Визит Велтьенса продолжался четыре дня — с 23 по 26 ноября. Он встречался с Вальденом, Виттингом, Маннергеймом и другими представителями финского руководства, причем круг вопросов, который в ходе этого визита обсуждался, был достаточно широк: от увеличения поставок Финляндии вооружения до политической информации, которую германский представитель пытался донести до высокопоставленных лиц, так как «финнов не следовало слишком огорчать»[735].
Более того, Велтьенс постарался сообщить об итогах визита Молотова в Берлин и показать, что Гитлер на переговорах «активно защищал» Финляндию от попыток Молотова добиться согласия фюрера «на захват Финляндии». К тому же Маннергейму он передал особое послание Геринга, а от себя советовал в отношениях с СССР быть решительными, но не «дерзить»[736]. Èíûìè ñëîâàìè, Âåëòüåíñ ñòðåìèëñÿ ïðîäîëæèòü òîò ïðîöåññ ïåðåãîâîðîâ, êîòîðûé âåë Òàëâåëà â Áåðëèíå, è â òî æå âðåìÿ îïÿòü íàïîìíèòü ôèííàì î «ñîâåòñêîé âîåííîé óãðîçå».  ýòîé ñâÿçè ïðîôåññîð Ì. ¨êèïèè âîñêëèöàåò: «Òðóäíî îñóäèòü ðóêîâîäèòåëåé íàøåé ñòðàíû çà èõ ñâÿçè ñ Ãåðìàíèåé... åñëè ïðåäñòàâèòü, ÷òî îíè â ïîëíîé ìåðå áûëè èíôîðìèðîâàíû î ïëàíàõ ëèêâèäàöèè èõ ñòðàíû, âûñêàçàííûõ íà ñòîëü âûñîêîì ãîñóäàðñòâåííîì óðîâíå »[737].
Таким образом, рейх стремился использовать визит Молотова в Берлин, чтобы дипломатическим путем еще больше привязать финское руководство к немецкой политике, направленной на подготовку войны против СССР. И эти действия находили понимание и полную поддержку у правительственных кругов Финляндии. Маннергейм снова начал выяснять вопрос о возможности следующего визита Талвела в Берлин, причем речь уже велась о непосредственной встрече с начальником генштаба сухопутных войск Германии Гальдером[738].
В это время в Берлине приступали к завершающей стадии выработки плана нападения на СССР, и, конечно, одним из главных участников этого процесса как раз и был начальник генштаба сухопутных войск. Естественно, что в тот момент он не располагал достаточным временем, однако новое посещение представителя финского военного командования было теперь уже необходимо руководству вермахта. 5 декабря 1940 г. на совещании германских генералов фюрер совершенно определенно заявил, что в операции против СССР «будет участвовать Финляндия». Как зафиксировал тогда в этой связи Гальдер, «финны... выступят вместе с нами, так как их будущее связанно с победой Германии»[739]. Â ðåçóëüòàòå èìåííî â äåêàáðå 1941 ã. íàñòàë òîò äåíü, êîãäà â Ãåðìàíèè ìîãëè íàêîíåö çàñëóøàòü Ï. Òàëâåëà.
События стали разворачиваться невероятно стремительно. Не прошло и десяти дней после окончания визита Велтьенса в Хельсинки, как Талвела вновь прибыл в столицу Германии. Эта поездка, подобно предыдущей, носила крайне законспирированный характер. Как по этому поводу отмечается в финской исторической литературе, «читая воспоминания Талвела, поражаешься, сколь смехотворными зачастую выглядят уверения в том, что он в декабре 1940 г. случайно оказался в Берлине»[740]. Íî èìåííî òîëüêî òîãäà åìó, íàêîíåö, óäàëîñü âñòðåòèòüñÿ ñ âûñîêîïîñòàâëåííûìè ïðåäñòàâèòåëÿìè âåðìàõòà è ïðåæäå âñåãî ñ ãåíåðàë-ïîëêîâíèêîì Ô. Ãàëüäåðîì.
