О том, что на основе данных ему указаний Талвела удалось достигнуть конкретного результата в переговорах с высшим немецким руководством, свидетельствует тот факт, что на следующий день после его доклада начинаются, в духе замыслов германского командования, серьезные изменения в финском военном планировании. Уже 21 декабря в оперативном отделе генштаба были составлены первые наброски относительно возможного нападения Финляндии на Советский Союз[761]. Âîïðîñ ñòîÿë î ðåøèòåëüíîì íàñòóïëåíèè ñ ôèíñêîé ñòîðîíû ê ñåâåðíîìó ïîáåðåæüþ Ëàäîæñêîãî îçåðà è ðàñ÷ëåíåíèè òàì ñîâåòñêèõ âîéñê. ×òî æå êàñàëîñü îâëàäåíèÿ Êàðåëüñêèì ïåðåøåéêîì, òî ýòî «äîëæíî áûëî ïðîèçîéòè äî òîãî, êàê ïðîäîëæèòñÿ ïðîäâèæåíèå â ãëóáü ëàäîæñêîé Êàðåëèè»[762].
Столь серьезное изменение в планах финского военного командования могло произойти только при учете того обстоятельства, что война против СССР будет проходить при условии уже готовящегося нападения Германии на Советский Союз. Иными словами, период, когда выяснялись перспективы германо-финляндского сотрудничества, закончился. Начиналась новая стадия развития отношений между двумя странами, которая выражалась в осуществлении конкретного военного планирования общих наступательных боевых действий, направленных против СССР.
|
|
В ПРЕДЧУВСТВИИ УГРОЗЫ
На ранней стадии подготовки Германией по плану «Барбаросса» войны против СССР, в Москве, естественно, еще не располагали какими-то четкими и достоверными данными о той роли, какую может играть Финляндия с точки зрения перспектив участия в советско-германской войне. Тем не менее существовали достаточно основательные признаки того, что финская армия весьма активно начинает к ней готовится.
В специальном сообщении разведывательного управления Генштаба Красной Армии о проводившихся на рубеже 1940-1941 гг. «мобилизационных мероприятиях в сопредельных с СССР капиталистических странах» указывалось, что в Финляндии уже был отмечен определенный рост численности армии. В частности, по агентурным данным и сведениям разведывательного отдела штаба Ленинградского военного округа, в Финляндии в декабре был проведен «частичный призыв резервистов», а в конце декабря и начале января отмечался «скрытый частичный призыв рядового и унтер-офицерского состава». По оценкам советской разведки, финская армия насчитывала уже около 222 тыс. человек[763].
Эта цифра не соответствовала реальной действительности — тогда общая численность финских вооруженных сил достигала лишь 109 тыс. человек[764]. Íî äàæå è òàêîå ÷èñëî â òðè ðàçà ïðåâûøàëî êîëè÷åñòâî ôèíñêèõ âîéñê â ìèðíîå âðåìÿ[765]. ×òî æå êàñàåòñÿ ñêðûòîãî ïðèçûâà ñîëäàò äëÿ ïðîõîæäåíèÿ âîèíñêîé ñëóæáû, òî ýòà èíôîðìàöèÿ íåäàëåêà áûëà îò äåéñòâèòåëüíîñòè.  òî âðåìÿ ÷àñòî ïðàêòèêîâàëñÿ ïðèçûâ íà òàê íàçûâàåìûå ÷ðåçâû÷àéíûå ñáîðû îïðåäåëåííûõ êàòåãîðèé ðåçåðâèñòîâ. Êðîìå òîãî, â ôèíñêîé àðìèè òîãäà ïðèñòóïèëè ê ðàçâåðòûâàíèþ äîïîëíèòåëüíûõ ïîäðàçäåëåíèé è íà ýòîé îñíîâå â òå÷åíèå çèìû 1940-1941 ãã. íà÷àëîñü óâåëè÷åíèå ÷èñëåííîãî ñîñòàâà äèâèçèé, à òàêæå ïðîèñõîäèëà èõ ïåðåïîäãîòîâêà è îáó÷åíèå íîâûì âîåííûì ñïåöèàëüíîñòÿì. Áîëåå òîãî, â ÿíâàðå 1941 ã. áûë óâåëè÷åí è ñðîê ñðî÷íîé ñëóæáû äëÿ ïðèçûâíèêîâ, ÷òî, åñòåñòâåííî, âåëî ê óâåëè÷åíèþ âîéñê[766].
