Естественно, подобные сведения не были совершенно неожиданны для Москвы. Подготовка Финляндии к войне становилась все более заметной. К тому же советская разведка перехватывала определенную информацию, которая поступала в английскую миссию в Хельсинки по этому вопросу. А через агентурную сеть в Москве советским разведчикам удалось получить сведения о состоявшихся тогда доверительных встречах, которые происходили с финскими представителями у английских и у шведских дипломатов. В ходе их бесед шел обмен информацией относительно намерения Финляндии «принять участие в войне против Советского Союза»[902].
Ни Великобритания, ни США не скрывали своей озабоченности происходившим в Финляндии. 28 апреля руководитель американской миссии в Хельсинки выражал английскому коллеге особое беспокойство тем, что финско-немецкое взаимодействие имеет не только военный характер, но и тем, что «Финляндское правительство связывает себя также политическим сотрудничеством с Германией»[903]. Êàê îòìå÷àåò ôèíñêèé èñòîðèê Þ. Íåâàêèâè, «â òå÷åíèå àïðåëÿ-ìàÿ ïîñëàííèêè Àíãëèè è ÑØÀ â Õåëüñèíêè íàïåðåáîé äîêëàäûâàëè î ïðèçíàêàõ ïðèáëèæàþùåéñÿ áåäû»[904].
Агентство «Юнайтед Пресс» в конце апреля распространило сообщение даже о якобы уже состоявшихся «в Финляндии совместных германо-финских военных маневрах». В ответ на это финский МИД специально разъяснил, что в Финляндии немецкие «военнослужащие по-прежнему выполняют лишь транзитные переходы»[905]. Îäíàêî ïîäîáíûå îáúÿñíåíèÿ íèêîãî íå ìîãëè óäîâëåòâîðèòü. Ôèíñêèì ïîñëàííèêàì â Àíãëèè è ÑØÀ áûëè ñäåëàíû ñïåöèàëüíûå çàïðîñû î òîì, êàê â Õåëüñèíêè âèäÿò äàëüíåéøèå ïåðñïåêòèâû â ïðîäîëæàþùåéñÿ âîèíå[906].  òî æå âðåìÿ ãëàâà àíãëèéñêîé ìèññèè â Ôèíëÿíäèè ëè÷íî âñòðåòèëñÿ ñ Ð. Ðþòè è íåïîñðåäñòâåííî ó íåãî ïûòàëñÿ âûÿñíèòü, êàê äàëåêî çàøëà óæå ïðîãåðìàíñêàÿ îðèåíòàöèÿ åãî ñòðàíû[907].
Но все эти демарши, естественно, не давали никакого результата. Финское руководство последовательно двигалось по определенному им курсу. Взгляды на предстоящую войну тогда мало вообще скрывались в стране — они были вполне устойчивыми и распространялись достаточно широко. «Хотя военные дела нельзя было сильно афишировать, — отмечал М. Ёкипии, — показательно, что в апреле о них все же разузнали ведущие финские парламентские деятели, находящиеся вне военного кабинета»[908].
Было бы в данном случае наивно думать, что тогда в Советском Союзе не располагали информацией о готовящейся войне. В частности, в это время советская контрразведка четко фиксировала обостренное внимание финляндских спецслужб к территории СССР. Как отмечалось в документах Наркомата обороны в апреле 1941 г., финская разведка проявляла «особую активность», указывалось, что ее деятельность в целом концентрировалась на получении информации о «дислокации воинских частей, строительстве военных сооружений и укрепрайонов», а также касалась всего того, что было связано с «расположением штабов воинских частей, военных складов, баз» на территории, отошедшей к СССР в марте 1940 г. Поэтому советская сторона делала вывод о необходимости обратить особое внимание на то, чтобы воспрепятствовать финским разведывательным органам в получении «данных по интересующим их вопросам»[909].
Естественно, и советская разведка сама пыталась обеспечивать стоявшие перед нею задачи по сбору информации о готовящейся Финляндией войне и о ее сотрудничестве с рейхом. Здесь, наряду с достаточно развитой сетью советских агентов, работающих в различных странах и добывающих весьма важную информацию о подготовке Германией нападения на СССР, советские разведчики подбирали ключи к шифротелеграммам дипломатической переписки ряда государств, а также занимались прослушиванием зданий иностранных дипломатических представительств в Москве, в том числе и финского[910].
Более того, советская военная разведка имела агентурный доступ к определенным документам разведывательной службы Англии, материалы которой представляли государственные секреты большой важности. В результате в Москву нередко попадали аналитические документы британской разведки, в том числе и отдельные материалы относительно германо-финляндского сотрудничества.
