Я никогда не был тем, кто приходит домой и знакомится с папой девушки, предполагаю, что это похоже на обряд посвящения. Он продолжает свою лекцию, а я продолжаю делать вид, что внимательно слушаю.
— Её надежда, что однажды он вернётся домой, была единственным случаем, когда она улыбалась. Рейн была подавлена и почти не жила нормально. И вот однажды я сделал небрежное замечание из-за разочарования по поводу того, как взволнован днём, когда Брайан вернётся, чтобы я смог вернуть свою дочь, — Рон опускает голову и шаркает ногами, прежде чем снова посмотреть на меня. — Это был первый раз, когда я увидел, как свет вернулся в её глаза. С этого момента я делал то, что считал правильным. Говорил дерьмовые вещи только для того, чтобы видеть, что свет продолжает гореть. Я продолжал делать вид, что он, возможно, всё ещё жив. Подпитывал надежду, потому что это было единственном, что я мог сделать, чтобы более-менее побудить её… снова стать нормальной.
Впервые в жизни вижу, как глаза взрослого мужчины наполняются слезами. Это нереально. Вот как выглядит любовь. Вот что значит чувствовать сострадание к своему ребёнку. Хм.
— Если честно, когда мы с Маргарет вернулись из круиза, я понял, что в Рейн что-то изменилось. Она была… другой. Печаль, всегда витавшая вокруг неё, исчезла, но на её месте появилось разочарование. Это очень разные вещи, и когда она расстраивается, ну, давай скажем так, она словно вулкан.
Я смеюсь над этим, потому что сам был по ту сторону барьера.
— Да, тут с вами не поспоришь.
— Приятно было снова увидеть это. Но потом она не пришла на работу. Я думал, что она просто заболела, поэтому, когда мы пришли к ней домой и нашли вас двоих, я отреагировал чисто инстинктивно. И когда она сидела с тобой на диване, и я видел свою маленькую девочку по-настоящему счастливой, имею в виду по-настоящему чертовски счастливой, впервые за два года, и я не был тем, кто это сделал… Я наговорил много гадостей. Это дерьмовое оправдание, но я не был готов и вёл себя неадекватно.
— Вон, я вернулся, — говорит мой клиент, и я поворачиваюсь к нему.
— Буду через минуту.
— Послушайте, — я снова обращаю своё внимание на Рона, — я ценю, что вы пришли сюда, и понимаю. Извините, если это застало вас врасплох, но это единственное извинение, которое вы получите от меня, потому что то, что происходит между мной и Рейн – это наше дело.
— Справедливо, — он начинает отступать. — Но Вон?
— Да?
— Не имеет значения, что она уже разбита, она всё ещё может сломаться.
— Ваша дочь не разбита, сэр. Она ждала не его возвращения, а моего появления. И теперь, когда я здесь, я ни за что на свете не позволю чему-то плохому подобраться достаточно близко, чтобы даже дышать одним воздухом с ней.
С этими прощальными словами я возвращаюсь назад, не оглядываясь, и заканчиваю свою татуировку. Мой график идёт по плану до конца дня, и прежде чем ехать к ней домой, я останавливаюсь в продуктовом магазине, чтобы купить какие-нибудь цветы. Понятия не имею, куда ещё пойти за цветами. Только знаю, что каждый раз, когда прихожу сюда, я прохожу мимо них. Их так много, что я не знаю, какие выбрать. Должен ли я купить их одного цвета или куча разных цветов лучше? Цветы одного сорта или разных?
— К черту всё.
Мне действительно следует перестать разговаривать с самим собой вслух. Беру четыре разных пакета цветов и направляюсь к кассе.
Я не из тех, кто нервничает, но, когда иду к её двери, мои ладони потеют. Я балансирую свёртками цветов в одной руке и стучу другой. Секунду спустя слышу несколько голосов, и мужчина, которого я никогда раньше не видел, открывает дверь.
— Здравствуй, ты, должно быть, Вон.
— Кто вы?
К черту любезности.
— Входи, я всё объясню.
Я смотрю мимо него, а когда захожу внутрь, роняю цветы на кухонный стол.
— Рейн, — я зову её по имени, когда вижу, что она сидит на диване рядом с женщиной, которую я тоже никогда раньше не видел.
Она поднимает глаза, и прежде чем начинает что-либо говорить, я понимаю, кто эти люди. Просто не знаю, зачем они здесь. Есть некоторая назревающая вероятность, но я правда чертовски надеюсь, что ошибаюсь. Останавливаюсь в конце дивана и сажусь перед ней на корточки.
— Ты в порядке?
Её глаза рассказывают историю, которую не произносит рот, и как бы сильно я этого не хотел, знаю, что должен дать ей знать, что я здесь, несмотря ни на что. Знаю, что это то, что ей нужно.
