Что же касалось самой операции, то, по сравнению с упоминавшейся прежде «запиской» наркома обороны и начальника Генерального штаба, данная директива была не вполне ясной. В ней повторялось то, что боевые действия на территории Финляндии будут осуществляться силами двух фронтов. Однако одновременно все указания почему-то относились исключительно только к Северо-Западному фронту, где практически оставалось неизменным число готовящихся к наступлению войск, а уточнялись лишь сроки проведения данной операции и более четко определялись задачи ее проведения. Но относительно действий Северного фронта здесь ничего конкретного не было[709].
Какой вывод из этого можно было сделать? Очевидно, что Северный фронт должен был вести боевые действия против немецких войск, которые уже частично разместились в финской Лапландии. При таком развитии событий, несомненно, советское командование не могло еще четко определить, какое количество войск следовало выделить для этой операции. Таким образом, директива от 25 ноября показывает, что план ведения боевых действий распространялся не на всю финскую территорию и касался при этом операций «только против Финляндии». Дальнейшее же военное планирование на этом направлении предполагалось продолжить, что и было сказано в самом документе[710].
В целом можно понять, что визит Молотова в Берлин фактически подтвердил мнение советского руководства в отношении того, что Финляндия будет, несомненно, союзником Третьего рейха в случае войны между СССР и Германией. Сам факт начавшегося последующего советского планирования боевых действий на северо-западном направлении становился убедительным свидетельством того, к каким выводам пришло советское руководство.
В самой же Финляндии продолжали внимательно следить за ходом развивавшихся событий военно-политического характера. Прежде всего Хельсинки пытались выяснить, в какой мере переговоры Молотова с Гитлером затрагивали Финляндию. Однако ясной информацией об итогах этого визита финское руководство не располагало. Финским дипломатам в Москве было крайне сложно разобраться в сути советско-германских переговоров в Берлине. Ю. К. Паасикиви в этой связи признавал, что «о требованиях и поставленных Молотовым вопросах, а также ответах Гитлера тогда у меня не было сведений»[711].
Из донесений, поступавших в Финляндию на протяжении ряда месяцев из Германии от посланника Т. Кивимяки относительно прошедших переговоров в Берлине, следовало, что Молотов осторожно выдвигал вопрос о присоединении Финляндии к Советскому Союзу, однако Германия отнеслась к этому отрицательно[712]. Õàðàêòåð òàêîé èíôîðìàöèè ÿâíî ñâèäåòåëüñòâîâàë î ñòðåìëåíèè íåìåöêîãî ðóêîâîäñòâà èñïîëüçîâàòü ôàêò ïðîõîäèâøèõ ïåðåãîâîðîâ äëÿ ïðîäîëæåíèÿ óñòðàøåíèÿ Ôèíëÿíäèè «ñîâåòñêîé âîåííîé óãðîçîé».  Õåëüñèíêè áûëè óäîâëåòâîðåíû òåì, ÷òî Ãèòëåð ñòàë «çàùèùàòü» Ôèíëÿíäèþ è èç âñåãî ýòîãî, åñòåñòâåííî, äåëàëñÿ âåñüìà óñïîêîèòåëüíûé âûâîä. Èòîã ïåðåãîâîðîâ, «ñîãëàñíî ïîëó÷åííûì ñâåäåíèÿì, — çàêëþ÷àë Êèâèìÿêè, — ÿâëÿåòñÿ äîâîëüíî áëàãîæåëàòåëüíûì äëÿ Ôèíëÿíäèè»[713].
Тем самым развитие событий объективно способствовало лишь дальнейшему германо-финляндскому сближению. В такой обстановке шаг за шагом процесс вступал в стадию уже конкретного определения путей взаимодействия между вооруженными силами обеих стран. Помешать этому СССР практически уже не мог, поскольку Германия стала открыто отходить от прежних договоренностей с Советским Союзом. Итог визита Молотова в Берлин стал именно таким красноречивым доказательством. В результате в Москве оставалось все меньше иллюзий относительно перспектив будущего мирного формирования отношений на севере Европы. На этой стадии советское руководство более внимательно стало подходить к рассмотрению именно военного аспекта перспектив дальнейшего хода развития в этом регионе.