|
|
|
|
Советская разведка своевременно стала получать сведения о начавшемся увеличении войск финской армии. Но что могло знать советское руководство о более важном: об активизировавшемся процессе сближения Германии и Финляндии в военном плане, а также вообще об их совместных замыслах в отношении СССР? Имелись ли такие сведения, которые бы являлись неоспоримым доказательством того, что уже следовало брать курс на переход советских войск к повышенной боевой готовности для своевременного отражения возможного нападения противника?
Информация о тайных военных приготовлениях, проводившихся в тесном взаимодействии Германии с Финляндией, поступала в Москву. Значительные усилия по выявлению таких данных предпринимали военные атташе, что не ускользало от внимания финских дипломатов в Берлине. 21 января 1941 г. Кивимяки докладывал: «...Русские чувствуют, что политика Германии в отношении Финляндии изменилась, и это проявляется во многих обстоятельствах, из которых упомянем только, что русские военные атташе выясняют у других стран, в первую очередь, у военного атташе Швеции, намерения Германии по отношению к России и то, почему Финляндия... оказалась теперь в сфере интересов Германии»[767]. Äåéñòâèòåëüíî, ïîäîáíîãî ðîäà ñâåäåíèÿ èíòåðåñîâàëè ñîâåòñêîå ðóêîâîäñòâî è èõ îáîáùàëè ïî ìåðå ïîñòóïëåíèÿ.
Заслуживает особого внимания, в частности, донесение, направленное Молотову из полпредства СССР в Берлине 7 декабря 1940 г. В нем содержалась информация, поступившая 5 декабря из анонимного источника. «Гитлер намеривается будущей весной напасть на СССР...» — говорилось в этом сообщении. И далее: «Тайное соглашение с Финляндией. Финляндия наступает на СССР с севера. В Финляндии уже находятся небольшие отряды немецких войск». Отмечая разрешение Швецией транспортировки германских частей через ее территорию, подчеркивалось, что таким образом Берлин «предусматривает быстрейшую переброску войск в Финляндию в момент наступления»[768]. Çàáåãàÿ âïåðåä, ñêàæåì, ÷òî ëåòîì 1941 ã. 163-ÿ íåìåöêàÿ ïåõîòíàÿ äèâèçèÿ äåéñòâèòåëüíî áûëà ïåðåáðîøåíà ÷åðåç Øâåöèþ äëÿ âåäåíèÿ íàñòóïëåíèÿ â Êàðåëèè.
В целом такого рода сведения вызывали большую озабоченность советского руководства. Не случайно только что назначенный на пост полпреда в Берлин В. Г. Деканозов уже при первой встрече с И. Риббентропом 12 декабря сразу же поставил перед ним вопрос о финско-шведских контактах и об «отношении к этому германского правительства»[769]. Òåì ñàìûì ðóêîâîäèòåëþ âíåøíåïîëèòè÷åñêîãî âåäîìñòâà Ãåðìàíèè äàâàëîñü ïîíÿòü î òîì, ÷òî â ÑÑÑÐ ñ ïðèñòàëüíûì âíèìàíèåì ñëåäÿò çà ñèòóàöèåé, êîòîðàÿ ðàçâèâàåòñÿ â Ñåâåðíîé Åâðîïå.
Деканозов на этой встрече также сделал намек на готовящееся шведско-финляндское «соглашение о подчинении политики Финляндии Стокгольму», которое «состоит в том, чтобы высвободить Финляндию из-под влияния Германии»[770]. Çàÿâëÿÿ ýòî, åñòåñòâåííî, ïîëïðåä ïûòàëñÿ âûÿñíèòü ðåàêöèþ Ðèááåíòðîïà íà ýòî ñ òåì, ÷òîáû óòî÷íèòü ñòåïåíü âëèÿíèÿ íà ñêàíäèíàâñêèå ïðîáëåìû Ãåðìàíèè. Îäíàêî íåìåöêèé äèïëîìàò óêëîíèëñÿ îò îáñóæäåíèÿ äàííîãî âîïðîñà, çàÿâèâ, ÷òî «åìó íè÷åãî ïîäîáíîãî íå èçâåñòíî»[771]. Çàìåòèì, è ïðè âñòðå÷å Äåêàíîçîâà ñ Ãèòëåðîì ïðåäïðèíèìàëñÿ ñîîòâåòñòâóþùèé çîíäàæ è ó íåãî[772].