Оценивая произошедшие встречи, профессор Охто Маннинен отметил, что «у генералов были достаточно широкие полномочия обсуждать важнейшие вопросы»[741].  ñâîþ î÷åðåäü ôèíñêèé âîåííûé èñòîðèê Õåëüãå Ñåïïÿëÿ, ïîëüçîâàâøèéñÿ íåîïóáëèêîâàííîé ðóêîïèñüþ âîñïîìèíàíèé Òàëâåëà î 1940-1941 ãã., îáðàòèë âíèìàíèå íà ñëåäóþùåå: «Èç ìåìóàðîâ âèäíî, ÷òî Òàëâåëà âñòðå÷àëñÿ ñ ðÿäîì ëèö â ðåñòîðàíàõ. Óäèâèòåëüíî, ÷òî ìíîãèå âñòðå÷è îñòàëèñü çà ïðåäåëàìè âîñïîìèíàíèé, ðàâíî êàê è òåìû ðàçãîâîðîâ»[742]. Ïî÷åìó? Âåäü õàðàêòåðíî, êàêîé ïðåæäå êðóã âîïðîñîâ îáñóæäàëñÿ ñ åãî ó÷àñòèåì â çàêðûòûõ êàáèíåòàõ ðåñòîðàíîâ Õåëüñèíêè. Î÷åâèäíî, ñïîñîá îáñóæäåíèÿ âàæíûõ, îñòðûõ âîïðîñîâ è çäåñü îêàçàëñÿ ïîäîáíûì.
В финском военном архиве в данной связи удалось обнаружить лишь лаконичные телеграммы финляндского военного атташе из Берлина. 9 и 17 декабря в них был один и тот же текст: «Ставка. Маршалу. Хельсинки. Генерал Талвела действует»[743], íî íå áîëåå òîãî. Âìåñòå ñ òåì ïîñëàíåö ìàðøàëà íå ñ÷åë âîçìîæíûì ïðèîòêðûòü â ñâîèõ ìåìóàðàõ ñóòü ïðîèñõîäèâøåãî íà âñòðå÷àõ è ïåðåãîâîðàõ ñ ïðåäñòàâèòåëÿìè ãåðìàíñêîãî êîìàíäîâàíèÿ. Ïåðåãîâîðû, êñòàòè, ïðîõîäèëè óæå ñîâìåñòíî ñ ïðèáûâøèì òîãäà â Áåðëèí áûâøèì êîìàíäóþùèì ôèíñêèìè âîéñêàìè íà Êàðåëüñêîì ïåðåøåéêå â «çèìíþþ âîéíó» ãåíåðàëîì Õóãî Ýñòåðìàíîì. «Ïåðåãîâîðû Òàëâåëà è Ýñòåðìàíà, — çàìåòèë X. Ñåïïÿëÿ, — íàâåðíÿêà ìîãëè áû çàèíòåðåñîâàòü íàñ, êàê è îñòàâøèåñÿ íåèçâåñòíûìè áåñåäû â ðåñòîðàíå, íî, óâû!»[744]
При всем том, надо полагать, самыми важными были встречи Талвела с Гальдером. В памятной записке, которую составил финский генерал по случаю произошедших переговоров имеется весьма лаконичная запись: «Обсудили дело, о котором ген.-полк. Г. (генерал-полковник Гальдер. — В. Б.) не захотел делать письменных заметок и о котором разрешил сообщить только финскому генштабу»[745]. Íà òîì ýòàïå òîãäà â ðóêîâîäñòâå âåðìàõòà âïåðâûå ðàññìàòðèâàëèñü óæå ÷èñòî îïåðàòèâíûå âîïðîñû, ñâÿçàííûå ñ ïðîáëåìîé áîåãîòîâíîñòè ôèíñêîé àðìèè è ïëàíàìè ïðîâåäåíèÿ Ôèíëÿíäèåé ìîáèëèçàöèè, à òàêæå âðåìåíåì, íåîáõîäèìûì äëÿ ñêðûòîé ïîäãîòîâêè ê íàñòóïëåíèþ åå âîéñê â þãî-âîñòî÷íîì íàïðàâëåíèè[746]. Ïðè÷åì, êàê ñïðàâåäëèâî çàìåòèë íåìåöêèé èñòîðèê Ì. Ìåíãåð, âñå ýòè ïðîáëåìû êàê ðàç «ìîãëè èìåòü çíà÷åíèå òîëüêî ïðè íåîæèäàííîì íàïàäåíèè» íà ÑÑÑÐ[747].