V. ПУТЬ К ПЛАНУ «БАРБАРОССА»
ЭМИССАР МАРШАЛА ДЕЙСТВУЕТ
Когда к 5 августа 1940 г. в генштабе сухопутных войск Германии был готов первый вариант плана войны против Советского Союза, то в нем Финляндии отводилась лишь пассивная роль — провести мобилизацию и в дальнейшем, не вступая в боевые действия, сковать 15 советских дивизий. Позднее, 15 сентября, с появлением нового варианта плана, уже предусматривалось, что финская армия совместно с немецкими войсками в Заполярье должна была образовать отдельную оперативную группу, в задачу которой входило вести наступление частью сил на Мурманск, а основными силами — на Ленинград из района севернее Ладожского озера[714]. Ýòîò ïëàí, ïîëó÷èâøèé óñëîâíîå íàèìåíîâàíèå «Îòòî», çàòåì óòî÷íÿëñÿ è äîëæåí áûë áûòü ïðåäñòàâëåí Ãèòëåðó.
До настоящих дней историкам не известно, насколько Финляндия была осведомлена о замыслах фюрера и высшего военного командования. Скорее всего, финское руководство лишь улавливало саму направленность действий с немецкой стороны и нащупывало возможность включения в военный поход на Восток. Во всяком случае после визита в Хельсинки Вейссауера, а затем Велтьенса и начавшейся переброски немецких войск в Финляндию на основе соглашения о «транзите» такая перспектива приобрела уже определенные черты. Генерал Талвела в своих мемуарах писал: «Вести вторую войну одной (Финляндии. — В. Б.) против Советского Союза было бы безнадежно. Германия являлась нашей единственной слабой надеждой и мы интенсивно обдумывали способ, чтобы можно было сблизиться с нею»[715].
Именно на этапе появления плана «Отто» в весьма узком кругу государственного и военного руководства Финляндии принимается решение направить в Берлин такое лицо, которое бы, с одной стороны, не представляло генштаб, но являлось весьма компетентным в оперативных вопросах.
Предпочтение было отдано не находившемуся на действительной военной службе генералу Талвела. Он уже справился с одним из важных поручений, касавшимся поставок немецкого вооружения в Финляндию и организации «транзита» немецких войск. К тому же его не нужно было особо вводить в курс дела: Талвела все и так хорошо представлял. «Маршал, Вальден и Рюти решили, — писал он, — что мне было бы все же необходимо прозондировать возможность получения из Германии помощи...» Правда, явно камуфлируя цель поездки, он добавил: «если Советский Союз использует вооруженные силы вновь против нас»[716].
Как и прежде, по традиции вопрос о посылке Талвела в Германию обсуждался в ресторане «Кенинг». Маннергейм поставил перед ним задачу добиться встречи с благосклонно относившимся к Финляндии Герингом[717], ÷òîáû â íåîôèöèàëüíîé áåñåäå èçëîæèòü åìó ïîçèöèþ ôèíñêîãî ðóêîâîäñòâà.
Побывав (с 17 по 25 сентября) в Берлине, Талвела не смог, о чем свидетельствуют его дневниковые записи, встретиться с Г. Герингом, зато он выполнил другое не менее важное поручение, касавшееся установления сотрудничества между германским и финским генеральными штабами в целях координации совместных военных действий против Советского Союза. Впервые об этой тайной миссии П. Талвела стало известно на Нюрнбергском процессе из показаний, данных 27 декабря 1945 г. полковником X. Кичманом, ставшим в октябре 1941 г. заместителем военного атташе в Финляндии. Располагая информацией, полученной тогда в аппарате атташе в Хельсинки, Кичман сообщил суду то, что до сих пор не подтверждается финскими документальными источниками: «... В сентябре 1940 года генерал-майор X. Рессинг (Рёссинг. — В. Б.), по заданию Гитлера и германского генерального штаба, организовал поездку генерал-майора Талвела — особоуполномоченного маршала Маннергейма — в Берлин в ставку Гитлера, где им было достигнуто соглашение между германским и финским генштабами о совместной подготовке нападения на Советский Союз и ведении войны против него». Возможные сомнения в достоверности этого развеиваются тем, что Кичману сказал сам Талвела: «... Вспоминаю, — отметил немецкий военный дипломат, — что когда в ноябре месяце 1941 года я посетил генерала Талвела в его штаб-квартире в районе города Аунус (финское название Олонца. — В. Б.), тот в беседе рассказал мне, что по личному поручению маршала Маннергейма он еще в сентябре 1940 года одним из первых установил связь с германским верховным командованием в деле совместной подготовки нападения Германии и Финляндии на Советский Союз»[718].
