За две недели до их проведения, 6 декабря, Паасикиви был приглашен к Молотову. В ходе беседы нарком заявил: «Мы не хотим вмешиваться в ваши дела и мы не делаем никакого намека по поводу кандидатуры нового президента Финляндии, но внимательно следим за подготовкой этих выборов. Желает ли Финляндия мира с Советским Союзом, будет понятно по тому, кого изберут президентом». Далее Молотов твердо заявил, что в СССР категорически возражают против таких кандидатур, как В. Таннер, К. Г. Маннергейм или П. Э. Свинхувуд. При этом все замечания финляндского посланника о том, что «президентские выборы являются полностью нашим внутренним делом»[786], íèêàê íå ïîâëèÿëè íà âûñêàçàííîå Ìîëîòîâûì îòíîøåíèå ê íèì. Òàêèì îáðàçîì, ñîâåòñêîå ðóêîâîäñòâî ñîâåðøåííî îïðåäåëåííî âûðàçèëî ñâîþ ïîçèöèþ.
Более того, как отмечается в мемуарах Паасикиви, на одной из последующих бесед в неофициальном порядке в момент, когда уже финский посланник покидал кабинет, Молотов в заключение неожиданно сказал: «Мы рады здесь Вас видеть, но с удовольствием приветствовали бы Вас также и в качестве финляндского президента»[787].
В результате очевидно, что в Москве в какой-то степени определили свою позицию и сочли, что наиболее приемлемым для СССР финляндским президентом мог стать тогдашний посланник в Советском Союзе, который был известен как умеренный, весьма осторожный и одновременно достаточно авторитетный политик. Паасикиви записал в своих мемуарах слова Молотова, сказанные еще летом 1940 г.: «Вы единственный, кто хочет хороших отношений между Советским Союзом и Финляндией», но, как видно, «не сможете достигнуть цели...» Известны также и общие представления о Паасикиви, сложившиеся у Молотова. «По-русски говорил кое-как, — отмечал он впоследствии, — но понять можно. У него дома была хорошая библиотека, он читал Ленина. Понимал, что без договоренности с Россией у них ничего не получится»[788].
Пожелание, чтобы Паасикиви стал президентом Финляндии в 1940 г. свидетельствовало о том, что в Москве еще продолжали надеяться на возможность повлиять на внешнеполитическую линию Финляндии. Так, собственно, заявление Молотова расценил и сам Паасикиви. По этому поводу он заметил, что «отношение Москвы ко мне, как кандидату в президенты, можно было рассматривать признаком того, что у них тогда не было плохих намерений и что они относились к Финляндии с деловых позиций»[789].
Тем не менее в Хельсинки сочли, что наиболее удобным в качестве президента Финляндии был Р. Рюти. Дело в том, что его кандидатуру тогда в Германии считали весьма подходящей. Еще 14 сентября 1940 г. В. Блюхер в своем донесении в Берлин отмечал, что премьер-министр Финляндии является одним из наиболее вероятных кандидатов на пост президента страны. Ну, а затем, уже в декабре, в Берлине эту кандидатуру активно поддержали, поскольку Р. Рюти стал тогда проявлять «большое понимание германских интересов»[790]. Òàêèì îáðàçîì, íàêàíóíå âûáîðîâ â íåìåöêîì ÌÈÄå ÷åòêî îïðåäåëèëè ñâîþ ïîçèöèþ îòíîñèòåëüíî êàíäèäàòóðû íà ïîñò ïðåçèäåíòà Ôèíëÿíäèè è ÿâíî äàâàëè ïîíÿòü, ÷òî Ð. Ðþòè — íàèáîëåå ïðèåìëåìûé â äàííîì ñëó÷àå äëÿ ðåéõà ÷åëîâåê.
В условиях, когда по предложению правительства, избрание президента страны должно было быть осуществлено путем голосования выборщиков 1937 г., вопрос фактически был уже заранее предрешен. Рюти стал очередным президентом страны сразу же после первого тура голосования и, как было отмечено, «результаты выборов показали редкое единство»[791]. Òàêèì îáðàçîì, ÷åëîâåê, êîòîðîãî ïîääåðæàëà Ãåðìàíèÿ, ñòàë íîâûì ôèíñêèì ïðåçèäåíòîì.  Ñîâåòñêîì Ñîþçå æå ïî ýòîìó ïîâîäó Ìîëîòîâ âûðàçèëñÿ òàê: «Âû ìîæåòå èçáèðàòü, êîãî õîòèòå, íî ó íàñ ïðàâî äåëàòü ñâîè çàêëþ÷åíèÿ »[792].