— Всё в порядке. Ты можешь мне сказать.
— Они нашли его, — вскрикивает она. Её плечи трясутся, а слёзы текут из глаз, подобно переполненной реке. Женщина, которая, как я предполагаю, является матерью Брайана, притягивает Рейн к себе.
Мой желудок сжимается, и я с трудом встаю, но каким-то образом набираюсь сил, чтобы сделать это. Не смогу выйти отсюда с высоко поднятой головой, если буду ползти. Рейн даже не замечает, как я ухожу, и отец Брайана хлопает меня по плечу, когда я подхожу к двери.
Я отмахиваюсь от него.
— Не прикасайтесь ко мне.
— Мне жаль, сынок. Я…
— Я не ваш грёбаный сын.
Я захлопываю за собой дверь и едва не спотыкаюсь о собственные ноги, добираясь до машины. Не хочу возвращаться домой. Там я увижу скомканные простыни, оставленные на кровати после того, как она была на них сегодня. Где я всё ещё буду чувствовать её сладкий аромат. Чёрт!
Прежде чем осознаю, куда иду, я снова оказываюсь в долине перед домом моего детства. На этот раз жалюзи всё ещё открыты, и мимо проходит мужчина. Моя мама идёт прямо за ним, и как раз перед тем, как они скрываются из виду, он поворачивается и целует её. Фантазии. Она нашла замену отчиму, но так и не смогла поговорить с собственным сыном.
Не знаю, какого хрена я сюда пришёл. Я сказал себе, что она для меня мертва. Но закрепилось ли это? У неё своя жизнь, пусть и дерьмовая, а мне нужно жить дальше. Так же, как я думал, что уже делаю.
Если бы не был так зол сейчас, я бы рассмеялся над иронией судьбы. Но в этом нет ничего смешного. Во всём этом нет ничего смешного.
Глава 15
Рейн
— Значит, всё наконец закончилось, не так ли? — спрашиваю я Кристен.
— Да, милая, это так.
Когда я позволяю этим словам впитаться, ко мне начинает возвращаться некоторая ясность. Я отстраняюсь от неё, вытираю глаза и смотрю туда, где только что был Вон.
— Куда он делся?
— Он ушел, — отвечает Аарон на мой вопрос.
Мой мозг работает над тем, чтобы привыкнуть к реальности.
— Дерьмо. Мне нужно с ним поговорить.
Я начинаю подниматься, но Кристен хватает меня за руку.
— Подожди, почему бы тебе не успокоиться, прежде чем ты решишь уйти? Ты расстроена, и я не хочу, чтобы ты вела машину в таком состоянии.
Аарон протягивает мне новую коробку бумажных салфеток.
— Она права.
— Я знаю, — я беру салфетку из коробки и комкаю её в руке. — Ты можешь записать свои планы на поминальную службу? Я знаю, что ты говорила мне, но я уже забыла.
— Конечно, — отвечает Кристен.
— Я сделаю это, — Аарон идёт на кухню и роется в моём ящике в поисках бумаги и ручки.
Чувствуя, что мне нужно предложить помощь, я говорю Кристен:
— Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится от меня. Фотографии, помощь в организации или что-то ещё.
— Ты же знаешь, что так и будет. Мне бы очень хотелось, чтобы ты нашла несколько фотографий. И, может быть, мы приготовим еду для поминок потом.
— Ладно, конечно.
— Дай мне знать, если у тебя есть подходящие фотографии.
— Окей.
Она сжимает моё колено, прежде чем встать.
— Это трудно, но это то завершение, в котором мы все нуждались, Рейн.
— Я знаю, что это так.
Я провожаю их обоих до двери, и как только она закрывается, я иду в ванную и включаю воду. Раздеваясь, я позволяю одежде соскользнуть с моего тела и оставляю её лежать лужицами на полу, затем шагаю в ванну, ожидая, пока вода не согреет меня. Теперь, когда я одна, я действительно могу поплакать. Моё дыхание прерывается, и почти вой вырывается из моего сердца и изо рта, когда я выпускаю агонию, которую держала в себе в течение двух лет.
Как в пароварке, крышка отскакивает, и пар выходит, только со мной это всё вина, печаль и потеря. Все слёзы, которые я проливала раньше, ничто по сравнению с этим. Мне надоело плакать. Надоело так жить, но на этот раз всё по-другому. Это чёртов всхлипывающий праздник облегчения.
Когда через двадцать минут я выхожу с мокрой головой и сухими глазами, я быстро одеваюсь и хватаю свою сумочку. Мне нужно увидеться с Воном. Мне нужно его увидеть. Проходя через кухню, я вижу букет цветов от Вона и сразу же чувствую себя ещё более дерьмово, потому что я должна была приготовить ему ужин. Мы должны были провести некоторое время наедине, чтобы лучше узнать друг друга.