На том же этапе по проблеме финско-шведского сотрудничества состоялся обстоятельный разговор и Молотова с Паасикиви. Нарком иностранных дел при этом пытался выяснить у финского дипломата, «не участвует ли Германия в этих переговорах»[773]. Òàêèì îáðàçîì, Ñîâåòñêèé Ñîþç ïðåäïðèíÿë ðàçíîñòîðîííþþ äèïëîìàòè÷åñêóþ ðàçâåäêó òåõ ïëàíîâ, êîòîðûå ìîãëè áûòü ó Ãåðìàíèè â îòíîøåíèè ñòðàí Ñåâåðíîé Åâðîïû.
Вопрос о новом финско-шведском сближении действительно стал в это время объектом пристального внимания в международном плане. Разговоры о якобы сохраняющейся возможности сотрудничества двух стран продолжал вызывать тогда весьма большой интерес за рубежом. Это ясно можно заметить по материалам, хранящимся среди архивных документов президента Рюти. Там, в частности, имеется информация о том, что на рубеже 1940-1941 гг. в европейских дипломатических кругах циркулировали слухи, что «вновь Финляндия сближается со Швецией»[774].
В этом смысле ничего на деле, однако, не происходило. К тому же в Швеции мало верили в реальность возможного нового нападения СССР на Финляндию, о чем сообщалось даже немецким представителям[775]. Íî Ãåðìàíèÿ òîãäà âûðàæàëà ëèøü ñâîå âåñüìà êðèòè÷åñêîå îòíîøåíèå ê ïðîáëåìå ôèíñêî-øâåäñêîãî ñîþçíîãî îáúåäèíåíèÿ. Òàê, 19 äåêàáðÿ â Õåëüñèíêè áûëè ïåðåäàíî âûñêàçûâàíèå ôþðåðà î òîì, ÷òî «åñëè Ôèíëÿíäèÿ çàêëþ÷èò ïåðñîíàëüíóþ óíèþ ñî Øâåöèåé, òî ñ ýòîãî ìîìåíòà Ãåðìàíèÿ ïîëíîñòüþ ïðåêðàòèò ïðîÿâëåíèå ê Ôèíëÿíäèè èíòåðåñà»[776].
Отрицательное отношение Берлина к такому союзу при наличии плана «Барбаросса» было естественно, поскольку для Германии это лишь усложнило бы дипломатическую ситуацию в Северной Европе. Таким образом, идею союзного объединения Финляндии и Швеции тогда было просто нереально осуществить.
Советские дипломаты, работавшие в Финляндии, продолжали процесс интенсивного сбора информации о главном — относительно германо-финляндского сотрудничества. В декабре 1940 г. началась подготовка обобщающего документа «о политическом и оперативном положении в Финляндии на конец 1940 г. и о немцах в Финляндии»[777]. Ýòà ðàáîòà çàêîí÷èëàñü â íà÷àëå 1941 ã. è, ïî ìíåíèþ åãî ðàçðàáîò÷èêîâ, «ðåçóëüòàò îêàçàëñÿ óñïåøíûì» ñ òî÷êè çðåíèÿ îïðåäåëåíèÿ íàïðàâëåííîñòè âíåøíåé ïîëèòèêè Ôèíëÿíäèè. Íàêîïëåííûå ñâåäåíèÿ ïîêàçûâàëè, ÷òî â êðóãàõ ôèíñêîãî ðóêîâîäñòâà «ãîòîâÿò ñ íåìöàìè âðàæäåáíóþ àêöèþ ïðîòèâ Ñîâåòñêîãî Ñîþçà»[778]. Ýòîò äîêóìåíò áûë íàïðàâëåí ïî äâóì àäðåñàì: â íàðêîìàòû èíîñòðàííûõ è âíóòðåííèõ äåë, è î íåì, ñóäÿ ïî âîñïîìèíàíèÿì Å. Ò. Ñèíèöûíà, òàêæå äîêëàäûâàëè è Ñòàëèíó[779]. Ñàì æå Ñèíèöûí áûë ñïåöèàëüíî âûçâàí â Ìîñêâó â äåêàáðå äëÿ èíôîðìèðîâàíèÿ î ñêëàäûâàþùåéñÿ ñèòóàöèè â Ôèíëÿíäèè Â. Ì. Ìîëîòîâà, Ë. Ï. Áåðèÿ, à òàêæå íà÷àëüíèêà ðàçâåäêè ÍÊÂÄ Ï. Ì. Ôèòèíà.  èòîãå ñäåëàííîãî ïîäðîáíîãî ñîîáùåíèÿ îí çàêëþ÷èë: «Â ñâÿçè ñ ïåðåäâèæåíèåì íåìåöêèõ âîéñê íàøè èñòî÷íèêè âûñêàçûâàþò îïàñåíèÿ î âîçìîæíîì âñòóïëåíèè Ôèíëÿíäèè â âîéíó ïðîòèâ Ñîâåòñêîãî Ñîþçà â ñëó÷àå, åñëè Ãåðìàíèÿ íàïàäåò íà ÑÑÑл[780].