В итоге избрание президентом Р. Рюти усилило прогерманскую позицию Финляндии. Когда же в январе 1941 г. формировалось новое правительство, то на пост премьер-министра в качестве компромиссного политического деятеля предлагалась кандидатура Ю. К. Паасикиви[793]. Îäíàêî Ð. Ðþòè íàñòîÿë íà òîì, ÷òîáû ýòîò ïîñò çàíÿë ïðåäñòàâèòåëü ôèíàíñîâûõ êðóãîâ Þ. Ðàíãåëü, èìåâøèé òåñíûå ëè÷íûå ñâÿçè ñ íîâûì ïðåçèäåíòîì è íåïëîõèå êîíòàêòû ñ ãåðìàíñêèì ðóêîâîäñòâîì, ñëîæèâøèåñÿ íà áàçå ýêîíîìè÷åñêîãî ñîòðóäíè÷åñòâà ñ íåìåöêèìè ïðåäñòàâèòåëÿìè ïî èñïîëüçîâàíèþ ïåòñàìñêîãî íèêåëÿ.
В результате позиции лиц, придерживавшихся прогерманского направления, в руководящих кругах Финляндии явно усилились. Это еще больше сближало правительство с военными кругами, где велось уже активное сотрудничество с генштабом вермахта. Так, министр иностранных дел Р. Виттинг получил письменное донесение П. Талвела о его переговорах в Берлине. Другими ведущими государственными деятелями, которые уже ознакомились с результатами поездки Талвела в Германию, были новый президент Р. Рюти и премьер-министр Рангель. Это означало, что немецко-финские военные переговоры вышли на качественно новый уровень — государственного согласования отрабатывавшихся оперативных планов с германским командованием.
В начале января 1941 г. посланник в Берлине Кивимяки, а также X. Р. Васашерна, финский дипломат, работающий в Стокгольме, и П. Ю. Хюннинен, являвшийся помощником Ю. К. Паасикиви в Москве, получили информацию о результатах переговоров Талвела в Берлине[794]. Ýòî îçíà÷àëî, ÷òî ðÿä âàæíûõ äëÿ Ôèíëÿíäèè äèïëîìàòè÷åñêèõ ïðåäñòàâèòåëüñòâ óæå èìåëè îïðåäåëåííûå ñâåäåíèÿ î ðåçóëüòàòàõ íà÷àâøèõñÿ âîåííûõ ïåðåãîâîðîâ ñ Ãåðìàíèåé. Äàííàÿ èíôîðìàöèÿ ÿâëÿëàñü âåñüìà âàæíîé, ïîñêîëüêó îíà óæå ÷åòêî îðèåíòèðîâàëà ýòè ïðåäñòàâèòåëüñòâà îòíîñèòåëüíî íàïðàâëåííîñòè è ïåðñïåêòèâ ãåðìàíî-ôèíëÿíäñêîãî âîåííîãî ñîòðóäíè÷åñòâà.
Следует думать, что именно финское представительство в Москве обладало информацией о ясно обозначавшемся ходе военного взаимодействия с Германией. Более того, сведения, которые передали П. Ю. Хюннинену, не могли не быть известны и Паасикиви, поскольку между ними установились весьма доверительные отношения. Они часто обсуждали «все важнейшие дела и политическое положение», и здесь «не было разногласий»[795]. Òàêèì îáðàçîì, ôèíñêèé ïîñëàííèê â Ìîñêâå íà äàííîì ýòàïå òàêæå ìîã èìåòü îïðåäåëåííûå ïðåäñòàâëåíèÿ î ðàçâèòèè ãåðìàíî-ôèíëÿíäñêîãî ñîòðóäíè÷åñòâà. Îáðàùàÿ âíèìàíèå íà ýòî, â òî æå âðåìÿ ñëåäóåò ó÷èòûâàòü, ÷òî Ï. Þ. Õþííèíåíó áûëî çàïðåùåíî èìåòü ïðè ñåáå êàêèå ëèáî ïèñüìåííûå äîêóìåíòû, ñîäåðæàùèå ïåðåäàâàåìóþ åìó èíôîðìàöèþ äëÿ Ïààñèêèâè. Ïîñëàííèê æå ïðèøåë ê óáåæäåíèþ, ÷òî â ñëó÷àå íà÷àëà âîéíû ìåæäó Ãåðìàíèåé è ÑÑÑÐ, «åñëè íåìöû ïîòðåáóþò àêòèâíîãî ó÷àñòèÿ ôèííîâ, òî Ôèíëÿíäèÿ áåç êîëåáàíèÿ ñòàíåò íà åå ñòîðîíó». Áîëåå òîãî, òîãäà æå îí ñäåëàë âûâîä, ÷òî «â ðóêîâîäÿùèõ ôèíñêèõ êðóãàõ öàðèëî âåñüìà ëåãêîå íàñòðîåíèå» ïî ñðàâíåíèþ ñ îñåíüþ 1940 ã.[796]
В таких условиях у СССР осталась лишь одна возможность — стремиться продолжать контролировать ситуацию, складывающуюся на севере Финляндии. В самом конце 1940 г. и начале 1941 г. на дипломатическом уровне прошла целая серия советско-финляндских консультаций и встреч относительно особых экономических интересов Советского Союза в северной Финляндии и вопроса об «организации смешанного советско-финляндского общества по эксплуатации никелевых месторождений в Петсамо»[797].