Поставив цветы в воду, я выхожу и еду к нему домой. Когда я стучу в дверь, он не отвечает, но я слышу, как он ходит там.
— Вон? — я стучу снова, и на этот раз скрипит стул.
Замок щёлкает, и дверь открывается, но прежде чем я успеваю что-то сказать ему, он поворачивается ко мне спиной. Его обычно сильные плечи ссутулились, а уверенные шаги теперь больше похожи на шарканье.
Я принимаю открытую дверь за приглашение и следую за ним к столу, где он над чем-то работает. Не зная, что сказать, я просто стою и жду, наблюдая, как его руки летают по бумаге. Его рисунок вызывает беспокойство. Тень маленького мальчика с окровавленными ногами и тёмными руками, душащими его сзади. Полный контраст с прекрасным цветком, который он нарисовал для меня.
— Ты не должна ничего говорить, Рейн.
— Да, я знаю. Я должна была позвонить, чтобы ты не приходил и не вляпался в эту кашу.
Его рука застывает на бумаге.
— Ты мне ничего не должна, — он поворачивается так, что его затравленные глаза смотрят на меня, и это пугает меня, насколько он расстроен прямо сейчас. — Я понимал, что это может произойти в любой момент. Мне больно, детка. Я не собираюсь лгать об этом. Но я знал, что это может случиться.
— Что может случиться?
— Он возвращается, а я ухожу.
О, Боже мой.
— Он не вернулся, Вон.
Он недоверчиво сдвигает брови.
— Они сказали, что нашли его.
— Ты думал, что они нашли его и он вернётся, и что я просто отшвырну тебя в сторону, как будто ты для меня ничего не значишь?
Он пожимает плечами.
— Да.
— Вау, — недоверчиво фыркаю я. — Они нашли его тело.
Мне кажется, он пытается что-то сказать, но его губы не шевелятся.
— Полицейский детектив в свободное от службы время шел по старому заброшенному пляжу и нашел человеческий череп. Они опознали его по зубным картам, Вон.
— Дерьмо, — он глубоко дышит. Запустив пальцы в волосы, Вон наводит беспорядок на голове так, что несколько тёмных прядей падают на лоб.
Я подхожу ближе и протягиваю руку, чтобы смахнуть их и обхватить ладонью его лицо.
— Как ты можешь думать, что я так поступлю с тобой?
— Я не знаю, — когда он встаёт, я вынуждена отступить. — Боже. А что я должен был думать?
— Что я не могу просто бросить тебя.
— Ответь мне вот на что, Рейн. Если бы они нашли его живым, что бы ты сделала? Если бы он вошёл в эту дверь прямо сейчас, что бы ты сделала?
Я заикаюсь, чтобы ответить, потому что я уже спрашивала себя об этом раньше. Это самое страшное, с чем я боролась с тех пор, как встретила Вона, и единственное, что заставляет меня чувствовать себя хуже всего. Вон значит для меня больше, чем Брайан. Вон любит меня больше, чем Брайан. Может, он и не произносил этих слов, но я это чувствую.
— Ты даже не можешь ответить, потому что знаешь, что не останешься со мной.
Услышав его предположение, я указываю на него пальцем.
— Да, я хочу остаться с тобой. Почему ты сомневаешься во мне? Господи, Вон, — я опускаю руку в знак поражения. Мало того, что я только что узнала о Брайане, так ещё и это? Я не знаю, как много ещё я могу пережить прямо сейчас.
— Я в тебе не сомневаюсь. Я говорю вполне реалистично.
— Реалистично? Вот что для тебя реально? Кто-то, кто любит тебя, просто бросает тебя?
Его лицо бледнеет от моих слов.
— Да.
— Неужели ты не понимаешь, как много значишь для меня? Я понимаю, что всё было испорчено, и до сих пор у нас было много недопонимания и проблем, но я не готова бросать это… Я не хочу расставаться, даже если впереди нас ждут такие же трудные времена. Почему ты думаешь, что я это сделаю?
Он облизывает губы и засовывает большие пальцы в петлю ремня на джинсах.
— Потому что никто никогда этого не делал.
— Что не делал?
— У меня никогда никого не было, Рейн. Даже моя собственная мама. Никто и никогда…
— Что, Вон? Никто никогда, что? — он чертовски сбивает меня с толку, и, честно говоря, судя по слезам в его глазах и по тому, как дрожит его голос, он пугает меня.
— Никто никогда не заботился обо мне так сильно, — он сжимает руки в кулаки и прижимает их к бокам.