В ходе той встречи Гальдера особо интересовали районы финского Заполярья, где должны были размещаться немецкие войска. В этой связи Талвела в своих мемуарах писал: «Взяв карту Финляндии, Гальдер отметил, что мы правильно делаем, заботясь об этом направлении... Он поинтересовался, как мы сами оцениваем нынешнюю границу, проходящую по Карельскому перешейку»[748]. Òàêèì îáðàçîì, ãåðìàíñêîå ðóêîâîäñòâî óæå îáñòîÿòåëüíî èçó÷àëî âîïðîñû, ñâÿçàííûå ñ îñóùåñòâëåíèåì íàïàäåíèÿ íà ÑÑÑÐ ñ òåððèòîðèè Ôèíëÿíäèè. È, ñóäÿ ïî âñåìó, ïîçèöèÿ ôèíñêîãî ïîëèòè÷åñêîãî è âîåííîãî ðóêîâîäñòâà, èçëîæåííàÿ Òàëâåëà â ãåðìàíñêîì ãåíøòàáå, áûëà ó÷òåíà ïðè îêîí÷àòåëüíîì îïðåäåëåíèè ìåñòà Ôèíëÿíäèè â õîäå ðàçðàáîòêè îïåðàòèâíîãî ïëàíà ïîõîäà íà Âîñòîê.
Через день после этой беседы, 18 декабря, Гитлер подписал уже известную директиву № 21, содержавшую общий замысел и исходные указания об агрессии против СССР (ей было дано условное наименование — план «Барбаросса»). «На флангах нашей операции, — говорилось в этом плане, — мы можем рассчитывать на активное участие Румынии и Финляндии в войне против Советской России... Основным силам финской армии будет поставлена задача, в соответствии с успехами немецкого северного фланга, сковать как можно больше русских сил путем нападения западнее или по обе стороны Ладожского озера, а также овладеть Ханко»[749].
С завершением визита Талвела у финляндского руководства уже не возникало особых сомнений относительно перспектив будущей германской политики. Как отметил О. Маннинен, предположение о возможности войны Германии против «России, не могло получить иного истолкования у Талвела, поскольку немцы хотели иметь сведения для своих военных планов»[750].
Следовательно, можно предполагать, что после поездки Талвела в Германию в ноябре в финской ставке и в генштабе только еще пытались согласовывать намечавшиеся составителями плана «Барбаросса» перспективы участия Финляндии в войне, а уже в декабре, перед подписанием Гитлером директивы № 21, о согласии финского руководства, с определенными уточнениями, было доложено в Берлин. Иными словами, по мнению профессора Мауно Ёкипии, между Финляндией и Германией была все-таки достигнута принципиальная договоренность. Эту точку зрения он высказал в мае 1977 г. на семинаре в Хельсинки, проводившемся совместно с немецкими историками из Грейфсвальдского университета. Затем свою позицию М. Ёкипии подтвердил в обстоятельном исследовании «Рождение войны-продолжения». В обосновании сделанного им вывода в качестве источника он приводил телеграмму фельдмаршала В. Кейтеля от 15 июня 1941 г., адресованную находившемуся в Финляндии начальнику штаба немецкой армии «Норвегия» полковнику Эриху Бушенхагену, которого уполномачивали сообщить, «что выдвинутые Финляндией требования и условия предстоящих мероприятий следует рассматривать как выполненные»[751].
Более того, в ходе своей последней поездки в Германию Талвела получил возможность дважды встретиться с Герингом. Это произошло 18 и 19 декабря. Наиболее примечательной при этом была первая предоставленная ему аудиенция. Тогда во время часовой беседы Талвела зачитал заранее подготовленный текст, одобренный до этого К. Г. Маннергеймом. В нем значительное место отводилось необходимости военного сотрудничества Финляндии с Германией и ряду конкретных оперативных вопросов. «...У Германии в конфликте с Россией, — сказал он, — едва ли есть более естественный союзник, чем Финляндия... Стратегическое положение Финляндии является также таким, что в ходе крупной войны с севера можно нанести серьезный удар по жизненным коммуникациям Северной России. В этой связи следует помнить, что уже в последней войне с Россией Финляндия сковала 45 русских дивизий...»[752]
В ответ на это Геринг заверил в твердой позиции рейха осуществлять военное взаимодействие с Финляндией. После того, как «Финляндия оказалась в сфере интересов Германии», — заявил он, — «Вы можете, генерал, сказать маршалу, что Финляндии больше нечего бояться». В заключение Геринг особо подчеркнул, что Финляндии «надо идти вместе с Германией последовательно и неколебимо» и когда «она одержит победу, то также победит и Финляндия»[753].