Эти же данные, но без указания конкретных участников переговоров, X. Рёссинг лично сообщил весной 1941 г. и шведскому военному атташе в Хельсинки Г. Стедингу. Шведский атташе тогда сразу сообщил в Стокгольм сенсационную информацию: по данным Рёссинга, указывал он, «со стороны Финляндии, начиная с сентября 1940 г., все время выражалась надежда на получение военной помощи в войне против Советского Союза... Финны не рассматривали здесь возможность ограниченной помощи, а надеялись на концентрацию сил для возвращения обратно Восточной Карелии и Карельского перешейка»[719]. Òàêèì îáðàçîì, ïåðåãîâîðû Òàëâåëà â Ãåðìàíèè èìåëè âåñüìà âàæíûé ñêðûòûé ñìûñë.
Некоторые скудные сведения, относящиеся к миссии Талвела в Берлине, имеются также и в Военном архиве Финляндии. Они свидетельствуют о том, насколько серьезное значение придавалось этому визиту. В одной из срочных телеграмм, поступивших в ставку Маннергейма из финского дипломатического представительства в Германии, сообщалось: «Талвела прибыл 18.9. в Берлин поездом. Надо сообщить об этом министру (очевидно, Виттингу. — В. Б.)»[720].  îòâåò ïîñëåäîâàëî êàòåãîðè÷åñêîå óêàçàíèå: «Íàäî, ÷òîáû Òàëâåëà ïðåäîñòàâèëè àóäèåíöèþ»[721]. È ýòî âñå. Íèêàêîãî ïèñüìåííîãî îò÷åòà î åãî ïîåçäêå íå îáíàðóæåíî. Áûë ëè òàêîé äîêóìåíò?
Следует иметь в виду, что в Берлине очень опасались, как бы не произошло утечки данных о привлечении Финляндии к участию в войне с Советским Союзом. По сведениям, исходящим от фельдмаршала Ф. Паулюса, который в сентябре 1940 г. принимал участие в составлении оперативного плана войны против СССР, на Финляндию конкретно не возлагались еще боевые задачи. «На северном фланге, — отмечал он, — предусматривалось участие Финляндии в войне, но во время разработки этих оперативных планов этот момент не учитывался»[722]. Ñëåäîâàòåëüíî, è ñ Òàëâåëà íå ìîãëè âåñòèñü åùå êîíêðåòíûå ðàçãîâîðû î ðîëè è ìåñòå ôèíñêèõ âîîðóæåííûõ ñèë â âîéíå. Ýòî äîëæíî áûëî ïðîèçîéòè ïîçäíåå.
Тем не менее немецкий военный атташе в Хельсинки в конце октября 1940 г. передал финскому военному руководству перечень вопросов, которые интересовали немецкое военное командование (они касались дорожных условий и военных приготовлений на севере Финляндии)[723]. Ìàííåðãåéì äîñòàòî÷íî îïåðàòèâíî ïðåäîñòàâèë êîíêðåòíûå îòâåòû íà âñå ïîñòàâëåííûå åìó âîïðîñû, è ýòî ôàêòè÷åñêè óæå áûëè ïåðâûå øàãè ïî êîîðäèíàöèè âîåííûõ ïðèãîòîâëåíèé. Êîãäà æå íà÷àëüíèê ãåíåðàëüíîãî øòàáà ôèíñêîé àðìèè Ý. Õåéíðèêñ ïîñëå ýòîãî ëè÷íî âñòðåòèëñÿ ñ ãåðìàíñêèì âîåííûì àòòàøå, òî иññèíã âñÿ÷åñêè äàâàë ïîíÿòü, ÷òî «Ãåðìàíèÿ, î÷åâèäíî, ðàíî èëè ïîçäíî ñêðåñòèò îðóæèå ñ Ðîññèåé»[724].