Я не знаю, что у него за предыстория, и мне всё равно. Всё, что я знаю, это то, что человек передо мной, человек, которого я абсолютно точно люблю, разваливается на части так, как я никогда не думала, что он будет. Я подхожу к нему, но он отступает.
— Не надо меня жалеть. Мне не нужна жалость. Я просто объясняю тебе это, чтобы ты знала, почему я так облажался.
Его слова не заставляют меня остановиться, и я подхожу к нему и беру его лицо в свои руки.
— Я люблю тебя, Вон.
— Не надо, — он качает головой. — Пожалуйста, не говори того, чего не имеешь в виду.
— Но я имею. Я так сильно люблю тебя, и я должна была сказать это раньше, но была слишком напугана.
Он сглатывает.
— Чего же ты боялась?
— Так многого. Ты напугал и взволновал меня одновременно. Мне хотелось оттолкнуть тебя, прижать к себе, смеяться вместе с тобой и плакать вместе с тобой. Ты заставил меня хотеть ударить тебя и обнять, и это напугало меня до чёртиков, то, как сильно я хотела, чтобы ты любил меня, — у меня перехватывает дыхание после того, как я всё это произношу. — Я боялась того, что значит снова влюбиться… но больше всего я боялась любить тебя и потерять.
Он обхватывает руками мои запястья и притягивает меня ещё ближе.
— Ты не можешь потерять меня.
Циничная и горькая часть меня бросает ему вызов.
— Ты не можешь этого гарантировать.
— Да, могу.
— Почему?
— Потому что, когда ты найдёшь свою вторую половину, которая сделает тебя целым… когда твоя душа наконец встретится со своим двойником, абсолютно ничто в мире не сможет сломить её, отнять или разделить. Это бесконечно, и ты тот человек для меня, Рейн. Это ты. Так что да, я могу обещать, что ты никогда не потеряешь меня, потому что то, что я чувствую к тебе, нерушимо.
Я встаю на цыпочки и целую его полные губы. Он отпускает мои запястья, и я обнимаю его за талию. Моя голова покоится на его груди, и я наслаждаюсь комфортом, который он обеспечивает.
— Прости меня, детка, — Вон целует меня в макушку, потом поднимает руку и проводит пальцами по моим волосам. — Я знаю, что это должно быть действительно трудное дело, и тебе не нужно моё дерьмо в довершение всего. Это просто… мысль о том, что тебя не будет в моей жизни, когда ты наконец-то со мной, разрывала меня на части.
— Я даже не буду думать о том, каково это — не иметь тебя в своей жизни. Я не могу себе этого позволить. Когда ты рядом, это делает всё остальное намного проще. Я знаю, что прошу слишком многого, но сейчас ты мне действительно нужен больше, чем когда-либо.
— Тогда я буду здесь, — парень берёт меня за руку, и мы проходим несколько шагов до его кухни. Затем он поднимает меня за талию и сажает на столешницу. — Мне нужна вода. Тебе что-нибудь нужно?
— Вода – это хорошо.
Я жду, когда он достанет мне бутылку из холодильника. Вон отвинчивает крышку и протягивает её мне.
— Спасибо, — сразу же после глотка, моё пересохшее горло чувствует себя лучше.
Наблюдая, как я сглатываю, он изучает меня на мгновение.
— Как ты себя чувствуешь?
Я пожимаю плечами.
— Я действительно не знаю, что чувствовать.
— Мне всё равно, как ты думаешь, как ты должна реагировать на эту новость. Я хочу знать, что ты действительно чувствуешь.
Независимо от того, что произошло между нами до сих пор, одна вещь, которая остается неизменной, – это тот факт, что я могу быть собой рядом с ним. За исключением тех случаев, когда я лгала самой себе. Так я ему и говорю.
— Облегчение. Вот что я чувствую. Я чувствую облегчение.
— Но всё в порядке, да ведь?
— Так ли это? Разве это нормально – не чувствовать ничего, кроме облегчения, когда родители твоего бывшего парня говорят тебе, что нашли его останки выброшенными на берег где-то в Вашингтоне? — я делаю ещё глоток и ставлю бутылку на стол. — Я плакала только потому, что была настолько переполнена облегчением, что даже не могла понять, что происходит вокруг меня. Я всё думала о том, как же я наконец смогу дышать без тяжести в груди. И я плакала слезами грёбаной радости, Вон. Я плакала от радости, что всё наконец закончилось.
— Нет ничего плохого в том, чтобы отпустить неуместное чувство вины, которое ты носишь в себе, и позволить себе почувствовать это облегчение.
Как он это делает? Я искренне думаю, что он обладает какими-то сверхспособностями, потому что он постоянно облегчает мне жизнь. Он знает меня лучше, чем я понимаю себя.
— Я видела цветы.
Когда он улыбается, то выглядит смущённым.