На следующий день Геринг счел необходимым вновь встретиться с Талвела. Эта беседа была важной в том отношении, что в ходе ее рейхсминистр упомянул, что сам Гитлер получил информацию об этих неофициальных переговорах[754]. Òåì ñàìûì îí óâåäîìèë ôèíëÿíäñêîå ðóêîâîäñòâî, ÷òî èõ «âîïðîñîì» óæå çàíèìàëèñü â ðåéõå íà ñàìîì âåðõó.
Позднее, возвратившись в Финляндию, Талвела сделал в своем дневнике довольно красноречивую запись: «Надеюсь, что в наступающем году мы вместе с Германией разобьем рюсся (презрительная кличка русских. — В. Б.) и тогда осуществится моя давняя мечта о Карелии»[755]. Äåéñòâèòåëüíî, â 1920-å ãîäû îí íåîäíîêðàòíî âûñêàçûâàë âîæäåëåííóþ ìå÷òó î ïðèñîåäèíåíèè ê Ôèíëÿíäèè Ñîâåòñêîé Êàðåëèè. Ñëåäîâàòåëüíî, åãî çàìûñëû áûëè äàëåêî íå òîëüêî îá îäíîì ðåâàíøå.
Рассматривая события и факты, связанные с выполнявшейся миссией в Германии доверенным лицом Маннергейма, уместно поставить вопрос: имелись ли у Финляндии первоначальные сведения относительно плана «Барбаросса»? На это пока трудно ответить. Известно, что Гитлер проявил большую осторожность при сохранении в глубокой тайне директивы № 21. Из девяти изготовленных ее экземпляров три были вручены главнокомандующим видами вооруженных сил, а шесть закрыли в сейфе верховного главнокомандования[756].
Вместе с тем вряд ли для финляндского руководства оставалось секретом, что в возможном плане германского нападения на СССР уже должна была фигурировать Финляндия. Как по этому поводу отметил О. Маннинен, тогда «фактически Финляндия обладала достоверными данными о том, что в ОКВ (Высшем военном командовании. — В. Б.) составлялся план нападения на Советский Союз»[757]. Ïîñëàííèê â Áåðëèíå Êèâèìÿêè ïðè ñâîèõ âñòðå÷àõ ñ íåìåöêèìè äèïëîìàòàìè ýòîãî âîâñå íå ñêðûâàë. Òàê, 31 äåêàáðÿ 1940 ã. îí ïðÿìî ñêàçàë ñòàòñ-ñåêðåòàðþ Ý. Âàéöçåêêåðó, ÷òî «íà åãî ðîäèíå ëþäè òåïåðü óñïîêîèëèñü, òàê êàê îíè çíàþò, ÷òî â ñëåäóþùåì êîíôëèêòå ñ Ðîññèåé îíè íå áóäóò îäíè»[758].
Наивно бы было сомневаться в том, что финское руководство, согласовав через Талвела вопрос об участии Финляндии в агрессии против СССР, не представляло себе, как могли развиваться дальнейшие события. По этому поводу, безусловно, имел даже сведения и финляндский посланник в Берлине Тойво Кивимяки. В январе 1941 г. он сообщил в Хельсинки: «Что касается перспектив войны с Россией, то, по-видимому, имеется уже замысел операции, которая, весьма возможно, будет осуществляться в этом году...»[759] Î÷åâèäíî, ÷òî îïðåäåëåííóþ îðèåíòàöèþ â îòíîøåíèè ñðîêà íà÷àëà âîéíû ïðîòèâ Ñîâåòñêîãî Ñîþçà ïîëó÷àëà è ôèíñêàÿ ñòîðîíà. Íå ñëó÷àéíî Òàëâåëà íàçûâàåò 1941 ã. â êà÷åñòâå âðåìåíè âåðîÿòíîãî «ðàçãðîìà ðþññÿ».
Докладывал же он финскому руководству о результатах своей поездки в Берлин 20 декабря. Прежде всего его отчет заслушал К. Г. Маннергейм. По традиции вновь в ресторане (но теперь уже в «Сеурахуоне») П. Талвела с удовольствием рассказывал о своей поездке Маннергейму, Вальдену и Хейнриксу. Маршал был доволен своим эмиссаром. Теперь начатое им дело должен был вести дальше непосредственно начальник генерального штаба. 7 января в письме к Герингу Маннергейм «благодарил рейхсмаршала» за то, что тот пошел «навстречу надеждам, выраженным Финляндией»[760].