Что же касалось процесса, связанного с усилением взаимосвязи между вермахтом и финской армией, то он, очевидно, приобретал все более активные формы. В генштабе сухопутных войск Германии считали целесообразным приобщить военное руководство Финляндии к ознакомлению с успехами германской армии в боевых действиях на Западе. С 9 по 21 сентября группа финских высокопоставленных офицеров во главе с генералом В. Туомпо посетила районы боев с английскими и французскими войсками. В отчете об этой поездке отмечалось «огромное внимание и дружественность» германской стороны. В качестве выводов о значимости визита указывалось, что он позволил убедиться, «какой является современная война, какие возможности она открывает, какое оружие для этого требуется»[725].
Характерно было то, что в Финляндии стремились ускорить процесс сближения с Германией по военной линии и получить большую ясность в перспективном плане. Вальтер Хорн, финляндский военный атташе в Берлине, старался приложить максимум усилий, чтобы представитель финляндского руководства смог в Германии продолжить обсуждение немецко-финляндского сотрудничества. Он подчеркивал, что все должно решаться в Берлине на самом высоком уровне, поскольку в данном вопросе это зависит от мнения «лишь Гитлера и Риббентропа»[726].
Однако в рейхе не особенно спешили форсировать переговоры с финнами. К этому времени уже было достаточно ясно, что Финляндия может выбирать только одно из двух: либо вместе с Германией участвовать в войне против СССР, либо приступить к выдворению немецких войск из своей страны, что уже было нереально[727]. Ñîáëþäàâøàÿñÿ è äàëåå îñòîðîæíîñòü Áåðëèíà ïî ïîâîäó äàëüíåéøèõ ïåðåãîâîðîâ ñ Ôèíëÿíäèåé, âîçìîæíî, áûëà ñâÿçàíà ñ æåñòêîé ïîçèöèåé ÑÑÑÐ, âíèìàòåëüíî ñëåäèâøåãî çà íåìåöêî-ôèíñêèì ñîòðóäíè÷åñòâîì.
Тем не менее Берлин все же негласно подбадривал финляндское руководство. 29 октября Г. Геринг направил К. Г. Маннергейму специальное послание, в котором говорилось: «Смелая позиция вашего народа принесет свои плоды»[728]. Äåéñòâèòåëüíî, â Ôèíëÿíäèè ïðîäîëæàëñÿ öåëåíàïðàâëåííûé ïîèñê ïóòè äëÿ áîëåå ÷åòêîãî îïðåäåëåíèÿ ïåðñïåêòèâ âîåííîãî ñîòðóäíè÷åñòâà ñ Ãåðìàíèåé. Ñïóñòÿ ïîëòîðà ìåñÿöà ïîñëå î÷åðåäíîé ïîåçäêè â Áåðëèí, Òàëâåëà îïÿòü áûë íàïðàâëåí â ãåðìàíñêóþ ñòîëèöó. Ýòîò âèçèò â Ôèíëÿíäèè òùàòåëüíî ãîòîâèëè. Êàê çàìåòèë ïðîôåññîð Ì. ¨êèïèè, «ïîäãîòîâêà âåëàñü íà ïðîòÿæåíèè âñåãî îêòÿáðÿ»[729]. Ïëàíèðîâàëîñü, ÷òî Òàëâåëà âñå æå ñìîæåò ïîëó÷èòü àóäèåíöèþ ó âûñøåãî ãèòëåðîâñêîãî ðóêîâîäñòâà. Ñ ýòîé öåëüþ áûëà çàãîòîâëåíà è ñïåöèàëüíàÿ ïàìÿòíàÿ çàïèñêà, êîòîðóþ ôèíñêèé ýìèññàð äîëæåí áûë âðó÷èòü ïåðñîíàëüíî Ã. Ãåðèíãó. Ñàìà æå ïðîãðàììà ïðåäñòîÿùåãî ïîñåùåíèÿ ðåéõà îáñòîÿòåëüíî ïðîäóìûâàëàñü êàê âûñøèì âîåííûì, òàê è äèïëîìàòè÷åñêèì ðóêîâîäñòâîì Ôèíëÿíäèè[730].