— Я не был уверен, что тебе нравятся именно такие.
— Они все очень красивые.
— Ты первая девушка, для которой я купил цветы.
Он не первый, кто дарил мне цветы, но он единственный, кто действительно вложил в них мысль, и это значит для меня больше, чем что-либо ещё.
— Прости, что испортила наше свидание.
— Похоже, теперь мы квиты, а?
— Думаю, да.
Он прислоняется к холодильнику, и электричество, которое всегда искрится между нами, загорается от одного взгляда. Настроение в комнате меняется, и Вон переводит взгляд с меня на мои губы, а затем снова на меня. Несмотря на всё, что я хочу от него, я хочу снова почувствовать его кожу на своей, и я хочу, чтобы связь, которую мы разделяем, стала ещё сильнее. Но сейчас не самое подходящее время.
Независимо от того, что случилось в прошлом или что произойдёт между Воном и мной, я любила Брайана, и из уважения к нему мне нужно уйти, прежде чем я сделаю что-то, о чём я знаю, буду сожалеть.
— Мне нужно идти.
— Да, — соглашается он.
Я спрыгиваю со стойки и иду прямо к двери, прежде чем успеваю подумать об этом. Я приоткрываю дверь примерно на два дюйма, прежде чем Вон подходит сзади и зажимает меня в клетку своих рук. Его большая ладонь захлопывает дверь, когда его губы касаются моей щеки.
— Я буду здесь, когда ты будешь готова, но не держись от меня слишком далеко.
— Не буду.
Его пальцы прижимаются к дереву, а мои пальцы ног поджимаются. Тепло его тела насыщает меня и делает уход физически невозможным для меня. Я теряю силу, и мой лоб падает под его рукой на дверь.
Он даёт мне силу, о которой я даже не подозревала. Власть мучить меня и успокаивать боль одним прикосновением. Вон делает меня слабее, чем я хочу признать, и сильнее, чем я думала.
— Я не хочу, чтобы ты уходила отсюда, но я также не хочу быть эгоистичным ублюдком и навязывать тебе своё дерьмо.
— Ты наименее эгоистичный человек из всех, кого я знаю, — я не могу больше не смотреть на него, поэтому оборачиваюсь. — Скажи это.
Он прижимает меня к себе и зарывается лицом в мои волосы, затем отодвигает их в сторону, так что его губы касаются моей кожи. Неровное дыхание, исходящее из его рта, согревает, а затем охлаждает мою шею, вызывая мурашки по спине. Он нежно целует меня под подбородком, потом прямо возле уха.
— Я люблю тебя, Рейн. Настолько, что это делает меня достаточно уязвимым для тебя, чтобы использовать меня, сокрушить моё сердце и разрушить любую веру в то, что я достоин чьей-то любви, — его пальцы скользят вверх по моим бокам, пока не достигают плеч, а затем он мягко толкает меня, так что я прижимаюсь спиной к двери. — Но ты стоишь того, чтобы рискнуть. Ты стоишь для меня всего, чёрт возьми.
Глава 16
Вон
Я сижу на краю кровати, сложив руки домиком и положив подбородок на кончики пальцев. Я не могу поверить в то, что только что произошло с Рейн. Я не могу поверить, что превратился перед ней в плаксивого, неуверенного в себе маленького мальчика. Слова просто вылетели из меня, и я почувствовал, что должен сказать их, прежде чем она выйдет за дверь. Она может сказать, что любит меня, но я всё ещё слишком скептичен, чтобы думать, что всё пойдёт так, как я хочу.
Я не знаю, что мне нужно, чтобы чувствовать эту безопасность, но слов определённо недостаточно. Не ожидая, что она скажет, что любит меня наверняка, я был шокирован, и я всё ещё перевариваю это. Чёрт, ещё несколько часов назад я думал, что полностью потерял её, только чтобы обнаружить, что она действительно моя.
Я не могу продолжать сидеть здесь, иначе я стану ещё большей киской, чем чувствую себя сейчас. Единственное, что всегда давало мне покой, – это работа, поэтому я хватаю ключи и направляюсь к своему грузовику. Я паркуюсь на пожарной дорожке перед тату-салоном, а когда захожу внутрь, выключаю сигнализацию, но оставляю свет выключенным. Добравшись до своей комнаты, я включаю свет и начинаю готовить приборы.
Я вытираю руку и вытаскиваю переводную бумагу, которая была скрыта от глаз ради моего собственного здравомыслия. Соседка, которая была у меня в детстве, нарисовала четыре символа специально для меня. Она была доброй старой леди, которая иногда оставляла еду за моим окном. Однажды она оставила листок бумаги вместе с пакетом печенья, и я очень дорожил им. Я держал скомканную бумагу в руке, когда спал, и проводил линии, когда запирался в своей комнате на несколько дней. Я понятия не имел, что они означают, но мне показалось, что это она говорит мне быть сильным. Напоминание о том, что кто-то в мире знал, что я жив.