В том же месяце разведка Северного флота продолжала сообщать командованию, что так называемый «транзит» является лишь прикрытием сосредоточения частей германской армии в Лапландии. «Немецкие войска в Финляндии, — говорилось в переданной информации, — ведут себя как хозяева, разжигая страсти финской военщины на реванш с СССР. Сосредоточиваются постоянные, долговременные гарнизоны в пунктах: Рованиеми, Соданкюля, Ивало, Петсамо и Кемиярви, из которых основным центром... является Рованиеми»[781].
В другом донесении этого же разведывательного органа в январе 1941 г. определяется уже количество сосредоточенных между Виртаниеми и Рованиеми немецких войск — 18 тысяч. Информируя командование о контактах между офицерским составом финской и германской армий советская разведка сообщала: «Со стороны финских офицеров имеются отдельные высказывания о том, что финляндское правительство отомстит советскому правительству за понесенные убытки зимой 1939-1940 гг. и что весной Карелия будет финской. Советский Союз потерпит поражение, так как Финляндия в настоящее время имеет крупную помощь со стороны Германии»[782]. Òî æå ñàìîå îòìå÷àëîñü è 24 ÿíâàðÿ â îò÷åòíîì äîêëàäå îá îõðàíå ãîñóäàðñòâåííîé ãðàíèöû Ìóðìàíñêîãî îêðóãà. Ñîîáùàëîñü, ÷òî «â ñâÿçè ñ ââîäîì ãåðìàíñêèõ âîéñê â Ôèíëÿíäèþ ðåâàíøèñòñêèå ýëåìåíòû ïîñëåäíåé... “âîñïðÿëè äóõîì”, ðåçêî óñèëèëè àíòèñîâåòñêóþ àãèòàöèþ âíóòðè ñâîåé ñòðàíû...»[783].
На самом деле, советские разведывательные органы четко фиксировали и докладывали сведения о направленности развития событий и в донесениях назывались близкие к реальным сроки возможного вступления Финляндии в войну против СССР на стороне фашистской Германии — весна или лето 1941 г.
Естественно, в Москве стремились активно препятствовать дальнейшему соскальзыванию Финляндии к фашистскому блоку. В новых условиях советское руководство уже видело мало смысла в усилении жесткого давления на нее. «Именно в тот момент у Советского Союза, — отмечал Ю. К. Паасикиви, — не чувствовалось агрессивных намерений против нас. “Правда” и “Известия” не публиковали длительное время материалов о нас. Это являлось отрадным и обнадеживающим признаком. К тому же и войска не сосредотачивались у нашей границы, так, во всяком случае, заверял наш военный атташе»[784].
В данном случае новый нюанс политической линии СССР в отношении Финляндии выражался в другом. В Москве в это время предприняли попытку по мере возможности изменить ее прежний курс с учетом приближавшихся в Финляндии президентских выборов. Президент К. Каллио после перенесенного им инсульта, серьезно болел, и в связи с этим 27 ноября 1940 г. подал в Государственный совет прошение о своей отставке. В результате в стране должны были состояться внеочередные президентские выборы, которые были назначены на 19 декабря[785].