Естественно, что эти переговоры имели не только экономическую направленность, а явно затрагивали интересы и германо-финляндского сотрудничества, активно развивавшегося в Лапландии. 10 февраля 1941 г. немецкий посланник в Москве так прямо и заявил Молотову, что Берлин еще раз просит СССР «принять во внимание германские интересы в Петсамо»[798]. Èíûìè ñëîâàìè, ñîâåòñêîå ðóêîâîäñòâî, î÷åâèäíî, ïðåäïðèíèìàëî ïîïûòêè óñëîæíèòü ñîòðóäíè÷åñòâî Ôèíëÿíäèè ñ ðåéõîì.
Кроме того, в Москве изъявили желание создать в губернском центре Лапландии, городе Рованиеми свое вице-консульство[799]. Î÷åâèäíî, ÷òî îðãàíèçàöèÿ ýòîãî äèïëîìàòè÷åñêîãî ïðåäñòàâèòåëüñòâà ÑÑÑÐ íà ñåâåðå Ôèíëÿíäèè äîëæíà áûëà òàêæå îñëîæíèòü ñêðûòîå ãåðìàíî-ôèíëÿíäñêîå âîåííîå ñîòðóäíè÷åñòâî â Çàïîëÿðüå.
Ситуация в советско-финляндских отношениях начала быстро обостряться, и в результате между двумя странами в январе 1941 г. возник достаточно острый политический кризис. Финляндское руководство уже просто не могло принимать советские предложения и переговоры о «петсамской» проблеме начали замораживаться[800]. 18 ÿíâàðÿ 1941 ã. ïîëïðåä È. Ñ. Çîòîâ íåîæèäàííî ïîêèíóë Õåëüñèíêè è âûåõàë â Ñîâåòñêèé Ñîþç. Òàêèì îáðàçîì Ìîñêâà ôàêòè÷åñêè ïðîäåìîíñòðèðîâàëà, ÷òî â ÑÑÑÐ äåéñòâèòåëüíî íå íðàâèòñÿ õîä ðàçâèòèÿ îòíîøåíèé ñ Ôèíëÿíäèåé.
К тому же в Наркомате иностранных дел с Паасикиви неоднократно[801] îáñóæäàëñÿ âîïðîñ î òîì, ÷òî ïîëèöåéñêèå âëàñòè â Ôèíëÿíäèè ñîçäàëè äëÿ ðàáîòíèêîâ ñîâåòñêîãî ïîëïðåäñòâà, «ïîä âèäîì îõðàíû» åãî, «ñîâåðøåííî íåäîïóñòèìûé ðåæèì èçîëÿöèè íàøèõ ðàáîòíèêîâ îò âíåøíåãî ìèðà è îò îáùåñòâåííîñòè». Êàñàÿñü ýòîãî, çàìåñòèòåëü íàðêîìà À. ß. Âûøèíñêèé ïîÿñíèë: «Ôèíñêàÿ ïîëèöèÿ òåððîðèçèðóåò ïîñåòèòåëåé ñîâåòñêîãî ïîëïðåäñòâà, ïîäâåðãàÿ èõ âñÿêîãî ðîäà ïîëèöåéñêèì íåïðèÿòíîñòÿì. Ïîëïðåä Çîòîâ çàÿâëÿë îá ýòîì ðàíåå Âèòòèíãó, íî ïîëîæåíèå ê ëó÷øåìó íå èçìåíèëîñü»[802].  Ìîñêâå ñòðåìèëèñü ïîä÷åðêíóòü òî, ÷òî â ÑÑÑÐ âåñüìà ïðèñòàëüíî ñëåäÿò çà ñîáûòèÿìè, êîòîðûå ïðîèñõîäèëè â Ôèíëÿíäèè.