Мой отчим поймал меня однажды ночью и сжег бумагу прямо у меня на глазах. Он вынул изо рта сигарету и дотронулся до уголка раскаленным кончиком. Я старался не плакать, но не мог сдержать слёз. Он велел мне заткнуться и перестать быть нытиком, а потом дал мне повод поплакать. Это был не первый раз, когда он ударил меня, но это был первый раз, когда я понял, как сильно я его презираю. Мне пришлось перерисовывать символы по памяти. Я проводил ночи, пытаясь воспроизвести их и получить идеальные углы, но ничто из того, что я делал, никогда не соответствовало оригиналу. Для меня это тоже было впервые: я понял, что рисование успокаивает меня и уводит от всего плохого в моей жизни. И у меня это хорошо получалось.
Я нажимаю на педаль, и жужжание моей машинки мгновенно успокаивает меня. Татуировать себя немного сложнее, но поскольку я правша и делаю это левой рукой, это совсем неплохо. Желание сделать это давило на меня уже довольно давно. Наверное, это мой способ вернуть себе контроль. Я возвращаю себе то, что он забрал.
Больше раз, чем я могу сосчитать, мне приходилось пытаться скрыть шрамы для людей. Обычно я в конечном итоге включаю его в дизайн, потому что кожа слишком чувствительна, чтобы удерживать чернила и иметь какой-либо длительный эффект. Но люди хотят скрыть это; они хотят, чтобы уродливое напоминание превратилось во что-то прекрасное. Я делал это для других, а теперь, наконец, делаю это для себя.
В то время как некоторые оставленные шрамы являются физическими, худшие из них не видны. Они болят так же сильно, если не больше. Я бы предпочел побои словесным оскорблениям.
Но прямо сейчас я хочу почувствовать боль, чтобы напомнить себе, что я на самом деле взрослый мужчина, который может двигаться дальше. Крепкий орешек, который больше не сдаётся из-за женщины. Это было то, что я делал, когда был моложе, и в конце концов я закалил себя, чтобы не волноваться. Но с Рейн, чёрт возьми… она всё меняет. Она напоминает мне о том, с чем я так упорно боролся, чтобы забыть, и о том, как одна женщина может так много изменить.
Интересно, что она делает сейчас? Спит ли она в постели, думая обо мне или о нём? Эта мысль заставляет меня слишком сильно надавить на кожу.
— Бл*дь, — я делаю перерыв на секунду и стираю излишки, прежде чем продолжить.
Когда я заканчиваю через час, я чувствую эйфорию, кайф, который получаю только от чернил. Я перевязываю себя, закрываю салон и возвращаюсь домой. Прежде чем лечь в постель, я пишу Рейн.
Я: Спокойной ночи.
Я иду умыться и почистить зубы, развязать руку и аккуратно вытереть её. Когда я возвращаюсь, она уже прислала мне ответ.
Рейн: Спокойной Ночи. <3 Кстати, цветы пахнут потрясающе. Они у меня в спальне.
Хорошо. Надеюсь, она заснёт с мыслью о мужчине, который подарил их ей.
Я: Спи крепко, детка.
Рейн: целую
Я мог бы ответить ещё раз, но я уже вручил ей свои яйца сегодня вечером; нет необходимости добавлять серебряное блюдо к ним. Я забираюсь под одеяло и наконец-то кладу голову. Я ворочаюсь с боку на бок всю ночь, мечтая о Рейн в прекрасном цветущем поле. Она стоит там, такая умиротворенная и прекрасная, когда внезапно хватается за грудь. Кровь стекает вниз, превращая белые маргаритки в кроваво-красные розы.
***
Я просыпаюсь в четыре утра от этого кошмара и знаю, что больше не смогу заснуть, поэтому я встаю и иду на пробежку. Когда я возвращаюсь, истощив своё тело, надеясь, что оно отключит мой разум, делая сотни отжиманий.
Хотя обычно мне ещё рано идти в салон, я всё равно иду туда. Мне больше нечего делать, и если я буду сидеть здесь, то сойду с ума. Я закончил уборку и решил повесить ещё несколько фотографий и журнальных статей, которые у меня всё ещё были упакованы.
Может быть, я и не очень горжусь этим, но мой талант — это то, чего у меня никто никогда не отнимет. Это единственная постоянная вещь в моей жизни.
Когда без четверти одиннадцать я включаю звуковую систему и сажусь за стойку администратора, ожидая, когда придёт мой клиент. Я откидываюсь на спинку стула и начинаю возиться с телефоном. Я слышу, как дверь приоткрывается за долю секунды до сигнала, и поднимаю глаза, чтобы увидеть входящую Рейн.