Так, в частности, на стол Сталину, Молотову и Берия попадали сводки английской разведки за конец апреля 1941 г., перехваченные советской агентурой, где в разделе «Германия и Финляндия» сообщалось о существовании в финском генштабе уже к концу марта мнения, что «немцы немедленно начнут наступление на район Мурманска, используя для этой цели свои дивизии из северной Норвегии» и, более того, «немецкие морские и воздушные силы окажут помощь финской армии, находящейся в южной Финляндии»[911].
Согласно справке Наркомата госбезопасности, обобщавшей тогда новые агентурные сведения о подготовке Финляндии совместно с фашистской Германией к нападению на Советский Союз, имелись сведения, что Финляндия должна была вступить в войну, но «ввиду ее слабости первый удар последует не со стороны Финляндии, как одно время предполагалось, а из Восточной Пруссии»[912]. Èìåííî òàê è ïðîèçîøëî.
Важным оказалось агентурное сообщение, переданное из Берлина в Наркомат госбезопасности 30 апреля. «По сведениям, полученным в штабе авиации, — говорилось в нем, — в последние дни возросла активность в сотрудничестве между германским и финским генеральными штабами, выражающаяся в совместной разработке оперативных планов войны против СССР. Предполагается, что финско-немецкие части перережут Карелию с тем, чтобы сохранить за собой никелевые рудники Петсамо, которым придается большое значение»[913].
Достаточно объемная информация поступала в Москву и из самой Финляндии. Весной 1941 г. в советском представительстве в Хельсинки продолжали внимательно анализировать политическую обстановку в стране. «Враждебность против нас нарастала, — вспоминал об этом периоде Е. Т. Синицын. — По радио, в газетах, в театрах больше всего времени отводилось победам фашистской Германии на фронтах Европы. Правящая элита каждую победу немцев принимала как свою»[914]. Òîãäà ïîëïðåäñòâî ïîäãîòîâèëî äëÿ Ìîñêâû âàæíûé èíôîðìàöèîííûé ìàòåðèàë, èç êîòîðîãî ñëåäîâàëî, ÷òî ôèíñêîå ïðàâèòåëüñòâî ïðîäîëæàåò àêòèâíî âåñòè ïåðåãîâîðû ñ Ãåðìàíèåé «î ñîâìåñòíîé âîéíå ïðîòèâ Ñîâåòñêîãî Ñîþçà, åñëè åå íà÷íóò íåìöû»[915].
Советское полпредство стремилось как-то повлиять на настроения финской общественности с целью воспрепятствовать развитию негативного процесса по отношению к СССР. В середине апреля в советском представительстве в Хельсинки был организован прием, на который приглашались известные финские политики и государственные деятели, благожелательно настроенные к СССР. Участник этой встречи председатель комиссии парламента по иностранным делам В. Войонмаа писал: «Стол — с икрой, прекрасный! Напитков — полно. Беседа — в основном по-русски — очень оживленная, слегка богемная»[916]. Íî íàèâíî áûëî äóìàòü, ÷òî ïðîèñõîäèâøåå ìîãëî èìåòü ñóùåñòâåííîå çíà÷åíèå â ïðåääâåðèè âîéíû. Ïðàâäà, ðóêîâîäèòåëü ðåçèäåíòóðû â Ôèíëÿíäèè Å. Ò. Ñèíèöûí ïðèãëàøàë íåêîòîðûõ ó÷àñòíèêîâ ýòîé âñòðå÷è â îòäåëüíóþ êîìíàòó è ïûòàëñÿ âåñòè ñ íèìè «èíäèâèäóàëüíûå áåñåäû». Êàê îòìåòèë ïî ýòîìó ïîâîäó Â. Âîéîíìàà, â õîäå ïåðåãîâîðîâ Ñèíèöûí äàæå ïðåïîäíåñ åìó «ñþðïðèç». Îí çàÿâèë, ÷òî ïðîáëåìó ôèíñêî-øâåäñêîãî ñîòðóäíè÷åñòâà «â Ìîñêâå ðåøåíî... åùå ðàç îáñóäèòü»[917]. Âåëàñü òîãäà ðå÷ü è î âîçìîæíîñòè êàðäèíàëüíîãî ðàñøèðåíèÿ òîðãîâëè ìåæäó äâóìÿ ñòðàíàìè. Âîéîíìàà òîãäà ïîñîâåòîâàë: «...Íàøà ïðîãðàììà — "ñíà÷àëà òîðãîâëÿ, à çàòåì ïîëèòèêà" (ò. å. ñ ïîìîùüþ õîðîøåé òîðãîâëè ìîæíî ïåðåéòè ê õîðîøåé ïîëèòèêå), òîãäà êàê èõ ïðîãðàììà îáðàòíàÿ — "ñíà÷àëà ïîëèòèêà, à çàòåì òîðãîâëÿ"»[918]. Òàêèì îáðàçîì, ïî ìûñëè ýòîãî èçâåñòíîãî äèïëîìàòà ñèòóàöèþ ìîæíî áûëî åùå êàêèì-òî îáðàçîì èñïðàâèòü. Íî äëÿ ðåøåíèÿ òàêîé çàäà÷è òðåáîâàëîñü âðåìÿ è ïðîÿâëåíèå îáîþäíîãî æåëàíèÿ ñòîðîí.