Более того, в это время Паасикиви просили проинформировать о ходе выполнения Финляндией Московского мирного договора, в частности, относительно строительства железной дороги, которая должна была проходить по северной Финляндии и соединить территорию Советского Союза с Ботническим заливом[803]. Ýòà æåëåçíàÿ äîðîãà èìåëà âîåííî-ñòðàòåãè÷åñêîå çíà÷åíèå, ïîñêîëüêó â ñëó÷àå âîçíèêíîâåíèÿ òàì áîåâûõ äåéñòâèé ïîçâîëÿëà áûñòðî ïåðåáðîñèòü ñîâåòñêèå âîéñêà íà çàïàä è îòðåçàòü ñåâåðíóþ ÷àñòü Ôèíëÿíäèè îò îñíîâíîé òåððèòîðèè ñòðàíû. Ýòî áûëî î÷åâèäíî, è Ïààñèêèâè â ñâîèõ ìåìóàðàõ óòâåðæäàë, ÷òî â Ôèíëÿíäèè âîîáùå ñóùåñòâîâàëî «âñåîáùåå ìíåíèå», ÷òî òàêàÿ äîðîãà, íåñîìíåííî, «èìåëà öåëü ïîäãîòîâêè íîâîãî íàñòóïëåíèÿ ïðîòèâ Ôèíëÿíäèè»[804].
Давая руководству Финляндии почувствовать, что Советский Союз не собирается безразлично взирать на расширяющиеся германо-финские контакты на этой территории, Москва стала явно демонстрировать свой возросший интерес к финской Лапландии. Обострение же в целом отношений между СССР и Финляндией привело к тому, что вечером 23 января 1941 г. К. Г. Маннергейм поставил вопрос о проведении в стране мобилизации[805].
Вот как описывает эти события в своем дневнике Р. Рюти: «23 января 1941 г. очень поздно вечером главнокомандующий попросил встречи со мной и премьер-министром по важному делу. Мы прибыли к нему домой, где уже находились генералы Вальден и Хейнрикс»[806]. Òàêèì îáðàçîì, Ìàííåðãåéì ñîáðàë âñå âûñøåå âîåííîå è ïîëèòè÷åñêîå ðóêîâîäñòâî ñòðàíû. Âîïðîñ, êîòîðûé îáñóæäàëè íà êâàðòèðå ìàðøàëà, êàñàëñÿ èñêëþ÷èòåëüíî «ñîâåòñêîé âîåííîé óãðîçû» äëÿ Ôèíëÿíäèè è áûë âûçâàí ÿêîáû êîíöåíòðàöèåé âîéñê Ëåíèíãðàäñêîãî âîåííîãî îêðóãà íà ôèíñêîé ãðàíèöå[807]. Ìàííåðãåéì ïðèçâàë ê îòâåòíûì äåéñòâèÿì è ïðåäëîæèë, «óæå ñåé÷àñ ïðîâåñòè ìîáèëèçàöèþ ÷èñëåííîñòüþ äî äâóõ äèâèçèé». Îäíàêî ýòî ïðåäëîæåíèå íå ïîëó÷èëî ïîääåðæêè. Ïðåçèäåíò íå áûë óâåðåí â òîì, «÷òî íàáëþäàâøèåñÿ ïåðåìåùåíèÿ îçíà÷àëè ïîäãîòîâêó ê íàïàäåíèþ». Ôàêò æå îñóùåñòâëåíèÿ âîåííûõ ìåðîïðèÿòèé â ôèíñêèé àðìèè, ïî ñëîâàì Ðþòè, ìîã ëèøü âûçâàòü îáåñïîêîåííîñòü â ñòðàíå è «ðàçäðàæåíèå ó ðóññêèõ»[808]. Òåì íå ìåíåå ñàìî òðåáîâàíèå î ïðîâåäåíèè ìîáèëèçàöèè áûëî âåñüìà ïîêàçàòåëüíî. Èíûìè ñëîâàìè, ðåøèòåëüíûå äåéñòâèÿ ñîâåòñêîãî ðóêîâîäñòâà ñðàçó æå âûçâàëè âåñüìà æåñòêóþ îòâåòíóþ ðåàêöèþ ôèíñêîé ñòîðîíû.