— Привет, милая, — я встаю, но она обегает стол и бросается на меня, прежде чем я успеваю удержать равновесие. Стул ловит мою задницу, когда я падаю назад. — Тпру. Что случилось?
Она прижимается ещё крепче, но ничего не говорит. Я хочу посмотреть на неё, но вместо этого отдаю ей вот это и просто жду. Теперь моя очередь быть сильным для неё. Во-первых, я никогда не должен был быть таким слабым рядом с ней, и я, конечно же, не планирую делать это снова. Человек, которого я знаю, тот, кто верен своей ошибке, и тот, кто гордится тем, на что он готов пойти ради кого-то, кого любит, вернулся. И он чертовски любит эту девушку в своих объятиях.
— Прости, — бормочет она.
— Всё в порядке. Я знаю, что неотразим.
Она хихикает и садится, самая красивая улыбка украшает её лицо. Улыбка, которую я не был уверен, что увижу так быстро после вчерашнего. Улыбка, над которой я буду работать до мозга костей, чтобы убедиться, что она останется.
— Так и есть, — Рейн целует меня в губы, крепко и быстро, прежде чем встать. — Я просто хотела повидаться с тобой перед началом рабочего дня. У тебя вообще есть перерыв?
— В три часа на час. Я никогда этого не менял, дорогая, — я тоже встаю.
— Круто. Я принесу тебе поесть, хорошо?
Сложив руки в знак капитуляции, я качаю головой.
— Никаких возражений с моей стороны.
— Увидимся позже, — девушка собирается уходить, но я хватаю её за руку и тяну назад.
— Ты тоже довольно неотразима, знаешь ли. — Мои руки обхватывают ее талию, и я притягиваю её достаточно близко, чтобы ласкать её губы своими. Достаточно, чтобы держать меня удовлетворённым, но всё же оставить меня желать большего. Хотя я не думаю, что этого когда-нибудь будет достаточно.
Я слегка сжимаю женские бёдра и одновременно покусываю нижнюю губу.
— Увидимся, — мой взгляд останавливается на её затвердевших сосках. Рейн слегка толкает меня и смеётся. — Это было нечестно.
Входит мой следующий клиент, и я могу только пожать плечами ей в ответ.
— Прости, детка.
Она машет мне через плечо, и я провожаю её взглядом, прежде чем пожать руку своему клиенту.
— Эй, мужик.
— Вон.
— Ты готов? Думаю, мы сможем закончить сегодня.
— Чёрт, да, — он смеётся, — я умираю от желания похвастаться этим.
— Ну что ж, тогда начнём, — мужчина идёт за мной, снимает рубашку и ложится на живот. Нижняя часть рисунка заняла немного больше времени, чем я изначально ожидал, но я добавил больше деталей, чем было в оригинальном рисунке.
— Ты не против, если я надену наушники?
Надевая перчатки, я отвечаю:
— Конечно. Просто крикни, если тебе нужно, чтобы я остановился.
— Да, конечно, — он надевает их на уши. — Я знаю правила.
К тому времени, как я делаю перерыв, у меня уже болит рука; четыре часа непрерывной татуировки это не шутки. Я прибираюсь, когда входит моя девушка. Я встречаю её у входа и могу сказать, что что-то произошло с тех пор, как я видел её ранее. Свет в её глазах тусклый, а улыбка вымученная.
— С тобой всё в порядке?
Она протягивает мне бумажный пакет.
— Я принесла тебе поесть, но не могу остаться. Мне нужно в похоронное бюро.
— Окей, — я беру пакет и кладу его на стол.
— Его родители хотят, чтобы я помогла им с приготовлениями. Говорят, я знаю, чего он хотел бы.
— А ты этого хочешь?
Попытка Рейн пожать плечами выглядит жалкой.
— Это правильный поступок.
— Для кого же?
— Для всех, я полагаю, — она вздыхает и закручивает волосы, прежде чем перебросить их через плечо.
— Ты не должна, Рейн. Я понимаю, что он был частью твоей жизни, и между вами что-то было, но планировать похороны — это не работа для его девушки.
— Родители никогда не должны хоронить своего ребёнка, Вон.
Я замолкаю, не желая, чтобы мой гнев на его родителей проецировался на неё.
— Я это знаю. Но это несправедливо, что они передают своё горе тебе, когда ты уже достаточно чувствуешь его сама.
Она на мгновение прикусывает губу.
— Я так не думаю. Думаю, они просто хотят, чтобы я чувствовала себя вовлечённой.
— Если ты этого сама хочешь.
— Так и есть, — она вздыхает. — Я имею в виду, что это тяжело, но я знаю, что если я этого не сделаю, то пожалею об этом.