Столь скрупулезно готовящийся визит финского эмиссара был весьма продолжительным — с 8 по 22 ноября. Причем само прибытие Талвела в Германию происходило при достаточно тревожных для Финляндии обстоятельствах. Об этом можно судить по телеграмме, которую накануне приезда Талвела в Берлин направил министр иностранных дел Финляндии посланнику Кивимяки, в которой лаконично сообщалось: «Талвела прибудет в пятницу вечером. Обстановка развивается плохо»[731].
События в ходе задуманной поездки развивались, однако, так, что нахождение Талвела в Берлине по времени совпало с пребыванием там Молотова на переговорах с Гитлером. Ситуация складывалась довольно оригинально: фюрер в имперской канцелярии в беседе с Молотовым пытался всячески скрыть все то, что прикрывалось «транзитом», а где-то вблизи в тот же самый момент действовал непосредственно причастный к данному делу человек, вновь прибывший из Хельсинки для достижения дальнейших договоренностей в интересах подключения Финляндии к военным планам Германии.
Эмиссар маршала опять не смог встретиться с Герингом, ему также не удалось провести беседы и с другими высокопоставленными представителями военного руководства Германии — фельдмаршалами Кейтелем и Браухичем. Однако Талвела все же сумел вступить в контакт с одним из ближайших советников Гитлера по морским делам адмиралом Отто Шниевиндом и сообщить ему, что имеет поручение Маннергейма проинформировать руководящих военных деятелей Германии относительно военного положения Финляндии. «Я заметил, — вспоминал Талвела об этом разговоре, — что после того как мы получили от Германии оружие и немецкие войска прошли маршем по Северной Финляндии, мы обрели смелость, почувствовав, что судьба Финляндии неотделима от Германии. Поэтому требовалось также, чтобы военные проблемы Финляндии интересовали Германию, особенно в том отношении, где их интересы являются взаимосвязанными»[732].
Уже перед самым отъездом из Берлина, ночью 22 ноября, Талвела имел также встречу с Велтьенсом, который, возможно, и сообщил наиболее важные сведения относительно перспектив будущих германо-финляндских контактов. Велтьенс заявил, что «ответ Германии в данной связи по-прежнему обдумывается с точки зрения формулировок»[733]. Èíûìè ñëîâàìè, â Áåðëèíå âñå åùå íå ñïåøèëè äàòü òî÷íûå ðàçúÿñíåíèÿ ôèíñêîìó ðóêîâîäñòâó è äåìîíñòðèðîâàëè, ÷òî åùå èçó÷àþò ýòîò âîïðîñ.
Возвратившись 23 ноября в Хельсинки, Талвела в тот же день обстоятельно доложил о результатах своей поездки президенту, главнокомандующему, министрам обороны и иностранных дел, а также начальнику генштаба. Судя по тому, какой круг лиц заслушивал его, можно предположить, сколь значима была его информация в военно-политическом отношении.
Действительно, для Хельсинки многое еще оставалось невыясненным. Неконкретность достигнутых результатов во время ноябрьской поездки Талвела требовала новых разъяснений. Такие разъяснения могли быть получены уже в конце ноября, поскольку вслед за П. Талвела в столицу Финляндии сразу же вновь прибыл Ё. Велтьенс. Как отмечает по этому поводу М. Теря, он приехал потому, что «правительство Германии... считало все же необходимым в какой-то степени проявить теплоту»[734].