В СССР постарались использовать этот шанс. В конце мая 1941 г. советское руководство пошло на резкое увеличение поставок в Финляндию хлеба (было направлено до 20 тыс. тонн). Почти одновременно, в середине апреля, в финскую столицу был командирован и новый советский полпред П. Д. Орлов, которого в Финляндии считали затем «образованным, гибким, улыбающимся и покладистым»[919]. Îí, â îòëè÷èå îò ïðåæíåãî ïîëïðåäà, ñòàë ïðîâîäèòü áîëåå äðóæåñòâåííóþ ëèíèþ. Ê òîìó æå ýòî ñîâïàëî ñ îñëàáëåíèåì ðåçêèõ âûñòóïëåíèé íà ôèíñêîì ÿçûêå ñîâåòñêèõ ðàäèîñòàíöèé, âåùàâøèõ íà Ôèíëÿíäèþ[920].  ðóêîâîäÿùèõ êðóãàõ Õåëüñèíêè, åñòåñòâåííî, çàìå÷àëè ïðîèçîøåäøèå ïåðåìåíû è äàæå âûíóæäåíû áûëè ïðèçíàòü, ÷òî «â Ìîñêâå íàáëþäàåòñÿ íåêîòîðûé ðîñò áëàãîæåëàòåëüíîñòè ïî îòíîøåíèþ ê íàì»[921].
Но, конечно, наряду с такими мерами, в СССР не могли закрывать глаза на факты, свидетельствовавшие об усилиях Финляндии по подготовке к войне на стороне Германии. Необходимо было вносить соответствующие уточнения в составлявшийся советским военным командованием перспективный оперативный план.
Общий оперативный план подготовки СССР к отражению возможной агрессии со стороны Германии, как уже отмечалось, был утвержден в октябре 1940 г. и сохранялся без принципиальных изменений до февраля 1941 г. Однако вскоре, с приходом к руководству Генеральным штабом Г. К. Жукова, начался процесс существенных доработок первоначального варианта плана «стратегического развертывания». К 11 марта 1941 г. к нему были уже готовы уточнения для утверждения в высших инстанциях. В отношении Финляндии в них по существу повторялись прежние основные положения осеннего варианта, но последний, наиболее важный его раздел, посвященный конкретным задачам советских войск в случае начала войны, не раскрывался. Тем не менее новым в этом разделе было то, что на западных границах СССР выделялось два направления. Одно из них относилось непосредственно к боевым действиям на западных рубежах страны, а другое — к стратегическому развертыванию на «Финском фронте»[922].
В плане не определялись конкретные задачи по этим направлениям, но указывалось предполагаемое количество войск для ведения боевых действий. Причем, по мнению советского командования, на «Финском фронте» следовало развернуть значительное количество войск — 135 стрелковых дивизий[923]. Ýòî ÷èñëî ÷óòü ëè íå âòðîå ïðåâûøàëî òî, êîòîðîå áûëî îïðåäåëåíî äëÿ ïðîâåäåíèÿ áîåâûõ îïåðàöèé ïðîòèâ Ôèíëÿíäèè îñåíüþ 1940 ã.[924], ÷òî ïîêàçûâàåò, íàñêîëüêî ñåðüåçíî îöåíèâàëèñü òå ñâåäåíèÿ, êîòîðûå áûëè ïîëó÷åíû î íà÷àëå ñîñðåäîòî÷åíèÿ íåìåöêèõ âîéñê íà ôèíñêîé òåððèòîðèè.