— Я не хочу, чтобы у тебя были какие-то сожаления.
— Нет, — Рейн смотрит на телефон в своей руке. — Мне лучше уйти. Они ждут.
— О’кей, — я провожаю девушку до двери и открываю её перед ней. — Я провожу тебя до машины.
Когда она тянется к моей руке, меня мгновенно охватывает облегчение от того, что она не отстраняется. Мы подходим к её машине слишком быстро, и когда Рейн нажимает на брелок, я держу её дверь закрытой, вместо того чтобы открыть её, ожидая, что девушка посмотрит на меня.
— Позвони мне позже, ладно?
— О’кей.
— Рейн, посмотри на меня.
Она медленно поднимает голову.
— Я тебе позвоню.
Это не то, что она хочет сделать. Мне отчаянно хочется перекинуть её через плечо и забрать домой, пока всё не закончится, но я знаю, что этого нельзя сделать. Сейчас я могу быть здесь только ради неё.
Кивнув, я открываю дверь и наклоняюсь, чтобы поцеловать её снова, когда она садится.
— Я люблю тебя, Вон.
— Я тоже тебя люблю, — я ещё раз целую её в щеку. — Напиши мне.
— Я так и сделаю.
Смотреть, как она уезжает, – полный отстой, но к тому времени, как я возвращаюсь в салон, она уже исчезает из виду. Я не имею права указывать ей, что она может или не может делать, как бы мне этого ни хотелось.
В отличие от сегодняшнего утра, день тянется медленно. Я постоянно проверяю свой телефон, и каждый раз, когда от неё нет сообщения, это беспокоит меня. К половине восьмого, когда я всё ещё не получаю от Рейн никаких известий, я посылаю ей сообщение и не получаю ответа.
Мой грузовик отвозит меня прямо к ней. Я выхожу из дома и оказываюсь у её двери, прежде чем успеваю подумать об этом. Я тихонько стучу в дверь и зову девушку по имени.
— Ты здесь?
Когда она отвечает, это чертовски бьёт меня в живот.
— Привет, — шепчет она.
Я вхожу, обнимаю её и пинком захлопываю за собой дверь. Она хватает меня за куртку, и у неё перехватывает дыхание, когда я несу её в гостиную. Когда я добираюсь туда, меня снова бьёт кулаком, но на этот раз чуть выше живота… больше похоже на область, где находится моё сердце.
Сидя на диване, я могу получить хороший обзор жизни Рейн с Брайаном. Её фотографии разбросаны по всему журнальному столику. Флаеры от фильмов, сухие цветы, украшения.
— Я не собиралась смотреть на всё это, но его родители не смогли найти фотографию с их юбилейной вечеринки, и они попросили меня посмотреть.
Одной мысли о Рейн с ним достаточно, чтобы свести меня с ума. Мне всё равно, жив он или мёртв, никто не хочет представить себе человека, в которого они влюблены, с кем-то другим, не говоря уже о фотографиях-доказательствах. Дело не во мне. Дело не во мне.
— Тебе, наверное, очень тяжело это видеть.
Её голова качается у меня на плече.
— Я не хотела, чтобы ты это видел. Вот почему я не позвонила тебе.
— Всё в порядке.
— На самом деле это не так, но я ценю твоё понимание, — она слезает с моих колен и садится рядом.
Я не знаю, что ещё сказать ей, но чем дольше я сижу здесь, тем дольше я смотрю на фотографии её и его. Там, где они смеются, выглядя счастливыми. Молодыми и влюбленными. На карнавале, поедая мороженое, играя в боулинг. Несколько школьных танцев. Не только напоминание о том, что я не получал этого с ней, но и о том, что я вообще не получал ничего из этих вещей.
Когда я должен был быть в средней школе, я получал свой аттестат из окружного центра содержания несовершеннолетних. Когда карнавал был в городе, я отсиживался где-нибудь, скрывая синяки и разбитые костяшки пальцев. Когда другие дети ели мороженое, я тайком вылезал из окна, чтобы покопаться в соседском мусоре.
— Позволь мне всё убрать, — девушка садится на пол и начинает всё собирать.
— Не делай этого из-за меня.
— Всё в порядке. С меня хватит. Я нашла то, что им было нужно.
Рейн кладёт пульт мне на ногу, и я радуюсь возможности отвлечься, переключая каналы. Я останавливаюсь на старом фильме о Рокки; смотреть, как людей бьют по лицу – это как раз то, что мне сейчас нужно.
— Ты голоден?
Я не понял, что она закончила, но, к счастью, ни одного сувенира о её прошлой жизни не осталось.
— Я всегда голоден.
— И я тоже. Я приготовлю что-нибудь очень