С другой стороны, безусловно, такая численность дивизий, планируемых для развертывания в приграничной с Финляндией зоне, указывала на то, что в Москве в случае начала войны отнюдь не предполагали осуществлять здесь сугубо оборонительные боевые операции. Более того, эти силы, очевидно, намечалось использовать к тому же вовсе не против только лишь финской армии, которая по советским оценкам могла «выставить против Советского Союза до 18 пехотных дивизий»[925]. Èíûìè ñëîâàìè, ñîâåòñêîå âîåííîå ðóêîâîäñòâî äåéñòâèòåëüíî ïîëàãàëî, ÷òî îäèí èç ïåðâûõ óäàðîâ áóäåò íàíåñåí Ãåðìàíèåé èìåííî «÷åðåç Ôèíëÿíäèþ»[926], è ãîòîâèëîñü ðåøèòåëüíî åãî îòðàçèòü. Òàêèì îáðàçîì, â ÑÑÑÐ Ôèíëÿíäèþ áåçàëüòåðíàòèâíî îòíåñëè ê îäíîìó èç ãëàâíûõ ó÷àñòíèêîâ íåìåöêîé êîàëèöèè â âîéíå ïðîòèâ Ñîâåòñêîãî Ñîþçà.
О том, насколько серьезно в данном случае подошло советское командование к положению на северо-западных рубежах СССР, свидетельствует разработанный план проведения сборов высшего командного состава, полевых поездок и учений Ленинградского округа на 1941 г. Чуть меньше половины всех готовящихся мероприятий по этому плану приходилось на отрезок времени до конца июня. При этом наибольшее внимание, естественно, уделялось финскому направлению[927].
Однако перспектива активных наступательных действий на северном и северо-западном направлениях не получила своего дальнейшего развития и уточнения. К 15 мая, с учетом указаний Сталина, был составлен окончательный вариант плана «стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». В него Генеральным штабом были внесены все необходимые поправки с учетом реальных возможностей советских вооруженных сил.
Этот документ оказался последним вариантом плана советского командования перед началом войны и скорее напоминал те разработки, которые были составлены в отношении Финляндии еще летом 1940 г. Составители плана исходили из того, в частности, что Финляндия выставит против СССР до 20 пехотных дивизий. Однако в задачи войск, прикрывавших север и северо-запад страны, входило лишь осуществление «обороны Ленинграда, порта Мурманска, Кировской железной дороги и совместно с Балтийским военно-морским флотом обеспечение... полного господства в водах Финского залива». Для этого выделялась в общей сложности 21 дивизия. Таким образом, не предполагалось проведения наступательных операций против войск, находившихся в Финляндии, а лишь отражение их возможного наступления. Здесь имелось коренное отличие от характера боевых действий советских войск на южном направлении, где ставилась конкретная задача быть готовыми «к нанесению удара против Румынии при благоприятной обстановке»[928].
В результате, по сравнению с предшествовавшими вариантами, в окончательной разработке плана «стратегического развертывания» произошли серьезные изменения. Советское командование теперь уже не имело возможности ведения активных наступательных действий на финской территории.
В большей степени это было связано с реальным потенциалом вооруженных сил СССР в то время. Учитывалась, конечно, серьезная опасность возможного наступления из Финляндии финских и немецких войск на жизненно важные районы северо-запада и севера Советского Союза, однако не предусматривалось реализовывать известное положение «бить противника на его собственной территории». Главным, самым опасным для страны направлением, совершенно обоснованно, считалось западное, где у границы с СССР концентрировались основные силы германской армии[929].
Таким образом, объективно, к лету 1941 г. в случае начала большой коалиционной войны реальная опасность на северо-западе существовала, скорее, для Советского Союза, нежели для Финляндии. На этом направлении финские вооружейные силы вместе с Германией явно выступали, как активная сторона в подготовке наступательной войны. Причем уже ни у советского, ни у финского руководства в данном случае не было никаких иллюзий.
В течение зимы-весны 1941 г. уже заканчивался процесс детальной разработки конкретных немецко-финских наступательных операций. Тезис о «немецкой военной помощи в случае советского нападения на Финляндию», по выражению профессора М. Менгера, реально «стал фиктивным»[930]. Òîãäà êîîðäèíàöèÿ íàñòóïàòåëüíûõ äåéñòâèé äâóõ àðìèé áûëà â ñòàäèè ïåðåõîäà îò ïåðâûõ îáùèõ äîãîâîðåííîñòåé ìåæäó íà÷àëüíèêàìè ãåíåðàëüíûõ øòàáîâ ê íåïîñðåäñòâåííîìó âçàèìîäåéñòâèþ êîìàíäîâàíèÿ íåìåöêèõ âîéñê â Íîðâåãèè è ôèíñêèõ ÷àñòåé â ýòîì ðåãèîíå. Èíûìè ñëîâàìè, ïëàíèðîâàíèå óæå âñòóïèëî â ôàçó ðàçðàáîòêè è ïîäãîòîâêè êîíêðåòíûõ áîåâûõ îïåðàöèé.